Читать книгу А вот был такой случай - Сергей Гатилов - Страница 13
Аэродром Черемушки, Чита
Первая рыбалка
ОглавлениеВ Монголии я бывал и раньше, до того, как попал служить в воинскую часть, расположенную в Улан-Баторе. Экипаж самолёта Ан-26, на котором я был бортовым техником, часто выполнял различные задачи по перевозке военнослужащих и грузов на территории Монголии. В один из таких прилётов на аэродроме в Улан-Баторе я познакомился с капитаном Мишей Стрельбой. Пассажиры, которых мы привезли, укатили с инспекцией в части 39 Армии, и обратный вылет был назначен только через 3 дня. Поэтому я с радостью согласился принять участие в рыбалке, на которую пригласил меня Миша. Командир экипажа ломаться не стал и отпустил меня, напомнив, чтобы я «знал меру». Поехали втроём. На мотоцикле Урал разместились я и друг Михаила капитан Коля Жемалин, Миша Стрельба ехал на мотороллере «Тулица». На мои вопросы: «Зачем ехать на 2-х транспортных средствах, если можно поместиться на одном и где же рыболовные снасти», – Миша Стрельба ответил: «Расслабься и не забивай голову ненужной информацией, всё увидишь на месте. Ты, главное, вот это не потеряй», – и нахлобучил мне на спину увесистый солдатский вещь-мешок.
Дело было в конце октября. Снега в Улан-Баторе и зимой-то почти не бывает, а в это время и подавно. Ехали недолго. От дома, где жили семьи военнослужащих, 6–7 километров по асфальтированной трассе через невысокий перевал до посёлка Сангино, в котором венгры построили небольшой заводик. Потом по деревянному мосту через речку Толу на её правый берег и ещё километра три в сторону небольших гор, у подножия которых течёт одна из многочисленных её проток. Морозец по ночам, 5–6 градусов, сковал речку Толу в местах, где нет сильного течения, небольшим ледком толщиной около 7 сантиметров – вполне достаточно, чтобы не провалиться под лёд. Вода в реке в это время идеально чистая, и, когда идёшь по льду, видно всё как на ладони до самого дна.
Мотоциклы оставили на берегу, спустились на лёд, и мои товарищи стали что-то деловито отыскивать, заглядывая через лёд в глубь омутков под самым берегом. Я, помня ответ на мои первые вопросы, помалкивал. Наконец Николай остановился под большим ракитовым кустом, проверил что-то в его глубине и изрёк: «Здесь, вот отметина», – и показал сломанную ветку. Оба капитана легли на лёд и стали усиленно разглядывать что-то в глубине. Мне места для просмотра не осталось, и я основательней осмотрел окрестности. Река в этом месте делала небольшой поворот, у правого берега и образовался приличный омут, возле которого мы находились. На берегу было несколько деревьев и кустов, а дальше за ними начинались горы, невысокие, но скалистые, с почти полным отсутствием растительности. Лишь кое-где в расщелинах пробивалась трава и небольшие уродливые деревца. Левый берег, на котором остались мотоциклы, представлял собой низину, в половодье, видимо, заливаемую водой, поросшую ивняком и огромными кустами черёмухи. Между тем капитаны закончили осмотр, принесли большой топор и стали вырубать им во льду большую прорубь. Я заглянул под лёд. В кустах на дне возле самого берега что-то блестело, предмет был большим и сквозь лёд напоминал большую серебряную статую – глубина большая, и понять, что же это, было невозможно. Наконец прорубь была проруб лена, Николай вырубил длинный шест. На конце его он оставил небольшую веточку, получился как бы крючок. Этим крючком Михаил долго и безуспешно пытался зацепить что-то на дне в том месте, где я увидел блестящий предмет. Николай помогал ему, а я помалкивал, пытаясь угадать, что же они пытаются зацепить. Наконец Михаил не выдержал, бросил шест и сказал: «Не получится, надо нырять».
