Читать книгу Цвета времён - Сергей Дикарев - Страница 3

Часть первая
Глава вторая
Синий

Оглавление

«Россию влечет сам рок! Её судьбы должны исполниться! <…> Переправимся через Неман! Перенесем войну на ее собственную территорию! Вторая война из-за Польши будет так же славна для французского оружия, как и первая, но мир, который мы заключим, принесет с собой гарантию и положит предел тому горделивому влиянию, какое Россия в продолжение пятидесяти уже лет оказывает на дела Европы».

Наполеон, речь на переправе

через р. Неман в 1812 году

– Что вы толкаетесь? – донеслось до Алексея откуда-то издалека.

Алексей попытался открыть глаза, но открыть удалось только правый глаз, который уперся в портьеру, которая висела рядом с необычным окном. Левая же часть его лица уперлась в угол стены рядом с окном так, что его левый глаз касался этой стены, покрытой тканью. От стены и от портьеры исходил острый запах пыли. Руки его висели вдоль его тела, а само тело прижато к стене. Голова сильно болела, боль сконцентрировалась над левым ухом. Алексей отвел голову от стенки, левый глаз открылся с трудом. В левом плече и в локте левой руки ощущалась боль. В его спину что-то давило, прижимая тем самым его к стене.

– Что вы толкаетесь? – донеслось до Алексея откуда-то издалека.

– Откуда вы здесь взялись?!, послышался, но уже явно за его спиной тот-же раздраженный голос.

Алексей решил повернуться к обладателю этого голоса, и это ему почти удалось, но при этом он ощутил сильное головокружение, и к горлу подкатила тошнота. Алексей непроизвольно произнес нечто похожее на отрыжку, за которую ему самому стало неловко. На него смотрел человек ростом ниже Алексея, с усами и большими бакенбардами на лице. Его лицо выражало одновременно злость и пренебрежение. В руках этот субъект держал шляпу, похожую на головной убор военных времен наполеоновских войн, на нем была одежда той же эпохи.

– Да вы еще и пьяны!, прошипел злорадно незнакомец,

– Будь моя воля я вас под караул засадил бы, на воду! Вы не видели, как он здесь очутился?, спросил он какого-то человека, стоящего рядом с ним и разглядывавшего Алексея в монокль.

– Нет, не заметил, князь, а впрочем поспешим, а то пропустим самое интересное, равнодушно ответил тот.

Алексей почувствовал, что у него открывается рот от услышанного, а еще больше, от увиденного; он стоял у окна, в зале…, ну конечно, так и есть, музея, по которому шли, нет, пока стояли, экскурсанты – женщины и мужчины, одетые как на маскараде, только без масок, они смотрели куда-то вправо от него, не обращая внимания на Алексея. Было видно, что все они ощущают себя сопричастными, к чему-то важному в их жизни, и им нет ни какого дела до него. Слышался тихий говор, до него долетали отдельные слова, он их отчетливо слышал и понимал их смысл.

Появилось возможность и на себя посмотреть. Вот это да! Оказывается, он тоже участник этого маскарада. На нем черные высокие сапоги с тупыми носками, серые обтягивающие штаны, нечто вроде колготок, а то, что надето было поверх, он вообще не знал, как эта одежда называется, но то, что на его плечах были золотые эполеты, это точно. Оружия не было, в отличие от многих костюмированных. Не было и шляпы, в то время, как все находящиеся в зале их имели.

Экипированные экскурсанты в музее – это ещё ладно! Но «под караул» и на «воду», да ещё «князь», это уже слишком, подумал Алексей. Во как вошли в роль! Кстати о воде! Хотелось пить, он попытался достать банку с голландской газировкой и оторопел. Банки не было, но не было и кармана! Что больше его поразило; отсутствие воды или кармана он не мог понять. Что с ним происходит? Сон? Но такой сонной яви он за собой ранее не припоминал. Стоп, а куда делся его зеленый «государственный» мешок? Где самолет, наконец?

