Читать книгу Избранное - Сергей Хоршев-Ольховский - Страница 13
Дорожные истории
Запах Родины
(в сокращении)*
ОглавлениеТоварищу по литературному творчеству, поэту-земляку Алексею Алексеевичу Лавронову
Предисловие
Это повествование двоякое. Тут и лично пережитое, и то, что довелось услышать. За пережитое лично отвечаю перед вами, дорогие читатели, полностью. А за то, что довелось услышать – не обессудьте: что слышал, то слышал.
Поднимая тяжёлые кисти
Выше самых высоких оград,
Ловит солнце ладошками листьев
За окошком моим виноград.
Не в ладу с этим летом, а в споре
Утомлённый жарою народ.
Одних так и тянет на море,
А других – лишь в свой огород…
Алексей Лавронов
1
Одним затяжным, довольно быстрым рывком проскочил по гладким и широким дорогам Западную Европу, и на латышско-российской границе опешил – в очереди более сотни легковых автомобилей*.
Без особого энтузиазма припарковался за последней машиной с латышскими номерами и пошёл осмотреться.
От конца и до начала очереди было всего три автомобиля с отпускниками, включая меня. Остальные спешили в Россию за жидкой валютой.
– Сколько придётся простоять? – осведомляюсь на всякий случай у сбившихся в кучку суетливых мужичков.
– Часов девятнадцать-двадцать, если повезёт.
– А если не повезёт?
Любители чужого дешёвого топлива с ухмылками пожимают плечами и предлагают мне, «всего лишь» за пятьдесят евро, стать в первую десятку.
– А сколько в этом случае простою? – догадываюсь спросить.
– Часа два…
«Бог с ними, с пятьюдесятью евро, – решаю для себя, – отдам».
Но в последнюю секунду совесть запрещает платить шарлатанам. Прошусь на аудиенцию к пограничникам, пытаюсь объяснить, что я не за российским бензином и водкой, что таких, как я, всего трое, хорошо бы всех пропустить без очереди и никакого урона от этого ни пограничникам, ни латышам-бензовозам не будет.
– Да ты что! – возмутились пограничники. – Мы даже немца не пропустили!
От безысходности показываю удостоверение члена Международного Союза литераторов и журналистов и докладываю, что еду из Лондона в редакцию московского уважаемого журнала на ответственное мероприятие.
– А нам какое до этого дело? – усмехнулся старший по званию.
– Лично вам никакого, – спокойно отвечаю. – Только из-за этого может упасть имидж погранично-таможенной службы, да и Латвии в целом. Пресса всё-таки, напишут про это.
Пограничники меняют тон, начинают куда-то звонить на тягучем, совершенно непонятном мне языке, несмотря на то что я свободно владею схожим литовским. И чудо свершается. Пропускают-таки!
Латыши-бензовозы, прознав про такое дело, напряглись похлеще пограничников. Краткосрочные поездки в Россию для них хлеб насущный: выскакивают порожняком к ближайшей бензоколонке, заливают доверху бензобак и дополнительно разрешённую канистру, там же прикупают ещё что-то легкопереводимое в валюту – водку, сигареты… и на всех парах обратно в Латвию. А если удастся продать очередь в первой десятке «всего лишь» за пятьдесят евро, и того лучше… И так каждый день!
Мои чистосердечные извинения, с шутками и прибаутками, быстро успокаивают бензовозов. Они почти все из Латгалии*, поэтому на весёлую русскую речь реагируют тоже весело и непринуждённо.
Дорога по Псковской и Тверской областям узкая и во многих местах весьма неровная – середина выпуклая, края окрошены, всюду бугорки, ямки, шероховатости, россыпи щебня, так и норовящие подскочить под колёсами встречного транспорта и угодить в лобовое стекло.
В некоторых местах, правда, проскакивают хорошо отремонтированные участки, да ещё кое-где продолжается ремонт – это радует глаз, но затрудняет движение и пощипывает нервы. Одно только скрашивает нудную ночную поездку, заставшую меня на середине пути – трасса не особо извилистая и автомобилей на ней совсем мало.
