Читать книгу Ветер сквозь стены - Сергей Каменчук - Страница 3

Утром Добряк старался вести себя как можно тише, чтобы не побудить собак. Но никогда ему не удавалось выскользнуть из хижины незаметно. И в это утро они тоже проснулись, стоило ему шелохнуться.

– Ах, негодники, – сказал он ласково. – Сейчас принесу вам поесть, а вы лежите пока, просыпайтесь.

Он накинул на себя старую, заштопанную, но теплую куртку – единственную на все времена года, – и вышел на улицу.

“Осень пришла пару дней назад, а на рассвете уже так холодно”, – подумал он с грустью.

Добряк застегнул пуговицы, сунул руки в карманы и попытался избавиться от дурных мыслей о зиме. Он обошел хижину, помочился под густыми кустами, за которыми стелилась дорога, а потом пошел к хозяйке. Ее дом располагался прямо через дорогу, напротив хижины. А сама же хижина, которая на самом деле была сараем, теснилась прямо на краешке леса – точнее, только Добряк его так называл. Если это и был лес, то он был очень маленьким: километр в ширину и два – в длину. Если Вы будете проезжать через этот городок, именуемый Смелой, по главной дороге, то увидите этот лес, а с другой стороны – небольшой ставок с дамбой. Чтобы самому узнать, насколько он длинный, придется притормозить перед спуском и свернуть налево, тогда вы поедете по поганой разбитой дороге, где из правого окна сможете наблюдать лес, а с левого – небольшие старые домики.

Добряк перешел, посмотрев сначала по сторонам, через дорогу к зеленому забору – сплошные листы метала, прибитые к столбикам. Открыл калитку как можно тише, чтобы не разбудить соседских собак. Заглянул под ступеньки крыльца и достал из-под небольшого камешка ключ. Отворил дверь и попал в прихожую. Прошел через коридор, стараясь не шуметь, в кухню. В комнатах он ни разу не был, поэтому мог только догадываться, что там и как.

В холодильнике у него была своя полка – самая нижняя. Хозяйка как будто бы случайно ставила туда свои продукты. Ему казалось, будто случайно – как-никак, она уже старуха, даже ходить не может без трости. Прошло немало времени, прежде чем он принял для себя, что делает она это не из-за плохой памяти. Но даже потом, будучи уверенным в том, что кусочек колбасы или порция супа, или четвертинка хлеба предназначались именно для него, Добряк не мог избавиться он ощущения, будто он ворует. А вдруг она все-таки забыла? Вдруг перепутала? Проснется, а еда пропала – вот тогда крику будет. И выгонит их всех дальше по миру бродить.

Вот и в этот раз он долго не решался взять из своей полки миску, полную костей и кусочков хлеба. “Ну не станет же она кости есть, – рассуждал он. – А если они нужны для навара?” В конце концов, в коридоре скрипнула дверь. Послышалось постукивание трости о дощатый пол.

– Ах, святой Иисус, опять ты за свое?! – воскликнула хозяйка. – Там же кости да черствый хлеб.

– Я подумал, что из такого можно сварить еще суп, – ответил Добряк и опустил взгляд в пол.

– Суп? Вы слыхали, нет? Суп. Да таким супом даже собаки твои подавятся.

– Так что же делать?

– Эх, Добряк, как же ты такой без меня-то? Забирай и дай собакам поесть. А я тебе пока разогрею борща. Будешь? У меня и сметаны капля есть.

– Конечно буду, – обрадовался Добряк.

Он достал миску с костями и застыл в нерешительности, посмотрел на хозяйку.

– Ну, чего тебе еще? – спросила она.

– А собаки не подавятся костями?

– От, тьфу ты. Ну тебя! – прикрикнула она и рассмеялась. – Не подавятся, будто сам не знаешь.

