Читать книгу Цвета времён - Сергей Дикарев - Страница 4

Алексей почувствовал дрожание пола самолета, хотел открыть глаза, полностью получилось открыть только правый глаз. Левый глаз болел и открылся наполовину. Откуда-то слева от него доносился стон. В глазах двоилось, его глаза пытались «настроится» на резкость, словно в бинокле. Заметив рядом с ним носки авиационных ботинок, он с трудом приподнял голову. Рядом с ним стоял второй пилот и улыбался.

– Жив? – спросил он.

– Пить! – вместо ответа попросил Алексей. Пилот протянул флягу и сказал:

– Осмотри себя, а я пойду посмотрю, что случилось с пассажиром.

Болела голова, особенно над левым ухом, болело и левое плечо. Перевалившись вправо, Алексей посмотрел на стенку приборов. Его левое плечо угодило в аккурат в выступающую какую-то ручку управления прибором, а голова «приземлилась», судя по пятнышку крови, между тумблерами. Если бы влетел в тумблеры, голова могла не выдержать удара. Он только сейчас понял, что самолет в полете и снижается рывками. С трудом встав, Алексей почувствовал головокружение и чтобы, не упасть, поспешил сесть на прежнее место.

– Ногу сломал, – сказал второй пилот, указывая рукой в хвост самолета.

– Сейчас сядем в Кандагаре, его высадим в санчасть и дальше пойдем.

– Тебе врач нужен? спросил пилот.

Алексей отрицательно мотнул головой и пожалел; приступ тошноты подступил к горлу. Нужен, конечно, мне врач, подумал Алексей, пусть хотя бы осмотрит шишку на голове. Он с удовольствием лег бы на санитарную кровать и заснул хоть на час, так хотелось спасть, но подсознание вновь вклинилось в его мысли, оно напомнило, что у него было и еще одно задание, о котором знал лишь он один и выполнить он это задание должен был лично. А значит, надо лететь дальше, первую задачу выполнять, там люди ждут его, и вторую задачу еще надо успеть выполнить.

Самолет коснулся ВПП, пробежал по ней и быстро зарулил на стоянку. Еще крутились лопасти двигателей самолета, но задний трап был уже опущен. Алексей снял парашют, с трудом встал и двинулся на выход. Двое санитаров укладывали на носилки матерящегося пассажира, рядом стояла «таблетка» – вездесущий УАЗик. Пока грузили пассажира, к Алексею подошел военный врач. Осмотрев голову, он помазал ранку чем-то, при этом пытался поглядеть в глаза Алексею и уже хотел что-то сказать, как вдруг раздались встревоженные голоса, и все стоящие люди возле самолета повернули головы в сторону ВПП, на которую боком садился Ан-12, из одного из двигателей которого валил дым.

– Подбили, суки, кто-то сказал рядом.

– Мы увернулись, а ему не удалось, он шел следом за нами, чуть ниже, сказал стоявший рядом с Алексеем командир его воздушного судна.

Все видели, что самолет начал «рыскать» по ВПП и, как будто наткнувшись на что-то, развернулся, и выкатился с полосы в сторону забора из колючей проволоки. Под колесами самолета раздалось несколько взрывов. Самолет подпрыгнул, прижался к земле, словно пехотинец, его хвостовая часть задралась вверх и стала отделяться от корпуса, стремительно валясь вбок на землю. Одновременно из хвостовой части, где размещается радист-пулеметчик, выпал человек и упал на землю, его накрыло хвостовой частью. Раздалось еще несколько взрывов. Из развороченного самолета вверх вырвались какие-то бумажки, подхватываемые ветром, они взмыли вверх и стали кружиться над самолетом, постепенно снижаясь, но ветер их у самой земли вновь подхватывал и относил дальше и дальше от места трагедии. К самолету уже спешили люди и машины, но близко к борту никто не подъезжал; Ан-12 вынесло на минное поле, о чем напоминали таблички. Появились люди с палками, и за ними стала выстраиваться цепочка из людей, которая потянулась к самолету. Пламя разгоралось.

Голова Алексея перестала интересовать доктора, и тот уже бежал к горящему самолету. Хоть успел помазать, подумалось Алексею. Командир экипажа заорал Алексею:

– На борт, приказ на взлет!

