Читать книгу Судьбы Мэриела. Павшие Земли - Сергей Грей, Грей - Страница 3

Пустота без какой-либо формы, без начала и окончания, что укутала Грегора Гротта, вестимо, на многие часы, наконец начала отступать.

Это не было из-за предвестия, частоты пользования обладанием, а тем более не являлось последствиями конксурии. Это было что-то иное, такого он раньше не наблюдал, не ощущал и знать не знавал. Сколько же это продлилось? Сложно сказать, но точно уж весь остаток этой безумной ночи. Вестимо, это был его предел. И такова плата за силу. У всего есть цена. Этот девиз крепко и цепко стал его кредо, но работал он не только в интересах его, но и против. Тут ничего не поделать. Такова суть.

Он не мог пошевелиться. Все его тело не слушалось своего хозяина более, все, что оно могло – это лежать тут и думать. Но от одних дум легче не становилось, а помочь они никому не могли, даже ему самому. Мысли были перепутаны и приправлены злостью, досадой и горечью, отчего становилось лишь тошно и все казалось еще более запутанней.

А случилось все это из-за скверны, что накрыла их. Можно было воздать хвалу самому себе и случайным обстоятельствам. Они были далеко от ее истока, а Гротт сумел справиться с волной эскуры. Можно было бы рассчитывать на такой исход, окажись они за внешним кольцом стен? Скорее всего, нет.

Какая бестолочь грохнула эскуридов? Незнание и непонимание, паника и страх заставляют делать необдуманные поступки. А откуда они вообще взялись, эскуриды?

“Они сделали это сами, – пришел на ум ответ. – Убили себя, дав ей вырваться и унести жизней гораздо больше…”

Принесли себя в жертву, зная, что за этим последует? Убедительно.

Но кто способен на то, чтобы убеждать следовать за собой и платить столь высокую цену – отдать свою жизнь за чужие идеалы и стремления?

Все его труды пошли прахом. Как они не старались извести это обладание, оно процветало, росло и множилось, а вот теперь явило свои отравленные плоды…

А почему он сам оказался здесь, в этой части Высьдома? Потому что искал Варлага. Так может и его надо благодарить за сие спасение? Нет, это случайность! Обойдется.

Мальчишка сбежал. И, пожалуй, это было правильным выбором. Выбором, которого он был лишен. Но что заставляло его самого остаться в пучине битвы, которая заведомо сулила поражение? Привычка, деньги, долг? Гротт не знал. Может он хотел, чтобы все просто закончилось… Таким был его побег?

Что с ними сталось, с Варлагом и другими? Он вспомнил его взор, лодку и других его товарищей, коих тот потащил за собой. Только вот куда? Он планировал это с самого начала? Гротт пытался припомнить все бойкие и пылкие реплики сопляка, полные доблести, благочестия и напыщенности. Нет, вряд ли. Ничего такого не было с момента их первой встречи, где тот заартачился точно распоследний осел и спорил, что не будет делать то, не будет делать это. Ни тогда, ни после он не пугал своим побегом. Юнцы любят так заострять внимание на своих порывах, бравада и драма так и льются через край, призывая старшее поколение жалеть и внимать их эгоизму. И вот к чему приводят подобные капризы. К огромным заботам и бедам. К смерти, не геройской, как в одах, а позорной и скучной, незаметной и глупой.

С ними был еще кто-то, помимо Фидес, калидитки и его приятеля. Тот самый изворотливый паренек из шидитов, которого они подозревали в роли шпиона? Ему так и не удалось копнуть под него поглубже.

Лица юнцов покрутились перед его мысленным взором.

Где они вообще сейчас? Кто вообще победил? Мы или они? Дальше что? Может ему самому остались какие-то мгновения, пока проклятые эскуриды не доберутся до него? Или редрины, или дикари… Или невесть кто еще. Вот же дерьмо! Целая волокуша дерьма, которая утянет тебя на самое дно. Как такое вообще может быть?! Пережить все это, чтобы какой-то дикарь воткнул в тебя сталь, пока ты валяешься у его ног, бессильный и немощный?

Гротт злился и не понимал, что ему теперь делать. Да, самое простое винить всех подряд в том, что стряслось, да искать оправдания для себя самого. Когда понимаешь, что пришел конец всему. Высьдом это только начало, а что будет дальше никому не покажется малой кровью.

