Читать книгу Знакомые истории - Сергей К. Данилов - Страница 5

В раннем возрасте Саша попал на театральную постановку детского самодеятельного театра, о чем нынче рассказывает как о важном, может, и главном событии детства: «И вот когда на ярко освещенную сцену вдруг вышел мальчик в костюме красного помидора с зеленой веточкой на шапочке, я восхитился и понял, что судьба моя решена».

Нет, не в том смысле, что Саша окончил школу и поступил во ВГИК, или Щукинское училище, нет, он поступил в Ростовский строительный институт, но при всем при том является в полной мере человеком близким к искусству. То есть читает по вечерам классику, для внуков даже вслух, до двух ночи смотрит канал «Культура», частенько ездит из нашего села за тридцать километров на городские театральные спектакли. Саше шестьдесят пять, он подполковник строительных войск в отставке, заслужил неплохую военную пенсию. Мы соседи, иногда встречаемся по вечерам за бутылочкой хорошего виноградного вина то у них, то у нас. Сегодня у нас. Речь зашла о книгах: нынче Саша перечитывает гоголевскую «Шинель».

– Была и у меня однажды шинель, – вдруг припоминает он, полуулыбаясь, отчего седая щетина на щеках смешно разъезжается, – вся уже изодранная от лазанья по объектам. Я, как Акакий Акакиевич, заказал себе новую, но тут вдруг посылают в срочную командировку, в Москву, новая не готова, ну и ладно, мы на северах народ не гордый – поехал в ношенной-переношенной, что обремкалась вся донельзя даже для деревни.

В Москве выпала свободная минута – в театр на Таганку побежал, это был год, кажись, восемьдесят второй, там уже директором Любимов состоял и был в большом фаворе. В тот день давали премьерный спектакль «Борис Годунов», что неудачным впоследствии оказался, всего несколько раз прошел и сняли его. Около касс, естественно, пусто – кассирша сидит, книжку читает под табличкой «билетов нет».

Ну, я командировочный майор из-под Архангельска, читать в своей глухомани давно разучился, подхожу и на всякий случай задаю вопрос: «Нет ли у вас билетика на сегодняшний спектакль?»

Та, не поднимая глаз, отвечает: «Нет».

Нет и нет, ясное дело – премьера, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов, марширую туда, откуда пришел. Шагов уже несколько сделал размашистых, виден стал сзади весь во всей своей замухрышистой шинелке, вдруг крик в спину: «Эй, товарищ!»

Поворачиваюсь – машут из кассы.

Возвратился, кассирша спрашивает: «Вы оттуда?»

Я ей: «Оттуда».

Она кивает, протягивает билет, я плачу деньги и счастливый иду к театральному входу, где толпится масса народа, все спрашивают про лишний билетик. Понимаю, конечно, что приняла меня кассирша за боевого фронтовика-афганца, получившего отпуск. Достаю билет и вдруг вижу: мне продали не один, а целых два. Оглянулся по сторонам, смотрю: девушка в очках, тоненькая, скромная, билетик выпрашивает у спекулянтов. Подошел к ней, предложил взять по номиналу, без переплаты. Она мне деньги отдала, я ей билет на соседнее место вручил. Места наши оказались приставные, в проходе, зато первый ряд. Вон Золотухин прошел, совсем рядом, Алла Демидова…

Ладно, сидим, смотрим спектакль, и вот когда Иван Грозный убивал своего сына, посох его, этакий здоровенный лом, брошенный мощной рукой будущего министра культуры, отскочил от сцены и полетел к нам, в первый ряд, и угодил, представьте себе, прямо в… девушку, в лицо ей… точнее по глазам трахнул, разбив очки вдребезги.

– Убил?

– Нет, но без сознания она оказалась или в болевом шоке… Я быстренько вынес ее из зала в фойе, там сразу скорую помощь вызвали, увезли, а меня какой-то молодой человек в штатском прямо ублажать начал, уговаривать, чтобы я никому про этот скорбный эпизод не рассказывал никогда, ни при каких обстоятельствах, а он со своей стороны обязуется давать мне контрамарки на любой спектакль любого московского театра, включая премьерные. Даже визитку сунул с номером телефона. Тогда визиток ни у кого еще не было. Я и не видел ничего подобного. А он дал так запросто.

– И что, походил по театрам московским?

– Да куда там… По возвращению, вдруг срочно отправили в Афганистан на три года. Оттуда приехал, искал – искал ту визитку, все вещи перерыл, так и не нашел. Знаешь, посмотри-ка в интернете, идет у них этот спектакль теперь?

– Давай, глянем. Ага, вот, и правда в 82-ом его выпустили, и в том же, смотри-ка, сняли. Видишь, написано на сайте Таганки: спектакль запрещен министерством культуры СССР. А в 1988 году снова запустили.

Мы помолчали, вернулись к столу, выпили еще по бокальчику, заварили чаёк с душицей.

– Что-то мне подсказывает, Саша, что не случайно тебя так срочно отправили в Афганистан, дружище.

– Возможно… Знаешь, во всей этой истории мне, чем дальше, тем больше, девушку жальче делается, зачем тогда ее выбрал-пожалел? Вспоминать страшно: царским дрыном по лицу… Думаю, если бы не я со своей гоголевской шинелкой, небось, здоровым человек остался… Что с ней потом стало? Кто знает?

– Не совсем чтобы гоголевской, конечно, – Акакий Акакиевич, небось, о новой мечтал, а когда получил, наконец, тут-то с него ее и сняли… Опять же если билетерша не пожалела твою старую шинель, то не попал бы ты в Афганистан… а девушка – на больничную койку…

– Да что Афганистан, я оттуда без царапины вернулся…

– Так или иначе – дело определенно в шинели, из-за нее все завертелось. Нельзя, брат, в старом полевом обмундировании в Москву ездить, да еще там по модным театрам разгуливать. Вот если бы ты в новенькой майорской шинели этаким франтом подвалил к билетной кассе, дали бы тебе те билеты? Да ни за что на свете, поверь. И никакой бы драмы тогда ни с кем не произошло…