Ему хотелось закричать от ужаса. Очень захотелось проснуться и вернуться в самолет, к банке с водой и к брюкам с карманами. Он замотал головой, но кроме головокружения и тошноты ничего не произошло. Рядом кто-то из костюмированных прокричал здравицу императору российскому Александру I и прокричал её на французском языке, и Алексей это понял! Он вспомнил свой уровень французского в школе и опешил. Нет, положительно, я с ума хожу, пронеслось в его голове.

Его переживания не остались незамеченными, на него уже посматривали с недоумением. Что делать, как себя вести дальше? Он сделал шаг вперед и сразу попал в толпу костюмированных, которая его приняла, обхватила и медленно стала толкать вперед, в другую залу, намного больше этой.

В той зале гомона не было, слышался голос одного человека. Ему отвечали почтительно и уважительно. Когда голоса смолкали, слышалось шарканье многих пар ног, несущих экскурсантов далее. Алексей засмотрелся на картину рядом с дверью в следующую залу, и толпа его оттеснила от прохода в неё.

Он решил дальше не идти и выбираться из музея с тем, чтобы на улице на свежем воздухе прийти в себя. Он стал пробираться обратно против движения толпы. В зале перед выходом из музея стояла группа военных, мундиры которых были разными и только у одного из них был похож на мундир Алексея. Он встал за колонну и внимательно осмотрел детали мундиров военных, отметил их фасон, их шляпы и кивера, на которых четко угадывалось изображением Святого Георгия, их холодное оружие. Военные разговаривали на французском языке о каком-то смотре. К ним подошел человек в одежде, похожей на казацкую и на русском языке доложил, что господ офицеров призывает командир.

Он одет в форму русской армии, догадался Алексей. Вспомнив про обещанный караул и воду, пришел к выводу; следует действовать согласно предлагаемым событиям этого интересного сна, а для этого необходимо экипироваться, как это требуют обстоятельства. Благо, на стуле лежала такая же шляпа, какую держал военный в форме, похожей на его форму. Алексей взял шляпу в руки и осмотрел её на предмет особых меток хозяина или иных причин, позволяющих хозяину потребовать вернуть ему шляпу, а то и обвинить его в воровстве. Из книг он знал, что в те времена это было смертельно опасно. Ничего не обнаружив, решительно сунул шляпу под руку, как сделал это один из присутствующих офицеров.

Следуя за военными, он вышел из здания музея и на отдалении проследовал за ними. На улице он водрузил шляпу на голову, в точности как это сделал тот же офицер.

Офицеры шли быстро, извозчиков не брали, что порадовало Алексея. Но все военные, попадавшиеся им на встречу были при оружии, что смущало Алексея. А попадались навстречу, судя по мундирам и говору, не только русские военные. Да это же союзники, догадался Алексей, лихорадочно вспоминая обстоятельства пребывания русских войск в Париже в 1814 году, а то, что это именно так, он уже не сомневался, так как они вышли из здания, похожего по фотографиям из газет и журналов на французский музей Лувр. В советской школе этому событию особого внимания не уделяли, а в училище больше рассказывалось о ведении военной компании 1812 года на территории России. О пребывании русских войск в Париже, о каких-то деталях этого пребывания почти ничего не рассказывалось, только неизменно сообщалось, что французы с ликованием встретили союзников, особенно русских. В свое время именно это обстоятельство и подвигло Алексея узнать об этом времени побольше.

Они прошли уже немало, миновали парк и площадь, Алексей стал уставать, болела голова, хотелось спать или, на худой конец, просто присесть на стул или на лавочку. Но отставать от группы было нельзя, приходилось терпеть.

Как оказалось, и парк, и площадь были суть одной улицы, которая за площадью плавно поднималась немного вверх, вдали виднелся холм, а на холме наблюдалось что-то в виде фундамента. Так это же арка! Именно та Триумфальная арка, которую Наполеон намеревался воздвигнуть в ознаменование своей победы под Аустерлицем! Значит, они находятся на Елисейских Полях. Забавно, подумал Алексей, Наполеон заложил эту арку в честь, считай, самого себя, а недалеко от неё расположились русские части, занявшие Париж, а через сто лет мимо этой арки пройдут немецкие колонны Вермахта. И что примечательно, что если в 1812 году французы хоть короткий, но приняли жаркий бой за свою столицу, то в 1941 году столицу сдали немцам вовсе без боя. Промаршировали бы немцы и в Первую мировую войну, да опять же русские не дали им это сделать. Обмельчал француз с тех пор.

