Читать книгу Абсурд 3,14. Сборник рассказов - Сергей Кулагин - Страница 5

Иллюстрация Светы Ланики

Неровно подстриженная луна стыдливо прикрывалась тучами. Пьяный ветер дул то справа, то слева, и Матвей, подняв воротник, брёл по опустевшему городу, проклиная непогоду и капризную Верочку, заставившую его покинуть уютную норку и тащиться на ночь глядя в магазин. Она, видите ли, захотела вина. Да у него вина в холодильнике пятнадцать бутылок. Нет, этой дрянной девчонке приспичило именно… Пано, пино… Матвей сплюнул, потому что вспомнить название дурацкого пойла не смог. Хорошо, догадался на бумажке записать. А куда деваться? Ему пятьдесят, ей девятнадцать. Приходиться потакать капризам. А иначе ведь уйдёт. От одной мысли потерять Верочку Матвея бросило в пот.

Начался дождь. Он молотил каплями по лысеющей голове, просачивался за воротник и противно щекотал спину. Матвей ускорил шаг, не заметил лужи и погрузился в чёрные ледяные воды по щиколотки. Взвыл от отчаяния, витиевато выругался и пошлёпал по ступенькам маленького продуктового магазина. В зале посетителей не было. За кассой возилась дородная прыщавая тётка, похоже, считала выручку. Матвей вытащил из кармана намокшую бумажку и, дождавшись, когда продавщица обратит на него внимание, старательно по слогам прочёл:

– Пино Нуар ЭЛЬБУЗД… Есть у вас?

Кассирша недоумённо захлопала наклеенными ресницами:

– Чего?

Матвей смутился:

– Ээээ, понимаете, мне нужно сухое красное вино…, – он вновь прочёл название. – У вас такое имеется?

– А мне нужна дача, машина и непьющий мужик! – неожиданно зло выкрикнула кассирша. – Сам понял, чего спросил?

Матвей растерялся.

– Извините. Но я только хотел…

– Нуар ему подавай. Нуара – нет! Есть водка, хорошая и недорогая!

– Позвольте, почему вы так разговариваете? – набычился Матвей. – Что за неуважение к покупателям? Я ведь могу и жалобу…

– Ибрагим! – заорала девица.

Из подсобки вынырнул зверского вида азиат.

– Достали алкаши, – показала на Матвея кассирша. – Выведи его отсюда. Хамит.

– Я хамлю?! – вознегодовал Матвей. – Да как вам не стыдно?!

Понятия стыда ни для работницы прилавка (звать Клавдией, возраст едва за сорок, страдает избыточным весом и подагрой, не любит чистить зубы, предпочитает погорячее, девственность потеряла, когда и как не помнит), ни для Ибрагима (на полставки подсобника, на полставки охранника, для души сожителя вышеописанной Клавдии, уважающего пожирней и погуще, не любящего читать, привлекавшегося к административной и уголовной ответственности сколько раз, где, когда и как не помнит), в общем, для обоих понятия стыда не существовало.

Подхваченный цепкими пальцами Ибрагима за воротник Матвей был оттащен к двери, и выпровожен из магазина пинком на асфальт.

Влага ночного дождя, скопившаяся в тротуарной луже, весело отражала городскую жизнь: сиянье витрин, свет фар и моргание светофоров. Матвея лужа приняла столь же весело, щедро окатив холодным душем, из брызг, оказавшихся в воздухе в результате его падения.

Брюки намокли сразу и насквозь. Тело нечаянного страдальца с тупой обидой заболело в районе пинка, а в районе встречи с асфальтом, с острым страданием. Матвей ощутил себя до такой степени кинутым, побитым и обиженным, что не решился сразу громко закричать «Караул!», а лишь невнятно пробормотал… Тут автор впадает в ступор, проще всего, казалось бы написать прямо, что Матвей в нецензурной форме сообщил уличной пустоте, что он в рот, ну, в смысле орально… Нет, беден наш язык ещё, беден! Двумя словами приходится выражать отношение к действительности, а слов отобразить, пояснить, обозначить эту самую действительность – не хватает, у вас их просто нет. Конечно, может они и есть, но кто из нас филолог?

