Читать книгу Избранное - Сергей Хоршев-Ольховский - Страница 4

1

Частенько в последнее время в ушах стоит мотив песни «С чего начинается Родина»[1], написанной Михаилом Матусовским и Вениамином Баснером в годы моего детства.

Так с чего же Она начинается?

С картинки в букваре?.. С хороших и верных товарищей?..

Букварь – значимая книга для любого человека.

Лично для меня она по сей день самая живописная и милая сердцу. Как взгляну на букварь, на тот букварь – из моего далёкого счастливого детства, и дух захватывает! Какой же он красивый! Сколько в нём ярких, заманчивых картинок, и сколько воспоминаний благодаря этому!..

Зима в первый год моей учёбы была как никогда лютой. Всюду сугробы, сугробы, сугробы… до самых крыш. Мороз небывало жгучий, отчего окна в классе до основания заледенели многочисленными неповторимыми узорами. В печке потрескивают дрова*. Пожилая учительница, похожая на Арину Родионовну, неторопливо расхаживает по классу в валенках и пуховой шали и монотонно декламирует Пушкина* низким, загадочным голосом, от которого по телу бегут мурашки:

А вьюга во дворе свистит, сердится, в дверь скребётся. Ветер в печной трубе гудит, подвывает. Ты оглядываешься на ближайшее окошко, и тебе кажется, что в него вот-вот на самом деле постучится усталый путник. Всё как будто в изумительном сказочном мире. И ты тоже ощущаешь себя в эти минуты частичкой волшебного мира и тоже поспешно вторишь следом за учительницей таким же монотонным, загадочным голосом:

Букварь действительно частичка Родины. Частичка детских воспоминаний, с которых и начинается само понятие Родины.

Хорошие и верные товарищи тоже оставили неизгладимый след в памяти и в понятии «Родина». За вполне уже долгую жизнь мне пришлось повстречаться в разных странах с сотнями людей и с десятками из них крепко подружиться. И всё же те, из далёкого счастливого детства и юношества, по сей день самые любимые. Столько вместе с ними было совершено всяких, на всю жизнь запомнившихся проказ: походы на бахчи, в сады, огороды… Причём чем больше охранялся объект посягательства, тем больше хотелось туда попасть, показав свою храбрость и ловкость – именно в этом вся суть. По-другому было незачем, в своём хозяйстве было то же самое – и сад, и огород, и бахча… А с каким азартом мы рыбачили, стоя в камышах по колено в воде, а то и по пояс – не страшась ни комаров, ни оводов, ни даже пиявок! А как играли в войну с самодельным оружием! А как резались в футбол – шнурованными и залатанными мячами*! А в хоккей – клюшками, вырезанными из веток деревьев! Дотемна, до шишек и разбитых носов, и без всяких обид и слёз. Может, у самых маленьких и прорывалась слеза на минутку. Но только на минутку. И опять в игру. Даже девчонок иногда принимали, и даже в хоккей! И они тоже не плакались. Особым приключением были походы в кино, на вечерние сеансы: до 16 лет запрещено. Для этого кому-то надо было, всеми правдами и неправдами, проскользнуть перед сеансом в клуб и незаметно отодвинуть несколько занавесок на окнах так, чтобы товарищи могли видеть с улицы в щели экран – это было что-то! Это был подвиг! До сих пор ничто не может сравниться с «Фантомасом»*, просмотренным таким способом!

Много, очень много осталось всевозможных ярких воспоминаний, связанных с хорошими и верными товарищами. Значит, и с друзей детства начинается Родина.

Не знаю, правда, как теперь?.. Играют, не выходя из дома, у компьютера – и в войну, и в футбол, и в хоккей. И кино смотрят любое – хоть до 16, хоть после… А то и вовсе ого-го какое! Они-то и дружат чаще всего заочно, через интернет. Это не брюзжание. Это вопрос: насколько теперь хорошие и верные товарищи ассоциируются с понятием малой родины, если эти товарищи частенько по переписке и электронным играм и порой с другого конца света?..

2

Лично у меня понятие «Родина» первым делом ассоциируется с мамой и папой, с воздухом, водой и землёй.

