Читать книгу Маскарон. Книга первая - Сергей Е. Динов - Страница 11

В начале мая в том памятном году злодейка-природа устроила самое жестокое пекло: хоть подушку на макушке носи наполеоновской треуголкой, – все-равно пропекало до мозга. Приложите еще пару жгучих горчичников к подошвам туфель, по грелке с кипятком – на плечи и живот, и вы сможете себе представить, каково это было в жаркий полдень в Одессе.

Ночь не спасала. Ленивый ветер выталкивал на улицы влажные тампоны воздуха с моря и лепил их на потные, сальные лица отдыхающих. По Дерибасовской медленным сквозняком тянуло кислой вонью перекаленного противня, на котором жарили каштаны уличные торговцы с Молдаванки.

На пляжах Аркадии дышать было легче. Но у Черного моря, чтоб вы знали, в эту темную пору совсем не любили гостей. Вернее, их любили, чтоб дать в рыло и вывернуть карманы. Потому малочисленные гости шатались по центральным улицам и бульварам, держались освещенных мест.

А улицы, напомню вам, в то время в Одессе носили смешные советские названия: Карла Либкнехта и Розы Люксембург, к примеру. Или Карла Маркса и Фридриха Энгельса. Если одесситы, будем думать, прощали Люксембург за Розу, то какое отношение к Одессе имели разные Фридрихи и Карлы? Не хочется вспоминать советские штампы, лозунги и глупости.

Небо в тот душный вечер напоминало опрокинутое Черное море и катилось в сторону Куяльника грязными наворотами туч. Можно было ждать дождя. Уж что-что, а в Одессе ждать можно долго. Но не всем.

– Сколько еще ждать?!

Один из таких недовольных жизнью оператор-постановщик Кипренов был раздражен долгим ожиданием и цедил сквозь зубы самые скверные ругательства в адрес молоденьких актрис, что назначили встречу в кафе и не явились. Кипренов тупо созерцал гуляющий по брусчатке праздный люд, с тоской провожал каждую пару обнаженных ножек загорелых девушек и женщин в откровенных одеждах курортниц.

– Любимых ждут всю жизнь, подруг – полчаса, шлюх – минут десять, – философски заметил Роберт Воротов, по прозвищу Роба, его помощник и второй оператор по фильму с рабочим названием «Лилия на песке». Он расстегнул пуговки на рубашке до самого пупа, приличия соблюдать было не перед кем. В отличие от своего шефа, сухаря и зануды, Воротов был толст, импозантен и терпелив.

– Переждали сорок две минуты, – разозлился Кипренов, тяжело поднялся, пластиковый стул под ним опрокинулся.– Пора по койкам, завтра тяжелая смена. Уходим.

– Будь великодушен, Кипа. Девицам по двадцать лет. Набрели на проворных одесситов и оттягиваются сейчас в баре на Большой Арнаутской с пивом и с раками. Мы для них – занудные папаши.

К сорока двум годам Воротов оставался холостяком и снисходительно относился к коварству, непостоянству и предательству женщин. Кипренов, наоборот, с каждым годом становился все злее, занудливее, раздражался по любому поводу, обижался на любые мелочи. В женщинах ненавидел, буквально, все: красоту и уродство, порядочность и распутство, нежность и злобу. В женских поступках и словах всё ему казалось ложью, притворством и обманом. В общем, на лицо был затянувшийся кризис среднего возраста.

– Вот именно, сраками! – фыркнул Кипренов. – И не называй меня Кипой в группе! – разъярился он. – Для всех я – Виктор Павлович!..

Он помолчал, заводился на конфликт с коллегой.

– Па-па-ши… Сссучки!.. – прошипел Кипренов. – В сорок пять я будто начал жизнь заново!.. А девки себе карьеру подмочили, я тя уверяю! Мы вытащили этих вертихвосток на полный метр, на десять (!) съемочных дней, из захолустья!.. из какого-то вшивого областного театрика!.. Да у меня следом идут два проекта в Питере. Ту же Яну мог бы пристроить на вторую роль, Ингу на эпизод серий на пять. Могли они вечер в Одессе посвятить нам, благодетелям?

– Могли, Виктор Павлович, могли. Успокойся, – с фальшивым уважением и терпением согласился Воротов. – Прости их великодушно, благодетель. Юность. Ветер в мозгах. Да и какая у симпатичных девчонок карьера? Только прыжки через койки. Мы с тобой, Кипа, тяжело признать, но – факт, – для них пройденный этап.