Тем временем, группа военных подошла к многочисленным палаткам, расставленным ровными рядами и окруженных кустами и небольшими деревьями, и двинулась вглубь их расположения. Он пошёл следом за ними.

Здесь, по всей видимости, стояла русская кавалерия, так как следы пребывания оной виднелись повсюду: растительность выщипана, кустарники объедены, на отдельных кустарниках стоят подводы. Под деревьями устроены стойбища лошадей. В самом центре палаточного лагеря имелась пространство ничем не занятое. Видимо, все эти кустики и деревца явно мешали для оборудования этого лагеря, поэтому их вырубили и аккуратно сложили неподалеку. Горел костер, видимо из них же. Солдаты что-то варили, многие были заняты починкой одежды и чисткой оружия. Чувствовалось приподнятое настроение всех находящихся в этом военном лагере. Военные остановились возле большой палатки, к ним подходили и подходили другие военные. Из палатки вышел человек, средних лет с усами и бакенбардами. Впрочем, без усов здесь были единицы. Вокруг образовалась толпа. Что говорил военный, Алексей не расслышал толком. Вскоре знакомая группа отделилась от толпы и направилась к одной из палаток и всей гурьбой ввалились в неё. Алексей обошел палатку с другой стороны и обнаружил возле палатки нечто вроде лежака из сена, досок и пустого ранца, что было очень кстати. Он с удовольствием устроился на лежаке, положив ранец вместо подушки, и стал прислушиваться к разговору в палатке.

А в палатке видимо готовились к веселой трапезе, послышался звук открываемой бутылки, звяканье приборов и топот сапог, денщики суетились.

Раздался голос:

– Господа, выпьем за русское воинство!

При этих словах Алексей невольно сглотнул. Ему тоже захотелось выпить… воды. Послышался гул ободрения и после короткой паузы гул голосов возобновился. Тот же голос громко произнес:

– Афанасий! Тот, наверное, его не услышал, и голос произнес еще громче:

– Столыпин! Голубчик, расскажите про свое пребывание в Лувре. Господа, Афанасий был в Лувре, когда его посещал наш Император.

Гул голосов стих.

– Да, господа! Мне удалось быть свидетелем визита Императора Российского во французский Лувр. Должен вам заметить, что самих французов там было немало. Толкались как на базаре. Государь и свитские шествовали по залам и рассматривали картины и прочее великолепие дворца. Пояснение государю давал некий барон Денон. Как оказалось, он был директором музея. И тут случился конфуз! Государь заметил, что некие редкие шедевры он не увидел, только пустые места на стенах, и истолковал это как меры предосторожности со стороны директора музея, опасающегося, что шедевры заберут в качестве трофеев. Государь обернулся к барону и сказал: «Разве я не обещал, что памятники будут сохранены? Они думают, что я намереваюсь пренебречь своим словом?», – добавил он.

Каково, господа?! Этот Денон явно мерил Императора Российского на свой аршин! Какая мелочность французского характера по сравнению с русским великодушием! Все остальное было уже неинтересно государю, и он отправился к выходу.

– Этот барон, ещё тот прохвост. Он являлся главным советником Наполеона для выбора произведений искусства, забираемых в виде контрибуций. А Бурбоны его пригрели, – сказал кто-то другой.

– Да господа, имеет место быть неблагодарности французской. Мы не французы, а русские, и мы не грабим музеи и обывателей, но зато мы умеем сражаться.

– Господа! Вы слышали новость? Бонапарт отрекся от престола! В обществе обсуждают слова Байрона.

– Не томите, прапорщик, что за слова?

– «Это способно исторгнуть слезы металла из глаз сатаны!». Вот его слова.

