Читать книгу Дело Кинг Тута. детектив - Сергей Долженко - Страница 3
Глава вторая. Неожиданный контракт
ОглавлениеВ серых призрачных тенях раннего октябрьского утра, в Москве на Киевском бульваре, в проезде входной арки дома 42а стояли, негромко переговариваясь, люди в форме и штатском. Машина «скорой помощи» и два милицейских «Форда» перегораживали проезд со стороны улицы так, что даже случайно оказавшийся здесь зевака ничего не смог бы за ними разглядеть. Да и смотреть особо не на что: у стены в мешковатых брюках и вязаном пуловере лежал пожилой мужчина, лица которого невозможно было разглядеть из-за множества кровоподтеков. Рядом сидела на корточках молодая женщина в модном кожаном пальто поверх белого халата, распутывая провода от прибора для электрического раздражения мышц, необходимого для установления точного времени смерти. Куртку убитого из коричневой невзрачной плащевки держал заместитель начальника криминальной милиции ОВД «Дорогомилово» майор Пархоменко, лениво обшаривая карманы.
– Что у нас? – спросил следователь городской прокуратуры Баранников, бросая сигарету и привычным жестом вынимая бланки из потрепанной кожаной папки. – Очередное самоубийство?
– Да, – сказал, позевывая, Пархоменко, и кивая на гладко отполированную биту в бурых пятнах, лежащую в ногах покойного, – причем, совершенное с особой жестокостью. Забил себя до смерти. Есть лишняя бумажка или газетка?
Баранников с вздохом вытащил чистый лист, расстелил аккуратно на асфальте. Присел.
– Вечная нищета. Клади.
– Связка ключей. Брелок овальный, с надписью BMW…
– Состоятельный клиент попался, а одет, как бомж.
– Пластиковый пропуск. Московская международная академия имени Бурденко. Во-как! Выписан на имя Михаила Юрьевича Кожинова…
Присвистнул.
– Доктор наук, заместитель ректора по научной работе. Держи. Бумажник на месте. Слушай, классный – с металлической биркой. Леарт… хер.
– «Learther», – прочитал грамотный Баранников. – Лондон. Классное портмоне. Двести евро стоит, не меньше.
– А еще говорят, наши ученые плохо живут. На зарплату в восемь тысяч деревянных такого не купишь.
– Может, задарил кто… – равнодушно пожал плечами невыспавшийся следователь. Убийство профессора ничего хорошего лично ему не обещало – место происшествия придется отрабатывать на пять с плюсом, да еще под пристальным оком Генпрокуратуры, которая непременно приберет дело в свои руки.
Пархоменко вытряхнул на бумагу содержимое портмоне.
– Деньги: двести долларов, три тысячи рублями, мелочь; визитки… Вот, его собственная. Адрес: 2-ая Брестская, 39… чуть-чуть не дошел. Угловой дом. Санек! – сунул в руки подбежавшему оперу. – Давай, дуй, на этот адрес… тащи родных, не будем же везти в морг, как неопознанного.
Прощупал внутренний карман куртки.
– Смотри, фотка имеется… Ух-ты, какая цыпочка!
На фоне огромной бурой песчаной горы, в которой с трудом угадывались очертание классической египетской пирамиды, стоял крепкий старичок в просторной белой рубахе и шортах. Редкие волосы крашены, дымчатые очки, победоносная заносчивая улыбка. И рядом тонким стебельком к нему прижимается девушка в джинсах и розовой полупрозрачной блузке. Вздернутый носик, широко расставленные спокойные глаза, изящный изгиб тонкой шеи, сережки в виде больших серебряных колец…
– Прямо, Нефертити какая-то, – с завистью вздохнул Пархоменко. – Мне бы такую… Но я не профессор. И за плечами у меня всего лишь Саратовская школа милиции.
– Не расстраивайся, – равнодушно сказал Баранников, глянув на подпись, что стремительным неровным почерком тянулась по диагонали на обороте фотографии: «Дед! Спа-си-бо! Все было так прикольно. Люблю. Твоя Жанна!» – Извращенец. Внучку к дедушке приревновал. Так что шансы у тебя есть.