Она – Клаша! Он – Ибрагим! А если я даже сообщу, что Матвей, сидит начальником отдела логистики в транспортной экспедиции холдинга «КаргоРаша», любит молоденьких кладовщиц, страдает одышкой, простатитом и отсутствием смысла в мчавшейся мимо жизни, то и это не сделает его филологом.

– Филологи, мать вашу! – заорал Матвей в ночную тьму и хотел добавить ещё пяток весомых эпитетов, когда сзади кто-то чихнул и недовольно произнёс:

– Здесь я. Зачем звал?

Матвей вздрогнул и огляделся. Улица была пуста. Из магазина доносился визгливый хохот кассирши и раскатистый гогот охранника. Над ним смеются, сволочи.

– Филологи проклятые! – прошипел страдалец и потёр ушибленный крестец.

– Да говорю, здесь!

Матвей в ужасе вскочил на ноги, заозирался по сторонам, не понимая, кто разговаривает с ним. Присмотрелся к кустам по соседству:

– Эй! Кто здесь?!

– Да не туда смотришь. Я – внизу.

У ног действительно копошилось что-то непонятное.

Матвей вгляделся в ЭТО и попятился прочь, потому что существо весьма напоминало мультяшного беса. Маленький большеголовый, ушастый, поросший зелёной свалявшейся шерстью.

– Эй, ты куда? – позвал бес и поцокал за Матвеем.

«Да у него же копыта!» – ужаснулся мужчина. Хотелось броситься прочь, взлететь, умчаться, лишь бы не видеть это чудище. Но ноги стали ватными. Получалось лишь семенить задом наперёд.

– Да погоди ты, – зелёный «мультфильм» ухватил Матвея за штанину. – Ты не бойся. Я сегодня добрый. Не обижу. Но ты мне должен. Когда позвал – я сразу прибёг и ножки промочил. Теперь чихаю. Ты, когда в следующий раз покличешь меня – в луже не сиди. А то сейчас холодно, а здоровье у меня деликатное.

– Я тебя не звал, – стуча зубами от страха, простонал Матвей. – Рано мне ещё в Ад. Я тоже… добрый. Греха не творил…

– Добрый он, – зелёный усмехнулся. – А кто с замужней бабой блуд тешит? У Верки, между прочим, муж имеется. Хороший парень, а ты ему рога наставляешь. – При этом пришелец почесал свои маленькие рожки.

– Я исправлюсь! – всхлипнул Матвей. – Честное слово!

– Какой-то ты трусоватый, – сморщил противную рожицу бес. – Блеешь, трясёшься. На! Взбодрись! Мозги промой. А то мне с тобой скучно.

Прямо с неба в руку Матвея упала чекушка водки.

– Пей, лишенец! – прикрикнул бес. – До дна!

Матвей послушно присосался к бутылке. Выпил в три глотка и даже не почувствовал вкуса.

– Закуси!

Во рту человека непостижимым образом оказался шматок солёного сала. Оставалось только прожевать.

– Вот! Другое дело, – удовлетворённо ощерил клыки бес. – Трясучка прошла, и глазки заблестели. Ну, что, Матвеюшка, пошалим?

– Эээ, не имею удовольствия знать ваше имя…

– Вот те раз! Зовёт, а говорит, что не знает! Филолог я! Так меня все величают. Потому что я грамотный, – бес принялся загибать пальцы на крошечной лапке, – начитанный, лингвистически подкованный, духовно заматеревший и отмороженный на всю голову.

– Последнее определение не слишком порадовало человека. Но алкоголь сыграл свою положительную роль в раскрепощении и очищении сознания от ненужных фобий. Матвей даже улыбнулся.

– Вперёд! – заорал Филолог. – Нас ждёт грандиозная развлекуха!

– А что нужно делать?