Мама.

Вот с чего начинается Родина! Это ласковое слово всё вбирает в себя. Всё!

Любой может возразить: и что тут удивительного? И будет прав. Конечно с мамы начинается Родина. С чего же ещё. Она родила.

Родила. Родина. Один и тот же корень. Всё вроде бы ясно. И всё же хочется вспомнить что-то особенное для нас двоих.

Моя мама, как и все другие мамы, пела мне песни, когда баюкала.

– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…

И папа в это время ласково щекотал меня и восклицал:

– Серенький волчок! Ухватит за бочок!

Но всё это весьма и весьма туманно. Вроде как и было, и вроде как и не было…

А вот один случай помню хорошо, из почти «взрослой» жизни, как мне тогда казалось. В пять лет мама взяла меня на руки и побаюкала. Случилось это на посиделках. Когда мы пришли в гости к соседям, там уже чинно сидели на табуретках четыре женщины. Они живо делились последними хуторскими новостями и по ходу дела баюкали на руках малолетних чад. Но я-то был почти взрослый, мне-то было почти полных пять лет – шутка ли, на днях должен был пойти шестой! Я был почти настоящий казак! Мне сразу стало скучно в жужжащем бабском коллективе, я стал капризничать и проситься домой. А мама, в ответ, решила меня побаюкать. Я возмутился, попытался убежать.

Да не тут-то было. Мама ловко подхватила меня на руки, крепко прижала к сердцу и, покачиваясь из стороны в сторону, стала напевать:

– Баю-баюшки-баю, не ложися на краю…

Я некоторое время отчаянно брыкался, но вскоре обессилел и смирился, по мнению всех присутствующих женщин, с участью. На самом деле это было не так. Со мной случилось что-то необыкновенное – меня охватило блаженство. Я куда-то просто улетел, если выразиться современным языком. Никогда больше я не испытывал ничего подобного. Никогда. В некоторой степени с этим может сравниться только одно – первое близкое знакомство с девушкой.

Родина действительно начинается с мам. Они нас рождают для жизни, для подвигов, для Родины. А уж как потом распорядится нами Родина?..

Мама не только дала мне жизнь, но и спасла её. Однажды я забрался по лестнице на сарай и стал там играть в войну. Я бегал по соломенной крыше как угорелый, изображая, что стреляю из всяких видов оружия в фашистов, кидаю гранаты и применяю приёмы самбо. Я так увлёкся приёмами, что не заметил, как наступил на край. Штанишки на мне в ту пору были крепкие, скроенные мамой собственноручно из крупного вельвета. В их пояс была вшита тугая резинка, а в холошины, чуть повыше щиколоток, ещё туже. При падении я зацепился резинкой на поясе за деревянный колышек, зачем-то вбитый в край крыши, и штанишки сдёрнулись с меня до самых щиколоток. Я повис головой вниз, стал вертеться, хвататься за стены, подтягиваться к щиколоткам, пытаясь высвободить ноги из холошин. Но силёнок всё время чуть-чуть не хватало. Голова вскоре стала кружиться, заливаться кровью, я стал терять сознание… И всё-таки успел в последнюю секунду пронзительно выкрикнуть:

– Мама-а!

Очнулся я у мамы на руках. А ведь в тот день она была дежурная по ферме и должна была вернуться только поздно вечером. Но её чуткое материнское сердце в тот час не на шутку встревожилось и она, вопреки всем обязанностям, прибежала на минутку домой. Как оказалось, в нужную минутку.

Папа.

С папой мы по рождению одной звучной красивой фамилии, уходящей корнями в глубь веков. Мы урождённые, закоренелые казаки, с богатой родословной. Я с раннего детства внутренне чувствовал: мы – одной крови. Я всегда хотел быть рядом с отцом, всегда хотел подражать ему. Он тоже всегда хотел быть рядом со мной. Никогда и ни в чём не отказывал, хоть и был весьма строгим казаком. Всегда готов был прокатить меня на тракторе или мотоцикле, или, на худой конец, на велосипеде, пусть и была нехватка времени. Никогда не возвращался он вечером в дом с пустыми руками, у него всегда в кармане был гостинец – конфетка или пряник. А когда один раз такое всё-таки случилось, по весьма объективному стечению обстоятельств, он не стушевался, сунул мне в руку яичко, сваренное всмятку, которое брал на обед в поле и не скушал из-за страшной занятости, и торжественно объявил:

– Это лисичка-сестричка встретила меня в поле и прислала тебе гостинец.