Некий безжалостный и могущественный враг сделал свой ход – прямо, в лоб, безо всяких заговоров, сплетен и интриг, пошатнув весь их мир, а они ничего не смогли сделать, не сумели защититься, не сумели ответить.

Если он получит конксура, ваккара и эскурида, которого нельзя элиминировать, плохи их дела. А еще шидит и калидит-комбинатор до кучи. Они все молодые и неразумные. Их легко будет склонить на свою сторону, тем паче Эльфинат для Варлага и Фидес точно уж кажется враждебным и несправедливым. Как и старик Гротт, что был слишком суров с юнцами, якобы не пытался их понять и принять…

Он прикрыл глаза, фокусируясь на воспоминаниях. Что за напасть! Гротт даже не мог подумать, что станет свидетелем подобного нападения на Эльфинат. Да, и не он один. От таких дум голова начинала болеть еще сильнее. Конечно же, досталось ему знатно, отсель и все эти признаки. Но они хотя бы давали тебе понимание того, что ты жив, отдаваясь эхом, гулом и стуком в черепушке. Напоминая о том, что тебе еще придется выстрадать за все свои деяния.

Кто-то проболтался. Вот что! Намеренно или нет, но весть о том, что редринка очутилась в Высьдоме, птичкой порхнула не в те руки, не в те уши. Кто это был? Загадочный новичок с купленными бумагами? За ним стоял кто-то могущественный, это яснее ясного. Может даже один из владык? С такими мыслями нужно быть аккуратнее, не стоит разбрасываться подобным вслух.

Или его самого с этой треклятой поклажей заметили в ту самую пору, как они двигались в Высьдом?

А может это был и Катэль? Кто знает, что на уме у этих эльфов? Или Варлаг? Не стоит недооценивать мальчишку. В любом случае, нужно быть очень осторожным, пока не прояснится хоть что-то еще. Любой мог оказаться повинным в том, что на Высьдом напали, включая и его персону. Главное тут, чтобы таких обвинений на него не повесили. Одно дело собственные угрызения совести, другое дело предстать пред трибуналом Эльфината.

Не суть важно теперь кто и что сделал или не сделал, пока что, исход вот такой: Высьдому настал конец. А скоро он постигнет и всех тех немногих, кто пережил бойню. Если не понять истину и не предотвратить такой исход. А его можно избежать, если думать холодно ,а действовать решительно. Для этого Эльфинату и потребуется он. Так что помирать ему рановато.

Гротт продолжил цепь суждений. Итак, прознав про редринку, заявились они. Должно быть, известно им было многое, раз такие силы были брошены на ее возвращение… Уничтожение, похищение? Кем были эти они судить было трудно. Все это было единое сборище или разрозненные фракции – каждый со своими интересами? Дикарей можно было и нанять, редрины, конечно же, захотели бы вернуть столь ценного обладателя в свои ряды, а эскуриды? Просто примазались, чтобы отомстить Эльфинату? Или этот финальный аккорд был частью общего замысла?

Но есть и причина полагать, что это все случайность. Дикая такая, невероятная и немыслимая, учитывая союз зунаров, редринов и эскуридов, принадлежащих к… К кому вообще? За все годы их службы чаще всего они были эльвинами. Откуда взялись такие эльвины-эскуриды и в таком количестве, что смели полгорода с лица земли?! Под носом у Эльфината и конксуров. Куда смотрел он сам, Хатидже и Шорьше? Как они такое допустили?

Да, именно так и рассудят Владыки. Вину повесят на них. На их месте он бы сделал именно так. А кто отвечает за Миритиль и Мэриел?

“Ну, да, ну, да… – подумалось ему. – Отвертеться тебе будет непросто, Грегор Гротт!”

Он, морщась, моргнул и уставился в ясное светлое пространство поперед себя. А больше смотреть было и некуда. А думы о том, что это был кто-то из Эльфината так и не отпустили его. Предатели были вокруг и всюду, прямо перед его носом. Как же он был беспечен и самоуверен! Было бы кому теперь передать этот печальный опыт…

“Так тебе и надо!” – буркнул он, думая о том, что сейчас бы напиться.

