Читать книгу Mirabilibus Dei! Чудеса Бога - Сергей Lyskov - Страница 6

За мгновение до…

Сначала показалось, что всё просто замедлилось, но потом стало понятным, что всё просто остановилось. Машины, птицы, люди, двери в отъезжающем автобусе, женщина, пытающаяся в него войти. Даже листья тополя и пыль, задуваемые ветром на остановку, замерли. Это было невероятным: весь видимый до горизонта мир, словно в современном кино, остановился на очередном кадре.

Джон помотал головой и от удивления протер глаза – он даже подошел к пытающейся залезть в автобус женщине и тронул её. Но ничего: никакой реакции. Он попробовал потянуть её за руку, но она, словно вылитая из бронзы, была неподвижна. Он попробовал взять листик, застывший в воздухе перед машиной, но и это оказалось невозможным. Джону удалось даже встать на него одной ногой, что напрочь ломало все законы физики в его голове.

– И что теперь? – испуганно, шепотом, произнес он.

Первые полчаса он просто шел и рассматривал прохожих по пути домой. Ибо это единственная идея, которая пришла в его голову в такой стрессовой и необычной ситуации. Его квартира была в квартале от автобусной остановки, он возвращался из центра. У него была очередная репетиция в спектакле. Это был обычный четверг мая. Было 17: 21 – столько показывали его наручные часы. И чем ближе он приближался к дому, тем всё больше и больше в его разум закрадывалась мысль о сумасшествии и невозможности всего происходящего. Но сознание бодрствовало, оно возмущалось, не хотело принимать реальность, не понимало, что произошло и почему мир перестал двигаться, но при этом сознание Джона ничего не могло с этим поделать. Мир был недвижим.

Хорошо, что дверь в подъезде его дома оказалась открытой. Курьер доставлял пиццу, а на лестничной площадке он застал свою супругу, целующую в губы его коллегу и друга. Тот звонил сегодня утром режиссеру и отпросился по состоянию здоровья от очередной репетиции. Они так и замерли в этой позе: на ней шелковый халатик на голое тело, а он с улыбкой держал её за бедра и целовал на прощание.

Джон с силой ударил друга, но кроме дикой боли в кулаке, ничего не произошло. Даже одежда на друге не промялась от удара.

– Вот тварь! – ругался он и бил то жену, то друга.

Через час, уставший, он сел на пол подъезда и попытался заплакать в отчаянии.

Джону было сорок семь лет, это был второй брак, она была на двадцать лет его младше. И, как казалось, это была любовь с первого взгляда. Самое ужасное во всем произошедшем, что мир, который он теперь ненавидел, словно издеваясь над ним, был всё так же недвижим. В какие-то моменты он пробовал орать, он даже пробовал падать с крыши дома в отчаянии, но всё было бесполезно: он всегда оставался в сознании, а нанесенный телу ущерб и переломы почти тут же заживали.

Непонятно, сколько прошло времени – но казалось, будто целая неделя – когда Джон заметил, что он ничего не ел и не пил, да и не хотелось. Вообще, ничего не хотелось, только ужасающе пугающая тишина вокруг, и в голове почти не было мыслей, и, если бы он не разговаривал с собой вслух, то можно было подумать, что и он вот-вот остановится.

 Наверно через месяц скитания по замершему городу Джон наткнулся на Рональда.  Он нашел его случайно. Наведываясь к каждому человеку, кого знал при жизни, он в очередной раз забрел в психиатрическую частную клинику. Там по молодости ему довелось лечиться от пристрастия к алкоголю. Он хотел увидеть своего лечащего врача Орела Сен Тура. Седой темнокожий профессор сидел в кресле заведующего в окружении ординаторов. Время у них остановилось в момент внепланового совещания. Молодой ординатор с гримасой явной обеспокоенности чем-то произошедшим стоял, держа в руках историю болезни и словно что-то доказывая коллегам. В этой застывшей сцене, если порассуждать, все были заняты – кто чем, только не совещанием. Темнокожая женщина за первым стулом застыла в попытке удалить смс с пикантным текстом. Рядом сидевший с ней полный мужчина почти дремал, главный врач застыл, рисуя на бумаге невнятный узор. Другой доктор демонстративно стоял, держа в руках чью-то историю болезни. И, наконец, четвертая белая женщина замерла, смотря на свой электронный браслет, явно торопясь домой.

– «Пациент, Рональд Гетси: делирий, осложненный смешанным употреблением психотропных веществ. Возраст 49 лет. Частная палата № 6», – сам себе прочитал то, что можно было увидеть на первой странице медицинской карты. И почему-то Джон решил узнать судьбу этого Рональда.

