Читать книгу Параллельные миры лифтёра Сорокина - Сергей Бусахин - Страница 3

Я сидел за мольбертом и усердно работал над картиной, когда раздался телефонный звонок.

– Серёга, это Степанов. Сможешь сегодня на дегустацию прийти? – и, не дав мне даже слова сказать, тут же заявил: – Отговорки не принимаются. Иначе кровником станешь. Жду.

После чего тут же повесил трубку. Что мне оставалось делать? И дабы не обижать старинного друга – тоже, кстати, художника, не без сожаления оставил недописанную картину и отправился на «дегустацию», благо он жил недалеко от меня – всего в сорока минутах ходьбы. Зная аскетическую жизнь своего друга, да ещё перед «дегустацией», я всегда сначала заходил в небольшой супермаркет за продуктами недалеко от его дома, в Бобровом переулке, иначе дегустация, вне всякого сомнения, будет проходить, как в американских фильмах, без закуски, а для меня такое недальновидное нарушение наших древних русских традиций было просто неприемлемо.

В магазине, всё ещё находясь под впечатлением от своей незавершённой картины (художники так устроены, что продолжают размышлять над своим творчеством, даже когда просто идут по улице или выпивают), сдуру подарил кассирше свою новую книгу (да, как-то так получилось, что, кроме картин, ещё и книги неожиданно для себя стал писать). Кассирша сидела за кассовым аппаратом с равнодушно-злобным лицом, словно сфинкс египетский, и обращала внимание на покупателя, только когда тот выкладывал из магазинной пластиковой корзины покупки на столик у кассы. Тогда она зловеще смотрела на него и рявкала:

– Магазинную карточку давайте!

Звучало это так, будто она требовала предъявить пропуск на сверхсекретное предприятие, и при этом, на всякий случай, одной рукой держалась за кобуру пистолета. Если покупатель говорил, что он не в курсе и знать не знает ни про какую карточку, она зычно обращалась к очереди:

– У кого есть магазинная карточка? Несите сюда!

Всегда находилась ветхая пенсионерка, которая со счастливым лицом, словно выиграла в лотерею, доставала заветную карточку и протягивала её кассирше. Та через специальное считывающее устройство начисляла на карточку баллы, которые при следующей покупке снижали на несколько процентов стоимость. Поэтому я уже был подготовлен, когда с корзинкой, наполненной продуктами, подошёл к кассе.

– Карточку давайте! – привычно рявкнул сфинкс.

– Нету, – честно признался я.

– Как это нету? – злобно-подозрительно уставилась она на меня.

– А вот так. Нету, и всё тут, – не сдавался я.

– Врёте, небось, – всё так же, словно продолжая подозревать меня в каком-то злом умысле, настаивал сфинкс. – Наверное, хотите меня объегорить и, не заплатив, убежать с продуктами в неизвестном направлении. Вижу, глядя на вас, вы можете это сделать.

После этого необоснованного предположения у меня от удивления глаза полезли на лоб, а её рука потянулась к кнопке вызова охраны. Никого, кроме нас двоих, в магазинчике не было, что, видимо, особенно усилило подозрительность сфинкса, а отсутствие у меня карточки магазина являлось прямым доказательством моих коварных намерений.

– Хотите, я вам свою новую книгу подарю? Недавно только из печати вышла, – чтобы как-то разрядить обстановку и успокоить недоверчивого сфинкса, предложил я и, достав книгу из сумки, протянул насторожившейся кассирше.

– Уж больно она у вас тяжёлая! – капризно высказалась она, принимая от меня подарок. – У меня телефон меньше весит, а в нём целая библиотека поместилась. Что же я так и буду таскать с собой эту неподъёмную плиту? Больно надо.

– Зато в ней много цветных картинок, которые тоже я нарисовал. Кроме того, посмотрите: как она мастерски сделана снаружи, какой замечательный дизайн и обложка шикарная – просто шедевр. А как приятно такую книгу в руках держать, разве сравнишь с телефоном! Настоящее произведение искусства. В телефоне вы этого не увидите, а главное, совершенно не почувствуете.

– Ладно, возьму, – смилостивился сфинкс, – только из-за картинок и беру. Сама-то читать не стану. Внучку отдам, хоть он книги тоже с детства не читает, но уж больно охоч до картинок – только ими в книгах и забавляется. Как-то купила ему книгу без картинок, так он с горя весь день проплакал и так на меня обиделся, что не разговаривал со мной, пока я ему новую – уже с картинками – не купила.

