Читать книгу Суд - Сергей Кучерявый - Страница 4

Процесс начался незамедлительно. Прокурор сухо и негромко принялся за своё привычное дело.

– Итак, Орешников Данил. Тридцать семь лет. Обвиняется.., – он сделал небольшую паузу и продолжил, – уважаемый суд, перед началом слушаний по настоящему делу я желаю заявить о намерении изменить порядок слушаний. Ввиду того, что данное дело в себе содержит три достаточно непростых и объёмных эпизода, которые в свою очередь также неизбежно содержат в себе ещё ряд сопутствующих деталей, чтобы заранее не смешивать все обвинения в одно, я ходатайствую о том, чтобы мы вначале ознакомились с этими запутанными материалами дела, а уж после, когда всем будет всё понятно, то есть каждый шаг и каждый умысел подсудимого будет ясен, тогда я пространно и выдвину обвинения.

– У защиты есть возражение? – спокойно спросил судья.

– Нет, Ваша честь, возражений не имею, – учтиво ответила адвокат. В её интонации или в самой манере речи, в её внутренней энергетике отчётливо мне слышались слова мол, вертите как хотите, я всегда уверена в своих силах и мне никакие прокурорские ухищрения не страшны.

– Ну что ж, раз так всем будет удобнее и более того понятнее суть данного дела, прошу вас приступайте, – размеренно произнёс судья, вызывая в окружающих какое-то доверие к себе и одновременно какой-то незримый пиетет к его опыту и мудрости. Стукнул молоток.

– Благодарю, – в рабочей манере сказал прокурор, взял в руки и открыл одну из папок со своего стола, на котором был строжайший, педантичный порядок, что совершенно нельзя было сказать о столе адвоката, – итак, Орешников Данил, тридцать семь лет. Встаньте, пожалуйста, за трибуну.

Поверх всех неуёмных обращений в мой адрес регулярно звучали какие-то пояснения, формальности, они вроде бы уже и долетали до моего сознания, прежнее эхо теперь поубавило свои круги доступа, но всё равно моё восприятие продолжало быть размытым. Этот путь к трибуне был для меня такой шаткой тропой, каждая поступь отражалась совершенной нереальностью происходящего вокруг, и не смотря на то, что расстояние до назначенного места было около полутора-двух метров, мне же они казались тающей в бескрайности поля дорогой. Ранним, пронизанным вязкой сыростью утром я будто иду по этой самой дороге. Небо, закутанное в плотное одеяло облаков, совместно с клоками тумана трётся об мои очертания, безразлично одаривая меня внутренней, бесконтрольной дрожью. Они все также безучастно скрывают от меня любую возможность видеть не то чтобы горизонт, а хотя бы некоторые предстоящие мне шаги. И слова напутствия адвоката откуда-то сбоку, словно из бурьяна взлетающей птицей волной коснулись меня мол, говорите всё предельно откровенно, расскажите всё о своих чувствах, что вы испытывали тогда, откройте суду все те мысли, что были у вас, все те помыслы, всё, что двигало вами, всё предельно откровенно, это важно!

– Эпизод первый, – начал прокурор, – Данил расскажите, как и при каких обстоятельствах, вы познакомились с Екатериной Левиной.

Я даже не успел отпрянуть, не успел качнуть в сознании мимолётную тревогу на тему: «Что я мог такого с ней сделать? Да и когда это было вообще? Сколько лет то прошло?», как в голове незамедлительно, причём не лёгким призраком, а вполне ясным и дерзким голосом отозвалась Катя.

– Не Левина, мудила, а Лёвина!

Мне вмиг стало легче. Эта шалость воспоминаний, от которой я возможно даже поневоле улыбнулся, вселила в меня какую-то уверенность. Я, конечно же, откровенно не понимал с чем связан этот, по сути, лирический допрос, ввиду чего я охотно принялся рассказывать историю давно минувших дней.

