Читать книгу In Memoriam. Сборник воспоминаний, статей, иных материалов - Сергей Лебедев - Страница 37

Как я уже писал в воспоминаниях о В.А. Кабатове, первый интерес к праву во мне пробудили именно его лекции по римскому праву.

Однако впоследствии к занятиям я относился достаточно формально, в пределах того минимума, который был необходим для сдачи зачетов и экзаменов на уровне оценки не ниже «хорошо». Иными словами, тогда я не вполне понимал, что́ изучаю и зачем.

И получилось так, что впервые интерес к праву – причем весьма и весьма осознанный – я почувствовал на четвертом курсе после лекций и семинаров Сергея Николаевича Лебедева по международному частному праву. Его же курс международного коммерческого арбитража такой интерес лишь усилил.

Почему? Мне кажется, что сыграло свою роль то, что в его рассказах и действиях было нечто необычное, увлекательное, недосказанное, завораживающее (это он умел). Он так показывал общую картину с одновременной демонстрацией отдельных деталей, что уже на уровне ощущений, интуиции хотелось разглядеть и все иные нюансы красок.

Он любил свой родной город Севастополь, свою страну, но и остальной мир интересовал его очень сильно. Мир отвечал ему взаимностью. В каком-то смысле С.Н. Лебедев был citoyen du monde. И этот его интерес, очарование иностранными правом и практикой были настолько сильны, что невольно передавались и другим.

Помню, после одного из семинаров с ним я пришел в библиотеку, а там был шкаф с полкой с иностранными книгами по международному частному праву (немного их было, но все же). Начал листать и увидел, что после лекций и семинаров понимаю в целом логику, систему изложения в них, описываемые проблемы; почувствовал, что это увлекательно.

После этого я взялся внимательно читать трехтомник Л.А. Лунца по международному частному праву. А затем серьезно принялся за дипломную работу, которую С.Н. Лебедев отметил.

Потом он поддержал меня в ходе поступления в аспирантуру по кафедре; согласился быть научным руководителем моей диссертации; пригласил преподавать на кафедре в 1996 г.; позвал докладчиком в МАК при ТПП РФ (а затем я стал докладчиком и в МКАС при ТПП РФ). Иными словами, привлекал ко многим любопытным вещам, занимающим меня отчасти и сейчас.

Разве можно после такого не быть благодарным?

И Сергей Николаевич лично меня после студенчества букве права не учил. Да и не надо было это: он всегда видел, что к чему со знаниями у тех, кто рядом.

Он был силен в ином: он наглядно показывал действиями и словами вариативность подходов к праву, а также его национальные и международные измерения. Это были уроки многоаспектности и «цветущей сложности». Помимо того, это также была сдержанная (и от этого тем более яркая) демонстрация технологии и методологии обращения с правом, равно как и четко осознанного отношения к тому делу, которым занимаешься.

Помню одно из первых своих разбирательств в МАК в качестве докладчика. Уж как только я ни изучил все его материалы и ни выстроил конструкции. А потом в ходе обсуждения он невзначай обратил мое внимание на одну строчку в коносаменте, которая все мои построения серьезно обрушала. Незаметная такая строчка. Но его комментарии в ее отношении стали важной частью в окончательном арбитражном решении. Хороший был урок – с тех пор я всегда помню о таких строчках.

И именно Сергей Николаевич обратил мое внимание на важность знания и понимания истоков нынешних событий, сущностных, узловых моментов в прошлом, определяющих лицо современности. Делал он это не пространными объяснениями или теоретизированием, а во многом загадочными, но в то же время четкими словами. Он знал больше, чем говорил. За это я ему особенно благодарен: он показал, что нужно видеть исходные пункты важного, а также дал понять, где искать (а этого достаточно).

Сергей Николаевич был больше практиком – не теоретиком, особенно после распада СССР.

Однако его труды советского периода – впечатляющие примеры теоретического подхода (без ущерба для прагматизма), равно как и техники исследования.

Взять его работу «Международное сотрудничество в области коммерческого арбитража: международные конвенции, соглашения и другие документы по вопросам арбитража» (ТПП СССР, Секция права – Секция торгового мореплавания. – М., 1979 (облож. 1980). – 216 с.).

В то время это была уникальная вещь. В ней были такие теоретические и практические сведения, о которых мало кто знал. Очень узкая, очень «нишевая» и очень профессиональная работа для того времени, на уровень выше многих. Выделялась она и за счет тех источников, которые были в ней приведены.

То же самое можно сказать и о следующем труде С.Н. Лебедева, изданном в 1988 г.

Уровень этих работ, на мой взгляд, уже превышал тот, который требовался тогда для докторской диссертации. Однако по ряду внешних причин защитить ее не получилось.

При этом в первой из указанных работ есть некоторые материалы, которые оказались актуальными и шесть лет назад: они были использованы для подготовки заключения в адрес Конституционного Суда России по делу, завершившемуся известным постановлением от 26 мая 2011 г. № 10-П «По делу о проверке конституционности положений пункта 1 статьи 11 Гражданского кодекса Российской Федерации, пункта 2 статьи 1 Федерального закона „О третейских судах в Российской Федерации“, статьи 28 Федерального закона „О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним“, пункта 1 статьи 33 и статьи 51 Федерального закона „Об ипотеке (залоге недвижимости)“ в связи с запросом Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации».

Конституционный Суд России занял тогда более чем «проарбитражную» позицию (лично на мой взгляд, так даже и «перегнул палку», руководствуясь якобы той, по его выражению, «имеющейся в конкретный исторический момент необходимостью»). Впрочем, в целом Конституционный Суд в указанном Постановлении был все же прав, нежели неправ. И в том, что и С.Н. Лебедев своими трудами внес так или иначе свой вклад в объявленные Конституционным Судом РФ правовые позиции, сомнений нет.