– И сколько же сейчас вашему внучку годков стукнуло? – уже жалея о своём гуманном поступке, а особенно – книгу, с душевным содроганием спрашиваю развеселившуюся кассиршу.

– Да уж недавно третий десяток пошёл, – самодовольно провозгласила она.

– Какой большой внучек-то у вас! – с тайным намерением выхватить у неё обречённую книгу, с деланным восхищением восклицаю я.

– Даже и не думали, что такой дылда вымахает. До чего видный и умный парень получился, чуть ли не под два метра ростом. Все девки на него заглядываются. Женить бы давно надо, да он всё картинками в книжках интересуется. До того к ним пристрастился, что даже на девок не смотрит, – пряча в магазинный целлофановый пакет мою книгу, с гордостью заявила она.

– Повезло вам с внучком, что и говорить, – расплатившись без магазинной карточки и забирая покупки, не удержавшись и удручённо переживая за свою пропащую книгу, съязвил я.

– И не говорите! Сами на него не нарадуемся. Не всем так фартит в жизни.

Парадная и дверь коммунальной квартиры, в которой в одной из многочисленных комнат проживал мой друг, художник Степанов, оказались распахнутыми настежь, поэтому я свободно подошёл к его двери и открыл её. Вася сидел за столом и задумчиво смотрел на эмалированную кружку, доверху наполненную какой-то мутно-беловатой жидкостью, и, судя по тяжёлому и стойкому запаху, царившему в комнате, это был матёрый деревенский первач.

– Здорово, Вася! Что за мысли тебя обуревают, или соседи никак не могут успокоиться и продолжают тебе под нос график дежурств по коммуналке совать?

– Привет. Хорошо, что пришёл. А «графиком» пусть подотрутся. Дружка своего жду, лифтёра Сорокина. Запаздывает что-то. Я с ним два месяца назад познакомился. Балабол, каких захочешь, днём с огнём не найдёшь, но мужик весёлый и пьёт в меру – жена Феодора Львовна за ним приглядывает. Но раз ты уже пришёл и, как я вижу, ещё и закусон принёс, то и ждать его не будем, а он уж сам, когда сможет, подгребёт.

– Где это ты первач-то отхватил или наладил собственное производство в комнатных условиях? – выкладывая на стол «закусон», поинтересовался я.

– Может быть, и желал всей душой его производить, да соседи сразу же учуют и тут же к участковому побегут жаловаться. Только брагу и могу настаивать в таких тревожных коммунальных условиях. А самогонку мне земляк из деревни привёз в память о прошедшей молодости. Ох и по куролесили мы тогда с ним, когда пацанами были!

Только принялись дегустировать самогон, как в комнату как-то боком, немного стесняясь, зашёл молодой человек лет тридцати – тридцати пяти, похожий на американского писателя Генри Миллера, только с менее лошадиной физиономией, и, увидев меня, скромно назвал себя:

– Сорокин, – и, чуть помедлив, добавил: – лифтёр.

Я через стол пожал его руку и тоже представился. Так я обрёл на долгие годы ещё одного друга и ни разу не пожалел об этом. После нескольких рюмок Сорокина было не узнать. Куда только девалась его застенчивость? Он оказался таким интересным рассказчиком, причём рассказывал с каким-то упоением, да ещё в лицах, что я слушал его как заворожённый. И только телефонный звонок прервал это театральное действо. Звонила Феодора Львовна. Он минут пятнадцать стоял навытяжку с трубкой у уха и всё время кивал головой в знак согласия. Когда разговор закончился, он, к моему невероятному огорчению, засобирался домой. Я был очень расстроен: редко я встречал такого замечательного собеседника. Вася же отреагировал на его уход довольно равнодушно.

– Сколько его слушаю, и всё время врёт как сивый мерин – просто уши вянут. Хорошо, что супруга позвонила, а то бы я точно не удержался и что-нибудь в знак протеста на валторне сыграл, например, «Танец с саблями» Хачатуряна.

Теперь, по прошествии времени, я очень сожалею, что не записывал сорокинские рассказы, и только вспоминаю иногда какие-то их обрывки. Чаще это происходит на улице или в общественном транспорте, тогда я выхватываю из кармана клочок бумаги или блокнот, который специально завёл именно для таких случаев, и нервно, чтобы не забыть, записываю всё, что мне внезапно приходит в голову, а уже дома пытаюсь выстроить хоть какую-то логическую связь. Когда этих записок накопилось значительное количество, мне вдруг подумалось, что материала набралось на целый роман. Я так загорелся этой идеей, что больше ни о чём и думать не мог.