Читать книгу Тесей - Сергей Быльцов - Страница 38

Персей слушал брачную песнь Гименея и любовался чистой красотой Андромеды, дышавшей юною свежестью и мечтал поскорее остаться с ней наедине на брачном ложе сразу после того, как молодежь разбросает перед ее домом орехи. Толпой шумящей сени царские наполнились, и вдруг крик раздался, но не тот, которым обычно свадебный праздник гремит, но кровавого боя предвестник! Дикий крик этот, брачный пир, превративший сразу в смятенье, можно бы с морем сравнить, сначала спокойным, чьи воды, яростно вдруг налетев, вмиг взволнуют свирепые мощные ветры.

Брат Кефея чернобородый Финей, зачинатель сражения дерзкий, ясень упругий копья с медным концом неистово потрясая, громогласно вопил:

– Я вовремя здесь появился! За похищенье своей невесты законный отмститель! Ныне ни крылья, привязанные к ногам, ни Зевс, обратившийся в ливень из злата, тебя уже не спасут! Прямо сейчас, чужестранец несчастный, с тобой я расправлюсь за твою нечестивость!

И метнуть уж копье Финей замахнулся, но крикнул Кефей с гневным упреком:

– Что ты делаешь? Что за мысли безумные тебя толкают на преступление, брат? Благодарность такую ль заслугам стольким должно воздать? То брачный твой дар за спасение девы? Ведь не Персей у тебя ее отнял, – коль в истину вникнешь, – но приговор Нереид, суровый Аммон рогоносный, чудище бездны морской, что нежданно из волн приходило жрать любимую утробу мою. Не спаси этот герой вовремя деву, ей бы уже не жить. Для нее ты требуешь, жестокосердый, гибели вновь, чтобы скорбью моей самому веселиться? Не удовольствован ты, что ее при тебе оковали. Ты же, – и дядя ее и жених, – никак тогда не помог ей! А теперь прискорбно тебе, что спасенье ей пришло от другого, что невеста твоя ускользнула из рук? Коль ее столь ценной считаешь, сам бы деву забрал на скале, где ее мне против воли по решенью народа пришлось приковать! Ныне тому, кто забрал, чрез кого моя старость не сира, дай получить, что заслужено им справедливо и моим обещано словом. Он ведь, пойми, не тебе предпочтен, но погибели верной.

Сначала Финей промолчал, только скрипнув зубами, но потом, злобно вращая глазами, то на брата посмотрит, то Персея, не зная и сам, на того ли напасть, на другого ль. Наконец, копье, напряженное силой, приданной гневом ему, метнул он в Персея, но промахнулся. Сын Зевса ответным ударом грудь прободал бы врага, когда бы Финей не укрылся за алтарем и – позор! – был на пользу алтарь негодяю. Вместо Финея по воле богини случая Тюхе Персей копьем поражает кого-то другого.

Многие эфиопы были не довольны происходящим и больше всего тем, что невесту отдают чужестранцу, что древние нарушало обычаи. Гневом неукротимым загорелась толпа многолюдная, и все кидать начали в Персея копья. Иные нашлись, возглашавшие громко, что с зятем должен пасть и царствующий Кефей. Персей стоял рядом с Кефеем и бился как лев, кровью врагов, орошая, скамейки и столы пированья. Юный герой без устали и копья бросал, и тугую тетиву натягивал гнутого лука, и мечом серповидным рубил, и даже случайно попавшим в руки крепким поленом, что дымилось на алтаре, вражеских лиц дробил вдребезги кости.

Однако врагов, опьяненных всюду лившейся кровью, живых оставалось все время намного больше, чем мертвых. Много людей в зал для пиров с улицы с криком ворвались. Во что бы то ни стало с чужеземцем – героем покончить было стремленье у всех эфиопов. Ополчились ряды отовсюду единодушно, вражда на заслугу и честь ополчилась, забыв о том, что на свете есть справедливость! Богобоязненный тесть и теща с женой молодою тщетно стоят за Персея, наполняя лишь воплями сени, их оружия звук и поверженных стон заглушают.

Бог Амон веревку могучей вражды, всем ужасной, на стороне эфиопов простер, – прочную, крепкую, многим бойцам поломавшую руки и ноги. Вот неистовая Энио кровью обильной оскверненные заливает пенаты и вновь замешать поспешает сраженье. Тут окружают Персея сотни вооруженных мужей и впереди них с пеной на черной бороде брат Кефея Финей. Летят, словно хлопья снега в пургу, многочисленные копья и стрелы над пиршественными столами, но пока мимо Персея.

Тут герой понял, что, если он не истребит сразу всех, кто не справедливо на него ополчился, то тут же рано иль поздно обязательно будет убит, и не мать предаст его мертвое тело с плачем огню, а эфиопские собаки будут в поле зубами терзать его тело. Он прижался спиной к камню огромной колонны, обезопасив свой тыл и, уяснив, что пасть неизбежно должна перед множеством врагов его доблесть, мрачно промолвил:

– Что ж, раз сама жутколикая богиня Ананка меня к тому принуждает, помощи я буду искать у врага! Отверните же в сторону лица скорее, те меж вас, кто смерти мне не желает!

И быстро вытащив из сумки ужасную голову Медусы – Горгоны, он ее приподнял, чтоб видели издали многие, и тот, кто увидел ее ужасающий взор, тут же застыл изваяньем неподвижным из камня. Однако другие из-за их каменных спин истошно орали:

– От малодушия вы, а совсем не от мощи Горгоны остолбенели! Накинемся на него товарищи разом, совместно. Наземь повергнем и убьем юнца-чужестранца вместе с его чародейным оружьем!

Но и они, лик Горгоны узрев, словно остолбенев, в камень тотчас обратились. Оставшийся в живых один лишь Финей пожалел, наконец, о неправедной битве. Только что ж делать ему? Он лишь каменные образы разные видит, он и своих узнает и, по имени каждого клича, помощи просит; не веря себе, касается ближних тел, – но остывают они, становясь каменными изваяниями. Тогда отвернулся Финей, чтоб только голову Медусы – Горгоны не видеть и так, жестами умоляя, в стороны руки простер, полную изъявляя покорность, и просительно молвил:

– Ты побеждаешь, Персей, так отврати это чудище, в камень все обращающий лик Медусы. О, отврати, я умоляю! Не злоба к тебе, не царствовать жажда к брани подвигли меня: за невесту любимую я начал сражение. Теперь признаю, что право жениться заслугами ты приобрел, а я – простым ожиданьем. Не уступил, – и очень теперь сожалею. Из всего, о храбрейший, мою лишь бессмертную душу ты мне уступи, да будет твоим все остальное!

И говорившему так врагу, Персей, глядя на него спокойно, серьезно и твердо, язвительно отвечает:

– Что, о Финей боязливый, дать, тебе ныне могу, – и дар то не малый для труса! – Дам, и ты страх свой откинь. Не обижу тебя я ни железом, ни медью. Наоборот, тебя на века, как памятник некий, потомкам оставлю. Будешь всегда на виду ты в доме у нашего тестя, чтобы супругу мою утешал давно нареченного образ!

Молвив такие слова, Персей Форкиды ужасную голову быстро понес к тому месту, куда был Финей лицом обращен трепетавшим от страха. И, между тем, как глаза от лика Медусы отвернуть он безуспешно сначала пытался, все ж не сумел, и шея окоченела его, и в камень слеза затвердела, но умоляющий лик и уста боязливые в камне видны досель, о пощаде мольба и покорности знаки.