Читать книгу Уголь – не сахар. Просто (о) Кемерово. Сказки и былицы - Сергей Колков - Страница 16

«Мне не надо воз муки,

А всего полпуда.

Ленин продал немцам Русь,

Как Христа Иуда.

За Россию получил

Полный вагон злата

И пропил всё по дороге,

Отомстил за брата».

Так пел на Невском проспекте в августе 1917 года одноглазый солдат в грязной потрёпанной шинели под аккомпанемент самодельных гуслей. Прохожих было много, но денег ему бросали совсем редкие из них, сочувствовавшие тяжёлой судьбе калеки. Да и что теперь были деньги? Вот хлеба бы ломоть! Таких, как он, везде теперь были тьмы и тьмы. Война. Безрукая и безногая. Когда она начиналась в 1914 году, всем казалась маленькой и победоносной, а сейчас – без конца и без краю. Петроград жил слухами, что немцы уже близко, и никаких сил к сопротивлению не было.

К осени всё придёт в полный упадок. И большевики, воспользовавшись случаем всеобщего безразличия к своей будущности, 25 октября 1917 г. совершат переворот. В народе будут говорить, что вряд ли они продержатся до весны. Но против всех ожиданий, задержатся они надолго.

Весной 1918 года многим станет понятно, что это теперь и есть единственная законная власть.

В мире пойдут слухи о свершившейся в России пролетарской революции. И туда со всех концов света потянутся разные идеалисты и проходимцы, влекомые запахом перемен и открывающихся больших возможностей.

Так, в частности, и начнётся авантюрный бизнес-проект голландско-американского происхождения при личной поддержке Ленина – автономная индустриальная колония «Кузбасс» (АИК Кузбасс).

Главные действующие лица «с той стороны» – Себальд Рутгерс, Билл Хейвуд и Герберт Калверт. С нашей – быстро народившийся и сообразивший, что к чему, класс советских бюрократов.

Как виделась октябрьская революция 1917 года из Европы и Америки? Считалось, что в России после отречения Николая II власть фактически перешла к народу – солдатским и рабочим комитетам. Рабочие и крестьяне, во главе с загадочным большевистским лидером Лениным, взяли правление в свои руки с целью построения нового справедливого бесклассового общества. Вся летопись человечества до этого – однообразные переходы от одних форм угнетения трудящихся к другим, ещё более изощрённым. И вот в России свершилась пролетарская революция! Не привычный для истории дворцовый переворот, когда одна правящая династия эксплуататоров смещает другую! Там, в этом европейском захолустье, пустили под откос всю тысячелетнюю систему привычных отношений, в которой результаты труда многих присваивались кучкой избранных. Из задворок мира Россия превратилась в огромный пульсирующий котёл. Новости из неё поступали обрывочные и не всегда понятные, но было ясно, что там происходит что-то непостижимо грандиозное.

Учение Маркса оказалось не гипотезой, а провидением: «Но буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, которые направят против неё это оружие, – современных рабочих, пролетариев. …Но с развитием промышленности пролетариат не только возрастает численно; он скопляется в большие массы, сила его растёт, и он всё более её ощущает. …Если не по содержанию, то по форме борьба пролетариата против буржуазии является сначала борьбой национальной. Пролетариат каждой страны, конечно, должен сперва покончить со своей собственной буржуазией… Её гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны» (Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии, 1848).

Однако ни Маркс, ни тем более Ленин не очень-то представляли в деталях, как будет работать конкретный завод в эпоху победившего буржуазию пролетариата: откуда берётся сырьё, как устроен сбыт продукции и сколько должна составлять зарплата рабочим. В ленинском дореволюционном наследии вы не найдёте никаких мыслей об устройстве государства и общества после революции – главное её сделать, а там видно будет. Он рассуждает о ней исключительно в политической плоскости, вопросы же о том, как в этом новом мире будут выпекаться булки и чиниться башмаки, его не волнуют, да и она сама кажется ему далёкой мечтой… На конференции в Цюрихе в январе 1917 года, за несколько дней до Февральской революции, он писал: «Мы, старики, может быть, не доживём до решающих битв этой грядущей революции. Но я могу, думается мне, высказать с большой уверенностью надежду, что молодёжь, которая работает так прекрасно в социалистическом движении Швейцарии и всего мира, будет иметь счастье не только бороться, но и победить в грядущей пролетарской революции» (Ленин В. И. Доклад о революции, 1905).

