Читать книгу Адвокат дьяволов. Хроника смутного времени от известного российского адвоката - Сергей Беляк - Страница 5

Находясь в заключении с 2001 по 2003 год, Эдуард Лимонов написал семь книг так называемого «тюремного цикла». Практически в каждой из них он прямо или косвенно касался тюремной жизни, рассказывая о своем деле и тех людях, с кем ему довелось познакомиться за решеткой.

Восьмую книгу из этого цикла – «Торжество метафизики» – о пребывании в ИТК-13 («красной», образцово-показательной зоне общего режима) под городом Энгельсом Саратовской области (которая совсем недавно неожиданно «прославилась» на всю страну жестоким обращением с заключенными) Лимонов написал, уже выйдя на свободу.

Но семь предыдущих книг были написаны им именно в тюрьмах и изданы еще тогда, когда он находился в заключении.

В Следственном изоляторе ФСБ России «Лефортово» (именуемом Лимоновым «Лефортовским замком») он написал шесть из них – «Моя политическая биография», «Священные монстры», «Книга воды», «В плену у мертвецов», «Другая Россия» и «Контрольный выстрел».

Книга «По тюрьмам» была написана Лимоновым уже в Саратове – в знаменитом третьем корпусе («третьяке») Саратовской тюрьмы («Саратовского централа»), где содержатся наиболее опасные преступники и где сидел и умер видный советский ученый-генетик Николай Вавилов.

Впрочем, и в Лефортовском замке, и в Саратовском централе за последние двести лет пересидело и погибло очень много известных людей…

К счастью, Лимонов остался жив и даже увековечил в книгах эти места своего пребывания.

В Лефортово в 2001 году он получил разрешение от начальника тюрьмы заниматься литературной работой в соседней пустой камере, где бы ему никто не мешал. Зрение у Лимонова неважное, поэтому начальник (таких начальников уж нет! да и СИЗО «Лефортово» теперь не является изолятором ФСБ, а принадлежит Минюсту) распорядился поставить ему туда настольную лампу. Такую, с зеленым плафоном, какими пользовались, наверное, еще следователи НКВД. И Лимонов времени не терял, писал. Тем более что на этапе предварительного следствия он отказался давать показания и потому допросами и очными ставками его никто в Лефортово не донимал.

И как результат – шесть книг, множество статей для различных газет и журналов, включая открытые обращения к общественности и к Путину.

Я защищал Лимонова. И в тот период часто встречался с адвокатом Генрихом Падвой, который приезжал в Лефортово для свиданий со своим подзащитным Анатолием Быковым – депутатом и авторитетным предпринимателем из Красноярска, героем одной из предыдущих книг Лимонова. И вот однажды после очередной опубликованной в СМИ статьи Эдуарда или выхода в свет его новой «тюремной» книги Падва воскликнул:

– Сергей, зачем же вы так рискуете?! Ведь если вас здесь поймают с текстами Лимонова, то проблемы будут очень серьезные.

Умудренный опытом мэтр понимал, что сами по себе статьи и рукописи книг Лимонова в редакции и в издательства из тюрьмы попасть не могут. Тут почта работает только в одном направлении – в тюрьму. Да и то все письма и посылки тщательно проверяются. Тем более в Лефортово – в тюрьме ФСБ! И вряд ли следователи, понимал Падва, разрешили обвиняемому в терроризме лидеру НБП спокойно пересылать на волю свои творения.

– А что делать? – развел руками я. – Он пишет, просит опубликовать. Да и деньги ему нужны. В партии-то денег нет. Потому вся надежда на книги. А скажешь следователю – отберут «для проверки», и в итоге рукопись окажется где-нибудь в архиве ФСБ. Лет через пятьдесят какие-нибудь исследователи, может быть, их и получат. Или отрывки. А нужно, чтобы книгу читали сейчас! Вот и приходится рисковать. Кто ж ему еще поможет?..

Генрих Павлович знал Лимонова и сочувствовал ему. Он внимательно меня выслушал, понимающе покивал головой и, вздохнув, тихо произнес:

– И все же будьте осторожнее. Удивляюсь я вам!..

В последующие годы мы с Падвой встречались не раз, а недавно он признался мне, что не забыл о наших встречах в Лефортово в 2001-м и даже помнит, как я подарил ему тогда свой дебютный музыкальный альбом.