– Как что? Наказывать зло. – Глаза беса полыхнули пламенем. – Я, Матвеюшка, страшный эгоист. Сам пакости делать люблю. А когда другие пакостят – терпеть ненавижу. Сейчас мы с тобой сотворим полезный симбиоз. Твоё тело и моя сила. Распахни свою душу, брат!

– Эээ, душу не отдам, – запротестовал Матвей.

– Не боись! На время!

Бес вдруг исчез, а человек ощутил в себе присутствие чего-то чужеродного. Сначала захватило дух от страха. Но в следующую минуту Матвея накрыла волна гигантской непередаваемой эйфории.

– Кто я?! – крикнул он во всю мощь новых лёгких. И сам же ответил:

– Я – безбашенный Филолог!

А потом он одним прыжком преодолел лестничный пролёт и ударом ноги распахнул дверь магазина.

Ибрагим щекотал усами раскрасневшуюся щеку Клавдии и шарил у неё под юбкой. Кассирша притворно отпихивала любовника и глупо хихикала.

Появление Матвея вызвало у обоих недовольство.

– Опять это лысое ничтожество нарисовалась, – фыркнула Клавдия, оправляя юбку. – Тебе же сказали: нету Нуара!

– Я ему сейчас под глазом нуар нарисую, – зловеще пообещал Ибрагим. – Даже два нуара…

Далее из протокола и материалов дела следовало, что обвиняемый нанёс потерпевшим помимо угроз и оскорблений многочисленные и болезненные неприятности, совершил с ними немыслимые хулиганские безобразия, устроил в магазине разорение и вандализм с поджогом, а по прибытии пожарных, и до приезда полиции успел не только воспрепятствовать пожаротушению, обратив пожарных в бегство, но и завладел их техникой, на которой продолжительное время и до последней капли горючего катался по городу во главе кавалькады машин ДПС, распугивая сиреной засыпающий город. После привлечения к операции дополнительных нарядов полиции и СОБРА Матвей был оттеснён ими из жилой застройки в пригород, где окружён многократно превосходившими его силами Росгвардии в районе железнодорожной станции Луговая и схвачен боевыми пловцами при попытке форсировать вплавь канал имени Москвы.

Кстати, здесь произошёл занятный эпизод касающейся всей нашей истории. Когда Матвей стремительными машками достиг середины водной преграды и на мгновенье задумался, не двинуть ли ему в сторону Астрахани, а там, в случае чего, Каспий и заграница, его вдохновение и азарт беглеца были нарушены словами Филолога, если кто забыл маленького мультяшного зелёного беса, так вот Филолог сказал:

– Парниша, а с чего ты взял, что я купаться люблю, у меня же желёзки слабые, горлышко больное, а лапки я из-за тебя ещё в луже замочил, давай к берегу, к берегу давай…

Матвей попытался образумить, усовестить подельника в том плане, что «русские не сдаются», «коней на переправе не меняют», и «кто не с нами тот против нас».

А потом с возгласом:

– Ликуй, Исайя! – Хотел перейти на крейсерскую скорость, но Филолог вероломно исторгся из него, вытащил из сопредельного пространства надувной матрас с механическим насосом, вероятно, также до поры сокрытом в сопредельном пространстве. Принялся накачивать прорезиненное плавсредство китайского производства, украшенное ромашками и утятами, которое содрогалось от визга сирен, сигналов, отборного человеческого мата и судорожного вихря, явившегося от несущих винтов, прибывшего на усиление вертолёта.

Матвей в прежней жизни не очень уверенный пловец, захлёбываясь, едва держался на воде, а бес, успевший притащить откуда-то маленький стульчик (должно быть, тоже из сопредельного пространства), водрузил его на матрас, уселся поудобнее и поучал:

– А знаешь, Матвей, мне стало с тобой скучно, за ночь полную безобразий я вынужден буду расплатиться насморком и ревматизмом, а ты значит, в Астрахани хочешь на волжском берегу воблу жрать? Это по-нашему не очень справедливое комильфо, так не пойдёт.