Познакомились мы на сайте знакомств, что-то вроде анонимного чата. Мне двадцать шесть, я недавно вылетел с предпоследнего курса медицинского института, гастроэнтерологом я так и не стал. Обидно? Ну как сказать? Скорее больше нет чем да. Дело было так. Будучи ещё студентом третьего курса, я в качестве подработки устроился в фармацевтическую компанию и за несколько лет у меня в этой сфере всё как-то удачно сложилось. Я неплохо поднялся по карьерной лестнице, а учёба соответственно с каждым новым шагом всё дальше и дальше отходила на второй план. Вначале меня терпели, подтягивали, входили в положение, а предпоследний курс я вообще толком не посещал, до того момента мне всё время как-то везло, всё мне сходило с рук. На самом деле может и хорошо, что меня отчислили, а то какой бы вышел из меня врач? Катя тоже имела отношение к медицине, ей на тот момент было восемнадцать, и она кончала второй курс медицинского колледжа. Наше знакомство произошло весьма странным образом, хотя с другой стороны за свою жизнь я ни разу не встречал, ни одной пары, в которой сказали бы, что они познакомились как-то стандартно и однообразно, что в их истории не было никаких особенностей, запоминающихся обстоятельств, и вообще, что в начале пути у них не было ни единой придури в отношениях. Практически сразу, буквально спустя несколько фраз стандартных приветствий она скинула мне свой номер. Нет, меня это не насторожило, хотя ранее я уже не раз переживал неприятные моменты из-за некоторой своей доверчивости к людям. Как-то я проникаюсь ими что ли, как-то легко вхожу в круг их забот, вот вроде бы мгновение, и я уже участник абсолютно чужих дебрей. Не сказать, чтобы я прям вмиг вспыхивал и, становясь рьяным с головой уходил в рядом текущую жизнь, как знакомую, так и вовсе постороннюю, я просто умел по-докторски слушать и находился рядом. Оптимизмом от меня точно не пахло, но и кардинальных шагов я не совершал, я никогда не был решительным. Я ей тогда сразу написал в месенджере, не задумываясь совершенно ни о чём. Может я и сознательно желал притянуть к себе того, кто пожалуется мне на свои трудности, не из сердобольности уделить ему внимание, а скорее так, случайно и промеж дела, и как ни странно этот посторонний надрыв обязательно случался. Может, какая такая черта во мне и присутствует, вероятно, привитая Гиппократом, хотя вполне может быть, что эта нить судьбы является и моим врождённым качеством. Очень сложно акцентировано выделить в себе подобные составляющие душевной морфологии, скорее даже это мало возможно. Мне тогда хватило одного голосового сообщения от неё, чтобы я из своей привычной среды воображением скоро перенёсся в иное измерение совершенно незнакомого мне лица.

– Короче это, прикинь, – волна невероятно тяжёлой интонации её голоса на ровном месте поразила меня из динамика. Голос, конечно же, был ещё переплетен и с развязной дерзостью, вероятно тоже приобретённая черта, но в это первое, так сказать, знакомство я больше вперил своё внимание именно на тон её проблемы, – я не знаю, короче, что за хрень со мной, но я прикинь… Ты, кстати, первый с кем я говорю после… Короче я, только, как минут десять назад очухалась, оказывается я лежу уже в холодной ванне. Холодно бл..дь, башка трещит, гул в ушах какой-то, кровища на полу, на ванне, на стиралке. А я такая сижу, тупо смотрю и никак не могу догнать, что сука здесь вообще такое? Надо было бы, наверное, испугаться, а я как дура встала, опёрлась на раковину и зависла. В зеркало глянула, а там ёптить, рожа тоже вся в крови, нос разбит, левая сторона опухла нафиг. Жопа короче какая-то! Вся жизнь перед глазами промелькнула! Я могла ведь и сдохнуть.

– Ну да, считай, повезло, – говорил я в похожей ей манере, – поскользнулась походу да?

– Да не, это уже не первый раз. Такая хрень уже случалась на этой недели, только не в ванной, а в коридоре упала, сука ногу тогда подвернула, до сих пор болит, – спокойно, в абсолютном порядке вещей она рассказывала это в голосовом сообщении.