Если начать копаться с самого начала, то можно было наткнуться на неверные суждения. Только толку-то от них сейчас? Что он должен был сделать? Придушить детеныша редрина? Он поступил правильно. Так бы сделал любой. Но за честные и справедливые поступки порой платить приходится дорого и не сразу, а тогда, когда и не ожидаешь, отчего цена эта становится непомерной, дополняется чувством вины и самобичевания, слез и проклятий.

Не привези они Фидес сюда, рано или поздно незванные гости пожаловали бы в Гарду, в любое другое место, хоть на край земли. Так и так – одно другого не лучше… А итог бы был одинаков.

И он, и Катэль знали про этот риск. Может и не в полной мере представляли последствия, но…

Солнце еще не успело взойти над высокими горными кручами и стенами, окружавшими Высьдом, но свет его уже забрезжил, ласково касаясь лица и рук старика. Повернуть голову или пошевелиться так и не вышло, но телом он ощущал, что лежит на земле. Хотя бы чувства какие сохранились, иначе был бы полный каюк – не поймешь жив или мертв! А разве мертвецы что-то ведают? Эх!

Земля была еще скована прохладой утренней и не успела прогреться. Ему показалось, что спина его, руки и ноги сами стали каменными, вросли, оплетенные травами и корневищами, в эту породу точно какой искусный арбор испытал на нем мощь своего обладания.

Гротт подумал о том, как он обычно поднимается с кровати, когда ему вновь принесли очередную весть об эскуридах с первыми авэ. Как всегда – быстро, молниеносно, решительно и безотлагательно, как того и требовала тревожная обстановка подобного донесения, но, увы, тщетно.

Тогда конксур просто покосился налево – там лежал, не шевелясь, Виллем, а затем направо – на Ригана. Узрел он их нечетко, но Гротту виделось, что они, все же, дышали, если это не был зрительный обман. Знаете, когда собственные глаза заволакивает некая пелена и свет с тенями плывет, являя странную картину иллюзий?

– Виллем! – сухо сказал он. – Риган! – тут Гротт чуть не закашлялся, ощутив, что воздух просто раздирает глотку от каждого слова. А вымолвил он их всего-то два! Он вздохнул протяжно, но не глубоко. Глубоко вдыхать было больно.

“Вряд ли я ранен так тяжело. Это просто треклятая старость!” – подумал старик, не оставляя попыток повернуться хотя бы набок.

– Мастер Гротт… – донесся до него слабый глас эльвина. Тот уже сел, потирая лоб. Ну, да, не ему ж пришлось поглотить всю эту эскуру!

– Сынок, позови Катэля… – выдавил из себя Гротт. – По пути глянь что тут и как. Никто не пал из наших и все такое… – в этом уверенности у Гротта не было. Пал, конечно, да не один. Это им повезло. – Да Ригана проверь. Сам я не могу встать… Не так что-то со мной.

– Понял вас, мастер! Сию минуту! – Виллем уже двинулся к калидиту.

Тот тоже очухался, на это потребовалось чуть больше времени, но вскоре оба уже стояли над ним, думая что делать.

– Надеюсь, что я не останусь таким до конца моих дней, – невесело отозвался Гротт, когда Виллем с Риганом прислонили его к остатку дерева, напоив водой, первым глотком которой он чуть не подавился, жадно припав к горлышку бурдюка. Стало получше, даже пальцы рук начали слушаться своего хозяина, но на то, чтобы двигаться самостоятельно сил никаких не было. Нужно было время на то, чтобы восстановиться.

– Еще легко отделались, – заключил Риган, двинувшись, чтобы оглядеть то, что осталось от Высьдома. – Спасибо нашему мастеру! – он глянул на Гротта, а тот лишь покачал головой.

Виллем, что все еще пекся о главе конксурата чуть более усерднее и пока не успел оценить масштабы осады, даже присвистнул, подняв свой взор на днесь гиблое место.

Теперь пришел и черед Грегора Гротта оглядеть округу, а не только землю, что походила на пустынную, только не из песков, а из золы и пепла, это он успел подметить, когда Виллем чуть не уронил его лицом вниз, пытаясь подсобить, да безмятежность неба, для которого ничего не случилось будто бы.

Да, зрелище бесспорно могло лишить дара речи на пару часов точно.