– Не называй меня Кипой! – рассвирепел Кипренов.

– Спокойно, шеф! – угрожающе поднялся со стула верзила Воротов. – Чего тебя понесло?! Ну, продинамили девчонки… Пойдем, напьемся в кафешке подешевче и забудемся в легком похмелье…

Кипренов посопел обиженно, но ссориться с помощником из-за сопливых актёрок не стал. Нынче не найдешь другого такого преданного «второго», который, из проекта в проект, безропотно «стоял» бы на «фокусе», на перезарядке пленки. Снимали-то кино по-честному, на пленку 35 мм!

Они вышли из-под летнего навеса кафе, побрели по знаменитой Дерибасовской, спотыкались на брусчатке, продолжали беседы на вечные темы женского коварства. Навстречу попадались вялые пары курортников. Одесса оживала после застоя и бурной бандитской «перестройки».

– Я тя уверяю, Роб, не будут они больше сниматься! Уж я постараюсь!.. – заявил Кипренов.

– А меньше?! – вставил свою шуточку Воротов. Но разозленного Кипренова несло.

– Я – член Союза20! Захочу, девки не будут сниматься вообще!.. во всяком случае, в России… Не поленюсь, тааак ославлю в актерских агентствах, что…

– Остынь, Кипа, не заводись! – посоветовал Воротов. – Ты же ваааще у нас почетный квадратный многочлен: Союз журналистов, писателей, филателистов, пчеловодов… Кого там еще?! Передо мной только не надо выёживаться!.. Хорошо?! Чем больше угроз, тем меньше дел. Давай поговорим о творчестве!..

Кипренов промычал неопределенное ругательство и благоразумно промолчал. Спорить с верзилой Воротовым было себе дороже: с дружеской попойки никто ведь не притащит в гостиницу так бережно и без травм, как верный помощник. Да и по работе Кипренов был доволен преданностью, профессионализмом и долготерпением второго оператора. Но проницательный, въедливый Кипренов нашел, чем отомстить Воротову за «многочленство».

– Скажи мне, друг любезный Роба, с чего ты так гуляешь на широкую руку уже который день? С какого такого гонорара? По нашей – то безденежности…

Воротов, до этого момента расслабленный и спокойный, мгновенно обозлился:

– Бабушка наследство перекинула на Главпочтамт! До востребования!.. Еще вопросы?!

– Ладно, – смирился Кипренов.– Наплевать, чем ты там торгуешь…

– Чем торгую?! – завелся Воротов, правильно предполагая, что «шефу» стало известно о его малой коммерции подотчетными расходными материалами: фильтрами, затенителями, арказолью21 и прочей дармовой мелочью, выписанной на операторскую группу со склада киностудии.

– Хорош! На этом и закончили! – сурово попросил Кипренов.

– Ладно, – согласился Воротов. – Кстати, свое последнее и категоричное слово о девчонках на студии сказал Берест: будут сниматься!.. А мы с тобой, Кипа, – подневольные люди и станем помалкивать в салфетку.– И пояснил доверительно. – У Янки, похоже, романчик с Берестовым.

– С генпро? – неприятно удивился Кипренов.

– Чего ради генеральный продюсер тогда намылился так срочно в Одессу? Мы еще съемки толком не начали.

– Однако, – неприятно удивился Кипренов.– Прокол. Если Яна легла под Береста, – мне конец!.. Не простот девка мое хамство, – переживал он. – Ладно! Тем лучше, не будем отвлекаться на баб. Займемся творчеством, Роба. Да пошли они!..

– А пошли мы, – грустно пошутил Воротов. Уходить с неудачного свидания в одиночестве изумительной теплой южной ночью, под акациями и каштанами Одессы – это, согласитесь, не самое лучшее начало киноэкспедиции к Черному морю.

– Может, местных девочек снимем? – с тоской предложил Кипренов.

– Путь их местные снимают, своих портовых шлюх! – продолжал тихо злиться сам Воротов. – Мы завтра приличных женщин снимем. На «Кодак».

По стране и бывшим советским республикам мчались лихие «девяностые» прошлого столетия. Тогда многие фильмы «новых» кинопродюсеров снимали на приличную американскую пленку «кодак», что вы знали.

На общий сбор съемочной группы во дворе киностудии к 10 часам утра актрисы не явились. В гостинице девчонки не ночевали. Вещи обеих оставались в номере.

