Читать книгу Поминуха в Кушмарии - Сергей Евстратьев - Страница 9
7. Консенсус на трапезе
ОглавлениеПрактика нашла, а теория установила жизненный закон: любое собрание за столом с бутылками алкоголя превращается без председателя в рядовую пьянку. Но когда с председателем – это мероприятие. Наш законодатель по определению не мог такого пропустить. Депутат-адвокат, встав, немедленно сформулировал и обосновал, почему именно он просто обязан исполнять обязанности председателя:
– У меня, конечно, борода не такая, как у батюшки. Но другой здесь нет. К тому же, мой голос в стране слышен, к нему прислушиваются. Так что спикером придется стать мне.
Возражать никто и не подумал: должность не оплачиваемая, разовая, льгот никаких, – и самоназначенный председатель продолжил:
– Я вижу, вы все согласны со мной. Прошу садиться, – хотя никто не стоял, – начнем. У меня двойное пожелание Анне Георгиевне. Поскольку у нас цель добрая, надеюсь, достигнем консенсуса.
Прокурор поморщился. А таксист удивился: «Мы что, тригонометрию изучаем: синус, косинус, конс…»
Любитель классических терминов не смутился:
– Объясню. Термин консенсус больше парламентский. В переводе с латинского значит «согласие, единодушие». Забыли, как раньше голосовали в ответ на призывы партии?
Таксист вновь удивился:
– Mille pardon, чёрт побери, кто будет спорить? Мы же не в парламенте бюджет делим.
Депутат продолжал красоваться:
– Я не дьявол с его деталями, но конкретизировать хочу. Таксист не мог остановиться и пробормотал: «Тоже мне, богослов нашёлся!». Но его никто не услышал, а спикер не унимался:
– Наше единогласие заключается в следующем: с одной стороны, мы желаем Анне Георгиевне подольше здравствовать на этой земле, а с другой – пожелаем ей попасть не просто в царствие небесное, а в отделение VIP, то есть в рай. Все слышали, батюшка одобрил.
– Чтобы не нарушать регламента и протокол, прошу уточнить, в каком случае будем чокаться, а в каком не будем? – прервал Василий исполняющего обязанности председателя.
Спикеру реплика понравилась:
– Хорошая растет молодежь, учится жить по правовым нормам поведения. Определяю: будем чокаться через раз. За здравие на земле – чокаемся, за вечную жизнь в раю – склоняем голову.
Было обеденное время. Накрытый стол обострял аппетит. На столе ждали овечья брынза, домашняя колбаса, селедка, жареные перцы, маслины, овощные соленья, керамический кувшин с крестьянским красным вином по прозвищу Гибрид Иванович, домашний хлеб и плацинды. Собравшиеся начали пробовать холодные закуски, не дожидаясь приглашения. Спикер уловил желание коллектива:
– Перекусим пока без тостов, – поднял стакан и лишь пригубил.
Голосования не потребовалось. Застолье стартовало. Началось вилочное движение. Не сопровождаемое стеклянным звоном.
Между тем во дворе дома происходили едва заметные события с будущими немалыми последствиями. Поочередно, с небольшим интервалом, появились водители Василия и депутата. Каждый из них положил за крышку гроба сумку. Через полчаса из подъехавшего джипа, с переднего сидения, выпрыгнул широкоплечий мужчина в черной куртке. Оглянулся, вошел во двор, посмотрел по сторонам, приблизился к крышке гроба, отклонил ее от стены, взял сумку и не торопясь уехал. Через 5 минут то же проделал кудрявый парень из серой шкоды. Отсутствующий Кагор своим звуковым сопровождением им не мешал.
Наконец первое чувство голода поминальщики утолили и успокоились.
Таксисты не приучены уступать дорогу. И Федосеич, не дожидаясь указаний спикера, разлил по стаканам пузырящееся красное вино:
– Mille рardon, сотрапезники, давайте пожелаем Анне Георгиевне как можно более длинную дорогу до следующих поминок. Не возражаете? Тогда вперёд!
Глухое чоканье подтвердило согласие с тостом, но стакан до дна никто не опустошил:
– А адвокаты на том свете есть? – полюбопытствовал таксист.
Депутат на вопрос не среагировал. Но мастер руля не успокоился. Съев несколько маслин, он снова обратился к спикеру застолья:
– Скажите, если у нас поминки живые, правильнее сказать – тренировочные, наверное, нужно Анне жизнь свою рассказать. Ведь если не выговоришься, то душу не облегчишь. По себе знаю. Разве не так?
Петр Петрович, как и его коллеги по парламенту, после выборов любил поучать народ. Перед выборами он обещал, критиковал конкурентов, хвалился, осторожно нападал на власть. И храбро обещал: вот когда мы возглавим, тогда…
Сегодня представлялась возможность продемонстрировать трибунное мастерство, и адвокат не мог ее упустить:
– Здесь не суд, чтобы выяснять виновность главной героини. Цель поминок иная. С одной стороны, это соблюдение ритуала узаконенной жизнью традиции. С другой – задача снять неизбежно возникшее психологическое давление на родных и близких усопшей:
– А у вас, господин депутат, в случае смерти подготовлены просьбы к Богу? – неожиданно прервала его плациндолюбительница.