От всей пышной зеленой поросли Высьдома ныне не осталось и следа. Гротту припомнилась Гладия и Нуд и тамошняя глубокая осень – черная, свирепая, когда холод уже вцепился когтями во все подряд, ветер стряхнул листву и ягоды с деревьев, трава пожухла и превратилась в бурый сухоцвет, а снег еще не выпал.

– Точно глубокая осень пришла… – проговорил Виллем, облекая вслух мысли старика. Он-то тоже родился на Севере и ему было с чем сравнить.

Самое мерзкое и скользкое время, о котором Гротт совсем позабыл. Предпочел позабыть. Так вот, в Высьдом и пришла та самая осень, пробирающая до костей во всех смыслах. Всего за одну ночь.

Изъеденные огнем и порчей нагие деревья безмолвно замерли вокруг них, это их спасла, если можно так выразиться, конксурия, но далее, куда доходил уставший взор – никаких растений и вовсе не было, все они обратились в труху.

Почва серая и безжизненная обрамляла осколки светло-серых стен и башен. Главная из них, что высилась на горе – уцелела более чем, как и часть стены у реки, где сейчас находились они.

То же самое, что и с растениями, случилось со всем тем живым существом, которому не повезло оказаться подальше отсюда.

– Там, – Гротт кивнул в сторону руин городища. – Все отравлено. Воду пить тоже нельзя. Деревья и даже травы тут тоже более не вырастут. Только может многие лета спустя…

– Вот же! – воскликнул Виллем, почесав перепачканный золой лоб. – Мастер, вы вообще такое видали?!

– Такое нет. Но очень-очень давно эскуридов использовали для битв… Так что сии мрачные времена воротились…

– Только тогда это был Эльфинат, – вмешался Риган. – Он использовал эскуридов против своих врагов…

– А сейчас кто же?

– Хрен его знает! – в сердцах прикрикнул Гротт. – Я даже гадать не буду.

– Это и я бы мог такое сотворить… – в ужасе проговорил эльвин, глубоко вздыхая, его трясло.

– Ну один одинешенек не такой силы, конечно, но мог. Поэтому мы и боремся с эскурой.

– Спасибо, что избавили меня от такой участи! – Виллем низко поклонился Гротту.

– Ну, будет, будет. Мне повезло, что ты сейчас тут со мной, – слабо улыбнулся старик юноше, чтобы приободрить того.

– Что делать будем, мастер Гротт?

– Выживших надо искать, – вставил Риган прежде главы.

– Если таковые имеются, – поморщился Гротт.

– В башне может кто и есть, – рассудил Риган. – Я пойду. А вы оставайтесь здесь.

– Добро, будь начеку. Они еще могут рыскать тут. Дикари, редрины и эскуриды. Найдешь кого из наших, ты им подсоби.

– И возвращайтесь скорее! – добавил Виллем.

– Если будет с кем возвращаться…

Виллем, настороженно озираясь, остался со стариком. Риган двинулся прочь, сказав, чтоб встретили его живыми и невредимыми.

Было тихо и это пугало до жути. Даже ветра не было, ни одного шороха, ни одного звука. Наступила такая молчаливая и гнетущая пора напряженного ожидания и неизвестности, если бы не вопросы Виллема, разумеется, которые посыпались после того, как и эльвину стало ясно, что дожидаться Ригана в молчании это сущая пытка.

Это немного отвлекало от печальных размышлений – наличие кого-то живого и говорящего совсем рядом в этом угасшем месте.

– Как думаете, Варлаг и его друзья уцелели? – спросил Виллем.

– Авось.

– Мы отправимся на их поиски? – тут же последовал новый вопрос.

– Как только, так сразу, – Гротту слова все еще давались с трудом. Челюсти болели, а язык ворочался совсем плохо. – Сначала нужно понять в каком мы положении.

– В прескверном, должно быть. А враги тоже ведь будут их искать…

– Ну, ну, не теряй головы.

– Это же все из-за нее?

– Может и нет. Просто так совпало. Масса вариантов, все это нам предстоит связать в одно целое. И не только нам.

– А может это кто-то из наших выболтал?

– Скоро узнаем.

– Мастер, вы верите в то, что у нас… У нас есть какие-то шансы на…

– Шансы всегда есть. Не все из нас пали, а это уже хоть что-то. Да и Эльфинат пока существует. Решение найдется.