– Во, загуляли, лохушки! Теперь им кранты! Карьера точно накрылась! – презрительно усмехнулся Кипренов. Разъяренный режиссер фильма отозвал оператора-постановщика в кулуары студии. На разборки. Замдиректора, рыхлая дама, знойная одесситка, мадам Гришина в мегафон проскрипела, что выезд группы задерживается на полчаса… или час. Не меньше.

– В буфет никому не соваться! Услышу запах спиртного – на съемки не допущу! – заявила она.

– Услышит она, – ха! – возмутился Воротов и первым двинулся через служебный ход к буфету киностудии.– Тут особое чутье нужно, к интеллигенции. Грубым женщинам оно чуждо.

Солнце припекало, будто прикладывали к макушке раскаленную сковороду. Даже под шатрами пышных каштанов Французского бульвара было трудно дышать. Море прогрелось до 29 по Цельсию. Все вечера и всё свободное время киношники проводили на пляже. Сейчас многие с тоской посматривали в сторону павильонов, где внизу, за густой зеленью деревьев плескалось невидимое Черное море. Легкий шум листвы над головой воспринимался как завораживающий шелест волн. Хотелось прохладного пива, горячего песка под боком и покоя, покоя, покоя.

Через полчаса съемочная группа поредела основательно. «Светики» – бригада осветителей утекла в свои апартаменты, в отдельный одноэтажный особнячок. Самого младшего погнали за пивом, с двумя пакетами. Актеры укрылись в основном корпусе киностудии. Операторская группа, изнывая от жары, оставалась в «камервагене22» при аппаратуре. Они – то и приняли на себя первый шквал истерики режиссера, который обещал уволить всех и, в первую очередь, столичных эпизодников и набрать типажей из местных жителей.

– А я – таки вам говорила: берите местных, – назидательно промычала мадам Гришина и показала себя истинной одесситкой, до этого она говорила исключительно протокольным языком.– Ни тебе суточных, ни оплаты прожития. Экономия на лице.

На своем грандиозном лице полная мадам Гришина обозначила багровый кратер вулкана готовый к извержению матовой лавы. Режиссер, по мнению местной знати, – «потс-становщик», господин Шувырин, крепыш, шестидесяти лет, с комплексами дикого Наполеона, не нашелся, что ответить представителю администрации, нервно крутанулся на месте и метнулся за ворота. Похоже, побежал в ближайшее на бульваре кафе «Кавказ», чтобы заглушить водочкой тоску по большому и несбыточному творчеству.

Ассистентка по актерам, милая скромняга Валечка сообщила скрипучим голосом в мегафон оставшимся, что съемки на сегодня отменяются. Для невозмутимого Воротова, единственного из группы которого она «держала» за настоящего мужика, добавила по секрету, что вещи пропавших актрис были разбросаны по номеру гостиницы, словно девушки спешно собирались на свидание.

Совсем несложно было в таком замечательном городе у моря, как Одесса, не подцепить симпатичным девчонкам двух приличных и денежных кавалеров. Яна была эффектной крашеной блондинкой в теле, Инга – стройной, гибкой шатеночкой. Обе отличались игривым нравом, неуемным кокетством и легкостью общения. Оборотистые девчонки уже слегка «подхалтурили», отснялись в двух эпизодах фильма с пошлым рабочим названием «Лилия на песке», здесь же на одесской киностудии, подзаработали деньжат и могли с легкостью укатить, скажем, в круиз по Средиземному морю, до острова крестоносцев Мальты и обратно.

Самому Воротову было вдвойне обидно, что девчонки исчезли так внезапно и без предупреждений. Положив, что называется, глаз на юную красотку Ингу Шеметову, Роба рассчитывал на некоторую взаимность родной сестры Элины, немыслимым образом исчезнувшей в экспедиции на Азове. Именно Воротов вытащил Ингу с ярославского театрального училища на съемки в Одессу. Неуемная красотка Яна притащилась следом. И вот, казалось бы, после эпизодических ролей в первом фильме, успешного начала съемок во втором, девчонки поймали за хвост удачу, но вдруг, без извинений и благодарностей, смылись, легкомысленно сбежали.

Если девушки не объявятся и на следующий день, их, разумеется, снимут с фильма. Группе грозило пять дней пересъемок в Одессе с другими эпизодницами и лишение премий для основных «творцов». Потому без лишних слов и объяснений запланировали на другой день выходной, чтоб режиссер по картотеке киностудии смог подобрать исчезнувшим актрисам замену из местных кадров.

Девчонки не вернулись в гостиницу ни на третий день, ни через неделю.