– Мой кузен мне сказывал, что сторонники Бурбонов были на приеме у нашего Императора. Просили убрать Вандомскую колонну и отменить орден Почетного легиона. Ничуть не бывало. Государь отказал, – продолжил разговор кто-то ещё из присутствующих.

– Раздался голос: Господа, выпьем за Императора Александра Павловича!, присутствующие охотно поддержали тост.

– Сделай государь, как просили, так они же, в последствие, будут трубить, что это сделали русские, а о просителях никто и не вспомнит, сказал кто-то.

Действительно, подумал Алексей, сколько лжи придумали западные историки с тех времен о русском солдате и о самой России. Ничего не меняется.

– А вот жалобу властей Парижа на то, что русские части при расквартировании на Елисейских Полях повредили зеленые насаждения. Государь выслушал. И повелел, господа, восстановить эти самые насаждения, -произнес тот же голос, ранее ссылавшийся на своего кузена.

– Помилуйте, господа! Это что же получается, победители стоят бивуаком вместо теплых и уютных квартир, коих здесь полно, и при этом им надо беречь каждый французский куст?, – возмутился кто-то.

– Это, право, в действительности даже невозможно.

Повисло молчание. И вдруг голос произнес с тайным подтекстом:

– Есть счастливчики среди нас, господа, кои и в квартирах француженок бывали!

– И кто же они?, оживились все.

– Наш любезный друг штабс-ротмистр Дрейлинг. Расскажите приключение, Дрейлинг!.

– Мы с товарищем сняли себе квартиру, как раз над Theatre Francais. Провели там три недели, которые прошли для нас сплошь очень весело. Целый хаос новых впечатлений, удовольствий и наслаждений всякого рода, которых и описать невозможно. Прелестные француженки очаровательны! Я знакомлюсь с очаровательной обитательницей бельэтажа. И что же она мне рассказала, господа! Среди жителей царили страх. Особенно боялись пруссаков и нашего брата. Про нас ходили страшные слухи, рассказанные выжившими в походе 1812 года на Москву. Но больше всего боялись наших казаков. Но мы развеяли их страхи.

Далее он продолжал:

– Был свидетелем, господа, въезда короля Людовика XVIII и принцессы Ангулемской, дочери несчастного короля Людовика XVI. Сад Тюльери. Большая Опера. Балет. Пале-Руаяль. Игорные дома!

Представьте, я обратился к хорошему живописцу с заказом нарисовать с меня миниатюру для родителей. Миниатюра выходит очень удачно. Сходство удивительное! Затем у нас получилось пресыщение от всех удовольствий, и мы даже обрадовались, когда стало известно о скором выступлении в Отчизну.

Так хочется увидеть русский лес, речку, обнять родителей и побродить по отчиму дому! – закончил невидимый Дрейлинг.

– Показать бы этим жителям, что творили их соотечественники в Москве и Смоленске!, – сказал кто-то со злостью.

Никто не ответил ему, воцарилась тишина, видимо каждый из присутствующих, после слов Дрейлинга вспомнил что-то свое, личное, о чем не хотелось никому рассказывать.


Алексей одно время очень подробно интересовался теми далекими событиями 1812—1814 годов. Французов и, особенно, парижан в 1814 году обуривали страхи перед солдатами союзнических войск, в первую очередь перед русскими солдатами: в их представлении это были рычащие чудовища с вилами наперевес. Так французам представляли русского солдата газеты и плакаты того времени. Действительность Францию поразила: она увидела солдат европейской внешности, рослых и подтянутых, чистых и опрятных, которыми командовали офицеры, безупречно говорившие по-французски, что мгновенно позволило найти общий язык с побеждёнными. Особенный колорит придавали казаки и азиатские части русской армии. Кстати о газетах и плакатах, этот «опыт» очернения русских на западе активно используется и сейчас. Удивительно, обыватель верит.

Русский царь без охраны гулял в центре Парижа, что удивляло французов, простые люди могли с ним поговорить, чем он очень расположил их к себе. Как такового комендантского часа Париж в полной мере не ощутил и практически не жил в этом режиме, а ведь было военное время. Работали все присутственные места, почта, не говоря о банках. Даже работала русская полиция. Русским пришлось перемерить заново все дороги в верстах и поставить повсюду верстовые столбы, так как французская единица измерения расстояния нашим соотечественникам была не понятна. Алексею и сейчас она не понятна. Расстояние измеряю в лье, которых несколько и все они разные по расстоянию.