Ничего и никогда более я не ел с такой радостью и с таким азартом. Это осталось в памяти на всю жизнь. Я тоже носил в кармане конфетки, когда мои дети были маленькими, и всегда уверял их, подражая своему отцу, что это лисичка-сестричка прислала или зайчик-попрыгайчик.

Папа привил мне чувство любви к Родине. Он беззаветно любил землю, на которой родился. Он страстно любил запах полей – запах пшеницы, запах кукурузы, запах разнотравья, запах полыни и чабреца. Он страстно любил звуки полей – звонкие, радостные переливы жаворонка высоко-высоко в небе, в ослепительных лучах утреннего солнца; стрекотанье кузнечиков и гудение шмелей в разгар дня; убаюкивающую песнь перепелов на вечерней заре да полуночный скрежет сверчков. А ещё он испытывал страсть к езде и познанию мира. Он любил колесить на мотоцикле при любом удобном случае, по близлежащим хуторам и станицам. Любил он и дальние поездки по необъятной стране, но отлучался с малой родины ненадолго – на недельку-другую. И мечтал, чтобы я тоже, выучившись, вернулся в родные края. Но именно папа невольно подтолкнул меня к тому, что я рано и надолго оказался вдали от родной земли.

Папа всегда сворачивал, вплоть до последних дней своей жизни, какой-нибудь лощёный плакатик в несколько раз так, чтобы он походил на портмоне, и складывал туда, между свёрнутых прямоугольных страничек, превращавшихся в карманчики, всевозможные записки и квитанции. Когда самодельное портмоне истрёпывалось, он отдавал его мне для игры и сворачивал новое. Однажды ему подвернулась под руку яркая разноцветная карта мира. И когда карта превратилась в подобие портмоне и слегка истрепалась, он тоже отдал её мне.

Карта поразила моё воображение. Я зазубрил наизусть, как только научился читать, все страны, все столицы мира, все океаны и моря… И навсегда заболел путешествиями.

Папа тоже спас меня от неминуемой смерти.

Будучи шестилетним сорванцом, я один пошёл на огород за молоденькими, пахучими огурчиками. Сорвал парочку и решил попрыгать и покувыркаться через голову по пушистой зелёной травке, недалеко от копанки*. Расстояние было вполне безопасным, но я так азартно кувыркался, что голова начисто закружилась и я угодил-таки в копанку и стал захлёбываться холодной родниковой водой. Но в истерику, к моей теперешней гордости, не ударился. Стал отчаянно барахтаться и удержался на мгновение на плаву – в это мгновение я умудрился ухватиться за длинный корешок травы, торчавший из земляной стенки копанки, и попытался выбраться самостоятельно, без криков и слёз. И мне бы это удалось, да корешок в самый последний момент оборвался. Я упал обратно в воду, опять ухватился за корешок и опять стал карабкаться наверх. Так продолжалось до тех пор, пока все корешки не оборвались. Я окончательно обессилел, порядком наглотался воды и стал то и дело приныривать, как поплавок во время клёва. Ещё бы минута, другая… и всё! На этом я не выдержал, отчаянно закричал:

– Помогите!

И тут на краю копанки показались носки ботинок – через секунду папа заглянул вниз. Он потом толком не мог объяснить, что же его, всего лишь на минутку заскочившего домой, заставило пойти на огород. Что?

А я могу. Мы с ним одной крови и одной звучной и красивой фамилии от рождения.

Родной воздух и родная земля.

Где я только не был, где только не учился, где только не работал, с кем только не встречался, с кем только не дружил – если перечислить, список займёт места не меньше самого рассказа.