Николай ещё какое-то время повозился с шестом. Потом согласился с Михаилом. Всё это время я не расставался с вещмешком, который мне поручили перед поездкой. Михаил стал раздеваться, а Николай тем временем снял с меня вещмешок, открыл и извлёк из него солдатскую фляжку, раздутую особым способом, после которого в неё помещается почти литр жидкости, стакан, кусок великолепного сала и буханку хлеба. Всё это разложил на старом, видавшем виды полотенце. Порезал крупными кусками сало и хлеб, налил полстакана и протянул мне. «Ну, давай, за знакомство и удачную рыбалку». В стакане был спирт, отказываться было неудобно, и я, замахнув его одним махом, стал интенсивно закусывать. Вторые полстакана Николай выпил сам, слегка закусил и налил полный стакан. Михаил тем временем разделся до трусов и стоял на льду, переступая голыми ногами. К его левой ноге был привязан кусок парашютной стропы длиною около полутора метров. Николай протянул ему стакан, Миша звонко выдохнул, выпил всё до дна, закусил протянутым куском сала и сразу полез в воду. Выпитый спирт, похоже, до желудка не добежал, а впитался в кровь ещё по дороге, стало тепло, весело и смешно. Михаил тем временем шумно перевернулся в воде, опёрся руками о край проруби, при этом волна из проруби докатилась до нашего импровизированного стола, залив всё вокруг. Он был крупным мужчиной, весил более 100 кг, и было удивительно наблюдать, как легко он себя чувствует в воде. Левую ногу он высунул из воды и сказал: «Держите покрепче». Мы с Николаем ухватились за верёвку на его ноге, став на колени на мокром, скользком льду у самого края проруби. Михаил громко вдохнул воздух и нырнул. Он тащил нас в глубину, извиваясь всем своим огромным телом, а мы, держась за верёвку, привязанную к его волосатой ноге, упирались что есть сил, стараясь, с одной стороны, удержать его, с другой – дать ему возможность занырнуть как можно глубже, и с третьей – не свалиться самим в прорубь. Наконец, когда мы уже одной рукой упирались в край проруби, а вторая была чуть не до плеча под водой, он перестал извиваться и тело его ослабло. Было очень скользко, мы чудом удерживались на краю проруби и не сваливались в неё. Помогая друг другу, мы стали изо всех сил тащить его на поверхность, но он как будто потяжелел вдвое. Наконец нам удалось вытащить его ноги из воды, левой рукой он упёрся в противоположный край проруби и стал потихоньку перекатываться влево. Мы интенсивно ему помогали. Правая рука Михаила держала тот огромный серебристый предмет, который я видел подо льдом, Николай бросил держать Михаила, сунул руку в прорубь и уже вдвоём они стали тащить серебристый предмет из воды. Когда он показался над водой, я понял, что это была огромная верша, а в нашем лексиконе – «морда», изготовленная из сетки для забора воздуха спецсамолёта, базировавшегося на аэродроме Улан-Батора. «Морда» была забита рыбой. Когда мы выволокли её на лёд, я ещё больше поразился её размерами. В длину она была метра два и сантиметров 70 в диаметре. Всё пространство было забито великолепной плотвой, которую капитаны называли «чебаком». Размером этот чебак был в аккурат, как астраханская вобла во время нереста. Я разглядывал улов, а Николай тем временем налил ещё один стакан спирта и протянул Михаилу, тот выпил, неспешно закусил и стал вытираться полотенцем, на котором до этого лежала закуска. От его тела поднимался пар. Ему, видимо, совсем не было холодно. Мы тоже выпили, помогли одеться Михаилу и потащили «морду» к мотоциклам. С большим трудом затолкали её в коляску «Урала». Назад я ехал уже не с таким комфортом и теперь на заднем сидении «Тулицы». Выпитый спирт как будто совсем не подействовал на Михаила, с управлением мотороллером он справлялся прекрасно, и только лицо его сделалось красным как помидор, а глаза предательски блестели. К дому подъехали, когда уже стемнело. На КПП возле дома дежурил прапорщик и двое солдат. Солдаты быстро пробежались по нужным квартирам. Появились офицеры и прапорщики с вёдрами. Большую часть рыбы мы раздали, не забыли командира, инженера и замполита эскадрильи. Остальную рыбу солдаты отнесли в квартиру к Михаилу и высыпали в ванну. Ванна оказалась полной почти до краёв. В этот вечер стол был исключительно рыбным. Уха, рыба жареная и даже свежепосоленная особым способом икра. Засиделись мы почти до утра, жена Михаила была в Союзе, и поэтому задушевным беседам никто не мешал. Наказ командира я, конечно, не выполнил. Радушный хозяин оставил меня ночевать у себя, а на следующий день я отоспался в гостинице.