Из города можно было спокойно и выехать и въехать обратно. В Париже, в общем, было спокойно и безопасно. Известен случай, когда при штурме Парижа было открыто кафе на Монмартре, где посетители обсуждали новости дня, хотя слышалась перестрелка. Но это все было следствием того, что русский Император в своем обращении к французам обещал им спокойствие и ненасилие со стороны русских войск, если город будет сдан, иначе будет штурм, после которого французы не узнают свой город. Русские всегда держат данное слово. Этим запад пользуется в своих целях и сейчас.

Но пруссаки отличились: перепились, разграбив винные погреба. Русские себе подобное не позволяли, «вежливость» русского солдата еще с тех времен. Но разговоры о чересчур строгой дисциплине, ограничивающей их в возможности попользоваться правом победителей имели место, тем более армия видела, что в Москве и в других городах России творили «лягушатники» и их европейские холуи.

Накануне взятия Парижа больше всего именно казаков изображали исчадиями ада. В карикатурах-страшилках, расклеенных по городу, казаки изображались с ожерельями из человеческих ушей, любивших все поджигать и пьянствовать, и спящих в беспамятстве непременно в лужах, без медведей тоже не обошлось.

Но именно на их долю выпал особенный успех у парижан: купаться в Сене совершенно без одежды, поить и мыть там же своих коней – такого французы не видели никогда. Парижские мальчишки надолго запомнили казаков за их щедрость и сувениры, за возможность проехать с казаком на его коне. В целом казаки оставили о себе добрую память, хотя и не отличались особенной деликатностью. Француженки с удовольствием учили их этой деликатности. Сами казаки называли это триктрак.

Русские удивлялись любви французов к лягушачьим лапкам, а французы -привычке русских все есть с хлебом.

Европейцы были поражены калмыками на верблюдах. Дамы падали в обморок, видя верблюда и всадника на нем. Один вид колмыков с луками и стрелами наводил ужас. Их боялись по настоящему: бородатые солдаты жгли костры на берегу Сены и что-то жарили. Если жарили мясо, то чье?… Слухи ходили разные.

Позже жена наполеоновского генерала А. Жено, герцогиня Абрантес, в своих мемуарах упоминала об эпизоде со знаменитым казачьим атаманом Матвеем Платовым, случившемся с ним в Шампани: он взял на руки маленькую девочку, а её мать тотчас же бросилась с криками ему в ноги. Генерал не мог понять, что кричит ему эта обезумевшая женщина. Оказалось, что она просит его «не есть её дочь» (!).

Смешно и грустно, одновременно, особенно если учесть, что русские в Париже никогда не позволяли себе издевательств и притеснений побежденных.

И все же, рассказы о пребывании русских войск куда более благодарного толка, чем о союзниках по антинаполеоновской коалиции, то бишь европейцев, которые не обременяли себя ни в чём и вели себя как захватчики. Что-нибудь изменилось с тех пор?

После взятие Парижа Россия приобрела статус сверхдержавы.

Но благородство русского солдата быстро забывается. В 1844-м в Париже подготовили к постановке пьесу «Павел I», имевшую откровенно антироссийский подтекст.

Об этом доложили сыну «главного героя» пьесы, Николаю I.

Царь направил в Париж письмо, в котором указал, что он пришлёт в город «миллион зрителей в серых шинелях, которые освищут это представление», если пьесу всё-таки обнародуют.

Русские ушли из Парижа, все картины и статуи остались на месте, что не скажешь об отступающей французской армии, обоз которой был набит награбленным в России. Тому подтверждение письма того времени, адресованные французскими солдатами домой. (Письма домой немецких солдат периода Великой Отечественной войны ничем не лучше, почитаешь и хочется их давить и сегодня).