Далее бес, в соответствии с собственными представлениями о прекрасном, без всяких заморочек с пространствами, вдруг оказался обутым в высокие охотничьи сапоги, только маленького размера, как раз на бесёнка. Один за другим стащил их с худеньких ножек и вытряхнул будто бы набравшую туда воду обратно в канал.

– Нам чужого не надо, всё своё ношу с собой…

И раз! В руках Филолога уже дымится чашка с ароматным утренним кофе с сахаром и сливками. Вытянув губы трубочкой, бес чмокнул пенку, смакуя, закатил глаза и укачиваемый волной задумчиво произнёс:

– Жаль корицы мало положили и ещё бы чуть гвоздички для аромата… да… Так вот, Матвей, не всем же водку жрать и к чужим бабам шастать, есть и другие дела, пора тебе родине послужить…

– Зачем это, – забулькал, тонущий логист.

– Нада, – парировал Филолог.

– А где?

Филолог помедлил с ответом, взвешивая на мысленных эстетических весах два варианта. Первый рифмованный и нецензурный (здесь не указываю, так как это не одобряется правилами форума), второй огорчительный в своей безнадёжности:

– На лесоповале…

Филолог печально вздохнул, и тут подоспели боевые пловцы, вынужденные оставить уютный мир тёплой казармы, и поплюхаться в холодную воду прямо из вертолёта на головы Матвея и его странного спутника. Однако в их предусмотрительно взятую с собой сеть попал только сильно пьяный мужчина, почти утопленник, детский надувной матрас, стул деревянный дачный, выпускаемый артелью «Столяр и плотник» и кофейная чашка дорогого майсенского фарфора из сервиза, принадлежавшего семье последнего российского императора, злодейски замученного филологами в Екатеринбурге.

Суд Матвею запомнился плохо. Зал был переполнен. Мелькали перекошенные от ярости физиономии, блестели звёзды на погонах, матово сияли, начищенные до блеска сапоги, со всех сторон сыпались угрозы и проклятия. Какой-то пожарник свистел и орал: «Смерть террористам!» Ибрагим растягивал пальцами щеки, демонстрируя отсутствие обеих клыков. Клавдия пыталась задрать блузку, чтобы показать укушенный распухший сосок. Судья призывал всех к порядку и лупил по столу молотком. А преступник вглядывался в чужие лица, надеясь отыскать одно, родное и близкое. Но Верочки не было. И тогда Матвей погрузился в состояние мокрой туманной прострации.

В пересыльной тюрьме зэки поначалу встретили его уважительно, впечатлённые списком грандиозных преступлений, но очень скоро поняли, что отмороженный ухарь не тот, за кого себя выдаёт. Авторитет Матвея рухнул, и место для отдыха ему отвели возле параши.

Ночью, когда все спали, Матвей, по приказу смотрящего, старательно чистил зубной щёткой, пожелтевший от времени унитаз. Тут за его спиной кто-то надрывно пропел:

– И на дерзкий побег, и на дерзкий побег он пошёл в ту же ночь…

Осуждённый замер. Голос был слишком знаком. Медленно обернулся.

Филолог расположился прямо на татуированном животе смотрящего, который громко храпел и, видимо, не ощущал никаких неудобств.

Бес прихлёбывал дымящийся чифир из железной кружки и блаженно щурился.

Матвея охватила ярость. Он сжал кулаки и шагнул к обидчику.

– Вижу, – кивнул Филолог, – у тебя накопились вопросы ко мне. Но и ты должен ответить. – Бес согнал с мордочки расслабленное довольство и зло сверкнул глазами:

– Как ты посмел предать нашу дружбу?! Я сделал тебя самым уважаемым отморозком современности! О тебе будут писать в учебниках, а имя произносить с придыханием. А ты опозорил своего учителя! Ты – Глыба преступного мира драишь унитаз! Ты опорочил не только своё, но и моё имя! Надо мной уже смеются мелкие сатанята!

Филолог швырнул кружку в лицо Матвея. Горячий чифир больно ожог лицо.

– Убью, гадина! – зарычал человек и бросился на беса. Руки его обхватили пустоту.

