Читать книгу Счастливая сколопендра - Сергей Конышев - Страница 10

Я занял у мамы пятьдесят тысяч рублей. Она дала мне их с радостью, потому что с семнадцати лет я ни о чём её не просил, а ей очень хотелось сделать сыночку приятное. Так что этот полтос она мне подарила, но я всё равно обещал вернуть: всё-таки мама, ей нужнее. Получив деньги, я тут же пошёл в спортивный магазин и купил там самый дешёвый инвентарь: двуспальную палатку за пять тысяч рублей (правда, весила она шесть килограммов), два спальника, по девятьсот за штуку, и две пенки, по пятьсот. Туристические рюкзаки стоили дорого, а нужно было опять же два. Я одолжил у знакомого: один зелёный, на шестьдесят литров, и второй, поменьше, на тридцать пять.

Галя приехала ко мне в Реутов за день до начала отпуска. Она привезла с собой две сумки вещей и пакет еды. Мы поели сыра, лениво потрахались и, попивая вино, начали собирать рюкзаки. Честно говоря, я понятия не имел, что может мне пригодиться в диком походе. В итоге я набрал кучу ненужных вещей: большую колонку, четыре книги, осеннюю куртку, две кофты, клетчатую рубашку, запасные кроссовки, семь маек, две поло, брюки, а также носки и трусы на каждый день. Конечно, не забыл об аптечках. Взял две: в одной были бинты, лейкопластырь и вата, во второй – таблетки, зелёнка и мази. И всё это не считая палатки и спальника, которые я тоже запихнул в рюкзак. Клапан еле закрылся.

– Он слишком мелкий! – Галя всплеснула руками и топнула ногой. – Почему ты себе взял на шестьдесят литров, а мне дал на тридцать пять? Это нечестно!

Вещей у неё было ещё больше, чем у меня, и ничего не помещалось в рюкзак. Киргизочка злилась.

– У меня же палатка и спальник. Они занимают половину объёма. То есть тридцать литров, – ответил я спокойным, конструктивным тоном. – Получается, что чистого места для меня остаётся тоже тридцать литров. А у тебя рюкзак на тридцать пять!

Я улыбнулся и сложил губы бантиком.

– Всё лучшее – для моей любимой кошечки.

Я потянулся, чтобы поцеловать её.

– Отстань! – киргизочка отдёрнула голову и сделала шаг назад.

– Но почему?

– А почему ты не купил походную посуду? – Галя взбеленилась. – Из чего мы теперь будем есть? Руками?

– Что-нибудь придумаем, Галюсик. Не волнуйся.

Я резко приблизился к ней и крепко обнял.

– Отстань, отстань, – повторяла она, а я начал её зацеловывать.

Киргизочка почти не сопротивлялась, отчего штурмовать её хотелось ещё больше. Я вытащил карандаш из пучка её чёрных волос, и они каскадом рассыпались по плечам.

– Ты всё забываешь! – крикнула Галя, но уже по инерции. Её голос потерял напряжение. – У тебя в голове одни дырки, как в голландском сыре.

– Ладно, хорошо. Пусть так. – Я рассмеялся. – Главное – что ты всё помнишь.

Я начал грубо её лапать. Галя сначала притворялась, что ей не нравится, но в итоге сама схватила меня за член.

– Давай прямо здесь! – прошептала она мне на ухо.

Мы начали трахаться у книжного шкафа под мигание гирлянды. Я изучал корешки книг (Ги де Мопассан, Мураками, Лимонов) и двигал тазом в ритм огонькам. Кончили мы одновременно: Галя, как сытый вампир, упала на диван, а я голым начал перебирать её вещи в рюкзаке. Кое-что пришлось выбросить, но в целом Галя осталась довольна тем, что удалось сохранить. Она быстро приняла душ, и мы открыли вторую бутылку «Саперави».

– Хочу заплыть далеко в море. За горизонт, – мечтательно произнёс я, глотнув вина. – Хочу посмотреть оттуда на берег. На мелкие точки людей.