Опера разбрелись по домам в поисках свидетелей, отъезжали одни машины, подкатывали к тротуару другие, все больше солидные иномарки, откуда выходили люди с начальственной осанкой…. Новость о убийстве Михаила Юрьевича Кожинова, проректора Международной академии имени Бурденко, действительного члена Российской академии наук расползалась по Москве, попадала на сайты крупных агентств, на экраны телемониторов и верстальных компьютеров редакций газет.
В тот самый ранний час бывший опер Калужского РУВД, а ныне сотрудник службы безопасности ночного клуба «Афродита» на Тверской держал в объятиях восхитительную девушку, уткнувшись в ее шейку, ощущая губами, как бьется жилка в такт учащенному стуку собственного сердца. Но голос ее, когда она заговорила, оказался таким трезвым, будто они только что чистили картошку, а не занимались любовью:
– Может, прервемся?
– Конечно, прервемся, – медленно отозвался Дима, со вздохом переворачиваясь на спину. – Я же не ковбой, чтобы всю ночь сидеть в седле.
Она встала, даже не потрудившись прикрыть простыней свою наготу, и подошла к столу. Да и зачем ей прятаться – идеальная фигурка, покрытая ровным, золотистым загаром без обычных белых проталинок между лопаток и на ягодицах. Лакомая штучка. У молодого, смазливого охранника красивые бабы были. Но попроще, что ли… А эта девочка с колхозным именем Люба видно не из простых. Да и свалилась ему, как снег на голову. Подошла после смены, когда он сдал «амуницию», расписался и вышел к часу ночи под свет ночных огней главной московской улицы. Вот только не припомнит, откуда она подошла к нему: то ли отделилась от группы путан, пестрой стайкой державшихся поближе к парадному входу, то ли выпрыгнула из машины… Подошла и вопросик задала нестандартный, не вот тебе «Мужчина, у вас не будет сигареты?», а спросила прямым текстом: «Молодой человек, вам нужна женщина на ночь?» Первым естественным движением было послать обнаглевшую шлюху, но что-то сдержало его. И кожа чистенькая, и с косметикой без перебора – все в меру, и во взгляде широко расставленных спокойных серых глаз нет назойливой напористости уличной торговки собственным телом…
Словом, искушение было велико, и он ему поддался.
Когда девушка вышла из ванной, перепоясанная большим махровым вьетнамским полотенцем с мордой тигра, оказавшегося прямо посередине узких бедер, он спросил:
– Люба… Это твое настоящее имя или псевдоним?
– Тебе какое дело? – отозвалась она, стараясь не глядеть на него. День разгорался, неяркое солнце из-за гряды сталинских многоэтажек напротив начинало проникать в комнату, и Дима увидел, как легкий румянец смущения окрасил ее щечки. – Нам было хорошо?
– Очень. Сколько я тебе должен?
– В смысле?
Румянец сгустился, заполыхал красным огоньком. Она прикусила нижнюю губку.
– Я могу только в рублях. На баксы или евро не рассчитывай. Не тот клиент.
– Спасибо за предложение. Ты мне ничего не должен, – сказала она, потянувшись за джинсами. – Считай за благотворительность.
– Вот как?! – удивился доблестный секьюрити, ничего не понимая и натягивая на себя поспешно простыню. – У вас что, вчера был День охранника? Тогда, как бы его продолжить? Я имею в виду телефон, адресок. Я знаю пару мест в Перово, где можно хорошо отдохнуть.
– Забудь, – натянуто рассмеялась она. – Сегодняшний случай – это еще не повод для знакомства. Я знаю, где тебя найти. Свяжемся как-нибудь.
Кофе предложить не успел. Оделась и выскользнула из квартиры. Растаяла. Как утренний сон, как туман на рассвете, как майский снег на зеленой траве.
