Читать книгу Миссия в пыли - Сергей Бушов - Страница 14
12
ОглавлениеОна встряхивает головой, словно отгоняет кошмар, и её густые волосы следуют за этим движением, пытаясь улечься снова.
– Так, – говорит она. – Я не намерена ни давать интервью, ни общаться с поклонниками. Уходите. У вас десять секунд, а потом вами займётся охрана.
Я поднимаю руки перед грудью ладонями к ней в знак примирения.
– Хорошо, – говорю я. – Я не хотел вам помешать.
Отступаю назад. От неё пахнет чаем, морем, свежестью, немного потом. Никакого парфюма.
Я и правда собираюсь удалиться. Но…
– Простите, – говорю я. – У вас что-то случилось?
– С чего вы взяли? – она едва заметно вздрагивает, и взгляд становится будто бы осмысленнее.
– Вы недавно принимали лабордазу-2, – говорю я. – Это очень сильное лекарство…
– Кто вы? – её лицо напрягается ещё больше. Какое странное лицо. Его нельзя назвать красивым, пожалуй. Круглое, бледное. Кажется очень молодым, почти детским, но я знаю, что это обманчиво. Нос тонкий, похож на маленький хищный клювик, с заметными ноздрями. Рот широкий, тонкий. Уши торчащие, как лопухи, хотя я могу судить только по одному, второе под волосами. Но глаза… – Вы врач?
– Нет, – отвечаю я. – Я агент Службы Безопасности.
Она вдруг начинает смеяться. Смех в одно и то же время и весёлый, заразительный, и немного истерический. Я запутываюсь в звуках и сверкании её зубов.
– Вы просто так всем на улице рассказываете, что вы секретный агент? – говорит она наконец.
– Нет, – отвечаю я. – Если моё начальство узнает об этом, оно, возможно, будет слегка недовольно. Но я переживу.
– Докажите, – она закидывает ногу на ногу и выпрямляет спину.
– Что? – не понимаю я.
– Докажите, что вы секретный агент, – поясняет она, указывая рукой в направлении Пучика. – Вырубите моего охранника.
– Я в отпуске, – говорю я. – И не уверен, что…
– Беру ответственность на себя, – говорит господинка Курц, и её глаза прищуриваются от предвкушения.
– Ну что вы, – говорю я. – Разве я могу…
На этих словах я выбрасываю ногу вправо, точно ударяя Пучика в солнечное сплетение. Не очень сильно, но достаточно, чтобы он согнулся пополам. Затем резко тыкаю пальцами в известную мне точку за ухом, и он падает на пол веранды.
Аньела Курц пристально рассматривает моё лицо, потом отводит взгляд.
– Садитесь, пожалуйста. Извините, что я заставила вас это проделать. Наверно, у меня просто едет крыша.
Она смотрит вдаль, и её глаза, которые я сейчас вижу сбоку – это будто бы прозрачные капельки воды.
– Дайте мне минуту, – говорит она. – Я соберусь с мыслями.
Я сажусь и смотрю на неё. Стройная, но не сказать, что худая. Удивительно бледная для этого жаркого города. Платье из тонкой синей ткани, с открытыми плечами, на ногах босоножки на небольшой платформе. Но как же здорово она поёт!
– Хорошо, – говорит она, поворачиваясь ко мне лицом. – Я вам расскажу. Но сначала объясните – откуда вы здесь взялись и чего хотели?
– Ничего, – отвечаю я. – Я просто слышал ваши песни, случайно узнал по… голосу и подошёл. Пожалуй, можно сказать, что я ваш поклонник. Меня зовут Сэм Дьюрек. Ыкс-майор.
– Вы тут в отпуске? Или на задании, возможно?
– В отпуске, – спешу сказать я.
– Я не знаю, с чего начать. Может быть, это просто удача, что вы здесь оказались… Пучик, как ты?
– Нормально, – говорит Пучик, кряхтя поднимаясь с пола. – Сейчас отдышусь.