И вдруг над Российской империей взорвалось бочка с порохом, и всё закрутилось: убийство Распутина, отречение царя, политическая каша, война с немцами, надвигающийся голод и, наконец – октябрьский переворот.

В этот момент, когда кругом кольцо врагов и при этом нужно ещё как-то управляться с этим огромным хозяйством – страной Россией, в двери Кремля стучатся незваные гости – западные социалисты, к которым Ленин до 1917 года относился брезгливо-пренебрежительно. У многих них, в отличие от самих большевиков, были вполне земные профессии и большой жизненный опыт работы на настоящем производстве. Сам-то Ленин тяжелее ручки в своей жизни ничего в руках не держал, разве что Наденьку. Он профессиональный революционер-«теоретик», деньги которому сначала шлёт маменька, а потом – партия. Вся его трудовая биография – это в 1892-93 гг. помощник присяжного поверенного. Среди его соратников людей «от сохи» тоже нет – не их стезя. Они соображают в подпольных типографиях, как взбаламутить рабочих и, если нужно, организовать вооруженное нападение на почтовую карету с целью пополнения партийной кассы. Одним словом – не менеджеры высшего и среднего звена.

Себальд Рутгерс – голландец с социалистическими взглядами, который горел идеей быть полезным русской революции и принять личное участие в построении нового мира. К моменту встречи с Ленным в 1918 году ему уже около 40 лет, он опытный специалист, повидал мир, имеет массу полезных знакомств в Америке и хорошее резюме – образованный инженер-железобетонщик, работал на ответственных должностях в больших фирмах в Америке и Европе на строительстве дорог и мостов.

У Рутгерса, в отличие от Ленина, был конкретный план и управленческие навыки – как построить завод и управлять им. Он профессионал и знает, что «булки не растут на деревьях»: где закупить необходимое оборудование, как привлечь из-за рубежа квалифицированных специалистов и устроить коммунальную жизнь в этом «царстве справедливого труда». Немаловажное в этом плане – найти горячую поддержку у социалистов и лидеров рабочего движения в главной цитадели капитализма, Соединённых Штатах Америки.

Классическая мечта американца в начала ХХ века – максимально эффективно проявить себя в сложных обстоятельствах и в ходе упорной, а часто и неравной борьбы с природой или конкурентами взять «джек-пот» – выйти из неё победителем с крупным счётом в банке. Бандитская романтика Дикого Запада, когда героем становился самый дерзкий и наглый – тот, кто быстрее других выхватывал из кобуры кольт, – больше не в цене. Недавние иконы Америки – старатели на Клондайке. Золотая лихорадка воспета в рассказах Джека Лондона, персонажами которых восторгается вся страна. Новые идеалы общества – удача и честный труд. Главное – найти в себе силы на выход из зоны комфортной бедности. Всё решают только личные качества и провидение (божья воля). У каждого есть шанс совершить это головокружительный прыжок «From Zero to Hero» (англ. – из ничего в герои). Для этого нужно быть гибким и сообразительным, и вовремя решиться на авантюрное приключение, отправившись на тот край света, где сейчас открывается «окно возможностей».

АИК была задумана её основателями как воплощение в Сибири «идеального мира» – на передовом предприятии мирового уровня должны были работать за хорошее вознаграждение сознательные пролетарии из разных стран. Цель – построить «город солнца», где главное – счастье всех вместе и каждого в отдельности. Однако с первого дня у иностранцев есть и принципиальные расхождение во взглядах с Советами, которые приведут потом к разводу с битьём посуды и тяжёлым расставанием. Зарплата. Они считают, что вся эта затея должна быть в интересах рабочих. А зачем, если иначе? Поэтому тратят колоссальные деньги на зарплату приехавшим специалистам и обустройство быта, а у властей при взгляде на эту «бесхозяйственность» рука постоянно тянется к нагану.

