Читать книгу «Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 2 - Сергей Фомин - Страница 4

В прошлой главе мы писали о том, что в составе серии статей французского журналиста Ксавье де Отеклока «Что стало с Русским Царем», вышедших 1930–1931 гг. в парижской газете «Petit Journal», 11 января 1931 г. было опубликовано письмо князя Н.В. Орлова «Le prince Nicolas Orloff dans une lettre qu'il nous adresse apporte des precisions sensationnelles sur le mystere des reliques de la famille imperiale».

Парижская газета «Petit Journal», 11 января 1931 г.

В отличие от других статей цикла, переведенных на русский язык и опубликованных в эмигрантских газетах (парижском «Возрождении» и белградском «Царском Вестнике»), письмо это было почему-то там проигнорировано.

Публикуя перевод этого важного (для лучшего понимания личности князя Николая Владимiровича Орлова) документа, выполненного для нас Николя Д., мы вводим этот источник в сферу внимания исследователей Царского дела.

КНЯЗЬ НИКОЛАЙ ОРЛОВ

В полученном нами письме вносит сенсационные уточнения в дело о загадке останков Императорской Семьи.

Высокопоставленная российская персона, князь Николай Орлов, внимательно следивший за расследованием следователя Соколова, прислал нам весьма интересное письмо, которое подтверждает результаты нашего расследования и свидетельствует об огромном интересе, вызванном Екатеринбургской тайной среди тех, кто остался верен памяти Николая II:

Я бы наверняка предпочёл хранить молчание по вопросам, поднятым в ходе расследования «Petit Journal», касательно останков Императорской Семьи, так как я русский, и мне безконечно больно об этом говорить. Однако, мне более не позволительно хранить молчание, оставляя без ответа некоторые утверждения. Промолчать означало бы допустить обоснованность этих утверждений, чего я не могу сделать ни при каких обстоятельствах, во-первых, из-за понимания мною важности самого вопроса об убийстве Царя и Его Семьи, и, во-вторых, из-за личной привязанности, да и чисто русской верности памяти об этом выдающемся человеке, каковым был следователь Соколов, чьим другом и соратником мне довелось быть.

Сначала о самом человеке. Высказывалось предположение, что он был как бы «загипнотизирован собственным расследованием», которому он придавал значение куда как большее, чем то, о котором можно судить по полученным результатам. Ужель «загипнотизирован»? Да, если подразумевать под этим то, что он привязался телом и душой к той задаче, которую он считал своим долгом перед своей страной, и которая состояла в том, чтобы пролить свет на этот вопрос, о важности которого не только для России, но и для всей мiровой истории мне будет дозволено высказаться ниже. Но если под этим имеют в виду, что Соколов был своего рода «фантазёром», помешанным, то нет, позвольте мне протестовать против этого самым категорическим образом. Соколов был достойным человеком: мещанин по происхождению, он благодаря своим исключительным профессиональным качествам – а не в силу какой-либо протекции – приобрёл репутацию блестящего следователя ещё задолго до революции.

Живя с детства среди русских крестьян и будучи наделен острым аналитическим умом, он прекрасно понимал простых мужиков, при том что такого понимания не хватает многим русским. Когда вспыхнула большевицкая революция, он был вынужден бежать и прятаться в лесах при содействии симпатизирующих ему крестьян, а вскоре без колебаний отправился в путь длиною более тысячи километров, которые он преодолел преимущественно пешком, выдавая себя за нищего странника, чтобы добраться до Сибири, где разворачивалось движение Колчака, и где, как он чувствовал, он мог понадобиться. В предисловии к своей книге «Судебное расследование убийства Русской Императорской Семьи» (Изд-во Payot et Со.), Соколов с присущей ему скромностью рассказал, как он был выбран адмиралом Колчаком для расследования гибели Царя и Его Семьи. В действительности Соколов был представлен Колчаку, как человек исключительной ценности, и сам Адмирал, будучи человеком действия, сразу понял, что перед ним стоит именно тот, кто ему нужен, а именно талантливый следователь, человек неукротимой энергии, исключительно честный и верный.

Когда я встретил Соколова в Париже, он только что передал г-ну Гирсу, на условиях, упомянутых в расследовании «Petit Journal», досье, вещественные доказательства и, наконец, останки Жертв, собранные его трудом и спасённые из сибирского разгрома благодаря рыцарственному и прекрасному в своей простоте жесту генерала Жанена. Передо мной был человек, глубоко удрученный, страдающий физически и морально из-за отношения к себе, с которым он столкнулся, и из-за того, что было уготовано результатам проделанной им работы.

А ведь он имел право надеяться на нечто лучшее, нежели то, с чем он столкнулся в российских кругах, когда он представил им материалы своего расследования и останки Царской Семьи. Наконец, никто не мог легкомысленно отнестись к тому, что сделал Соколов. Само по себе вопиющее убийство, совершенное по приказу центрального правительства, не просто Того, кто был Главой, воплощением национальной России, Того, кто сражался на стороне союзников, но и всей Его Семьи, Его невинных Детей и верных слуг, стало фактом первостепенной важности. Отметим, что Советы никогда не отрицали казни Царя: более того, они говорили об этом в открытую. То, что они хотели обойти молчанием, это было убийство юных Княжон и Наследника – убийство Детей, которое они стремились скрыть от глаз ужаснувшегося мiрa.