Однако, увидел бывший калужский опер свое «ночное приключение» гораздо быстрее, чем надеялся. Да и, честно говоря, особой надежды не было. Странная девочка, неожиданно возникшая в его жизни и так же неожиданно исчезнувшая. Она не походила ни на проститутку, ни на скучающую студентку, которые, обычно осоловев к пятому часу ночи от пива и травки, вешались на шею просто за то, чтобы довез до постели, любой постели… Она вообще не походила ни на одну из девушек, с которыми Точилину приходилось иметь дело. Впрочем, напрасно он ломал голову, отгадка не заставила себя долго ждать.
В тот день он дежурил на втором посту, в фойе, и увидел Любу за стеклянной вращающейся дверью. Вся в черном, с опущенной головой, с черной сумочкой в руках, она не поднялась, а взлетела по ступеням и уперлась в табличку «Close-Закрыто».
– Санек, осади, – кинулся он к входу, который перекрывал сибирский штангист Саша Кораблев, по кличке Матрос. Такая же лимита, как и он. Только из-под самого Красноярска. – Это ко мне.
– Ладно тебе… – ухмыльнулся Матрос. – К начальству, поди. Что я, твоих баб не видел? Твои чуть дальше, у стоянки мылятся.
– Учись, студент!
Дима поправил тугой узел галстука, встряхнул головой, как делал в одном боевике крутой парень, и скинул цепочку с никелированных ручек.
– Добрый день, Любушка. Если за билетом, то сегодня с 21.00 вход для девушек бесплатный, но… интригующе понизил он голос, – если за личным счастьем, то ко мне.
– Привет, – сухо сказала она. Выглядела она несколько хуже, чем тем прекрасным утром. Бледная, тени под глазами, стиснутые пальчики на ремне сумочки. Напряженная, точно вспугнутая степная газель. – Я к тебе, но не за личным счастьем. Мы можем где-нибудь поговорить?
– Еще полчаса, и я свободен, – соврал он, лихорадочно соображая, по какому поводу отпросится у шефа службы безопасности. – Минут двадцать подождешь?
– Хорошо, – кивнула она.
– Посиди пока в баре, я что-нибудь для тебя закажу.
– Нет, встретимся на Пушке.
– Договорились. Через двадцать минут.
Они шли по Тверскому бульвару, Дима рассказывал уже третий анекдот, но Люба все еще не говорила, зачем ей понадобился случайный любовник, к тому же охранник ночного клуба. Что с него возьмешь? Только морду кому-нибудь набить. Но он робел, как мальчик – вдруг она его полюбила, вдруг ей запомнились его страстные объятия, вдруг лучше мужчины она еще не встречала… И разрушать романтические иллюзии прямым, грубым вопросом не хотел.
– Ты извини, – сказала она, искоса взглянув на него, – за ту ночь.
– За что? Все было так прекрасно, Люба, – сказал он и попытался обнять ее за плечи, но она немедленно отстранилась.
– Нет, все-таки извини. Я не Люба, меня зовут Жанна. Жанна Воронцова.
– Я сразу понял, – воскликнул, рассмеявшись, Дима. – Любы другие – все больше в теле, дородные, грудастые, с румянцем на пухлых щеках. Что я, Люб не видел! А ты вылитая Жанна. Хрупкая, интеллигентная, озорная и насмешливая. Я где-то читал, что не родители имя человеку присваивают, а сам человек рождается с таким именем, а папа с мамой только угадывают…
– Понимаешь, – перебила она его решительно, – мы с девчонками немножко подпили, и поспорили, кто за ночь больше заработает. В смысле… ну, сам понимаешь, – кто больше с мужика возьмет.
– Во как! – присвистнул провинциал. – Этот теперь так светская молодежь развлекается? Ну, и что ж ты тогда денег с меня не взяла?
– Если честно, противно стало…
– Противно? Я думал, тебе понравилось…
Наверное, на него стало жалко смотреть, потому что она улыбнулась, взяла его под руку.