Качает, болтает, подбрасывает, но летишь практически без помех и в Московской области налетаешь на приличный, почти европейского уровня автобусник, который скоро перерастает в настоящий автобан. С облегчением выкрикиваю: «Наконец-то! Теперь легче будет!»
Да не тут-то было! На кольцевой случайно замечаю позади себя подозрительный BMW. Приклеился как хвост и будто чего-то ожидает. На всякий случай меняю полосу – он тоже меняет. Моё подозрение усиливается. Я снова, как бы невзначай, меняю полосу. И он меняет. Включаю аварийные огни, ухожу в середину кольцевой, чтобы не прижали, начинаю тормозить…, даю понять: я догадался! Позади мгновенно прочитали сообщение. Слева и справа тотчас уходят вперёд, увеличивая скорость, два абсолютно одинаковых чёрных BMW – о втором я даже не подозревал, – и приклеиваются впереди к какому-то тёмному автомобилю. Разглядеть марку и номера в ночи не удаётся. Они на большой скорости скрываются из виду…
С сожалением вздыхаю: «Заметит ли тот, впереди, погоню? И увернётся ли от подставы?..» Я тоже начинаю ускорять движение и в очередной раз убеждаюсь, что это великолепное средство для снятия стресса. Постепенно успокаиваюсь и ловлю себя на мысли: «Не похож я, видимо, на британца. Иначе, не приклеились бы, паразиты! И когда только найдут на них действенную управу?..»
От Москвы на юг ситуация другая. Дорога хорошая, широкая, с разделительными ограждениями, отличными разметками и подсветками. Видно, что страна активно и успешно готовится к Олимпиаде.
Проблема на этой дороге иная. Чем дальше к югу, тем больше людей в форме. Вскоре начинает преследовать навязчивая мысль: «На охоту они вышли, что ли?..»
Как только заприметят чужие номера, водителю тотчас обеспечена душещипательная беседа – это в том случае, если совсем не к чему придраться. И всё-то им любопытно. И почему у британцев сзади жёлтые номера? И почему такое маленькое водительское удостоверение? И почему технический паспорт на листе бумаги? А могли бы сами знать по долгу службы. Или, на худой конец, любопытства ради и не цеплялись бы с неприличными провокационными вопросами: где и за сколько купил? Зато сразу чувствуется: домой приехал. Только из-за этого на время можно забыть все неурядицы. Запах Родины дороже всего!
2
Я искренне люблю свою Родину и каждый год посещаю её, чего бы мне это ни стоило. Это моё кредо. Мне необходимо поговорить с мамой, побывать на могиле отца, испить родниковой водицы из глубинного колодца, выбитого родительскими руками, съесть плод с фруктовых деревьев, посаженных родительскими руками, и хорошо выспаться в отчем доме, сработанном родительскими руками. Мне также необходимо встретиться с друзьями детства и юношества и зарядиться от них живой, доброй энергией. А Родина встречает и провожает меня порой своеобразно. Всё начинается с паспортного стола. Мне туда, собственно, не обязательно. Мама должна написать заявление, что согласна приютить родного сына в родном доме на недельку-другую.
Принимают нас всегда добродушно, терпеливо разъясняют частенько меняющиеся правила регистрации, интересуются зарубежными новостями. Но в этот раз как-то не заладилось – старший инспектор, обычно принимающая нас, была, к сожалению, в отпуске.
Заходим в кабинет. В кабинете сидят рядышком за одним столом молоденькая девушка и парень. Увлечённо шепчутся.
Докладываем:
– Прибыли, – дескать, – на регистрацию.
– Подождите десять минут, сами позовём, – нехотя буркнула девушка, едва взглянув на нас.
Проходит десять минут. Затем ещё десять… пятнадцать… двадцать… тридцать… Никто не зовёт. Набираюсь нахальства, вежливо спрашиваю:
– Не примут ли, Христа ради, а то бабушке по хозяйству пора хлопотать?
В ответ удивлённые взгляды:
– А что вам надо?
– Регистрация, что же ещё!
– А это не к нам. Это в соседний кабинет, к начальнику.