– Извините, – говорю я. – Надеюсь, вы не в претензии?
– Не, – отвечает Пучик. – Я привык к её выходкам, всё норм.
– Тогда не мог бы ты нас оставить? – говорит Аньела. – Охрана у меня теперь есть.
– На сегодня? – уточняет Пучик.
– Да.
– Без проблем. Всего хорошего.
Он разворачивается и уходит прочь по проспекту, широко расставляя ноги, а Аньела глядит ему вслед.
– Ну, так вот, – она снова переключается на меня. – Сэм, я хочу вам рассказать нечто очень странное. Я даже думаю, что вы решите, что я схожу с ума. Или что я психованная истеричка и всё выдумываю. Я и сама в последнее время не уверена. Но… В общем, слушайте.
Я весь обращаюсь во внимание.
– Хотя нет, погодите, – вдруг говорит она. – Я не готова. Хочу понять, что вы за человек. Откуда вы знаете про моё лекарство?
– Я почувствовал запах, – отвечаю я.
– Оно же не пахнет, – возражает Аньела.
– Для меня пахнет. У меня обострённое восприятие. Я болен.
– Интересно. Могу я узнать, чем?
Её лицо – словно подрагивающая плёночка, я чувствую непонятное волнение в каждой точке его кожи. Мне начинает казаться, что Аньела действительно не совсем адекватна. Хотя в ином случае ей бы и не прописали, наверно, лабордазу-2.
– Я заражён вирусом Уннга, – говорю я. – Не волнуйтесь, он не передаётся ни контактным, ни воздушно-капельным способом. Впрочем, если бы вы меня съели или выпили мою кровь…
У неё округляются глаза.
– Из того, что я вас попросила напасть на охранника, вы сделали вывод о моей кровожадности?
– Нет, простите. Я часто несу всякую ерунду. Я, знаете ли, тоже не вполне нормален.
– Тоже?!
– Слушайте, мне надоело извиняться, – устало говорю я.
Мы смотрим друг на друга.
– Тогда извинюсь я, – говорит Аньела. – Я неправильно начала, признаю. Но мне трудно сейчас. Так я не поняла. Вы тоже принимали лабордазу?
– Недолго, – отвечаю я. – Мне её отменили. Из-за побочных эффектов. Она действительно очень успокаивает, но при этом притупляет внимание и, самое главное, размывает ощущение реальности.
– Это потом… проходит? – уточняет Аньела. Её пальцы дрожат, и я только сейчас замечаю, какие необычные у неё ногти. Короткие, но изящные, покрытые гравировкой со множеством мелких деталей. Символы, непонятные мне.
– Я не совсем уверен, – отвечаю я. – Я вижу и чувствую многие вещи, которые не должен чувствовать. Но это началось задолго до приёма лекарства.
– У меня то же самое, – признаётся Аньела. – Я уже не понимаю, мне всё мерещится из-за этой проклятой лабордазы или нет. Но началось раньше, точно…
– Вам её врач прописал? – спрашиваю я. – Потому что лекарство очень опасное.
– Да, – кивает она. – Доктор Ендердт. Он терапевт, но имеет лицензию психиатра. Он мой хороший знакомый, так что…
Она молчит. Я вдруг замечаю, что из её глаз начинают литься слёзы. Мне становится неловко, и я перестаю понимать, что здесь делаю. С другой стороны, мне её жаль. Я в некоторой степени чувствую в ней родственную душу, поскольку знаю, что психические болезни – это очень непросто.
– Простите, – говорит она, пытаясь вытереть глаза тыльной стороной запястья. – Так вы согласны сегодня провести со мной день?
– Эм… – я сначала не понимаю, потом догадываюсь, что она имеет в виду. Я должен заменить отпущенного охранника. – Да, конечно. У меня отпуск, и я никуда не спешу.
– Спасибо, – говорит она. – Я ценю это. А что вы обо мне знаете?