Алексей и бортинженер бегом поднялись на борт. Быстрое перемещение вызвало у него сильное головокружение и тошноту. Самолет без проволочек пробежал по ВПП и резко взмыл в небо. Алексей вновь стал надевать парашют, но получалось не очень. Подошел бортинженер и помог одеть парашют, после чего протянул ему бумажку. Это была денежная купюра достоинством 500 афгани, новая, резко пахнущая краской. Вот эти бумажки и летали над аэродромом. Уже вернувшись, и будучи на дежурстве, Алексей узнал, что на борту того Ан-12 была очень большая сумма афганской валюты, которую доставляли в провинцию Кандагар. Стрелок погиб. О других членах экипажа не было ни слова.

Вскоре их самолет приземлился на полевом аэродроме недалеко от иранской границы.

«Таблетка» уже ожидала самолет. Алексей загрузился с мешком в машину, и та медленно двинулась к кишлаку. Пыль на дороге была такой плотной и глубокой, что автомобиль не мог двигаться быстрее. Состав этой пыли был таков, что местные применяли её вместо цемента и сооружали дувалы (т.е. заборы), которые, возведенные с помощью глины и этой пыли, легко выдерживали огонь из пулемета. Из кабины, завешенной шторами (чтобы с улицы не видно было, кто находится в машине), Алексей рассматривал местных жителей, стоявших вдоль улицы кишлака и молча провожавших взглядами машину. Лица были угрюмы, радости на лицах не было видно, только мальчишки бежали рядом с машиной и кричали: «Бакшиш!, Бакшиш!» (Подарок! Подарок!). И нищета непроглядная; можно снимать фильм про средневековье. Хотя, и что говорить, по афганскому летоисчислению шел 1355 год.

На точке Алексей не стал задерживаться, выполнив формальности, передал мешок своему коллеге, отказался от обеда и быстро убыл к самолету.

Быстро взлетели. Когда спецмешка уже рядом нет, на душе спокойнее. Пребывание на этой точке как-то вытеснило из сознания Алексея головную боль, но на борту она о себе напомнила, хотя шишка на голове болела уже слабее.

Вскоре самолет начал резко снижаться и вот он уже рулит по взлетной полосе, расположенной в долине, где расположен город Фарах, вокруг которой возвышались горы черного цвета. Как потом оказалось, и земля была тоже черного цвета. Это все создавало космический пейзаж и навевало одновременно ужас и восхищение.

Было жарко, экипаж и Алексей сидели в тени, прислонившись к стойке шасси. Алексей время от времени рассматривал в бинокль окрестности. Кругом не было ни души. Это прибавляло к космическому пейзажу изрядную долю беспокойства и чувства опасности. От этого необорудованного аэродрома до ближайшего кишлака, где также были наши советники, было всего несколько километров. Но Алексей прибыл сюда не для встреч с ними. Они даже не знали о его прибытии. А может, и знали, обеспечивая это мероприятие со своей стороны. На войне не всем и не всё положено знать.

Через час тупого ожидания Алексей заметил в бинокль какое-то движение на склоне горы. Лучи солнца, застрявшего над вершиной горы, мешали рассмотреть четко детали. Сосредоточив свое внимание на движущейся точке, Алексей дал указание всем наблюдать вокруг за обстановкой. Прошло еще 20 минут, солнце ещё цеплялось за вершину горы, готовясь на отдых, но уже практически не мешало видеть, что к ним спускается человек, он один и без багажа, но вооружен. Алексей встал, взял свой автомат и медленно пошел навстречу этому человеку. Через 30 метров он остановился и стал поджидать гостя. Человек шел походкой уставшего человека, несколько раз переложил автомат с одного плеча на другое, видимо, автомат ему очень надоел и казался ему очень тяжелым. И вот загадочный гость перед ним. Высокого роста, весь в пыли, грязное лицо, волосы давно не мыты, торчат в разные стороны, на ногах спортивная обувь с подвязанными веревкой подошвами. Алексей вгляделся в заросшее густой щетиной усталое лицо. Не может быть!

– Ты? – вымолвил Алексей.

– Я, Лёша!.