Добряк зашел в хижину и выгнал собак на улицу – им надо сделать свои дела, а ему – свои. Пока собаки искали себе подходящее дерево, Добряк рассыпал кости с черствым хлебом по тарелкам. Потом взял пустую кастрюлю, сходил к колодцу, который стоял под двором хозяйки, и набрал воды. Собаки уже топтались у входа в хижину. Он их впустил, поставил рядом с мисками кастрюлю.

– Вы только не подавитесь, – сказал он им.

На столе его ждала полная тарелка борща, два кусочка черного хлеба и полбанки сметаны. Добряк набрал полную ложку и размешал в борще.

– Спасибо, – сказал он хозяйке, которая сидела за столом сбоку и смотрела на него по-доброму, но с капелькой грусти в глазах.

– Мне вот непонятно, как ты поднимаешься всегда вовремя, не просыпаешь, – сказала она.

– Как только на улице светлеет, я уже и спать не могу, – ответил Добряк.

– Скоро светать будет позднее, как тогда будешь на работу успевать?

– Об этом я и не подумал, – сказал он. Ложка остановилась на полпути. – Как же я-то?..

– Я тебе будильник подарю, не волнуйся ты так, – сказала старуха.

– Да, будильник – это хорошо, – неуверенно произнес Добряк.

– Где ж ты такой взялся, господи?! – воскликнула хозяйка. – Да покажу я тебе, как его заводить. Или сама заведу, а он будет звонить и будить тебя каждое утро. А лучше перебирайся в дом, тогда я сама тебя поднимать буду.

– Не-е-е-т, я собак ведь не брошу в хижине одних – совсем передерутся без меня.

– Вот еще со своими собаками. Что ж ты к ним так привязался-то? А скоро зима, чего тогда делать? Замерзнешь ведь.

– Как-нибудь переживем зиму, не пропадем.

– Ой, ладно, хлебай, хлебай, а то опоздаешь на свою работу.

***

Он шел пустой улицей по тротуару. За спиной болтался рюкзак болотного цвета из мешковины, с бутылкой воды и бутербродами внутри. Он неспешно ступал изношенными башмаками по изношенному асфальту и посматривал на дома, которые видел, в последнее время, каждый день. Он все думал, кто там в этих домах спит. Пытался представить, как люди просыпаются и желают друг другу доброго утра, а потом все вместе завтракают. Как и они с сестрой когда-то. Только сестра всегда была не в духе, злилась на него постоянно, часто кричала. Ну, а что ж он? Он пытался ей угодить и вести себя нормально, хотя даже не понимал, чего от него хотят, а она только больше расстраивалась. Бывало, даже плакала. Он совсем не понимал ее слез, а она никогда не рассказывала о причинах.

Но вот в этих домах всегда тихо. И утром, когда все спят. И вечером, когда он по этой же дороге возвращается домой. Иногда кто-то выходит из дома к колодцу, или снять белье со шворок, а иногда дети носятся по двору, а родители прикрикивают, чтобы они так не бегали, а то все кости себе переломают. Он любил эти скромненькие, ухоженные дворики, потому что там никто никого не ругал, никто не плакал и не кричал – по крайней мере, он пока не видел, чтобы происходило что-либо подобное.

Добряк дошел до остановки: пара двойных лавочек под высокой крышей. А сзади двухэтажный магазин “Панда” со светящейся вывеской, на которой изображался, собственно, улыбающийся медвежонок.

Он присел на лавочку и начал дожидаться машины, которая каждое утро забирала его на работу. Она прибыла через пятнадцать минут. Добряк забрался через заднюю дверь в белый фургончик. Трое мужчин уже сидели на досках, расположенных под стенками, еще двоих они подберут по дороге. Он поздоровался со всеми за руку.

– Как оно, Добряк? – спросил коротко стриженый мужик с татуировками на пальцах и на руках.

– Хорошее утро, – ответил он. – Хозяйка приготовила борщ со сметаной.

– О, это дело, – ответил он. – А моя баба ничего не готовит, кроме пельменей да лапши.