– Пожалуй, одна, уважаемая. Перед отпеванием меня попрошу на время воскресить и дать прощальное слово. Представляете, сколько можно высказать о ком хочешь и что хочешь? Их ответные слова прозвучат впустую.
– Интересно, на том свете на каком языке разговаривают? – решила уточнить другая соседка.
Плациндолюбительница посчитала, что вопрос обращен к ней:
– На каком, на каком! Ты уже немолода, могла бы сообразить, куда отправляешься? На небеса, к Богу. Значит, будем говорить на божьем языке.
– Мы же его не знаем.
– Читай Библию. Ответь на мой вопрос. А с кем бы ты хотела увидеться, когда попадешь наверх?
– Конечно, в первую очередь с мамой.
– А с кем бы не хотела встречаться? Коллега Анны по работе вмешалась:
– С тобой уж точно. Впрочем, ты сама бы не пришла, ведь плацинд у Анны там не будет.
– Ох и завистливая ты. Оттого худющая и замуж не берут, – огрызнулась поклонница плацинд, – и повернулась к Федосеичу:
– Вы мало кушаете, уважаемый сосед. Федосеич спокойно объяснил:
– В передаче «Здоровье» по ТВ учили: мозг человека всего 2 % от веса тела, а забирает 20 % энергии. Места для большего количества уже нет. Поэтому я больше двух порций не ем.
Таксист-шашист понял, что за руль он сегодня уже не сядет, и перестал считать стаканы. Речь стала свободней:
– Вот вы, господин депутат, столько говорите, будто вам платят за каждое слово, как нам за километр. А правду объезжаете, что выбоину на асфальте.
Разомлевший Петр Петрович не обиделся:
– Разумный ты человек, Федосеич, а выехал не на свою полосу. Возьмем, к примеру, казалось бы обычный эпизод. Кто скажет правду о тебе?
Федосеич удивился:
– Тоже вопрос. Запретительного дорожного знака вроде не установили.
Парламентарий ухмыльнулся:
– А вот сейчас разберемся. Кто тебя не знает, тот ничего о тебе не скажет. Ни хорошего, ни плохого. Если он честный, не сможет. Он же тебя не знает. Перейдем к тем, кто тебя знает. Начнем с родственников. Ты еще живой. Ну кто из родственников скажет правду о тебе, еще не зная твоего завещания, зачем отношения портить? Спросите друзей? Они же потому и друзья, что не говорят правду о тебе. Зачем расстраивать друг друга? Узнать у врагов? Кто же им поверит? Они же враги! Маме поверят, но она же мама, она любит тебя не для того, чтобы говорить всем правду о тебе.
Федосеевичу понравилось, что его замечание вызвало столь обстоятельный ответ самого депутата, который продолжал:
– Сам у себя спроси – и узнаешь правду о себе, если не побоишься. Не все такие отважные и безрассудные. Один богатый американец сделал заказ киностудии: снимать его первенца раз в неделю по одной минуте, а на его пятидесятилетие смонтировать отснятое и вручить ему. Когда настал срок, юбиляру принесли кассеты. Он заперся в кабинете, никого не пускал и на третий день затворничества застрелился. Почему? Комментарии нужны?
– Думаю, что нет, – Василий поднял стакан, – знаешь правду о себе, не знаешь правду о себе, жизнь идет. Выпьем за радость жизни!
Все выпили до дна. Федосеич, не прося слова, расфилософствовался:
– Если человек создан по образу и подобию Творца, то каков тогда Создатель? У мусульман и иудеев его изображения нет, христиане рисуют приглаженным. Вы скажете: Божьи заповеди корректируют поведение человека. Но, позвольте, зачем тогда его корректировать, перевоспитывать созданного по Божьему образу и подобию? Вывод: или не получилось, или двойные стандарты.
– Не наливайте ему больше, – указал объективный прокурор.
– Но и не меньше, – уточнил Федосеич.
Назидательные речи адвоката начали вызывать раздражение. Однако последние слова: «Давайте теперь потрапезничаем молча» – напряжение уменьшили.
После смерти мужа Анны в ее доме не курили. Анна, заметив, как адвокат несколько раз вынимал пачку сигарет, а прокурор его одергивал, посочувствовала:
– Дорогие гости, покурите во дворе, а мы пока горячий стол подготовим.
«Куряки» противиться не стали и направились к беседке. Когда мужчины вышли, женщины стали прибираться.
Анне помогать не разрешили:
– Тебе сегодня работать нельзя, отдыхай, сами управимся, – остановила её бывшая коллега.
Анна сидеть без дела не привыкла:
– Можно, я пока в гробу полежу, устала больно, как-никак поминки.
– Почему бы и нет? Гроб же тебе принесли, попробуй, в следующий раз привычней будет, – одобрила доброхотка-соседка.
И отпетая покойница перекрестившись, полезла осваивать гроб.