– А может начнется война? А может нас накажут? А может…

– Уже началась. Тут, знаешь ли, не нам решать.

– Попали под раздачу…

– Кто-то должен быть первым. Вот так и случилось, – вздохнул старик. Он немного подустал от разговоров. – Быть щитом, участь наша такая.

– Может пить хотите? – поинтересовался Виллем, заприметив усталость и немощь конксура, что возвращались снова. Тяжкие разговоры изматывают не хуже битвы.

– Может, но скорее уж выпить… – ответил Гротт. – А еще… Где Гудбранд?

– Меч-то ваш? – захлопотал эльвин. – Где-то тут был… – он сорвался с места, руками смахивая пыль и золу с орудия, что не без труда, но нашел тут же, на поляне. – Вот, держите! – Виллем вложил рукоять в руки своего мастера, надеясь, что это придаст тому сил и мужества. Он знал, что мечи эти для старца имели большое значение.

– Спасибо, – отозвался Гротт, слабо сжимая набалдашник. Холод стали почти обжигал пальцы, пробуждая воспоминания и осознание. Сможет ли он теперь взмахнуть им вновь? – Только вот где Гермунд?

– Так вы же отдали его своему ученику, Варлагу, – напомнил Виллем, нахмурившись. – Когда начался весь этот хаос.

– Точно, – мрачнея, проговорил Гротт. – Точно… – повторил он.

– Кем они были? – спросил эльвин, участливо глядя на конксура. – Гермунд и Гудбранд?

– Моими братьями, – холод взора Гротта несколько оттаял, когда встретился с глазами эльвина. – Они не пережили ту осень в Нуде, когда во мне родилось обладание.

***

Риган вернулся нескоро. Но Гротт и Виллем обрадовались, завидев его в компании с Катэлем и Тарниром. Оба были вымотаны, это было видно по их глазам, походке и жестам – слишком усталым и скованным. Про одежду и говорить не имело смысла – она была со следами былой битвы. Им тоже там пришлось нелегко.

И Катэль, и Тарнир всегда сияли. Эльф – ясное дело, все-таки, люксор. Но вот Тарнир…

Этот всегда был жизнерадостным, сколько Гротт его помнил. С самой первой их встречи, когда он шуганный и оборванный очутился в Высьдоме.

Буроволосый, мягкий и лоснящийся Тарнир радостно жал его руку и светился от счастья быть тут. Гротт же всегда был мрачным и серьезным. Как они вообще подружились и уживались вместе? Противоположности часто притягиваются, в поисках того, чего нет в тебе.

Никакого люксиса ему уж точно не надо было, чтобы приободрить кого-то, будь то неудавшийся опыт с калидией у какого-нибудь ученика, или уж совсем мрачное событие, когда кто-то трагически скончался раньше срока. Гротт часто ворчал в присутствии Тарнира. Возможно, что тогда он неосознанно винил добродушного сокурсника в своих собственных злоключениях и потерях. Да, у Тарнира было все то, чего Гротт был лишен. Что у него отняли. Он часто ему завидовал.

Ну, а потом их разделили и взгляды, и разное ученье. Гротт отбыл в Гуар Данн почти сразу же после испытания, а Тарнир остался в академии. Нужных слов они друг другу так и не сказали. Может сейчас и настала та пора?

Гротт улыбнулся калидиту. Он был рад, что тот выжил и пришел к нему на помощь. И ему нужен был его огонь, что разгонит тьму.

Обычно от них исходил тот свет, который привлекал к ним народ, что мотыльков ночная лампа. Но сейчас он совсем угас. Оно и ясно отчего…

– Ментор Катэль, Тарнир… – вымолвил Гротт, едва им улыбнувшись. – Рад видеть вас в здравии.

– Ох, Грегор, что с тобой? Ты ранен? – запаниковал Тарнир, опускаясь рядом с ним.

– Плачевно все, но не столь опасно, смею полагать, – ответил старик. – Мне бы не помешала помощь. Видите ли, не могу пошевелиться… Почти… – он, морщась и не без труда только подвигал пальцами, что застыли в положении, обхватив его меч. – После конксурии… Видать, все… Дряхлость пожаловала.

– Это был кошмар! Нам повезло, что скверна не добралась до нас… – хлопнул себя по коленям Тарнир. – Ментор Катэль?