Вспоминаются слова командующего второй армией Багратиона: «…. войска неприятеля не что иное, как сволочь со всего света… Они храбро драться не умеют, особливо же боятся нашего штыка. Я с вами, вы со мной!» (Владимир Мелентьев. «Фельдмаршалы Победы. Кутузов и Барклай де Толли»).

Еще до отступления была организована отправка награбленного во Францию, а это говорит о том, что на это было отдано соответствующее распоряжение. Как же, просвещенная Франция! Наполеон ограбил все страны, куда он вторгся, взамен – лозунги Французской революции. Один Египет чего стоит. Чтобы не тащить все подряд, он в походы брал ученых, которые знали, что брать императору. А что не удавалось забрать, то взрывали. Тому примеров в России множество.

Поражает русский человек, который после сожжения и разграбления своей страны не кинулся мстить, жечь и ломать, тащить в обоз. Слом зеленых насаждений на Елисейских Полях был той малой необходимостью и если хотите данью подвигу русскому солдату, так как русский император принял все меры, дабы не притеснять местное население постоем русских войск в их жилищах. По этой причине русские войска располагались в основном в полевых условиях.

Пребывание русских войск в Париже стало венцом благородства российского народа и его Армии, в корне отличавшемся от дикого варварства наполеоновских солдат, показавших себя насильниками и мародёрами в русских городах.

Служба русских войск была поставлена образцово, нарушение дисциплины жестко пресекалось, даже мелкое воровство каралось. Без эксцессов в военное время не обходится. Так, офицеры союзных армий дрались на дуэлях с демобилизованными французскими офицерами (подобное можно было бы представить во времена оккупации Парижа немцами в 1940 году?). В знаменитых прудах дворца Фонтенбло переловили всех карпов, в этом винят казаков. А карпы были огромные.

Во время оккупации Парижа стал известен один случай изнасилования женщины. Виновник был казнён. Командовавший российским оккупационным корпусом граф М. С. Воронцов, заплатил все долги, имевшиеся у русских офицеров во Франции. А это составило аж полтора миллиона рублей (для этого граф продал свое имение). По сути заплатил из своего кармана.

Откуда деньги у офицеров и солдат? Русский император перед взятием Парижа распорядился выдать жалование за 1814 года в тройном размере, плюс французы активно давали в долг офицерам, при этом нужно было только представить письмо от командира, что, мол, обязательно вернет долг.

Безусловно, не всем офицерам и солдатам во Франции жилось сладко, как об этом рассказывают в своих мемуарах известные русские дворяне. Армейское руководство притесняла собственных же подчиненных. Сверх меры щепетильность в отношении побежденных не могла не сыграть своей роли.

От того и были разные настроения в войске. Русские не забыли, что всего два года назад эти «побежденные» в России убивали мирных людей, насиловали женщин, оскверняли храмы, грабили дома и храмы. Но в большей части войска настрой был иным, и он задавал всем тон поведения.

Для русского человека важно не ударить в грязь лицом, пусть ему будет хуже, но для его души будет лучше! И в этом мы разительно отличаемся от европейцев, которым побудительным мотивом служит выгода. Победить великодушием для нас до сих пор важно.

Сегодня редко какой француз, гордящийся своими уникальными музеями, знает, что тот же Лувр, его картины и статуи сохранены до наших дней благодаря удивительному бескорыстию русских, проявленному во времена оккупации Парижа. А о том, что при подписании мирного договора именно Россия настояла на том, чтобы все, что награблено наполеоновскими ордами и поступившие в парижские музеи в качестве трофеев, там и оставалось. И не было никаких территориальных контрибуций, предъявленных Франции. Редкий любознательный историк может сказать об этом факте.

И кто же варвар? До сего времени во Франции находятся культурные сокровища завоеванных стран. Англичане в подобном не уступают французам: Египет и Индия, другие колонии обогатили их музеи. А что содержали бы их музеи без украденных культурных ценностей других народов? Это ещё вопрос. Ну и что изменилось с тех пор в просвещенной Европе? Страшилки о русских пережили века и перекочевали в наше время.

Но что для нас, русских, является самым важным в тех событиях? Несомненно – апофеоз русской славы среди европейцев.