Это была элитная палата. Рональд лежал неподвижно в смирительной рубашке. На первый взгляд он казался живым, по крайней мере, цвет его кожи не был серо-синим. Глаза при этом были закрыты, и, по правде, было не понятно, с чем связана была столь оживленная дискуссия в кабинете главного врача до остановки мира. Уже уходя, Джон случайно прошептал что-то похожее на «ничего проспится, и всё будет хорошо».

– Эй, ты реальный? – тут же окрикнул его Рональд, повернув голову.

Удивлению не было предела, Джон даже подбежал к заговорившему с ним человеку и дотронулся до него, словно проверяя, не сошел ли он с ума.

– Хватит, ты чего, – возмущенно говорил Рональд, двигая головой в разные стороны, – ты чё, не видел больных в смирительных рубашках? Ну ты, придурок.

– Я Джон.

– Да мне всё равно, кто ты, – возмущенно говорил Рональд, двигая головой в разные стороны, – медсестру позови, пусть меня развяжут.

– Они все замерли, я не могу, – пытался объяснить Джон.

– Как замерли? Что за бред! – закричал на него, Рональд. – Я тут вечность лежу недвижимый. Я отвалил огромную кучу бабок за эту палату, они обязаны по щелчку приползать ко мне, – говорил он, но молчаливое лицо Джона заставляло его повысить голос: – Ты издеваешься, урод. Я же выберусь из этой рубашки и размозжу твое лицо в кровь, слышишь меня, тварь, позови медсестру!

Рональд уже орал.

Джон просто вышел. Удивлению не было предела: трудно было понять, сколько именно прошло времени – примерно год поисков и блужданий, – прежде чем Джон столкнулся с живым человеком в этом застывшем мире.

Потом еще пару раз он пытался зайти в палату к Рональду и как-то поговорить, но всегда всё завершалось криками, угрозами и приказом позвать кого-либо, чтобы его освободили от застывшей, словно самая прочная сталь, смирительной рубашки на нем.

 В тот миг своего необычного похождения по по застывшему миру Джон понял, что может так статься, что на всей планете есть еще люди, которые так же застряли в этом странном явлении времени. Это стало переломным моментом в его текущей жизни. Поиск этих людей стал приоритетной целью. Покидая психиатрическую больницу, он ещё раз обернулся и взглянул на окно палаты Рональда – ему показалось, что всё еще слышит крики Рональда о помощи.

– Жалкая судьба, – прошептал он. – Не умереть – и не жить. В четырех стенах навечно, – добавил он и отправился в путь.

Он пошел на север.

Именно оттуда он решил начать свои поиски таких же потерянных людей в этом внезапно застывшем мире.

Застывший мир поначалу пугал непонятностью; первые, условно, несколько месяцев поисков и исследований были словно падение в кроличью нору из той самой сказки. Ты всё видел, всё осознавал, ощущал и слышал, но не мог понять, почему. Потом Джон разработал хоть какой-то план. Он решил навестить всех знакомых ему людей. Именно так он нашел Рональда, ведомый простым любопытством, но эта находка живого человека дала ему веру, что он не один. Проблем в передвижении не было никаких, ибо все предметы – всё, что имело физическую форму, было монолитным и неподвижным. Можно было ходить по воде, прыгать по птицам, забираться по листьям на верхушки деревьев. В общем, движение в любом из четырех направлений было, по сути, неограниченно.

Проблемы доставлял дождь, через эту толщу застывших капель воды невозможно было пробраться, а на севере проблемой был снег. Снежинки царапались, нанося микротравмы. Туман был словно вата, и чем он был гуще, тем невозможнее было в нем передвигаться. Так же с освещением: Джон заметил, что солнце тоже замерло и лишь меняет свой угол, в зависимости от того места, где он находился.

Находясь в Северной Америке и зная время остановки мира, он приблизительно обрисовал себе ту часть земли, в которой он сможет беспроблемно побывать. В данном случае проблемой ему казалось освещение той или иной территории. И вот так, начав с севера, он шаг за шагом, ориентируясь по дорожным указателям, искал таких же застрявших в этом непонятном явлении людей.

Трудно судить, сколько времени прошло на самом деле, но по ощущению, это были годы путешествия по Северной и Южной Америке. Скрупулезные поиски живых людей убедили его в том, что тут, на освещенной стороне планеты, кроме Рональда, никого больше нет. Джон несколько раз возвращался к нему, но результат был тот же. Рональд не хотел ничего слышать об остановившемся мире – о том, что они лишь вдвоем на этой планете. Он считал это бредом и начинал всякий раз орать и угрожать, а потом просил позвать кого-либо, чтоб его освободили, что, в принципе, было не возможным. Идти через океан Джон боялся, а вдруг мир снова начнет двигаться, а он окажется посередине океана. Плавать он не умел, и страх умереть в воде перевешивал любопытство, тем более ему казалось, что вот-вот мир снова начнет двигаться.