– Конечно, – кивнул тот, садясь на землю рядом без лишних вопросов и рассуждений. Это в нем и нравилось Гротту, хотя многие сказали бы, что Катэль был безучастным и каким-то равнодушным. Ну, а что ему за дело до тех, кто живет всего по паре десятков лет? Можно понять, если задуматься основательно про вераров и их долг. И принять их такими, какие уж они есть. В любом случае, без люксоров, в этой войне им не выстоять, какими бы чопорными и черствыми они не казались.

Руки он свои нежные и белые положил на кисти Гротта – жилистые, грубые, шишковатые и старые.

Гротт закрыл глаза, ощутив надежду. Она еще осталась в нем?

Дышать он стал спокойнее и глубже. Боль, усталость и холод отступали. И на том спасибо!

Он увидал на один миг маленького мальчика, что смотрел на догорающие угли. Еще чуть и они погаснут совсем. Никакого тепла они не давали, просто напоминали о неминуемом конце. Вот, скоро они потухнут, как и твоя жизнь. У всего сущего так. Сначала горишь, а потом, когда ничего от тебя не остается – ты угасаешь. Чернеешь, темнеешь, леденеешь. Даже если тебе всего ничего лет. Щепки сгорают первыми.

Тот мальчик был он сам. Было так холодно и он не мог заставить себя пошевелиться, как и сейчас. Он кутался в одеяло, но не мог согреться, он жался к братьям и сестре, но те уже были холодны и не отвечали на его зов, не обнимали его в ответ, как вчера. А еще так хотелось есть. Голод крутил его кишки водоворотом, как те, что они видели весной на реке. Но эту весну ему уже не увидать.

– Гермунд, Гудбранд! – мальчик тряс братьев. Слишком холодные руки, твердые, неподатливые. Они застыли точно у статуй. Глаза смотрели на него и больше не моргали. – Гретта! – но она тоже молчала, замерев навсегда. В последние дни она сильно кашляла. Сейчас же уста ее синие и холодные были полуоткрыты, но он не слыхал хрипов, что клокотали в ее груди, а облачка пара более не поднимались в воздух. Кожа была ее бела точно перламутр внутри раковин, как снег и лед, что сковал их страну, принеся разорение и бескормицу.

Грегор положил голову к ней на грудь, прижавшись ухом. Пустота. Внутри нее было так пусто и тихо. Она умерла. Все они умерли. Как мать и отец, что покинули их уже давно.

И он тоже умрет. Сил бороться больше нет, да и незачем… Он заплакал, а когда перестал отчего-то стало легко и даже не страшно.

А потом пришел голос. Когда кто-то умирает, он слышит голоса своих предков, что зовут его. Так говорили старики. Видать, теперь пришел и его черед.

Разум его полный печали и горести оставлял этот мир, это слабое тело. Он уходил вслед за ними. В никуда. Где нет ни голода, ни холода. Нет ничего, ни хорошего, ни дурного. Там нет страданий и радости тоже нет. Там одна лишь пустота.

Голос был страшный, но Грегор не убоялся, он внимал ему. Ему уже нечего было бояться. Там же были голоса Гермунда, Гудбранда и Гретты. Оно забрало их? Или притворялось ими? Или это они и были?

Эти слова врезались в память навсегда.

Вот что оно сказало:

Такие жадные… Если они не могут дать тепла. Забери. Они не достойны.

Такие мелочные… Если они спрятали еду… Отбери. Не достойны.

Отбери у них все. Съешь… Съешь…

Так хочется есть! Съесть все. Всех их!

Сам он стал пустым и холодным, безмолвным и застывшим. Но что-то придавало ему сил. Он ел. Точнее, оно. Ело и не могло остановиться. Чем оно питалось? Ничего вокруг не было. Но его собственный голод отступал. Оно поделилось с ним, ведь без мальчика, что должен был угаснуть, и его бы не стало. Грегор был устами и зубами этого незримого существа, что пробудилось. Ненасытное чудовище, что пожирало ни пищу, ни тела, а души…

“Так рождается обладание? В самый скорбный и трудный час? Такую цену нужно заплатить, чтобы оно снизошло?”