– Честно говоря, ничего. Я до этой встречи даже не знал, как вы по-настоящему выглядите. Но я слышал все ваши песни…
– Это уже неплохо, – говорит она. – Потому что в них рассказана вся моя жизнь. – Она вдруг улыбается, чуть закатывает глаза, будто что-то вспоминая. – Ну, почти вся. Как вы, наверно, понимаете по моей бледной коже, я из зепхардов.
– Не понимаю, – вздыхаю я. – Я даже не знаю, кто это такие.
– А вот это плохо, – говорит она, и я не вполне уверен, что она имеет в виду. То ли то, что я не оправдал её ожиданий и не подхожу для решения её проблемы, о которой она так и не начала рассказывать, то ли ей просто лень объяснять то, что и так все знают.
– Добрый день, – говорит внезапно возникший справа от меня официант. – А вы будете что-нибудь заказывать?
Пожалуй, я хочу есть, но мне неудобно жевать, когда меня собираются просить о помощи.
– Чай, – говорю я. – Холодный. Вот такой, как у господинки, например.
– Слушаю, – отвечает официант, шевеля усами, и удаляется, противно шаркая.
– Зепхарды – это народность, – продолжает Аньела. – Они… – тут она вдруг снова делает большие глаза и пытается засмеяться. – Как же быстро я начала называть их «они»… Я сама тоже зепхард. Хотя, конечно, и не типичный. Зепхарды живут в пустынях, обособленно. Их очень много, но никто не может точно пересчитать. Потому что они постоянно двигаются. Как насекомые, понимаете…
– Понимаю, – говорю я, но тут вдруг Аньела хмурится и шлёпает по столу ладошкой:
– Не перебивайте, пожалуйста! Я и так не уверена, стоит ли всё это рассказывать. Думаю, да… В общем, зепхарды живут своим укладом, мало общаясь с богатой частью Буда. Хотя торгуют и часто отправляют детей учиться в большие города. Так и со мной случилось. Многие возвращаются. Я не вернулась. В институте заинтересовалась музыкой. Заинтересовали, точнее, – она делает жест рукой, словно отодвигая тыльной стороной запястья в сторону невидимую преграду, но я не понимаю, что это должно означать. – Стала петь, играть на разных инструментах, музыку сочинять. В общем, это затянуло. Мы мотались по разным городам…
– Вы? – я не понимаю, как «я» вдруг превратилось в «мы», и переспрашиваю.
– Мы, да, – подтверждает она. – Вся моя группа. Потом я влюбилась, хотела всё это бросить, но, в общем, не смогла.
Меня тянет спросить, чего она хочет от меня, но я не решаюсь перебивать и надеюсь, что она дойдёт и до этого.
Она смотрит на меня, потом начинает ёрзать на своём стуле. Мне как раз приносят чай в малюсенькой пиалочке.
– Честно говоря, не знаю, какое отношение к делу имеет всё, что я вам рассказала, – говорит Аньела. – Существенно только то, что в конце концов я осела в этом городе, купила домик и выступаю с концертами, записываю музыку.
Опять пауза.
– Я так понял, что вас что-то беспокоит, – напоминаю я. – И вы думаете, что я могу помочь.
– Нет, – говорит она. – Думаю, что нет.
– Нет?
Я сижу молча, потом отпиваю чай, и ещё. Я жду, потому что надеюсь, что она объяснится.
– Извините, – говорит она. – Как вы считаете, путешествия во времени возможны?
Я чуть давлюсь чаем, откашливаюсь, брызгаю, чихаю.
– Простите, – хриплю я. – Сейчас…
Она смотрит на меня выпученными глазами, как на редкостную диковину, потом начинает улыбаться.
– А вы забавный, – говорит она.
– Нет, – отвечаю я.
– Ну как же нет? – возражает она. – Обчихали весь мой столик.
– Я не о том, – я наконец могу нормально говорить. – Нет, путешествия во времени невозможны, насколько мне известно. А что?
– Вы это точно знаете?
– Ну, да… – я вспоминаю. – У меня есть знакомый учёный, он говорил, что это так. Он говорил, что время – это вообще иллюзия, если я правильно помню.