– Ты думаешь, мы всё-таки умерли? – при очередной встрече очень серьезно спросил Рональд у Джона.

– Я не знаю, но если это так, то это и есть жизнь после смерти, – разводя руки, сказал Джон. – Тебе, конечно, не повезло: ты застрял в этих кандалах для тела.

– Всю жизнь везло, а тут нет, – засмеялся Рональд. – Слушай, а если отгрызть мне голову, ну помнишь, ты говорил, что твои пальцы, царапины после ранения тут же восстанавливаются. И если поверить, что ты говоришь правду – и в этом мире ничего нельзя сдвинуть с места, то ты медленно, но выгрызешь меня из этого корсета. Как тебе такая идея?

– Я пробовал убить себя, но кроме боли и минутного дискомфорта ничего, – очень осторожно ответил Джон. – И да, всё тут же заживало.

– Ну, вот видишь, есть шанс, что мое тело, как у рептилии, само вырастет.

– Нет, – Джон представил себе всё это и скривился от омерзения. – Я не смогу этого сделать.

– Ты трус! –  тут же закричал Рональд. – Позови медсестру, трус! Ничтожество, я сам отгрызу себе голову и тогда по кусочкам буду отгрызать части твоего чертова тела. Подонок! Он гуляет, кайфует, а я тут прикован к этим кандалам! – уже кричал Рон. – Позови медсестру, тварь!

Джон не стал дожидаться очередной порции оскорблений и просто вышел. По сути, в тот момент его жизни идти уже было некуда. Два континента были обследованы, и надо было принимать решение о большом путешествии на другой материк. Он пошел через Аляску. Льды, все же, хоть как-то его обнадеживали; внушали ему доверие в случае, если мир так же внезапно начнет двигаться, как и остановился.

– Твою ж мать! – закричал Джон в кромешной темноте, когда в очередной раз порезал руку о снежинки.

Это была последняя из возможных дорог в обход застывшей снежной бури над Аляской. Темнота, острые, как лезвия, снежинки и звенящая тишина вокруг. Если отчаянье и можно было как-то представить, то оно точно выглядело именно так. Его руки от утомительных поисков в темноте были усыпаны шрамами. Всё ранки заживали тут же, но от этого не становилось легче, ибо понимание того что единственный верный путь до другого континента – это по океану – настолько пугало, что Джон пробыл несколько часов в оцепенении, прежде чем решился на новое путешествие. Идти надо было только по гладкой части океана. Застывшие во времени волны были словно ледяные горки, их невозможно было перелезть: вода, словно полированное стекло, скользила и была не приступной. Так что путь по океану тоже оказался не таким уж прямым. На это ушло очень много времени, можно смело сказать: годы ушли на блуждание без ориентиров по застывшей большой воде. Первая большая земля, до которой дошел Джон, оказалась Япония. Там был вечер на момент остановки времени, и поэтому изучить её всю не составило особого труда. Многие города были освещены, и это намного ускорило передвижение. Не найдя ничего на этой гряде островов, Джон решил идти дальше. Изучая в городах карты местности, он попробовал, хоть примерно, установить кратчайшее направление к Евразии.

– Опять большая вода, – выдохнул Джон и встал на прибрежную волну. Потом он пошел в заранее выбранном направлении и чуть слышно добавил: – Надеюсь, мне повезет в этот раз.

На этот раз Японское море было спокойным. Но на континенте его ожидало фиаско. По ощущению, это были десятилетия поисков, которые не увенчались ничем, кроме четкой географической карты континента в голове.

В то крайнее мгновение до встречи с Ней, он находился у подножья Кавказских гор. За десятилетия в темноте он настолько устал от постоянной ночи, что всё его сознание просто кричало о возвращение к Рональду. Это был хотя бы единственный говорящий человек в этом застывшем мире. Джон даже поймал себя на мысли, что соскучился по его воплям и ругани.

Пробираясь сквозь застывшие языки пламени Джон, не зная для чего, решил посмотреть, что именно стало причиной ДТП. За годы жизни в таком мире Джон очень быстро научился анализировать и делать выводы из застывшего момента жизни.

– Машина влетела в фуру, – говорил он с сам собой, – огонь, разбитое стекло, а где водитель? – удивленно рассуждал Джон в полумраке ночи.