И как не вспомнить, что именно он в 1978 г. добился того, чтобы в названии нашей кафедры фигурировало указание на международное частное право?

При этом именно прагматический подход С.Н. Лебедева к методологии обучения и исследований серьезно определил лицо нашей кафедры, ее достижения, сформировал ее в том виде, в каком она функционирует и сегодня (среди ее характерных черт, развитых именно им: атмосфера либерализма и доброжелательности, что всегда важно).

Я также уверен, что до сих пор в России до конца так и не осознан вклад Сергея Николаевича в разработку важнейших документов ЮНСИТРАЛ, среди которых я субъективно отдаю первое место даже не Венской конвенции 1980 г. или Типовому закону 1985 г., а Арбитражному регламенту ЮНСИТРАЛ1.

А как не помнить его многолетние усилия (очень аккуратные) по отстаиванию того, чтобы указание на «международное частное право» в Номенклатуре специальностей научных работников находилось рядом с указанием именно на цивилистику, в специальности 12.00.03, а не иначе? Это отдельная история, известная немногим (об этом, кстати, косвенно упоминает в своих воспоминаниях в данном сборнике и Н.Н. Остроумов). И понятно: Сергей Николаевич занимался как раз особенными, редкими вещами.

Нельзя забыть и то, как он, заботясь о максимально глубокой подготовке команды МГИМО к конкурсу по международному коммерческому арбитражу им. В. Виса в Вене, каждый год приносил членам команды книги на английском языке известных западных юристов, причем с дарственными надписями авторов. Увидеть такие автографы во второй половине 90-х годов (в доинтернетовскую эру) было впечатляюще.

Что его еще отличало?

Сила и последовательность воли. Он был непростым человеком и очень интересным, с сильным характером, при этом дипломатичным. Нередко он предпочитал отойти в сторону по собственным принципиальным соображениям, нежели безвольно лавировать, подобно многим известным юристам (как ранее, так и сегодня), «между струйками», или же оказываться «свадебным генералом» с занятием по просьбе других разных постов и т.д. (Хотя, безусловно, он был лидером и руководство его всегда влекло. О том, каким он был руководителем, можно написать отдельную статью. Сейчас же достаточно сказать, что он, как и подобает настоящему руководителю, не занимался мелочной опекой, умел как делегировать, так и контролировать, а также создавать самоподдерживающиеся социальные механизмы).

Еще работоспособность, само собой, как бы ему ни было тяжело. Я только сейчас начал понимать, сколько сложностей со здоровьем он преодолел, чтобы продолжать заниматься любимыми делами, степенно и неспешно.

При этом он никогда ни на что не жаловался – признак сильного характера. Как бы несправедливо по отношению к нему, на его взгляд, ни поступили – не лез в споры, в перепалки, избегал лишних и пустых слов.

Он с юности всегда стремился к своим целям, которые были ему четко видны.

Еще, конечно, спокойное величие духа, без опыта и знаний невозможное. В этом с Виталием Алексеевичем Кабатовым они были очень похожи, в данном плане друг друга поддерживали.

Не могу не сказать отдельно и о таком его увлечении, как сбор различных юридических раритетов, поиск редкой информации. Если это и на В.В. Видера сильно повлияло (см. его статью в настоящем сборнике), то что уж обо мне говорить?

Метод общения Сергея Николаевича был, как мне представляется, в чем-то и отчасти сократическим. Он мог при необходимости (в том числе в ходе разных мероприятий, президиумов и т.д.) легко умерить зазнайство собеседника, несколькими словами показав тому, что тот многое еще не знает, и даже более того, не подозревает о своем незнании (с опытом Сергея Николаевича это было несложно). Однако все же в подавляющем большинстве случаев он ориентировал собеседников на самопознание, а также на поиски того, что оставалось скрытым, неясным, дремлющим. Один из таких методов Сократ называл «ирония». И уж чего, а иронии Сергею Николаевичу было не занимать. Очень тонкой. В общении с ним это было замечательно. И он также видел, чувствовал иронию других, мог это оценить.

Наверное, и второй подход, и уж тем более первый могли иногда задевать кого-то. Они могли считать Сергея Николаевича излишне скрытным или чрезмерно высокомерным (или даже полагать, что он на них якобы как-то «давил»). Но мне кажется, что все несколько иначе (считать так могли скорее лишь те, у кого имелись определенные комплексы). Просто тем самым он как бы призывал быть сильнее, смотреть глубже и рефлексировать. А ему самому интереснее и важнее было идти вперед.

И вот еще важный момент, особенно в наше непростое время в отечественных реалиях, – его независимость. Он как арбитр, безусловно, знал и понимал значимость компромиссов. Он не был принципиален в незначимых мелочах, если надо было завершить какое-то важное дело. Но он никогда не был мелочен в принципах, всегда оказывался независимым. Его сила воли вкупе с его же независимостью впечатляли. На него никто не мог давить, чего-то требовать (и некоторых ответственных лиц это могло немало раздражать).

А ведь такая независимость всегда очень важна (и вчера, и сегодня, и завтра), особенно в сфере арбитража. Немногие в этом плане могут с ним сейчас в РФ сравниться.

А.И. Муранов, выпускник международно-правового факультета (1994), кандидат юридических наук, доцент кафедры международного частного и гражданского права МГИМО МИД России, заместитель председателя МАК при ТПП РФ, арбитр МКАС при ТПП РФ, коллегия адвокатов «Муранов, Черняков и партнеры»