Передним стоял его однополчанин по службе в Закарпатье, офицер боевого управления авиацией. В Афганистане офицеры этой специальности выполняли опасную роль авианаводчиков, нередко вдали от своих войск. Они обнялись.

– Вода есть?!

Алексей вспомнил о банке газированной воды, так и торчащей в его кармане. Торопливо достал банку из кармана и протянул офицеру. Тот быстро её вскрыл и, не отрываясь, выпил её содержимое. Посмотрев на пустую банку с сожалением, бросил её на землю. Алексей не задавал вопросы гостю; где был и что там он делал и почему один. У каждого своя боевая работа. Они пошли к самолету, ведя разговор об общих знакомых, где они сейчас и как они, каждый избегая говорить о себе. Вот и второе задание им выполнено.

Они подходили к самолету, а экипаж уже заканчивал подготовку к вылету. В кабине самолета гость сразу лег на десантную скамью и мгновенно уснул. Алексей парашют не стал надевать и уселся на короткую десантную скамью на противоположной стороне борта самолета. Вскоре и он задремал под ровный гул двигателей.

Очнулся он от легкого прикосновения к плечу. Он открыл глаза, перед ним стоял тот же бортинженер.

– Командир просил передать, что поступила команда на посадку в Герате; забрать группу советников в Кабул, сказал он.

Алексей кивнул головой. Эта новость не радовала, так как незапланированная посадка значительно отодвигала время их прибытия на базу. Хотелось быстрее оказаться у себя в комнате. Но приказ есть приказ. Через час с лишним их самолет приземлился на аэродроме города Герат, центра одноименной провинции. Экипаж и он сошли с борта размяться. Прошло уже сорок минут, но никого не было. Вдруг послышалась автоматная перестрелка со стороны «зеленки». Офицеры бросились на землю, приготовив оружие. Обслуга аэродрома засуетилась, стала занимать свои позиции.

На дороге, ведущей из «зеленки» показались два БТР с людьми на броне, за которыми поднималась стена желтой пыли. Стрельба стихла. Машины на высокой скорости приблизились к самолету и резко затормозили рядом с бортом. С брони спрыгнули военные, обсуждая между собой это короткое боестолкновение с душманами. К счастью, никто не пострадал.

Алексей стоял рядом с командиром экипажа, когда к ним подошел старший прибывшей команды, который представился командиру экипажа и Алексею. После коротких формальностей все быстро поднялись на борт, и лопасти двигателей закрутились.

В Кабуле приземлились в одиннадцать часов ночи. Все разошлись по ожидаемому их транспорту. Алексей простился с однополчанином.

Больше они не встречались никогда.

Алексея ожидал дежурный офицер его отдела на «таблетке».

– Торчу здесь уже пять часов! Остался без ужина!, с сожалением известил он Алексея.

– Солдат спит, а служба идет!, успокоил его Алексей и вкратце рассказал о происшествии с самолетом в Кандагаре. Рассказ о летающих купюрах произвел сильное впечатление, чем сгладил томительное ожидание дежурного, но думается, ужина всё же ему не заменил.

Дежурный довез Алексея до дома, в котором находилась его квартира, и убыл дальше дежурить. Подняться на четвертый этаж оказалось непросто. Кабул находится на высоте около двух километров выше уровня моря и в нормальном состоянии идти по этажам было тяжело, а в его случае тяжесть удвоилась.

Тяжело дыша, он открыл дверь квартиры и прямо с порога начал разоблачаться от снаряжения, затем пошел сразу в ванную. Воды хватило только умыться, закончилась. Есть не хотелось, хотя Алексей не ел в течение всего дня. Доковыляв до кровати, он рухнул на подушку. Но напряжение дня не сразу отпустило сознание. Он закрыл глаза, перед ним плыли сюжеты прошедшего дня. Наконец он уснул.

Ночью он проснулся от зубной боли, что было для него очень неприятным сюрпризом. К тому же общее состояние было как при гриппе. На кухне он откусил от куска хлеба, медленно проживал там, где болел зуб, запил холодной водой из чайника. Через некоторое время боль затихла, но все равно напоминала о себе. Алексей заснул.