– А я люблю пельмени, – сказал Добряк.

Все дружно рассмеялись, Добряк же только улыбнулся. Этого мужика почему-то все сторонились и немного побаивались, но Добряк не понимал из-за чего. Он ему нравился. Бродяга – так он его называл. Случилось, что он говорил Добряку свое имя, но оно совершенно вылетело из головы Добряка. Зато он часто повторял: “По жизни я бродяга”, вот Добряк и рискнул так его назвать. Мужик рассмеялся, когда услышал впервые такое обращение, и не обиделся.

– Ох, Добряк, что же ты будешь без хозяйки своей делать? – спросил Бродяга.

– Она меня постоянно то же самое спрашивает, – ответил Добряк.

– Хорошим людям приходится несладко сейчас, особенно таким, как ты.

– А чего же им несладко? – удивился Добряк.

– Каждая сволочь норовит вытереть о добрых ноги да обокрасть.

– А у меня-то и красть нечего.

Бродяга только покачал головой.

Через час они были на месте. Мужики стали переодеваться, а Добряк скинул свой рюкзак и присел на лавочку. Они переоделись и тоже сели к столу. До начала работы оставалось еще десять минут.

– Будешь “беленькую”? – предложил Бродяга.

Добряк уже знал, что оно такое эта “беленькая”, как-то раз согласился по незнанию и хлебнул, а потом сильно пожалел об этом – оказалось, это обыкновенная водка.

– Я вино люблю, – ответил он. – А эту мерзость и нюхать не могу – не то что пить.

– Дело твое.

Мужики выпили по две рюмки, закусили хлебом и луком, а потом закурили. А после они похватали топоры и черные рабочие перчатки, и вышли во двор.

Две кучи колод растянуты по большому двору. Каждые десять метров лежали чурбаны, которые им нужно было рубить или на четыре части, или на две – в зависимости от их размера. Они разбрелись по кучкам и принялись за работу.

Добряк не отлынивал от работы. Он знал, что заработает больше денег, если больше нарубит – все это знали, поэтому и работали, как положено. Но мужики каждый час бросали топоры и собирались вместе, чтобы покурить. А Добряк, так как был некурящим, все продолжал трудиться.

– Ты бы отдохнул, – говорил ему кто-то из мужиков.

– А я не устал, – отвечал Добряк.

Он мог рубить без устали с утра и до вечера. Мужики только качали головами и удивлялись его силе и выносливости.

После обеда приезжали две машины, чтобы погрузить дрова и отвезти их заказчикам. Погрузка оплачивалась дополнительно. Работа была несложной: один человек забрасывает дрова в кузов, другой – принимает и складывает хорошенько, чтобы побольше влезло. Как только показывались старенькие “ЗИЛы”, все мужики бросали топоры и норовили попасть на погрузку, особенно деревенские – кроме шести мужчин, которых привозили машиной из города, здесь еще работали и местные. Но Бродягу уважали и боялись все, а Бродяга любил Добряка, поэтому Добряк всегда ходил за одной из машин и подбрасывал поленья, которые ловко ловил и быстро укладывал Бродяга.

В пятницу хозяин выдавал зарплату. У всех она была разная – кто сколько нарубил за неделю. Мужики ждали пятницы с нетерпением. И Добряк тоже. Только он один всегда волновался перед зарплатой. Ему казалось, что он не выполнил какую-то норму, работал плохо, подвел хозяина и теперь ему не заплатят. Из-за этого он и старался работать быстрее каждый день, и получал, соответственно, больше остальных. Деревенские его за это не любили и постоянно возмущались, почему, мол, “дураку” переплачивают. Хозяин быстро пресекал подобные разговоры.

– Добрынин! – звал хозяин. – На этой неделе ты лучший работник. Получи, распишись.

Добряк опускал глаза в землю от смущения, но улыбался.

– Берите с него пример, – говорил хозяин. – А то вы много курите и потом жалуетесь, что зарплата маленькая.