Читать книгу Сначала будет страшно. 7 жизней, которые мне пришлось прожить, чтобы стать настоящим предпринимателем - Сергей Лекторович - Страница 5
Жизнь первая. От ботаника до лидера уличной группировки
Стоять!
ОглавлениеПо одному взгляду на человека я могу определить, били его в детстве или нет. Крепкий, спортивный, накачанный? Били с большой долей вероятности. Броня не вырастает просто так. Когда-то подростком этот парень скорее всего прошел через испытания, и травматические события сформировали его защитный панцирь.
Я вырос в 1990-е в Тольятти. Для того, кто в контексте, эти несколько слов могут сказать обо мне если не все, то многое. В них не просто факт биографии, а свойство личности – то, что до смерти останется со мной.
Дедушка Витя по папиной линии однажды стоял на балконе и наблюдал, как я пытаюсь разрулить первый в своей жизни конфликт. Какой-то соседский ребенок отобрал у меня синий совочек.
– Отдай совочек.
– Не отдам!
– Но это мой совочек.
– Теперь мой!
Переговоры зашли в тупик. Дедушка прервал мое замешательство:
– Че ты с ним разговариваешь, дай в нос – и всё!
– Как это?
– Да как, пальцы в кулак сожми и дай.
Ну, я и дал. Эффект оказался поразительным. Обидчик совочек мой тут же бросил и побежал за мамой.
Так дедушка Витя научил меня драться. Для мальчика из Тольятти навык отнюдь не бесполезный.
…Однажды во время перемены я сидел и читал книжку, а по проходу между партами шел главный на тот период агрессор в классе (их обычно на каждый класс бывает по два, два основных хулигана) – шел и всем давал подзатыльники. А я сижу, учу и слышу – там движуха какая-то. И думаю – если до меня дойдет, я его убью сейчас. Такая недетская, но на самом деле именно детская мысль. И – бах! – мне прилетает.
Никакого вкуса к дракам я тогда еще не испытывал, шумных толп сторонился, все учителя называли меня домашним мальчиком и ставили другим в пример.
Я вскочил и побежал за ним по партам. Он, смеясь, перепрыгивал с одной парты на другую, пока не остановился на последней, развернувшись ко мне.
– Ну что? Куда бежишь придурок?
От удара ногой в живот он не успел договорить последнюю фразу и, скорчившись, полетел с парты вниз на пол, к детским шкафчикам с одеждой, которые располагались у нас прямо в классе.
Я смотрел на него сверху вниз и не знал, что будет дальше.
Было одновременно и радостно, и страшно.
Радостно от того, что я смог победить «непобедимого».
Страшно от того, что не знал, чем теперь это обернется.
Тут я увидел, что из его глаз пошли слезы. Он встал. Взял свой рюкзак и убежал с уроков домой.
Для меня это был первый мальчишеский урок – победы над своим страхом, кто бы его ни спровоцировал и каким бы ужасным поначалу он ни казался.
Спустя годы в одной из книг по психологии я прочитал про живущих в нас внутренних драконов, которые не дают нам действовать и останавливают нас перед лицом неизвестности.
Мой первый дракон был убит там.
А дальше история повторялась.
Хулиганы, гопники, бандиты, прибандиченные милиционеры – все это закрутилось в калейдоскопе событий, реальность словно проверяла меня на прочность.
Наша семья, как и многие другие в те времена, была в городе пришлой и по местным меркам подчеркнуто интеллигентной.
Мама через раз выходила из набитого суровыми заводчанами автобуса в слезах – просто оттого, что улыбка и просьба «Подвиньтесь, пожалуйста!» в автобусах не работали. Долго не могла привыкнуть, что в Тольятти доброжелательность принимают за слабость. Неласковый нрав горожан она, будучи врачом, объясняла болезнями из-за химических выбросов многочисленных производств. Поэтому все терпела и всех жалела.
Отец знакомился с городом на службе в Следственном управлении. Количество грабежей, разбоев, квартирных краж и особенно угонов автомобилей гарантировали ему почти круглосуточную работу много лет подряд. Возвращался домой он обычно в десятом часу вечера и стучал на машинке обвинительные заключения до поздней ночи. На кухне, чтобы нас не будить.
