Читать книгу Любовь, вдохновение и весна. Том второй - Сергей Ходосевич - Страница 5
Весне-красавице и святой любви посвящается
Марат Валеев
Трудное слово
ОглавлениеЕздил я прошлым летом к себе на родину, в северный Казахстан, заглянул в родную редакцию. Здесь я не был уже много лет. И ничего не узнал. Теперь здесь и редактор был другой, и корреспонденты иные – пара молодых ребят-казахов, впрочем, исключительно чисто говоривших по-русски (как выяснилось, так же и писавших), и еще несколько сотрудников. Никого из них я, разумеется, не знал. Но все они, включая нового редактора, также как и я окончившего в свое время русское отделение факультета журналистики Казахского госуниверситета, отнеслись ко мне с большим уважением как к ветерану нашей районной «сплетницы» – так издавна любовно звали свою газету местные жители, как казахи, так и русские.
Я уже со всеми перезнакомился, когда пришла еще одна сотрудница, молодая женщина лет тридцати с неуловимо знакомыми чертами миловидного смуглого лица. – Кто это? – спросил я Гену, единственного из оставшихся мне знакомвых мне сотрудников. – Это? Дина Бекбатырова, наша завсельхозотделом. Даурена-то помнишь? Так это его дочь!
Еще бы я не помнил Даурена! Он числился у нас корреспондентом-радиоорганизатором – была в свое время при районных газетах такая должность. Даурен брал у корреспондентов уже готовые свежие заметки и статьи, начитывал их на магнитофонную пленку, которая затем транслировалась по местному проводному радио. Работа у него была – не бей лежачего, и Даурен с удовольствием прожигал остатки свободного времени по своему разумению. Но это не мешало ему быть семьянином и растить дочь, хорошенькую метиску с миндалевидными смородиновыми глазками – жена Ольга у Даурена была русской.
Ольга заведовала районной аптекой. О, сколько раз она терпеливо «вытягивала» своего непутевого муженька из его загулов – ведь в ее распоряжении было несметное количество лекарственных препаратов и средств, с помощью которых она умело погружала ушедшего в очередной аут Даурена в состояние анабиоза, и он через пару-тройку дней просыпался как огурчик и с топотом мчался в редакцию – за очередной порцией наших материалов для своих радиопередач.
Дочу свою Даурен любил и всегда сам отводил ее в садик и забирал оттуда. Он настойчиво учил ее правильной, грамотной русской речи. И пока Дина была маленькой, не все уроки отца ей давались сразу. Иные слова она по-детски забавно коверкала очень долго, чем вызывала у любящего отца не столько озабоченность, сколько умиление. И он просил Дину повторить то или иное слово снова и снова и для удовольствия своих друзей. Подозреваю, что некоторые слова смышленненькая Дина сознательно не выговаривала очень долго – чтобы позабавить отца и тем самым простимулировать его на покупку ей очередной шоколадки.
И вот она стоит передо мной – стройная, смуглолицая и темноглазая красавица с правильными чертами лица, вобравшего в себя одновременно приметы и отца-казаха и матери-славянки – Здравствуй, Дина, – сказал я. – Не узнаешь меня? – Извините, нет, – внимательно вглядываясь мне в лицо, ответила Дина. – Ну, тогда скажи: бе-ге-мот! – Боже мой, дядя Марат! – всплеснула руками Дина. – Надо папе позвонить, он не знает, что вы здесь.
– Это успеется. И все же, как насчет бегемота? – лукаво прищурился я. Все, кто был в редакции, с любопытством прислушивались к нашему диалогу, пока еще непонятному для большинства. Лишь один Гена Державин закрыл рот ладошкой, скрывая ухмылку: похоже, он вспомнил, какая сейчас последует чума. – Ну, скажи же: бе-ге-мот!
– Так уж и быть, – сдалась Дина, слегка порозовев. – Только из уважения к вам!
И выдала, как тогда, в детстве – по слогам, только более громко и хорошо поставленным голосом: – ГИ-БА-НЁТ!
От дружно грянувшего хохота в редакции задребезжали оконные стекла…