Подойдя поближе, он понял, что водителя выкинуло из машины на обочину; застывшая гримаса боли на его лице говорила о тех травмах, что ему предстояло ощутить, когда мир снова оживет. В общем, типичная картинка аварии в застывшем мире.

– Всё, как всегда, – проронил он, подойдя к фуре, кабина которой была приплюснута от попадания во встречную машину. И хотел было идти дальше.

– Эй, парень! – как гром в ясный день разрушил тишину чей-то голос.

– Кто тут?

– Я, – закричала девушка, – я! Я в кабине машины, мою ногу зажало, и я не могу вылезти.

– Как тебя зовут? – вглядываясь в темноту, что царила в кабине машины, спросил Джон.

– Рита, – сказала она. – Позови на помощь, я тут уже очень долго. И не могу понять, почему всё застыло, это как кошмарный сон. Я ехала с водителем – и тут эта собака или волк на дороге. Водитель – по тормозам, а его выкинуло на встречную полосу и бах! – я потеряла сознание. А потом смотрю, я тут одна. Всё застыло. А мне зажало ногу, – говорила Рита. – Не знаю, сколько прошло времени с тех пор.

– Очень много, – прошептал Джон, забравшись в кабину машины.

– Я, в принципе, так и думала, но эта темнота и тишина во всем, это ужасно, – словно плача, говорила Рита. – И тут ваш голос, я, право, подумала, что уже тронулась умом, и слышу то, чего нет.

– Нет-нет. Я реален, – забравшись в кабину, говорил Джон. – Я не вижу тебя, но, на ощупь, твоя стопа зажата между рычагами – и ее, реально, не вытащить.

– И что мне делать? – тоже на ощупь изучая его лицо, спросила Маргарита.

– Её можно отгрызть или оторвать.

– Что? – возмутилась она, оттолкнув незнакомца.

– Это единственный способ, – немного печально произнес Джон.

Потом они разговаривали очень долго. Сначала Джон поведал ей о своих приключениях и прожитой жизни, потом Рита говорила о своей жизни. Эти разговоры были такими забавными – в полной темноте в кабине машины, не видя друг друга, лишь слыша и ощущая, они говорили и говорили. Прикасались друг к другу – и их разум рисовал им лицо каждого из партнеров, его тело, его руки, ноги, волосы, губы, глаза. Они видели друг друга прикосновениями.

Сложно назвать это любовью, хотя, может, это и была любовь. Тут, в остановленном мире, на остановившейся планете из всего изученного пространства только две живые души: голова безумца и девушка с прикованной ногой… Это, само собой, наталкивало на некую влюбленность со стороны Джона к Маргарите. И всё то время, проведенное наедине с Ритой, сейчас казалось мгновением, казалось, они знали друг о друге всё. Словно всю жизнь жили душа в душу. Это было трогательно, печально и романтично одновременно – в этих обстоятельствах остановленного времени. Любовь в словах и прикосновениях. Обречённая на вечность и без будущего.

– А если её действительно оторвать? – неожиданно спросила Рита.

– Не поверишь, но я лежал и думал о том же самом, – ответил Джон. – Можно часть пятки отделить и поломать стопу, и тогда нога должна вылезти.

– Ты же правду говорил, что всё заживает?

– Да, – ответил Джон. – У меня было именно так, – добавил он. – Ну, хочешь, порежь руку для пробы о застывшее стекло.

– Думаешь?..

– Ну, это единственный способ узнать, заживет ли у тебя рана или ты умрешь от потери крови, – очень серьезно ответил Джон.

– Я боюсь, – ответила Рита, – Помоги мне.

Он на ощупь взял её за руку и очень медленно провел ладонью по застывшему в воздухе осколку. Кровь хлынула тут же. Рита сначала вскрикнула, но после, зажав руку, стала ждать. Через семь минут рана затянулась, оставив маленький шрам в напоминание о содеянном. Решение было принято.

Десять минут мук и боли. Джон сломал себе несколько ногтей и выломал три нижних зуба, ибо он старался делать всё очень быстро. И ему удалось – он кусал, раздирал стопу, а потом, сломал её – и они через боль вытащили ногу. Изнеможенная и уставшая Маргарита очень долго лежала без движения, но как только рана затянулась и боль прошла, первые её слова были:

– В путь, ибо я устала от этой темноты.

Может им показалось, но обратная дорога была намного быстрее по времени.

– Ох, нихрена себе, тебе подфартило! – заверещал Рональд при виде Риты. – Недурная девчонка, – он даже облизнулся. – Целую вечность не видел женщины.

– Нас теперь трое, – сказал Джон.