– А я хочу загореть, как шоколадка. – Галя погладила своё мягкое плечо.

Я ещё подумал тогда: странное какое-то желание – на хрена ей это нужно? В силу своей киргизскости Галя и так имела тёмную кожу: чему там загорать? Но я давно уже отчаялся понимать молодых девушек, логику их желаний.

– Во сколько завтра автобус? – спросил я. – И откуда?

– Автобус в восемь утра. Значит, на вокзале нужно быть в семь. Автовокзал… – Галя достала телефон и посмотрела билеты. – Автовокзал называется «Битца». Никогда раньше о таком не слышала. Наверное, недавно открылся.

– Наверное… А далеко он?

Галя включила карту и, прикусив губу, стала её изучать.

– Далековато, – ответила она наконец. – Это на МКАДе. За Бирюлёво. На автобусе от метро «Аннино» придётся ехать. Тебе лучше пораньше выезжать. Ты ведь не любишь таксо. Не признаёшь его.

– Что значит «тебе»? – не понял я. Шпильку про такси я проигнорировал. – А тебе разве не нужно?

Киргизочка подняла карандаш с пола и вставила его обратно в волосы.

– Мне не нужно. Мне можно и попозже. Я же с «Дубровки» поеду. И, скорей всего, на таксо.

– В смысле, с «Дубровки»?

– Я домой сегодня. Пора, кстати, уже собираться.

– Зачем? – я напрягся. – Оставайся у меня. Завтра бы вместе поехали. Если хочешь, на такси. Без проблем.

– Серёж, извини, но я никак не могу остаться. Мне нужно сделать маску для лица и помыть голову. У тебя ужасный шампунь, какая-то дешёвка. У меня от него волосы лезут. Поэтому я никак не могу остаться. Пойми, у меня очень чувствительные волосы.

– Что за чушь? Ты серьёзно?

– Вовсе не чушь. Ты просто мужчина и не понимаешь этих вещей. Их важности для женщин. Ты купил самый дешёвый шампунь и доволен. Ещё и по акции, наверное, купил. На тебя и твои волосы это никак не влияет. А ты обо мне подумал?

Я промолчал. Хотелось в ответ разразиться скандалом, но я вжал тормоза в пол, ведь завтра нас ждал долгожданный отпуск. Ладно, пускай проваливает! Галя быстро оделась и уехала домой на такси.

– Вот сучка, сколопендра, женщина! – повторял я и ходил по комнате, допивая за ней вино.

Чтобы успокоиться, я с телефона включил вальс Three o’clock In the Morning. Я слушал его на репите. Минут через сорок он мне надоел. Мне всё осточертело: ходить, сердиться, воспринимать музыку. Я лёг на кровать и закутался в своё любимое верблюжье покрывало зелёного цвета. В нём было как в камере хранения: безопасно. А вот подушка почему-то мешала голове, бесила. Я накрыл ею лицо и тотчас уснул. Вино меня срубило.

* * *

На следующий день я проснулся в пять утра, решив проявить силу воли и принципиальность, к тому же на такси всё равно не было денег. Из квартиры я вышел в половине шестого, но один чёрт опоздал. Дорога до автовокзала заняла больше времени, чем я ожидал. Почти два часа: сначала пешком до автобусной остановки, потом маршруткой до метро «Новогиреево», затем семнадцать станций и два перехода до метро «Аннино» и, наконец, автобус № 1141. Я забежал на автовокзал с выпученными глазами, весь в мыле, как загнанный конь, гружённый двумя рюкзаками. Галя с недовольным лицом пила капучино.

– Ты такой же бессмысленный, как жопка огурца, – заявила она насмешливым тоном. – Ничего не можешь нормально сделать. Уже двадцать минут восьмого!

– Зачем ты так? – я нахмурился. – Всего двадцать минут. Мы нормально успеваем.