Проснулся он днём, во второй его половине. За окном шумел ветер, который швырял в окно песок, солнце светило тускло, на улице не было ни души. Это начал дуть «афганец», как тут называют этот ветер после обеда. Хоть как затыкай щели, все равно к вечеру квартира будет в пыли и в песке. Все это вызывало тоску и злость, а тут опять у него зуб заболел, начала болеть правая сторона лица от глаза и вниз к зубам. Полный кирдык!

К тому же продукты закончились, есть ему нечего. Именно сегодня он планировал сходить в магазин для советников и затариться на неделю, но до магазина надо еще дойти. А завтра ему надо заступать на боевое дежурство. Идти не было сил. Вспомнив опыт с хлебом, Алексей вновь отправился на кухню. Кусок хлеба был невелик. Алексей налил полстакана водки, выпил и закусил частью этого куска. Сел на кровать и стал ждать воздействия «лекарства».

К его удивлению это сработало хотя и не сразу, но боль в лице все же слабо о себе напоминала. По всем верхним зубам стала пробегать как молния какая-то незнакомая ранее боль.

Ночь прошла в дрёме. Утром в его состоянии ничего не изменилось. Голодный и измученный он отправился на дежурство, которое обещало быть «веселым». Там ему удалось выпить горячего чая, что его несколько взбодрило. Заботы текущего дня его отвлекли, и он почти сроднился в этот день со своими физическими мучениями. Вечером, когда офицеры отдела уехали в Кабул, а дежурная смена осталась одна, Алексей почувствовал сильную усталость, голова плохо соображала, до массированного поступления информации оставалось ещё минут пятнадцать, и он решил прилечь на гамак в своем дежурном кунге. Недолго музыка играла… Раздался короткий свист и хлопок.

– Обстрел! – закричал часовой,

– Всем в укрытие! – заорал «на автомате» Алексей.

С трудом спустившись на землю по лестнице, он так и остался возле своего кунга, сил не было, он присел на землю, прислонившись спиной к стволу дерева, которое росло рядом с входом в кунг. Он видел, как личный состав дежурной смены нырял по укрытиям, а двое из них буквально «влетели» под брюхо бронетранспортера, призванного прикрывать их отдел со стороны дороги.

Мины падали редко, разрывы то удалялись, то вновь приближались. Как они так стреляют? Но это и к лучшему, подумалось Алексею. Обстрел продолжался сорок минут. Этот обстрел нарушил ритм боевой работы, и на дежурную смену насыпался такой объем работы, что почувствовать себя или о чем-то думать, не было времени. Работу закончили в четыре часа утра. Еще полчаса Алексей готовил информацию на доклад высшему руководству. Уснул он прямо за столом.

Его разбудила команда часового, приказывающего кому-то стоять на месте. Рядом с ними находились ещё и связисты, а так как часовой его отдела молчал, то и гость пришёл не к ним. Но надо все равно пробуждаться. Утро было солнечным и уже жарким. По дежурству было затишье, и все собрались у кунга дежурного по отделу. Стали вспоминать, кто куда прятался, послышались шутки и смех. Молодость есть молодость. Особо досталось тем двоим, которые залезли под бронетранспортер, ибо назад вылезти они смогли только с помощью своих товарищей, ибо расстояние между днищем и поверхностью земли было небольшое и втиснуться туда в обычной обстановке трудно. Их оттуда вытягивали за руки и за ноги.

На часах было семь утра. Алексей взял папку с информацией и пошел на доклад к генералу, который приезжал всегда очень рано. Метров через двадцать он увидел результат обстрела; небольшие воронки на земле, а на гранитной поверхности стен здания министерства обороны Афганистана были видны глубокие сколы. Кое-где виден был желтоватый налет. Стоял неприятный запах. Фосфорные мины, догадался Алексей. Жуткая вещь.

Прошла неделя. В течение этой недели ему удалось побывать у фельдшера батальона связистов. Фельдшер сказал, что похоже на воспаление лицевого нерва и посоветовал купить в аптеке у афганцев лекарство под названием финлепсин, таблетки которого, по обыкновению у афганцев, продавались поштучно. Действительно, это лекарство помогало притупить боль, а если с водкой, то и утихомирить её, но сознание становилось затуманенным и требовало усилий, чтобы вникать в суть вокруг происходящего.

Однако, решительного изменения в его состоянии не происходило.