– А что с тобой? Что врачи говорят по этому поводу? Не шутки же так в обмороке валяться!

– Какие нафиг врачи, какая в жопу больничка? Ты что гонишь что ли? Я сама итак знаю от чего это! Надо по ходу с диетами мальца завязывать!

– А ты когда последний раз ела? – меня вдруг внезапно осенило.

– Да хрен знает, вчера вроде, а не, позавчера что-то ела. Точно, мать тогда с утра приходила, запихала в меня пирог какой-то. Потом отблёвывалась от него полчаса! Лучше бы с отцом осталась тогда после развода и жила бы сейчас с ним вообще в другом городе. Эта истеричка нервная блин, как начала дурниной орать, типа: «Ты почему ничего не ешь? На звонки не отвечаешь? Вообще, в кого ты превратилась, на кого ты похоже?», всё в таком духе короче. Я её тогда выставила и ключи нафиг забрала.

– Погоди, с родаками давай потом. Ок? Давай ты может сейчас чего поешь, пока в обморок опять не брякнулась? Кашу, бульон, ну или там картофан варёный, а?

– Фууу! Бл… Иди ты в жопу! Фуу! Чуть не блеванула опять, хоть давно и нечем уже.

– Завязывай!

– Я сказала, не буду есть!

– Ладно, ладно, как знаешь, но я всё равно тебе рекомендую что-нибудь поесть, ну или тогда хоть дверь не запирай входную, на всякий случай знаешь, а то потом ломать придётся, чтобы к тебе скорая попала. Давай, бывай.

Я холодно и довольно резко окончил беседу и далее приступил к домашнему, очень важному, а главное ответственному занятию, то есть к варке пельменей. Вода закипела, я кинул соли, лаврушки, перца горошком и всыпал пачку пельменей, стою, помешиваю, а из головы никак не выходит едва ли знакомая девушка Катя. На одну чашу моих внутренних весов капала обычная, равнодушная вода из-под крана мол, да тебе-то какое дело? Какая-то левая баба, которую ты даже не видел, на аве за место фото вообще стоит какая-то мультяшная картинка припанкованной киски, да и общаешься ты с ней даже не час, а минут двадцать не более. О чём может быть речь? Ну, а в тоже самое время, на вторую чашу весов чеканкой падали горячие капли живой воды человеческого переживания. Эмоции ли, данные мне судьбой в наказание? Или же это просто медицинская хватка, что никак не может отпустить ситуацию, не разрешив её, ну или не внеся в неё хоть какую-то ясность? Я очень надеялся на то, что она возьмёт и по-девичьи обидится, заблокирует меня в месенджере, и тогда моя нелепо возникшая ответственность облегчённо падёт с кромки совести, и уже к утру я, вряд ли вспомню о ней. Но долго ждать не пришлось. Я не успел доесть свой ужин, как телефон вновь завибрировал, от неё пришло новое голосовое сообщение.

– Короче, у меня тут в холодильнике есть пара киви, огурцы, яблоки зелёные, йогурт какой-то, ещё какая-то хрень, а вот кефир есть, но он это, дофига просроченный уже, – она говорила так легко и непринуждённо, словно знает меня много лет и главное, что ей больше не с кем говорить об этом. Её прежняя едкость и нервозность волшебным образом куда-то испарились, будто их и вовсе не было и даже не могло быть. Будто она взяла и с лёгкостью тряхнула своими ветреными амбициями современной юности, оставив себе лишь малую часть прежних диалоговых колючек, не задумываясь ни о чём она просто пошла дальше.

– Нет, кефир сразу выкинь! Попробуй съесть йогурт. Тебе надо организм запустить, он у тебя встал, – и я начал читать ей лекцию о подручных средствах, о незамедлительных мероприятиях, выражаясь доступным языком. Я пошагово рассказывал ей о всех действия, которые она должна была выполнить. И да, я был очень рад такому повороту.