Но первый глоток наичистейшего и наивкуснейшего воздуха я сделал там – на земле, на которой сделал свои первые шаги, на которой произнёс свои первые слова, на которой встретил своих первых друзей, на которой впервые дотронулся до девичьего тела. Всё, что было впервые – всё было там! Даже моя первая профессия – профессия штурвального* – до сих пор сидит ярким воспоминанием в моём сердце и сознании и до сих пор кажется самой весёлой и романтичной. Так, наверное, на самом деле и есть. Это ведь всё было на родном воздухе и на родной земле, освещённой особыми лучами особого для той местности солнца.

3

А ещё Она начинается с запевки скворца, с заветной скамьи у ворот и с каких-то ещё близких нашему сердцу вещей и событий.

Скворца теперь мало кто слушает. А зря. Скворец является явным атрибутом малой родины. Что он только не вытворяет – талантище этакий, на заре. Так за душу и берёт! Это целый оркестр! Как он только не щебечет, как только не свистит, как только не заливается! Каким только голосам не подражает! Сам не раз был свидетелем, как бабушка Дуня распекала дедушку Ваню:

– Дед, ты опять гусей не выгнал на траву?

– Выгнал, с самого утра.

– Да как же выгнал, коль они во дворе гогочут!

– Остепенись! – повышал голос дедушка. – Говорю выгнал, значит выгнал!

– Тогда гуси вернулись! – упорствовала бабушка.

Они оба поспешно выбегали из свежепобелённой хаты во двор и добродушно ворчали на скворца-пародиста, подражавшего целому стаду гусей. Мычал он телёнком, блеял овечкой, и бабушка опять бранила дедушку, что он вовремя не вывел скотинку пастись. А когда выяснилось, что это новые проделки скворца, они опять добродушно ворчали на него и заодно гордились, что он у них самый умелый из всей округи.

Им было отчего гордиться. Скворец даже научился подражать по утрам пускачу* трактора, за что его особо хвалил тракторист, у которого поломался будильник.

Раньше в каждом дворе был на длинной жердине* скворечник. Если он ветшал или по какой-то другой причине становился непригодным для жилья, хозяева незамедлительно поднимали ввысь новый. А как иначе. Скворцы, в отличие от людей, всегда возвращаются домой после дальних путешествий, и всегда вовремя. Они своего рода члены семьи – а семья и есть Родина.

Заветная скамья у ворот – особый атрибут. С чего-чего, а с неё тоже начинается Родина. Там мы с ранних лет усваивали разность полов, там завязалась первая дружба, там пришла первая любовь и первые поцелуи, там мы впервые услышали о далёких странах и городах – именно это больше всего врезалось в наши сердца и навсегда осталось в нашем сознании, куда бы судьба нас ни занесла, что бы с нами ни сотворила, какие бы яркие события нам ни преподнесла. Скамейка за двором останется в нашей памяти навсегда. Чем дальше в глубину лет, тем отчётливее и ярче. Оттуда – от скамьи у ворот, многие из нас разлетелись в разные края и теперь многие отчаянно ностальгируют и мечтают возвратиться, хотя бы в конце своей жизни. Но многим ли удастся вернуться туда, где навсегда остались дедушки и бабушки, папы и мамы; туда, где самый вкусный воздух и самая вкусная вода; туда, где самая мягкая и удобная под твоей ногой земля; туда, где ещё остались хорошие и верные товарищи; туда, где ещё ставят скамьи у ворот и где по-прежнему чудно поют скворцы и соловьи?..

Послесловие

Понятие «Родина» объёмное, и понятие, с чего она начинается, у каждого своё – список может быть весьма обширным. Но мама, папа, глоток воды и глоток воздуха с клочка той земли, на которую мы впервые ступили, всегда войдут в этот список. Луна, солнце и звёзды, при особом расположении которых мы родились и которые впервые осветили нас особым для той местности, нигде больше не повторимым светом, тоже войдут в этот список. И запахи той местности, и звуки, и люди… Только там – на малой родине, наш организм будет функционировать наиболее благополучно, только там наша душа будет наиболее умиротворённой. Пусть и окажемся мы там ненадолго – всего лишь на один денёк, всего лишь на один часок…