Квартиру мы получили в 16-м квартале Автозаводского района на одной лестничной площадке с семьей, дочка у которых была наркоманкой. Через несколько месяцев эта квартира превратилась в настоящий наркопритон. Брошенные шприцы на этажах и лестницах, сигаретный дым и толпы не самой благополучной молодежи по вечерам.
Однажды в детскую площадку, во дворе моего друга Арсения, въехала иномарка, за рулем которой сидел только что расстрелянный водитель.
Мир вокруг казался не самым безопасным для рано повзрослевшей девочки, приехавшей в город из деревни, – моей маме, а это передавалось и мне.
Мы жили на две зарплаты бюджетников с обостренным чувством справедливости. Я рос серьезным и домашним мальчиком. В три года переболел геморрагическим васкулитом и потому пропустил детский сад с сопутствующими радостями ранней социализации.
Предпочитал уличной песочнице игру на ковре в гостиной.
Одиночество не тяготило, мама не боялась оставить меня одного, если нужно было срочно бежать в больницу.
Я собирал конструкторы, разглядывал географические карты, играл сам с собой в шахматы, легко справлялся с домашними заданиями и много читал. Жизнь явно готовила меня к карьере типичного ботаника.
На этом пути были некоторые затруднения. Например, когда я носил длинные волосы и выходил на улицу – тут же становился мишенью. У каждой второй лавочки тебя тормозят местные молодые люди, несогласные с твоим текущим мировоззрением. Ты живешь с постоянной угрозой физической расправы, каждый день – вызов. Тольятти времен моей молодости – это город с очень низкой толерантностью. При этом по численности размером с два Цюриха и экономикой на порядок более слабой. Почему? В том числе и из-за агрессивной социальной среды.
Таким образом, запускается механизм самообороны, у тебя возникает бесконечная потребность самоутверждаться и постоянно себя побеждать. Это сублимация духовного роста в нездоровых обстоятельствах, через культивирование внутренней силы. Ты увеличиваешь толщину своего панциря, защиты.
Впоследствии у меня ушло десять лет на то, чтобы избавиться от этого панциря и вернуться к себе самому.
А если бы Тольятти был более толерантным, возможно, я бы нашел свое предназначение гораздо раньше, уже в двадцать лет занялся бы бизнесом, сейчас прошел бы огромный путь, вырастил в своей компании многих классных специалистов, заплатил бы на порядок больше налогов, принес бы своей стране больше пользы.
В прошлом году я был на лекции Ричарда Флориды, американского экономиста, автора теории креативного класса. У него есть такое фирменное высказывание: чем больше в обществе сексуальных меньшинств, тем лучше развивются культура и экономика. Естественно, у меня эти слова поначалу вызвали внутренний протест. Но потом Ричард перешел к аргументам. Он вовсе не утверждает, что именно меньшинства – движущая сила экономики. Просто, по его мнению, есть прямая зависимость между количеством гомосексуалов, богемы, с одной стороны, и творческих личностей, с другой. Но и то, и другое не причина, а следствие – результат жизни в развитой толерантной среде, которая, конечно, благотворна для креативного класса, а значит, и для экономического развития.
Конечно, из этого вовсе не следует, что по телевизору нужно пропагандировать однополую любовь. Есть две крайности. С одной стороны, убийственная нулевая терпимость, с другой – безграничная терпимость, которая тоже ведет к разрушению культуры и катастрофе. Зона развития – где-то посередине.
В общем, жизнь в таких городах, как Тольятти 1990-х годов, навязывает ложный выбор: или ты, или тебя. В результате у меня ушло много времени, чтобы вернуться к себе самому.
Потерянные ли годы, которые я потратил на то, чтобы избавиться от выстроенной защиты? Не думаю. «Времена не выбирают, в них живут и умирают». Может быть, не пройдя этого «лишнего» пути со всеми его глупостями и трудностями, ты не получишь нужного результата.