– Противно от самой себя. Забудем, я о другом хотела с тобой поговорить.
– О чем? – подчеркнуто равнодушно спросил случайный любовник.
– Мы недавно похоронили дедушку.
– Соболезную.
– Три дня назад.
– И что? Я при чем? Деньги все-таки понадобились? Сколько?
К его удивлению гордая и надменная столичная штучка не врезала ему по щеке, не развернулась и не ушла, а только прикусила нижнюю губку.
– Ты вправе говорить такое, оскорблять… Но денег мне не надо. Наоборот, я тебе принесла деньги. Вот.
Она порылась в сумочке и вытащила перетянутые банковской резинкой пачку… Нет, не рублей, не долларов, а евро…
– Здесь тысяча. Если мало на первый раз, я добавлю.
Эта девочка умудрилась прожженного опера удивить во второй раз. Дима оглянулся по сторонам, встал, как вкопанный, и с удивлением посмотрел на пачку банкнот в ее дрожащей руке с тоненьким золотым браслетом на запястье.
– Я тоже хоронил своих дедушек, – медленно протянул он, – но по таким случаям бешеные бабки первым встречным не раздавал.
Но, оказывается, дедушка дедушке рознь. Покойный дед Жанны был в своем роде знаменитостью – медик, профессор с международной известностью, в последнее время возглавлял сектор молекулярной генетики в Московской международной академии имени Бурденко.
– Убили, как бродячую собаку. Заколотили палкой до смерти обкуренные подростки.
Слезы мгновенно вскипели на ее глазах, она замолчала, отвернувшись и невидящими глазами уставившись на многоводный поток машин, медленно текший вдоль бульварной решетки.
– Мне очень жаль, – осторожно сказал Дима. – Нет, правда, жаль. Такие люди должны умирать в постели, среди родных и близких. Но, конечно, не так паршиво. Нашли?
Она сразу поняла, о ком он спрашивает.
– Нет. Я хочу, чтобы ты сделал это.
Дима откинулся на спинку скамьи и присвистнул:
– Так вот для чего деньги! Кстати, спрячь в сумочку, а то в вашей семье пройдут еще одни похороны. Кругом столько завидущих глаз. Эй, мужик, что глазенки выпучил?! Иди, куда шел… Но при чем здесь я? Есть доблестный московский уголовный розыск, есть ГУВД, ФСБ, да все лучшие сыскари в столице парятся. Потом, как я понимаю, убийство академика не рядовой случай. Наш райотдел бы весь на уши поставили, даже если прихлопнули рядового кандидата наук. А тут, как ты говоришь, мировая величина! Ты со следаком общалась?
– Да. Пожал плечами и говорит, время такое бурное: олигархи, говорит, распоясались, организованная преступность… Целую лекцию мне о криминальной России прочитал, а по делу ничего не сказал.
Ну, о том, как родственников терпил разводят, Точилин знал не понаслышке. Так сказать – превентивная обработка, чтобы жалобы не строчили и нервы не портили, если дело до суда не дойдет.
– Любушка… извини, Жанна, неделя – не срок. Возьмут эти мелких бесов, куда они денутся? Но если так расстраиваешься, если хочешь помочь следствию, чисто психологически это понятно, найми на эти деньги частных детективов. Они в принципе могут раскопать то, что ушло от замыленного профессионального взгляда.
– Была. В очень крутом агентстве. Неподалеку отсюда, на Суворовском бульваре. Рекламу его часто крутят. «Щит и меч».
– И что?
– Как узнали, по какому поводу, тут же к генеральному директору провели, кофе предложили. Взялись рьяно, особенно, когда я сказала, что деньги – не вопрос, сколько потребуется, столько получат.
– Ну, вот и прекрасно!
– А сегодня утром позвонили и сказали, что договор со мной заключить не могут. Убийства – не их профиль. Как будто они вчера не знали, чем они могут заниматься, а чем – нет.