Соколов часто повторял, что история зверского убийства Императорской Семьи отразила в себе всю историю, всю изнанку русской революции. И действительно, все интриги запечатлелись в ней и оставили там свои следы – следы, должным образом запротоколированные и удостоверенные – не будем забывать – в ходе судебного расследования. От ужасных интриг вокруг зловещей фигуры Распутина, которую использовали для натравливания масс на трон, до миссии, возложенной немцами на загадочную личность Яковлева, и вплоть до жестокого приказа из Москвы зарезать всех – все те важные факты, которые привели Россию к погибели, находят своё отражение в екатеринбургском деле…

Слышны инсинуации на тему, что, якобы расследование Соколова вовсе не имеет того значения, которое он ему придавал. Однако, давайте прочтём его книгу и попробуем уже после этого, только не кривя душой, заявить, что это дело рук «загипнотизированного».

Соколов не был человеком, стремившимся получить личную выгоду от своей работы. Он был человеком, чья скромность поражала всех, кто сближался с ним. Он считал, что на него была возложена миссия, которую он должен выполнить, и он честно выполнил её в меру своих сил. Передавая результаты своего расследования, он имел право ожидать, что те, кому он их передал, придадут им всё то значение, которое имели эти результаты, и что будут приняты все меры, чтобы представить взорам не только россиян, но и всего мiрa, всю правду в ужасном сиянии её чудовищной наготы. Говорят, что расследование не было завершено: под этим понимают, что если бы позволили обстоятельства, вполне вероятно, что Соколов располагал бы ещё большим количеством доказательств и показаний. Но уже того, что он собрал, было достаточно, чтобы доказать, что именно произошло в подвале Ипатьевского дома и рядом с шахтами в непосредственной близости от урочища Четырёх Братьев, совершенно достаточно при условии отсутствия предвзятости и желания любой ценой скрыть безпощадное сияние правды.

Соколов не мог не передать собранные материалы г-ну Гирсу, поскольку действовал он по совершенно определенным распоряжениям, которые и генерал Жанен считал за честь исполнить. Но вынужден он было это сделать с тяжёлым сердцем и будучи полон горечи, так как полностью осознавал судьбу, которая их ожидала.

Можно было подумать, что круги, с которыми он имел дело, сделают всё, чтобы рассказать правду о судьбе Царя и Его Семьи: образ Николая II, ставящего на карту Свою честь, во имя чести Своей страны, и не только Свою жизнь, но и жизни Супруги и Детей; печальные останки, жалкие безформенные обломки, в которых, вероятно, смешались останки Царя и Его Семьи с останками Их смиренных слуг, не являются ли они символом, весьма благочестивым и святым предметом, вокруг которого могли бы объединиться русские люди?

Однако, никто не хотел рассматривать это дело под таким углом, никто не захотел объединиться и хотя бы признать сам факт гибели Царя, не подлежащий при этом никакому сомнению: ибо это помешало бы многим интригам, многим точкам зрения, многим личным амбициям, о которых я бы не хотел распространяться…

Очевидно, если посмотреть на вопрос с точки зрения одного генерала, однажды спросившего Соколова: «А Ваши анализы крови окончательно доказали, что это кровь Императора?», то можно было бы сделать вывод о том, что расследование Соколова было неудовлетворительным. Однако, если подойти к нему с точки зрения логики и непредвзято, то мы должны отдать должное тому, с таким мастерством было проведено это расследование.

Говорили, что необходимо дождаться появления «законного органа, который изучит дело и материалы Соколова и выскажет своё мнение». Да, но где взять такой «законный орган»? Разве громогласное провозглашение истины не было законным правом тех, кто получил эти материалы? Разве в том, чтобы всеми способами скрывать правду о том, каков был конец Царя, не заключается большой грех?

У кого-то не хватило смелости подойти к этому вопросу прямо. Кто-то укрылся за формулами «юридической некомпетентности». Кто-то говорил Соколову: «Все, что мы хотим от Вас – это чтобы Вы вели себя тихо и помалкивали».

Но именно этого Соколов не мог принять. Моё сотрудничество с ним было полезным в следующем: так как круги, от которых можно было бы ожидать поддержки, её не только не предоставляли, не только не отдавали должное работе Соколова и не признавали её результаты блестящими и заслуживающими похвалы, но, напротив, стремились помешать ей и скрыть её за завесой молчания и забвения, я смог убедить Соколова в необходимости, вопреки всему и всем, обнародовать результаты его расследования. Но чего только не было сказано Соколову, когда новость о публикации его книги произвела в этих кругах эффект разорвавшейся бомбы! Один высокопоставленный российский деятель, оставивший для этого свой обычную дипломатическую сдержанность, так и заявил Соколову, «что он будет привлечён к ответственности будущим национальным российским правительством за злоупотребление доверием и нарушение профессиональной тайны…»

Сам Соколов предпочёл бы, чтобы истина была провозглашена кем-то другим, а не им. Он хорошо говорит об этом в предисловии к своей книге. Побуждая его написать эту книгу, оказывая ему всю моральную поддержку, я считаю, что тем самым помог ему выполнить свой долг перед нашей несчастной страной и тем самым выполнить и свой собственный долг. Я делал это намеренно и сознательно. Возможно, настанет день, когда Национальная Россия обратится к этому вопросу во всей полноте. Я не знаю, застану ли этот день, чтобы с высоко поднятой головой выступить в защиту памяти Соколова, но даже если мне этого не доведётся, я думаю, что вердикт мне известен заранее.

Князь ОРЛОВ.