И вот после очередного дежурства у него был день отдыха, и он решил пойти к знакомому врачу в советническом блоке афганского военного госпиталя. Госпиталь был построен советскими строителями и подобного роскошного госпиталя Алексей не видел в Советском Союзе не до не после войны.

Знакомый врач долго осматривал и расспрашивал Алексея, потом повел его к нейрохирургу. Тот в свою очередь проделал свои манипуляции, осмотрел шишку на голове. Вывод был убийственным: контузия, воспаление второй ветви тройничного нерва справа. Немедленная госпитализация. Прогноз – ухудшение состояния.

К этому моменту самочувствие Алексея было действительно, хуже не придумаешь. В отделе ребята будут злиться, подумал Алексей. Дело в том, что в их отделе болеть было нельзя, просто нельзя! Вот если пуля или осколок – тогда да, уважительная причина. Людей не хватало: надо и дежурить и вылетать на задания и выполнять текущую работу каждому по своему направлению.

Доводы Алексея на врачей влияния не оказали и они предупредили, что у него впереди сложное лечение, результат которого они не могут даже предсказать, а не то, чтобы гарантировать. В боевых условиях лечить тройничный нерв почти невозможно, последствия могут быть необратимы.

Алексей вспомнил ужасную ночь, которую ему пришлось недавно пережить, когда он обнаружил, что лекарство закончилось, как и водка, а на улице уже тридцать минут как начал свое действие комендантский час. Идти искать лекарство или хотя бы водку— безумие. Боль была ужасной, он метался по квартире до утра, пока боль не стала затихать. Его взгляд постоянно натыкался то на автомат, то на пистолет. Ужасная ночь, ужасные мысли!

– Алексей! – сказал врач.

– Ты понимаешь, что твоё лицо может перекосить, и этот процесс необратим? А заливать боль водкой – быстрый путь к алкоголизму, так как каждый раз доза водки должна быть больше предыдущей.

Возразить было нечего. Тем более он сам заметил, что нужен уже стакан водки. Алексей согласился.

Спустя час он сидел на кровати в палате госпиталя рассчитанной на четверых человек. В палате кроме него находился один контуженный, один легко раненый советник по разведке, и один тяжело раненый подполковник. Тяжело раненый подполковник Алексею был хорошо знаком, они вместе проходили подготовку в Москве перед отправкой в Афган и одним рейсом прибыли в Кабул.

Знакомый врач к его лечению приступил незамедлительно. Ему поставили капельницу, дали таблетку финлипсина, какие-то ещё средства от боли тройничного нерва. От врачей он узнал, что финлипсин главным образом предназначен для лечения эпилепсии. На ночь ему вколют морфий. Но самое главное – спокойствие и отсутствие повседневной нервотрепки и напряжения. Но все в Афганистане относительно.

Сразу выяснилось, что есть стряпню афганской столовой мало кто может из советников. Они отдавали свои порции часовому, и тот бойко их распродавал своим соплеменникам. Только вечером им приносили несколько картошек и три кусочка мяса буйвола темно-красного цвета с заветренными боками. Алексей есть мог только это вечернее мясо. Утром и в обед пил чай с печеньем и со сгущенкой или открывал банку мясных или рыбных консервов, которые он захватил с собой. Очень скоро он не мог уже видеть сгущенку, печенье и консервы. Организм просил борща, супа, неважно, лишь бы поесть жидкого!

Но и эти запасы быстро таяли, и наступил день их полного отсутствия.

Всех выручил Красный Крест, неожиданно появившийся в их боксе. Сотрудники Красного Креста привезли с собой теплый борщ и армейский хлеб. У раненых был праздник. Но выяснилось, что Красный Крест будет их посещать через день, а то и через два. Алексей каждый раз ждал приезда благотворителей с нетерпением. Прошла ещё неделя. Тяжело раненый стонал уже реже, разведчик готовился через неделю выписываться, а контуженый уже ожидал попутный на точку авиационный борт. У Алексея успехи были скромные. Если с головой шло на поправку, в сторону кидало меньше и головокружение стало мягче, то вот нерв не поддавался лечению. День на день не походил, и лицо болело, когда ему вздумается, но ночью обязательно. Физиопроцедуры не помогали. А тут еще и при ходьбе каждый шаг стал отдаваться болью в лице.