– Давай замутим групповуху, – пошлил Рональд.

– Твой друг безумен, – улыбаясь, говорила Рита. – Ну что, пойдем?

– Прощай Рональд, мы пойдем, попробуем найти ещё кого-либо, у Риты были родственники в Лос-Анджелесе, и она хотела их увидеть.

– Ну да, а я тут должен лежать, – опять разошелся он. – Слушай, ну отгрызи мне голову, ну, хоть так я выберусь за стены этой палаты. Ну, будь человеком Джон?

– Боюсь, ты умрешь, – ответил Джон. – У Риты так и не отросла часть ступни, остался шрам, всё затянулось, но часть пятки не отросла. Так что ничего у тебя не вырастет, боюсь, без тела ты умрешь.

– Это чушь! Вы уроды! Ну, что вам жалко?! – уже кричал Рональд. – Позови медсестру, пусть меня вытащат отсюда. Позови, твою мать!

Не став дальше слушать оскорбления, они ушли.

В Лос-Анджелесе у Риты была старшая сестра. Она только год как переехала в Америку из России и собиралась забрать Маргариту к себе в конце лета. Но авария изменила все её планы.

Светланы дома не было, было такое ощущение, что в квартире неделю никто вообще не жил. Пробраться во все комнаты было невозможно, мешали закрытые окна и двери в застывшем мире. Но даже те крохи информации, которые были видимы, говорили о том, что хозяйки не было дома.

– Светка часто болела в последнее время, – рассуждала Рита. – Просто, когда в последний раз я с ней общались по видеосвязи, задний фон был больничная палата. Я тогда ещё спросила у нее, всё ли хорошо со здоровьем. Она так улыбнулась подозрительно в ответ.

– А это вариант. Идем в ближайшую больницу, – тут же предложил Джон.

Но нашли они её на окраине города – в женской неотложной консультации. Она замерла в послеродовом моменте. На стерильном столике лежал розовощекий малыш. От него исходило необычное свечение. Казалось, он медленно, но двигался. Рита сразу поняла, что это её племянник. Дотронувшись до него, она почувствовала, что её рука провалилась в нем, и девушка в мгновение рассыпалась на мелкую-мелкую блестящую пыль и опутала ею младенца. И ребенок в тоже мгновение, как и всё в этом мире, замер.

– Вот ты придурок, – смеялся Рональд, при очередной встрече. – Быть одному на целой планете с такой телкой и так её просрать, ха-ха, – не мог он успокоится.

– Она рассыпалась после прикосновения к ребенку.

– Ну, правильно, учись у неё: она нашла отсюда выход, – издевался над ним Рон.

– Хочешь сказать, нужно найти ребенка, – спросил Джон.

– Близкого по крови.

– Я видел всех моих родственников, у них нет детей, – немного грустно ответил Джон.

– А, ха-ха, попал ты Джон, – продолжал глумиться Рональд. – Мы тут с тобой на вечность.

– А если просто поискать дитя, – неожиданно предположил Джон. – Может можно в любого ребенка переродиться?

– Тогда мне прихвати одного, раз не хочешь мою голову брать с собой, – говорил Рон.

– Прощай Рон, – словно не слушая его, сказал Джон.

– Иди в ад! Бросаешь меня на вечные муки, – ругался Рональд, – Я хочу назад к своему кайфу, к своим курочкам, сцене, поклонницам, коксу. Ты не представляешь, какой кайф под коксом с двумя черными близняшками. Я видел и пробовал то, что твой мозг и представить не может. Я полмира объездил в турах: слава, деньги, поклонницы. Двадцать лет под кайфом сцены, а теперь тут связанный и скованный навечно. Да еще ты, мышь серая, ползаешь по моему миру.

– Прощай Рональд, – еще раз сказал Джон, дотронувшись до его щеки.

– Иди в ад, урод! – пытался укусить его Рональд и начал что есть силы орать: – Позови медсестру, ты знаешь, кто я. Один звонок – и вы все полетите с работы. Уроды! Выпустите меня!

Мир снова стал двигаться в тот момент, когда в далеком ЮАР чернокожая девочка сделала свой первый вздох и сладко закричала на радость уставшей и изнеможённой мамы.

В ту же секунду в Лос-Анджелесе на стерильном столике в родильном отделении закричал паренек. Он родился с интересным родимым пятном на левой ступне.

И где-то в небольшом городке штата Техас на автобусной остановке умер сорокасемилетний прохожий.

А на Кавказе в страшной аварии в кабине машины погибла двадцатидвухлетняя девушка.

Всё это произошло в одно и то же мгновение жизни.