– Ёлки-палки! – расстроился я. – Столько времени истратили понапрасну!
Заходим в соседний кабинет – за столом крепко сбитый, чуть более полутораметровый, бесконечно важный капитан. Даже некоторый страх охватил. Мимолётом бросаю взгляд на стену, увешанную грамотами, и успокаиваюсь: «Всё в порядке. Люди вон сколько наград получили за хорошую работу!»
Капитан не обращает внимания на приветствие, строго требует документы. Медленно листает паспорт. Важничает.
Я тем временем успеваю ещё раз взглянуть на стену с грамотами – это, оказывается, личные награды капитана по стрельбе из пистолета, зачем-то вывешенные в паспортном столе. Для устрашения, что ли?..
«Всё, – думаю, – не избежать канители».
Так и есть. Начальник темнеет лицом, приподнимается с места, с каким-то затаённым смыслом начинает усложнять ситуацию.
– Где болтался три дня?! Почему вчера не прибыл на регистрацию?!
– Так во второй половине дня приехал, ближе к вечеру.
– А паспортный стол до восьми открыт! – всё суровеет и суровеет капитан.
Мама в панике. Закон ей в данном случае непонятен. Плачет:
– Да как же это?.. Родному дитю нельзя приехать в родной дом к родной матери?..
Мне вынужденно приходится перенимать инициативу.
– Извините, – говорю капитану, теряя некоторую вежливость, – паспортный стол, может, до восьми открыт для уборки помещений или ещё каких-то мероприятий, но лично вы принимаете до шестнадцати ноль-ноль. Я человек наблюдательный, заметил табличку на дверях. И в законах маленько разбираюсь. Зарегистрироваться необходимо в течение трёх суток по прибытии в конечный пункт, а не с момента пересечения границы. Это написано на обратной стороне иммиграционной карты. А раз начальник этого не знает, мне придётся обратиться к более высокому руководству…
Чрезвычайно суровый начальник утихает, без лишних слов выполняет свои обязанности и попутно интересуется дружеским тоном маркой моего автомобиля.
– И зачем ему это? – удивляюсь я в коридоре.
– Так он же бывший инспектор ГИБДД, своим даст знать, – с сочувствием шепнул пожилой сердобольный казак, всё слышавший через приоткрытую дверь, – и от моего сердца сразу отлегло.
– Ах вот в чём дело! Что с них, с инспекторов, – говорю, – спросишь. Такая у них психология.
– Ну да, – охотно согласился казак, – такая у них психология.
– Не бери ты всё близко к сердцу. Напиши очередную хуторскую байку и сразу повеселеешь, – советует мне мой близкий друг, прекрасный поэт, человек с хорошим чувством юмора Алексей Алексеевич. – Кстати, хочешь расскажу смешную историю про твоего земляка Воротникова?.. – изучающе посмотрел он на меня и, не дожидаясь ответа, начал:
– Сидит как-то вечерком Воротников с женой своей Марьей у телевизора. Тихо, мирно, чаёк попивают. И тут, ни с того ни с сего, страшный-престрашный грохот за стеной. Светопреставление прямо. Стена лопается, шкаф с посудой валится на пол, стёкла из окон сыпятся… Жена завывает, по комнате мечется как угорелая. «Караул!..» – кричит. А Воротников как ни в чём не бывало чаёк попивает в кресле и спокойненько, тихим баском говорит: «Марусенька, солнышко, в шкафу недопитая бутылочка стояла, посмотри, пожалуйста, – не пролилась ли водочка?..»
Я вздрагиваю от смеха, но Алексей Алексеевич останавливает мой порыв вытянутой вперёд рукой.
– А в это время как раз заглянул в трещину в стене насмерть перепуганный шоферишка, врезавшийся в дом, и, заикаясь от испуга, спрашивает: «Не подскажут ли хозяева, как проехать в райцентр?»
– А это мимо шкафа. И нигде не сворачивай, – отвечает Воротников.
Я забываю про всё на свете. Хохочу до слёз.
3
На следующий день еду в областной центр на автобусе. На своём автомобиле накатался вволю – не хочется то и дело останавливаться и долго объясняться.