– Тогда я вообще ничего не понимаю, – говорит она, вздыхая. – В общем, в последнее время я чувствую себя странно. Мне очень трудно сформулировать, что именно не так. Я обратилась к доктору Ендердту, он назначил мне сначала одно лекарство, потом второе… Но это не помогает, и я стала подозревать, что дело не во мне. Что в мире действительно что-то поменялось. Извините, у вас такое глупое лицо!
– Что? – я вздрагиваю. – Ну да, наверно, я просто ожидал услышать совсем другое. Что вас преследуют, или шантажируют, или… Но это неважно, вы продолжайте. Что поменялось в мире, по-вашему? С чего вы взяли?
– У меня ощущение постоянного дежа вю наоборот, – говорит Аньела. – Как будто всё, что я знаю, неправильно. Как вам объяснить… Ну, например, я смотрю на человека и думаю – что-то с ним не так. Но он ведёт себя совершенно обычно. Или, например, я беру давно знакомый предмет в руки, а оказывается, я беру пустоту, потому что он стоит чуть не в том месте, где мне казалось.
– Я слышал о похожем, – говорю я. – Есть такая методика сводить людей с ума. Вернее, причинять им беспокойство. Применяется спецслужбами. Когда человек отсутствует дома, например, они могут переставлять предметы, менять обувь на такую же, но другого размера. Ему начинает казаться, что что-то не так…
– Думаю, здесь нечто другое, – говорит она, неуверенно качая головой. – Вряд ли я интересна спецслужбам. И потом, я точно знаю, когда это началось. Был тяжёлый день, мы давали концерт. На открытой площадке здесь, у моря. В тот день ещё все ссорились. Хотя это я помню очень смутно. Во всяком случае, я вернулась к себе домой. Айзис психовал, как всегда…
– Айзис? Ваш муж?
– Я не замужем! – возмутилась Аньела. – Он из моей группы. У нас с ним общий дом. Он живёт в другой половине. Так вот, я вернулась, почитала немного, приняла душ, собиралась лечь спать. И тут что-то произошло. Я не знаю, как описать. Мир вздрогнул. И везде была такая пыль.
– Пыль? – не понял я. – Был взрыв?
– Да нет же! Просто ненадолго мне показалось, что всё как бы вздрогнуло, и в воздухе кружилась пыль. Странная, не реальная. Вроде как нарисованная, что ли. И пахло такой, знаете, тухлятиной. Слабый запах, но неприятный. Что бы это могло быть, как вы считаете?
– Я… Я теряюсь, господинка Курц. А кто-то ещё это видел или ощущал?
– Нет, – она резко мотнула головой. – Я испугалась немного, оделась. Причём халат оказался не на месте. И как раз с этого начались все эти странности. Так вот, я забежала к Айзису, но он ничего не видел. Потом я немного успокоилась, но с тех пор вот это ощущение нереальности меня не оставляет. И ещё… Я стала чувствовать себя тревожно, когда мы вместе с группой. Как будто что-то не так. И вот сейчас… Мне надо идти на репетицию. Мы готовим новый альбом. Но я будто бы боюсь. Как будто все эти люди вокруг – не настоящие… Что?
– Ничего, – я, кажется, вздыхаю. Она, пожалуй, мне нравится. Мне её жалко. Но вряд ли я тут помогу лучше, чем врач. Я допиваю чай. – Хорошо. Сегодня я буду с вами.
– Вы поможете мне разобраться, что происходит? – она смотрит на меня широко раскрытыми влажными глазами.
– Попробую.
Это ложь. Я не буду потакать её больной фантазии. Но мне не хочется её бросать, тем более что я обещал заменить охранника. Может, удастся хотя бы успокоить.
– Мне нужно забежать на минуту домой, взять вещи и переодеться, – говорит Аньела. – Потом мы поедем на репетицию.
Её тон уже не жалобный, а командный, и я согласен подчиняться.