– Тряпка! Помойная тряпка! – вопил тот, оказавшись за спиной Матвея. – Ничтожество! Халуй! Тюремный петух!

– Стой, сволочь! – ярился человек. – Я отверну твою рогатую башку и засуну в задницу!

– Уже лучше! – подбадривал Филолог, бегая по камере и швыряя в Матвея подушки!

Матвей в исступлении запустил в чёрта табуреткой. Врезавшись в стену, она разлетелась в щепки!

– Я прикончу тебя! – грозил Матвей, переворачивая стол и кидаясь в вёрткого гада чужими ботинками.

В камере стоял невообразимый шум, но все арестанты спокойно спали.

– Да, дяденька, – плаксиво прогнусил Филолог, пристроившись возле лампочки дежурного освещения и, словно кого-то передразнивая, – так ты меня, пожалуй, не поймаешь.

Потом изобразил воровскую клятву:

– Вот, зуб даю, не поймаешь, век воли не видать!

Проснулся смотрящий. Нет, лучше бы не просыпался…

Конвой, усиленный спецкомандой, подтянулся к месту ночных разборок… Нет, лучше бы не подтягивался.

Утомлять читателей подробным пересказом последующих похождений наших героев можно было бы в случае, если вся затея повествования сводилась бы к банальному участию в каком-нибудь модном сетевом конкурсе типа «Перелётного слона», но наша миссия иная. Она выше, значительнее и толще.

Зачем переполнять историю событиями грандиозного масштаба, лишённых душеспасительного содержания, как лишены его мыльные пузыри, запускаемые на ярмарке возле любого балагана промоутерами под приглядом бдительного супервайзера.

Стоит ли? Конечно, стоит! – ответит вам всякий и ошибётся. Мы пойдём другим путём.

Сокрушив все мыслимые и немыслимые запреты и авторитеты, разорив и возведя множество архитектурных излишеств, поднявшись из глубин в бездну, и из мира данного нам в ощущениях в легенду, парочка, ставшая нам известной под именами Филолога и Матвея, решила расстаться…

Филолог, сноровисто запер на молнию пластиковый мешок, и лихо хлопнул дверью санитарной машины, известной в народе, как «труповозка», отряхнул руки и, чувствуя неодолимую силу сказать что-нибудь на прощанье, глухо и доверительно пробасил:

– Ну, ты заходи, если что.

Ночь деловито паковала город в непроницаемый чёрный мешок. Сырой и холодный морок окутал пустые улицы. Окна домов одно за другим гасли. За ними исчезали наши мечты, надежды, таланты… Исчезало всё, что нам дорого. Очень скоро и мы тоже исчезнем…

От одной мысли потерять Верочку Матвея бросило в пот. Ему пятьдесят, ей девятнадцать. Приходиться потакать капризам. А иначе ведь уйдёт. А куда деваться? Матвей сплюнул, потому что вспомнить название дурацкого пойла не смог. Хорошо, догадался на бумажке записать. Она, видите ли, захотела вина. Да у него вина в холодильнике пятнадцать бутылок. Нет, этой дрянной девчонке приспичило именно… Пано, пино…

– Ээээ, понимаете, мне нужно сухое красное вино…, – он прочёл название. – У вас такое имеется?

– А мне нужна дача, машина и непьющий мужик! – неожиданно зло выкрикнула кассирша. – Сам понял, чего спросил?

Матвей растерялся.

– Извините. Но я только хотел…

– Нуар ему подавай. Нуара – нет! Есть водка, хорошая и недорогая!

– Ещё раз прошу прощения, – сконфуженно промямлил Матвей. – Извините за беспокойство, спрошу в другом магазине.

Неровно подстриженная луна стыдливо прикрывалась тучами.

Пьяный ветер дул то справа, то слева, и Матвей, подняв воротник, брёл по опустевшему городу, проклиная непогоду и капризную Верочку, заставившую его покинуть уютную норку и тащиться на ночь глядя в магазин.

Сообщество ВКонтакте «Леди, Заяц & К»