«Да, – с усмешкой подумал я, – такое и впрямь трудно забыть: коллега-адвокат, занимающийся сложными уголовными делами, вдруг дарит тебе музыкальный альбом с записями собственных рок-композиций да еще под названием “Эротические галлюцинации русского адвоката”!..»

– С тех пор, – улыбнулся Падва, – Лефортово у меня ассоциируется с тобой и твоими песнями. Ты все еще поешь?

– Разве что не танцую, – ответил я, вспомнив вдруг одну из «уток» Андрея Архипова, бывшего пресс-секретаря В. Жириновского, запущенную им в СМИ как раз после выхода того скандального альбома: «Узнав о выпуске адвокатом Беляком рок-альбома, адвокат Резник решил станцевать на сцене Большого театра». Почему Резник? Потому что незадолго до этого мы с Генри Марковичем несколько раз встречались в судах по разные стороны барьера; и если я слыл тогда этаким «адвокатом-экстремистом», представляя интересы Жириновского, разных монархистов, коммунистов, металлистов, панков и защищая Лимонова и нацболов, то Генри Резник был образец адвоката-демократа.

– Выступаешь? – удивился Падва.

– Боже упаси! – успокоил я старого мэтра. – Только сочиняю и записываюсь в студии…

Мои разъяснения, что не пристало адвокату публично выступать с пением песен, удовлетворили Падву.

А я и в самом деле считаю, что звание адвоката ко многому обязывает, и если петь со сцены в составе рок-группы можно любому журналисту или литератору, не зазорно делать это архитекторам, физикам, математикам, историкам, врачам, учителям и даже политикам (ну, для последних это вообще дополнительный пиар!), то адвокату сие, увы, не к лицу.

Уже даже простое сочинительство таких песен адвокатом и запись их в студии – на грани фола. Но там хотя бы тебя никто не видит! И позже люди не всегда соотносят тебя с тем человеком, музыку или голос которого они слышат, а может, по простоте душевной и вовсе воспринимают запись как нечто сакральное – дал, дескать, Господь человеку талант, диктует ему стихи и ноты!..

Но представьте себе какого-нибудь известного вам адвоката поющим на профессиональной сцене рок-н-роллы или блюзы. Или представьте, как он, читая рэп, раскачивается в такт музыке, размахивает, как негр, руками, трясет башкой и делает серьезную рожу на «умной» фразе. Представили?.. Вы пойдете потом к такому адвокату, обратитесь к нему за защитой? Может быть, кто-то и обратится по мелкому делу – ради прикола. Но большинство покрутят пальцем у виска и скажут: «Лабух». И правильно сделают.

Но вернемся к книгам Лимонова.

Все эти годы он не рассказывал, как ему удавалось передавать на волю из тюрем рукописи своих книг и статей. Его спрашивали, но он отделывался общими фразами.

Я знаю, Эдуард не хотел своим признанием подвести меня. Но теперь, полагаю, это лишнее. Дела, как говорится, давно минувших дней. Да и тех, кто работал тогда в Лефортовском замке охранниками и отвечал за порядок, уже там нет, а ФСИН Минюста не несет ответственность за то, что творилось в Лефортово при ФСБ.

И все-таки я не буду делиться подробностями того, каким образом мне удавалось обвести вокруг пальца чекистов в Лефортово или вертухаев в Саратовском централе и выносить из этих тюрем кипы бумаг с рукописями Лимонова. Я лучше поделюсь этим опытом с коллегами, а вдруг он им когда-нибудь да пригодится.

Скажу лишь, что как-то раз в Лефортово меня действительно чуть было не застукали. Но выручила записка одного из обвиняемых по тому же делу – Сергея Аксенова, которую я неосмотрительно принес показать Лимонову. После того как Эдуард прочел записку, я ее порвал (а рвать было не нужно, так как за ходом свиданий всех подследственных с адвокатами в Лефортово наблюдают охранники с помощью скрытых видеокамер) и обрывки сунул себе в карман.

После окончания свидания меня тут же взяли в «оцепление» бдительные чекисты, препроводили в отдельное помещение и предложили «добровольно выдать запрещенные к проносу и выносу из здания следственного изолятора предметы и вещи».

«В противном случае, – заявили они мне, – вы будете подвергнуты обыску».

Подумав пару секунд, я добровольно выдал им обрывки той самой пустяковой записки. Чекисты были просто счастливы! И от идеи обыска отказались.