На момент основания АИК это были уже не дикие места. В 1912 году франко-немецко-бельгийское акционерное общество «Копикуз» получило право на монопольную разработку ряда угольных месторождений в Сибири. В 1915-1917 годах в Щегловске на средства общества была построена канатная дорога через Томь для транспортировки угля от шахт к комплексу углеподготовки. За короткое время была запущена железная дорога Юрга – Кольчугино с веткой на Кемеровский рудник. Развернулось строительство шахт на Кемеровском и Кольчугинском каменноугольных рудниках, с которых и началась промышленная деятельность Копикуза. В 1915 году была заложена шахта «Центральная». Началось сооружение Кемеровского коксохимзавода, построены две пламенные батареи, каждая по шесть камер. На них выжигали 30-60 тонн кокса в сутки. У управления Копикуза возникла идея строительства крупного металлургического завода на юге близ Кузнецка.

19 февраля 1920 г. «Копикуз», как и все угольные предприятия на территории Советской России, было национализировано. Акционеры тяжело вздохнули и пошли считать убытки. А инженеры упаковали чемоданы и поехали домой в Европу. Шахты и коксовые батареи остались стоять на кузнецкой земле, поскольку «жадность фраера сгубила».

Рутгерс после нескольких лет активных контактов с Советами прекрасно представлял хаос и разруху в головах новых лидеров государства в области экономики и не хотел быть их цирковой собачкой, поэтому выбил у Ленина особенное положение для своего детища: «Но только условие: как угодно, что угодно, когда угодно, но чтобы это была такая бумажка, при наличии которой ни Швондер, ни кто-либо другой не мог бы даже подойти к двери моей квартиры. Окончательная бумажка. Фактическая! Настоящая!! Броня!!!»*

АИК не подчинялась, как обычные советские тресты, ВСНХ (Высшему Совету Народного Хозяйства) и контролировалась только высшим органом той поры – Советом Труда и Обороны. Цель сотрудничества с иностранцами изначально декларировалась как помощь европейскими и американскими пролетариями русским братьям воссоздавать индустрию. Существует предположение, что на первом этапе истинная задача АИК была сложнее – ввезти в страну по частным каналам дорогостоящее западное оборудование, потому что официальные отношения с Европой и Америкой ещё не были налажены. «Частник» Рутгерс, с его фамильными связями в голландском банке, оказался необходимым звеном между европейскими предпринимателями и СССР. Точно таким же, как и Арманд Хаммер.

Хозяйственные операции АИК часто были непрозрачны: Рутгерс выступал и как продавец, и как покупатель в одном лице. Ему дали доступ к фантастическим по тем временам финансовым потокам, обеспеченным золотом и бриллиантами. И всё это оседает в Европе именно у тех людей и банкиров, которые лично знают Рутгерса. Вполне возможно, что в начале пути предназначение АИК и было стать «фирмой-насосом» для перекачивания советских денег в «тихие западные гавани» на случай фиаско советской власти в личных интересах партийных лидеров. В определённые критические моменты среди кремлёвского руководства возникали сильные страхи, что оно не удержит власть в стране надолго. В условиях политической нестабильности в России знакомство с Рутгерсом, у которого была записная книжка с нужными людьми на Западе и счета в голландских банках, вполне могло рассматриваться «кремлёвскими мечтателями» как гарантия сытой жизни в какой-нибудь Швейцарии или Аргентине на случай падения Советов.

Деньги потекли, нужные люди закрутились в поисках оборудования, дело осталось за малым – привлечь кадры. Никто и предположить не мог, что это будет непростым вопросом. Однако заманить иностранцев в Сибирь оказалось не так-то просто. Именно поэтому на Западе была развёрнута широкая рекламная компания. Слово «KUZBAS» не сходило со страниц «The New York Times», «Chicago Tribune», «The Daily Telegraph» и других массовых заморских газет. Подобно тому, как Ленин в 1917 году надул русских крестьян Декретом о земле, теперь уже американские пропагандисты щедро расхваливали своим соотечественникам дивный новый мир русского социализма. Масштабы их обещаний были, конечно, более приземлёнными чем у Ильича: спецам – хорошая зарплата и социальные удобства, женщинам – ещё и плюсом освобождение от предрассудков традиционного американского общества. Конечно, как всякие пропагандисты, они приукрашивали действительность, но на то она и реклама.