– Тоже логично, – сказал задумчиво Точилин. – Тяжкими и особо тяжкими преступлениями по «Закону об охранных предприятиях» они заниматься не могут. К следственным материалам близко не подпустят. Начнут суетиться нелегально – лицензию отберут.
Он говорил, как прокурор на приеме. На самом деле, в российской практике, частные детективы чем только не занимались. И в банды внедрялись, и дела государственной безопасности решали… только вся разница, под какой крышей они это делали. Да, по закону там, где произошло убийство – частного детектива быть не должно. Но кто сказал, что он туда явится с корочкой охранного агентства? Большинство частных сыскарей – выходцы из правоохранительных структур. Проставится бывшим коллегам, и заявится хоть куда… как милицейский информатор, как общественный помощник. Часть добытой информации сольет в органы, часть – клиенту. И все довольны. Поэтому отказ генерального директора ему был формально понятен, а вот по жизни – чувствовалось в этом что-то нехорошее.
– Надо подождать. Время вытащит наружу, кто бы, что бы ни прятал. А тебе надо успокоиться. Слушай, – живо повернулся он к ней. – Как насчет рыбалки. М-м? Я думаю, такими удовольствиями ты не избалована. Возьму отпуск дней на десять. Махнем к родителям. Они живут в Решетихе, всего лишь двести сорок километров от Калуги. Природа, леса, речка Снежана… Как там хорошо на утренней зорьке сидеть… Есть банька. Вернемся, глядь – сидят эти бесы в клетке и строчат правдивые показания.
Она выслушала предложение очень серьезно, переспросила вдумчиво:
– В Решетиху? В баньку и на утреннюю зорьку?
– Ну, да.
Встала, закинула сумочку на плечо.
– Значит, ты отказываешься… Извини, что побеспокоила. Пока!
Если бы он помедлил немного, то она бы успела подняться до Пушкинской площади и раствориться в потоке народа, стекающего в подземный переход, и жизнь его в последующие два месяца была бы намного спокойнее и легче. Его б никто не пытался загнать в тюрьму, зарезать, продырявить из оружия разных калибров; ему б не пришлось мотаться по городам и странам, то богатым и беспечным туристом, то загнанной крысой, обезумевшей от страха. Но он бы также ничего не узнал о легендарном городе Солнца – Ахетатоне и малыше Туте, страстном коллекционере тростей; не встретил безумно красивых и столь же опасных женщин, а главное, не вошел бы в историю мирового сыска, как детектив, поставивший точку в одном из самых громких дел за последние четыре тысячи лет. И, вполне вероятно, разочаровавшись в столичной жизни, намаявшись охранником по клубам и автостоянкам, плюнул чисто символически на площадь трех вокзалов и уехал обратно в Калугу, вернулся в ментуру и закончил жизнь рядовым участковым.
– Подожди! – вскочил он и бросился за ней. – Не все соображают так быстро, как ты. У меня один вопрос – с чего ты решила, что я, ничтожный вышибала из ночного клуба, смогу справиться с тем поручением, которое ты для меня придумала.
– Для вышибалы ты… – она смерила его оценивающим взглядом.
Он немедленно расправил плечи. Впрочем, расправлять особо нечего: с десяти лет по секциям карате и кикбоксинга, а там могучий бицепс ценится на грош, там реакцию подавай.
– … как бы тебя не обидеть, хрупковат, что ли… Это раз. На твоем столе стоял памятный знак из дешевенькой пластмассы «Лучший оперативный сотрудник года» с подписью какого-то генерала – это два, глаза у тебя умные – это три. Да и сам ты только что проговорился – «наш райотдел». Вообще, что ты делаешь в ночном клубе? Работа под прикрытием? Мафия, наркоторговцы, отмывание денег или скупка драгоценных камней?
Умела она польстить, умела.
– Тише, – приложил он палец к губам, демонстративно оглянулся и шепотом начал: – В этом деле замешаны очень влиятельные люди и нити уходят в Кремль. Директор клуба, подлец, который платит своим секьюрити гроши, на самом деле не директор, а глава крупной международной мафии…