А в портфеле у меня в тот момент находились рукописи сразу двух книг Лимонова и несколько его статей, предназначенных для «Лимонки» и других газет…

Впоследствии, когда Эдуард уже вышел на свободу, он подарил мне те самые рукописи его книг, которые я столь рискованно и неосмотрительно для себя (тут коллега Падва, безусловно, прав) выносил из тюрем и помогал издавать.

Недавно я их просматривал. И наткнулся на исправление, сделанное моей рукой в тексте «Священных монстров».

«Джон Леннон: жук» было написано Лимоновым, но потом, уже мною, слово «жук» зачеркнуто, рядом сделана надпись «жучило» и поставлена моя роспись. В таком виде рукопись и попала в издательство. И именно так в итоге и было опубликовано в книге: «Джон Леннон: жучило».

И мне вспомнилось, как осенью 2001 года, сидя с Лимоновым в комнате для свиданий в Лефортовской тюрьме (когда уже рукопись «Священных монстров» была у меня дома), мы заговорили с ним о рок-музыке и любимых мною The Beatles и Ленноне (о чем Эдуард знал). Я, как всегда, начал спорить с Лимоновым, защищая Джона как музыканта и artist'а. Но вынужден был согласиться с тем, что Леннон всю жизнь жил в достатке, никогда не принадлежал к рабочему классу, а следовательно, называть его «героем рабочего класса» (по одной из его песен) было не совсем правильно.

– Когда ему выгодно, он всегда прикидывался «пролетарием» или хипарем, а сам жил как типичный изнеженный буржуа, покупая шикарные особняки и апартаменты, – не скрывал своего раздражения Лимонов. – Вот поэтому я и написал про него «жук»!

– Но читатели поймут это как производное от The Beatles – «жуки-ударники» или как там… – возразил я. – А то, что ты имеешь в виду, это по-русски называется «жучило»…

– Да, – подумав, сказал Эдуард. – Исправь там, в рукописи, сам. Пусть будет «жучило».

Сейчас, вспомнив этот эпизод, я хочу тем самым лишь подчеркнуть, что Лимонов – не упертый, самовлюбленный нарцисс, каким его пытаются некоторые представить, а человек умный, знающий себе цену, непростой по характеру, но интересный и легкий в общении, трезвомыслящий и очень рациональный.

Что же касается собственно Леннона, то он неспроста оказался в списке «священных монстров» у Лимонова. Его личность, как я понимаю, всегда интересовала Эдуарда, вызывая чаще раздражение и, возможно, даже некоторую творческую зависть. По сути, они ведь – ровесники, оба обладали ярким поэтическим и литературным талантом, оба были новаторами в своем творчестве, наполненном самоиронией и сарказмом, оба интересовались политикой и тяготели к радикальным ее течениям и даже вполне могли бы встретиться в США во второй половине семидесятых в какой-нибудь общей компании леваков или рокеров.

Но помимо всего перечисленного и того, что оба они были сильно близоруки, Леннона с Лимоновым объединяло еще и стремление быть предельно откровенным в творчестве, выворачивая себя перед публикой наизнанку, чтобы, как писал Маяковский, оставались «одни сплошные губы». Что, кстати, объединяло их обоих и с этим великим поэтом, который тоже, естественно, оказался среди «священных монстров» в книге Лимонова.

Впрочем, Джона Леннона с Владимиром Маяковским связывало гораздо большее: они оба рано лишились отцов, оба росли и воспитывались в женском окружении, оба учились в художественных училищах и не закончили их, и у каждого из них всю жизнь было по одной «главной» музе – Лиля Брик и Йоко Оно. Эти неординарные женщины оказались не только более волевыми и предприимчивыми, чем их всемирно известные возлюбленные, но даже и более образованными. И манипулировали ими, как хотели, сыграв в итоге роковую роль в их жизни. И оба они, Маяковский и Леннон, в конце концов и погибли почти в одном возрасте – тридцати семи и сорока лет от роду, и оба – от пули. Но это отдельный разговор и тема, наверное, для целой книги или докторской диссертации.

Эдуард Лимонов же, как видим, намного пережил своих «монстров», воспитывался отцом и матерью, за долгую жизнь имел множество муз – жен и подруг, которых был много умнее и образованнее, и ни одна из них не смогла манипулировать им, как манипулировала Маяковским Лиля Брик или Ленноном его «мамочка» Йоко.