Всего в Кемерово приехали 750 рабочих и инженеров из Америки и Европы, чтобы построить посреди тайги «Город Солнца». Примечательный факт: в некоторых заявлениях будущие колонисты писали, что едут «в район Америки». Планы у организаторов кампании были на тысячи переселенцев, а вышло иначе…

Кто же были эти люди?

Дж. Микенберг делит американцев, отправившихся в страну Советов в 20-30-е гг., на три категории: «возвращенцы» русского происхождения, искренне преданные идее «советского эксперимента», энтузиасты и те, кто искал стабильную работу за достойную оплату, т. к. Великая депрессия и массовая безработица в США совпали с Первой пятилеткой и нехваткой рабочей силы в России.

Колонистка Рут Кеннелл прожила в Кемерово два года – с 1922 по 1924 – и писала как очевидец: «Самые разные бунтари против американского общества – начинающие коммунисты, ветераны-социалисты, члены Индустриальных Рабочих Мира, пропагандисты, мечтатели, неудачники, невротики и просто искатели приключений – все они косяком потянулись в Россию после войны».

Первая партия колонистов отбыла из Нью-Йорка в Кузбасс 8 апреля 1922 г. на пароходе «Адриатик». Они плыли трансатлантическими линиями по маршруту: Нью-Йорк – Роттердам или Нью-Йорк – Либава (современный г. Лиепая в Латвии). Там к ним присоединялись колонисты из европейских стран и на более мелких судах дошли до Петрограда. Дальше до Кемерово они ехали в специальном железнодорожном составе. Кроме личного багажа, колонисты везли с собой продукты, материалы, инструменты, оборудование и семена.

Письмо Рут Кеннел жене Кальверта: «… в составе нашего поезда 19 товарных вагонов. В нескольких из них устроены нары, а в остальных еда и вещи. Света нет, пользуемся свечами. Воду приходится кипятить. Жажду утоляем только кофе. Есть у нас вагон-прачечная с ваннами для стирки мылом и горячей водой. В специальном вагоне-кухне повара готовят еду. Первое время печь дымила, как при большом пожаре, и было жалко поваров, по лицам которых текли слёзы. Надеюсь, что в будущем году для путешествия в Кемерово будут специальные вагоны-кухни, чтобы готовить пищу".

В распоряжение колонии были переданы шахты Кемеровского рудника, коксохимические печи и 8000 га лесных угодий.

Административным центром стал Кемеровский рудник – здесь находилось Правление АИК, жил директор и ведущие специалисты. Территория рудника была главной экспериментальной площадкой для внедрения европейской архитектуры голландским архитектором Йоханнесом ван Лохемом. Построенные им четыре рабочих посёлка принадлежали к одним из первых в мире образцов благоустроенного социального жилья. Невиданными чудесами были санузлы внутри жилища: душ, ванна, унитаз. Но такое новаторство вызвало большое недовольство у местных партийных бюрократов. За то, что голландец приучал русских рабочих к элементам буржуазной культуры, его раскритиковали в газете «Кузбасс» и даже хотели исключить из партии. И правильно критиковали: в Сибири дощатый уличный туалет с дыркой в полу – до сих пор надёжный друг человека.

Руководству колонии доставались удары и сверху, и снизу, и в пах, и в печень. Кураторы от партии требовали быстрее и больше промышленной продукции и не отвлекаться так сильно на все эти буржуазные «бытовые удобства». Рабочие из местных считали, что эти американцы жируют, получая по сравнению с ними баснословные зарплаты. Некоторые заграничные спецы, видя этот бардак, уезжали домой раньше срока. В силу языкового барьера иностранцы жили достаточно изолированно от местных и образовалась своеобразная «немецкая слобода», что ещё больше злило местных: «Понаехали тут!»

Несмотря на эти, как потом покажет жизнь, непреодолимые противоречия, дирекция АИК смотрела в будущее с неиссякаемым оптимизмом и действовала не по принципу «после нас хоть потоп», а принимала такие дальновидные решения, за которые мы им сейчас должны поклониться в пояс.