Подобного в Европе еще не было. Россия и её Царь дали урок благородного и христианского поведения в военное время. Мы, русские, можем по праву гордиться нашими предками. Россия и второй раз спасла Францию и Париж после «„Ста Дней“» Наполеона от мщения разъярённых англичан и немцев, хотевших предать Париж мечу и огню.

Справедливости ради надо отметить, что Европа и особенно Франция многим представлялась чуть ли не раем на Земле. После окончания войны эти многие были разочарованы и Европой и особенно Францией. Это прослеживается в многочисленных мемуарах свидетелей той эпохи.

Французы были поражены русской баней и особенно регулярностью её посещения, а русских они поразили неряшливостью, бедностью и неопрятностью. Многочисленные детские попрошайки на всех улицах Парижа удивляли солдат и офицеров русской армии. Население имело ограниченный кругозор и массу предрассудков. Опять вопрос: что изменилось за двести лет?

Увидев, как живут люди в Европе, у большого числа солдат и офицеров появилось множество идей. Были солдаты, которые дезертировали и остались во Франции, а некоторые и в Германии. Известен случай, когда русский солдат попал в плен еще в сражении при Аустерлице. Обзавелся семьей, служил во французской армии, правда, в войне против России не участвовал, но возвращаться домой отказался. Случаев дезертирства среди казаков не отмечено. Дезертировали в своей массе бывшие крепостные крестьяне. О таких солдатах не жалели.

Домой офицеры вернулись с мыслью добиться изменений в России. И таких было немало. Европейский поход стал одним из толчков к декабрьскому восстанию на Сенатской площади. Русский император своим манифестом разрешил во Франции свободу слова, печати и собраний, а Польше даровал конституцию. Даже к нищему французу обращались «мсье». В России же барин оставался барином, а холоп так и был бесправным. Как это было понять офицерскому корпусу, особенно её молодой части? И не понимали.

В 1812 году не в первый и не в последний раз русская земля подверглась нашествию врага, в числе которого, надо отметить, были народы всей Европы. Нависшую опасность осознали все сословия русской империи. Началась борьба с врагом и организованная и самостийная, сражались барин и холоп. Каждый из них не жалел ни своего имущества, ни своей жизни. Они сражались в первую очередь за свою Россию, а не за конкретный престол. На поле сражений лилась так называемая голубая кровь и кровь крестьянская, красная. И эти два потока, вопреки надеждам врага на обратное, слились вместе, они изменили цвет крови, она становилась иной – синей, как небо над Россией, ибо небо над Россией одно на всех. И докатился этот поток до самого Парижа. И только потом, оказавшись на родной земле, поток снова начал менять цвет и разделяться на прежние цвета, не подчиняясь надеждам вернувшихся на то, что цвет более не будет меняться.


Тем временем быстро смеркалось, а в палатке общее настроение вновь стало иным. Разговор пошел то о местных лошадях, то о местном вине, то ещё о чём-то другом.

– Господа! Господа! Прошу внимания, произнес голос явно очень молодого человека, Мне сказывал мой денщик. Они с гурьбой посетили местную ресторацию, заказали вина, а после трапезы хозяин посчитал бутылки на столе и назначил оплату. В следующий раз они вновь пошли туда же, и все повторилось, однако в этот случай они часть бутылок опустили на пол. Хозяин их не посчитал. Вот, господа, пустая бутылка на столе – к расходам!

Раздался дружный смех.

Алексей уже не мог бороться с дремотой, суть разговора стала ускользать от него, ему хотелось спать. Желание спать во сне! Нарочно не придумаешь. К тому же появились порывы прохладного ветра, несколько капель дождя упали ему на лицо. Очень некстати, подумал он. Куда ему деваться? Кругом уже темень. Он вспомнил, что метрах в сорока от этой палатки растут деревья и под ними стояли подводы с обтянутым верхом. Алексей поднялся и побежал по направлению к деревьям. Уже подбегая к темному силуэту подводы, внезапно ощутил удар в голову. Наступила тишина и темнота….

Цвета времён

Подняться наверх