Все померкло…

Теперь же Грегор Гротт обнаружил себя среди пепла и руин. Он твердо стоял на ногах, сжимая Гудбранд. Его окружала едва зримая завеса конксурии, за гранью которой он увидал испуганного и озадаченного Тарнира, печального Катэля и нахмурившегося Ригана. Виллем был где-то подле. Нахождение вблизи конксура, что элиминирует, ему бы никак не навредило, ведь он теперь не был обладателем.

– Мастер Гротт! Мастер Гротт! Все хорошо! – не без паники в голосе твердил он, выставив руки, будто собираясь сдаваться в плен.

Воспоминания и страсти утихли, как и силы. Гротт повалился в такие своевременные объятия эльвина.

***

Когда Гротт открыл глаза, уже стемнело. Там, снаружи. Это было видно сквозь проемы и арки, за которыми клубился мрак, норовя проникнуть сюда, заполнить собой все, истребляя огонь жизни, ее голос и свет.

Таким мог бы быть Высьдом – пустым и холодным, если… Он отмахнулся от подобных видений. Тьме не проникнуть сюда.

В жаровнях, что окружали помещение, тлел огонь калидитов, даря тепло и надежду многочисленным уставшим и обездоленным, для которых башня Высьдома стала приютом. Может и последним…

Он провалялся весь день и очнулся под вечер. Или это была уже глубокая ночь. Плевать, все одно и то же. Просто потеря времени. Оставалось надеяться, что пока он был в забытье, никто не наломал дров. Пожар только того и ждал, чтобы полыхнуть с новой силой.

Да, сама война и поле брани страшны, но даже за победой следует этот вот тягучий и едкий период, не говоря уже о крахе, который они потерпели.

Ужас сменяется скорбью, хворобами и голодом. Долго и трепетно нужно восстановить все утраченное вокруг себя и в самом своем сердце…

Обнаружил он себя лежащим на матрасе в просторном холле первых этажей. Ну, разумно, не тащить же всех раненых наверх? А их тут было много. Это был поспешно организованный лазарет, кухня, оружейная, склад, командный пункт – все и сразу. Все, что уцелело уже было тут, как и все те, кто выжил, включая его самого.

Рядами тянулись лежанки, скамьи и матрасы, а на них сидели и лежали ученики, жители города, солдаты. Кто-то тихо переговаривался, кто-то плакал или же молча смотрел в одну точку. Обычное дело. Переварить и осознать то, что случилось, сможет не каждый.

Катэль, конечно, потрудился на славу, подняв почти всех на ноги, но сидеть подле каждого он бы не смог. Сейчас забот у него было с лихвой. Теперь страждущими занялись целители, да все прочие, кто мог ходить, чтобы разносить еду и воду. Вот тут обладание-то и пригодилось. Без арбы и шидии – все бы они долго не протянули. Есть и пить то, что осталось за стенами было нельзя. Да и тепло жаровен и печек, что поддерживали калидиты, тоже важное дело. Без погодной башни и зеленых дерев осень давала знать о себе зябким холодом, что пытался прокрасться сюда, отнять последнее и самое дорогое, что осталось – тепло жизни.

– Мастер Гротт! – почти закричал Виллем, кинувшись к старику. Он переоделся: была на нем простая рубаха и штаны. – Как славно, что вы оклемались!

– И я тоже рад, – отозвался он, без должного воодушевления в голосе, конечно же. – Как оно? – поинтересовался он, окинув устало все вокруг и себя самого. Его тоже переодели в почти такое же невыразительное облачение.

– Это, чтоб внимание не привлекать, – пояснил эльвин. – не волнуйтесь, это я вас переодел.

– Ну, теперь я спокоен! – в обычном язвительном тоне отозвался Гротт.

Теперь они были самыми неприметными стариком и парнем, среди прочих, что ютились тут. И это было разумно. Форма конксурата бы собирала на себе взоры, кто-то бы был им благодарен, а другие бы обвиняли в том, что не сумели защитить Высьдом. Так оно и бывает, когда эмоции захлестывают и ослепляют, когда не можешь поверить в то, что все происходит не в ночном кошмаре, а наяву, когда скорбь и боль сменяются ненавистью и желанием отмщения.

– Как обстоят дела? – спросил он снова. – Что нового?