Сажусь на последнее сиденье, достаю бутылочку холодной минеральной воды, которую в несносную степную жару хочется осушить немедленно, до последней капельки. Делаю глоток, другой… и взгляд падает на табличку впереди – рядом с водителем:
Семечки, орехи, бананы употреблять с кожурой, напитки – с бутылками, конфеты – с фантиками.
«Любой юморист включил бы такое объявление в свой концерт», – мелькает мысль. Желание выпить воду до последней капельки сразу исчезает. Закручиваю бутылочку, прячу в дипломат.
На обратном пути снова заезжаю к Алексею Алексеевичу по его официальному приглашению. За шашлыками и рюмочкой красного марочного вина приходим к обоюдному мнению: вчерашних баек про Воротникова явно недостаточно для полноценного рассказа.
– Так и быть, подарю тебе ещё одну смешную историю, – проявляет Алексей Алексеевич полное гостеприимство. – Про фронтовика Кайду.
– Про фронтовика?.. – настораживаюсь я.
– Да ты не сомневайся, – успокаивает меня Алексей Алексеевич. – Тот фронтовик ушлый был, с юмором воевал. А уж рассказывать как умел!..
– Ладно, – соглашаюсь я. – Можно и про Кайду послушать для общего счёта.
– Переправляемся мы с другом Колькой через Днепр, – начинает рассказывать Алексей Алексеевич от имени фронтовика то ли по фамилии Кайда, то ли по прозвищу. – А немцы лупят из пушек и пулемётов страсть как, аж вода кипит! Нам, конечно, хоть бы что, корягой какой-то прикрылись и на всех парах вперёд. Вот-вот берег. А тут как назло самолёты немецкие налетели, бомбы швыряют пачками. Но ничего – уворачиваемся, форсируем. А они всё здоровее и здоровее бомбы кидают. Слава богу, наши истребители подоспели. Отогнали. И один из них, напоследок, низочко так над водой пролетел и чирк меня кончиком крыла за плечо, аж клок ваты вырвал из телогрейки. Задрал я голову, а там сам главнокомандующий.
«Здорово, Кайда! Как держишься дружище?»
«Здравия желаю, товарищ Сталин! – ору в ответ. – В атаку щас пойду!»
«Молодец! – говорит. – Действуй как Чапаев!»
Пулей вылетаем мы с Колькой на берег и в штыковую атаку! А тут снаряд прямо в ноги бах!.. Очнулись в каком-то сарайчике. В щели глянули – немцев кругом, не счесть. Тысячи!.. В плен, значит, попали из-за контузии.
На другое утро приходит к нам здоровенный, как слон, офицер, и говорит: «Кайда, иди к генералу на допрос!» А я, не будь дураком, Кольку первым послал – он пару лет в школу ходил.
Как чесанул им Колька на допросе на чистейшем немецком, куда там фашистам до такого! Зауважал нас сразу генерал, уборщиками определил на аэродром.
Похватали мы с Колькой мётлы и давай шуровать по взлётной полосе. Столб пыли подняли, заглядываем в один из самолётов – а там всё простенько, как в полуторке.* Решили мы оглядеться и дёру дать. А тут немцы, как назло, на обед стали звать. Но мы ни в какую. «Дело прежде всего, – говорим. – Дометём до конца взлётную полосу, а потом уже и пообедаем». Покрутили фрицы в удивлении головами, посмеялись, одобрительно похлопали нас по спинам и ушли. А мы прыг в ближайший самолёт, я сразу за руль и по всем газам. Жму и слышу в шлемофоне испуганную немецкую речь: «Ахтунг! Ахтунг! В воздухе Кайда!»* Оглянулся я, а следом мчится целая эскадрилья «Мессершмидтов». Я газу – и они газу! Я в сторону – и они в сторону! Я вверх-вниз – и они вверх-вниз! Не отстают гады! Что делать?.. Не знаю! И тут-таки догадался, залетаю в самую большую тучу и резко по тормозам: «Бац!» А эти дурачки мимо пронеслись. Нам потом главнокомандующий лично вручил ордена за угнанный самолёт…