Читать книгу Сережик - Сергей Даниелян - Страница 14

Бабуля Лиза всегда пахла валидолом и духами «Красная Москва». Это был особенный аромат. Тот же запах сидел у нее в сумке. Как только сумка открывалась, он сразу же выпрыгивал оттуда и лез в мои ноздри. Во всяком случае, у меня этот запах вызывал слюноотделение, как у собаки академика Павлова, ибо там вместе с «холодком» находились обычно мои любимые конфеты: «Белочка» и «Мишка на Севере».

Родители в очередной раз отправились в Африку. Они были учителями русского языка и литературы. И вот они, как говорила бабуля Лиза, оставили нас на ее шее и поехали преподавать в школе неграм, чтобы те стали людьми. Я тоже был с ними в Африке, когда мне было четыре года. А в этот раз они меня не взяли с собой и оставили с моей старшей сестрой Гаяне – Гагой. Она была старше на шесть лет и постоянно меня воспитывала. Методика воспитания у нее была странная: как-то она хотела выбросить меня с балкона пятого этажа и держала за перилами, пока я не извинился. Было, конечно, весело – я же думал, что умею летать, но попробовать все боялся, а тут такой шанс. Но я все же на всякий случай отложил полет и извинился – уже не помню, за что. И Гага победоносно опустила меня на пол.

Била она меня вообще по каждому поводу. Гага уже училась в школе, у нее были подруги, и меня не пускали к ним в комнату. Я, конечно, протестовал, но мой протест продолжался до первой плюхи. Сестра меня кормила, купала, одевала и относилась ко мне, как к своей живой кукле. Гага тоже была не подарком для наших стариков: она постоянно ела после школы хачапури на улице и не ела дома. Для бабули Лизы это было трагедией: весь день она готовит впустую! И еще у сестры был невыносимый темперамент: иногда она меня так целовала, что могла и укусить, и ущипнуть, пока я не заплачу. Эту идиотскую привычку она сохранила до сегодняшнего дня. После меня мучила до слез своих детей, и даже сейчас я на всякий случай избегаю ее нежностей, когда приезжаю погостить к ней в Атланту.

Однажды Гага очень рассердила деда Айка. Он был сдержанным человеком, очень воспитанным и обожал внуков. Но сестра натворила что-то невероятное. Не помню, что именно, но помню, как дед вскочил с места, схватил свою палку и погнался за ней. Я вжался в угол дивана. Дед прихрамывая бегал за Гагой вокруг того самого стола, который теперь стоит у меня на даче, и кричал:

– Стой, курва! Убью!

А сестра продолжала его дразнить. Дед замахнулся палкой и попал в люстру. Плафон треснул и упал острым осколком ему на голову. Я ржал, мне было и страшно, и весело до того момента, как скатерть вдруг окрасилась кровью. Все затихли. Дед заорал традиционное:

– Лиза!

Вбежала бабуля. Она как будто знала уже, что делать, схватила бинт и стала ловко перевязывать ему рану. Перевязывала и приговаривала:

– Не хватало, чтоб еще скорая приехала! Что бы я ей сказала? Что ты хотел прибить родную внучку? Сразу бы сослали в Сибирь! Ироды вы царя небесного, совсем с цепи сорвались.

Дед сидел виновато. Мы спрятались. Кровь остановилась.

Бабуля Лиза работала во время войны в госпитале и видела много раненых.

– Вот так вот, Айк-джан. С внуками – прямо как на войне.