– Все хорошо и плохо одновременно. Знаете, начинаешь ценить вполне себе простые вещи…

– Это точно, вроде глотка воды или теплое покрывало… – закончил за него мысль Гротт. Виллем закивал.

– Но всего на всех не хватает, – проговорил эльвин.

– Так всегда и бывает.

– Пожалуй, это вот и есть то новое, про что вы спрашивали. Долго не протянуть на том ,что имеется. А так ничего иного. Тишь да гладь. И дикари, и редрины будто испарились. Словно и не было ничего, а Высьдом сам себе рухнул.

– Может их и эскурой прихлопнуло, если они не рванули когти загодя.

– А заодно и все их осадные орудия… – добавил Виллем.

– Удобно, никаких следов не оставили.

– Только расточительно это… Бросать-то все.

– Значит у них есть еще или они и сами не знали, что эскуриды вмешаются.

– Слишком все запутанно. И ощущение странное, что грядет нечто еще более злое…

– Есть такое. Но с этим нужно справиться. Это испытание. И ты весьма стойко выдержал его… – похвалил Гротт. Это было нужно каждому, посему он и сказал так. Может и ему самому недоставало этого.

– Спасибо! Мастер Гротт, вам что-нибудь нужно еще? – поинтересовался парень. – Катэль велел дать знать, как вы проснетесь. Сказал, что есть важный разговор.

– Ну, конечно. Нет, сынок, ничего не надо… – покачал головой Гротт – Разве что… Помоги-ка мне встать.

Он ухватился за сильную руку эльвина и поднялся на ноги. Тело гудело, но стоять твердо на своих двоих он мог. Это уже вполне себе сносно.

– А наши все где? – спросил он. Никого из конксурата он не заприметил. Ригана тоже тут не было.

– Мастер Гротт… – прошептал эльвин, уставившись в пол.

Все было ясно по его тону. Они не выжили.

– Что? Все? – с досадой спросил старик, тяжело выдохнув.

– Двое только уцелели. Но они в плохом состоянии, за ними ходят целители в отдельных покоях… Катэль сказал, что может и не выкарабкаются…

– Вот же! Было нас двадцать, а осталось всего пять.

– Тяжело и больно…

– Да, но может стать еще хуже. Оплакивать наших будем после. Сейчас надо решить безотлагательные вопросы. В Эльфинат доложили?

– Так точно. И во все близлежащие селения, – отрапортовал Виллем. – Солдаты из близлежащих постов уже начали прибывать, как и провизия, но этого недостаточно ,как я и говорил ранее.

– Ладно, вскоре прибудет и кто-то от Владык. И по головке они нас не погладят.

– Нас что же еще и судить будут? – испугался эльвин.

– Как знать… Но они захотят провести изучение всего случившегося, – прохрипел Гротт, поднимая свой меч. – Пойдем-ка к Катэлю.

– Да, да, – закивал тот. – Сюда, я укажу путь.

– А Гарда что? – спросил Гротт, следуя за ним. – Ты написал брату? Если авэ еще остались…

– Нет еще, мастер Гротт. Ждал вашего указания.

– Тут уж можно и проявить инициативу, – заворчал старик. – Пока неизвестно потребуются они нам тут или пусть остаются там, где есть.

– Надеюсь на ваше мудрое решение!

– Но может и правильно поступил. Я, Виллем, как видишь, тоже не всезнающий, – Гротт развел руками. – Теперь и вовсе беспомощный старик.

– Это не так! – поспешил заверить его эльвин. – Вы очень сильны и влиятельны, а еще всегда знаете, что делать!

Гротт просто махнул рукой и замолк. Виллем был слишком послушный, чтобы делать или говорить что-то по своей воле. Сейчас это как нельзя кстати, учитывая, что разбирательство Эльфината не заставит себя ждать.

Конксурат в такие моменты мог и самостоятельно принимать решения, но учитывая размахи беды, даже Гротт не знал, как ему следует поступать. Любой неверный его шаг, конечно, в глазах Владык, мог навлечь на них еще большие невзгоды. Тут уж проще было пасть смертью храбрых, нежели очутиться за решетками. Невольно ему привиделся тот самый металлический короб с зияющими черными отверстиями, в котором он привез (на свою голову) Фидес.

Старик еще раз оглядел зал, который они покидали, и протяжно вздохнул, обдумывая все это и еще многое другое.