– Шучу, – киргизочка рассмеялась. – Не хмурься, тебе не идёт. Скажи лучше, что купить в дорогу. Нам сутки ехать.

Я попросил литр воды и два пирожка, лучше с капустой, а ещё лучше – жареных. Галя побежала в армянский магазин, около которого стояли коробки с гранатовым соком: якобы по акции, но всё равно очень дорого. Я ещё подумал тогда: на кого это рассчитано?

Я пошёл в зал ожидания. Галя вернулась через пятнадцать минут. В руках она держала два раздутых пакета. Чего в них только не было: йогурты, хачапури, пять пирожков (и ни одного с капустой), три бутылки воды, влажные салфетки, две пачки чипсов и, конечно же, бутылка гранатового сока.

– Рейс «Москва – Дивноморское»! – крикнула девушка в синем жилете. Она размахивала руками, будто звала на помощь. – Посадка тут! Выезжаем через десять минут! Поторопитесь!

Тут же выстроилась очередь. Сотрудница автовокзала проверяла только билеты и паспорта: вещи не досматривала, но предупреждала каждого, что по дороге может остановить полиция и обыскать.

– Всё в порядке. Хорошего пути! – девушка вернула мне и Гале документы. – Пожалуйста, следующий!

Мы с Галей прошли через небольшой предбанник и оказались на асфальтированной площадке, огороженной высоким забором. Там стояло пять автобусов. Галя дёрнула меня за руку и потянула к самому невзрачному. Он буквально сливался со стеной, зато внутри был новеньким и удобным. А это важнее.

С местами нам повезло. Галя успела купить первое и второе. Мы сидели прямо напротив лобового стекла. С водителем тоже подфартило: попался мужичок-боровичок с хорошим чувством юмора. Всё это меня немного расслабило. Поездка, судя по всему, предстояла если уж не райской, то вполне удовлетворительной. Возможно, даже приятной.

– Граждане пассажиры, алерта! Алерта! Внимание! Через тридцать секунд я замурую все двери! – водитель высунулся в окно. – Отпуск даётся человеку только раз в году и делает человека счастливым! Вы что же, счастья не хотите? Заходите быстрее в автобус! Шлагбаум уже открывается!

Когда все расселись по своим местам, водитель вышел в проход и объявил стандартные правила: не пить, не курить, не есть, не сорить, остановка – раз в два часа, usb-зарядка – под креслом.

– Вопросы? – спросил он.

В ответ молчание. Кто-то хохотнул.

– Тогда с богом! – И автобус поехал.

Минут двадцать я пытался читать, но так и не смог сосредоточиться – не погрузился в Сомерсета Моэма[12]. Я постоянно отвлекался: то на пейзаж за окном, то на приятную музыку. Водитель тихо включил магнитолу, но мне – на первом сиденье – было всё прекрасно слышно. Ну и отлично! Играли песни из советских фильмов. Хит за хитом, шлягер за шлягером, а песню «Ветер перемен» из «Мэри Поппинс» водитель послушал раз десять подряд, и каждый раз я покрывался мурашками. Я улыбался и, покачивая головой в ритм, смотрел в окно, а на моих коленях спала Галя. На ней была широкая блузка, и я видел округлость её груди вместе с коричневым соском. Я подсматривал. Ох уж это сладкое чувство!

– Остановка – сорок минут! – объявил водитель. – Тут три кафе и два туалета. Не опаздывайте, а то уедем без вас! Останетесь без отпуска! Не будет вам счастья! Понятно выражаюсь?

– Понятно! Да! Открывай, шутник хренов! – заговорили одновременно пассажиры. Впрочем, беззлобно. Всем просто хотелось быстрее выйти наружу: размять ноги, покурить и скинуть балласт.

– Да, я шутник, – подтвердил водитель и нажал на кнопку: двери автобуса открылись. – Потому что, если смеяться разучился, то, значит, опору в жизни потерял. Не опаздываем, граждане!