Читать книгу Бегство на Восток. Роман-предсказание - Сергей Масленников - Страница 10

Тихий скрип открываемой двери прервал его воспоминания, и они увидели, как в полумраке подвала бесшумно появилась темная фигура в длинном плаще и надвинутом на лицо капюшоне. Невидимые из-за открытой двери напарники наблюдали как человек прошел к лестнице, оставаясь спиной к ним и вдруг замер. Скользнувшая огромная тень Пола сжала затрепыхавшуюся в огромных ручищах маленькую фигурку и аккуратно отнесла её вглубь погреба. Они оба молчали, ожидая ещё непрошенных гостей. Прошли несколько томительных минут, но дверь так и осталась приоткрытой и больше так никто не показался из черноты потайного хода. Джон бесшумно скользнул к двери и аккуратно закрыл её, набросив толстый железный крючок на такое же толстое кольцо, торчащее из косяка дверной коробки. Пол поднял безвольное тело пленника, и они пошли наверх. Перенеся свою ношу в большую столовую, Пол уложил маленькое тщедушное тело на диван и откинул капюшон. Перед ними лежал подросток. Его голова склонилась набок и казалось, что он спит.

– Ты его часом не того… он вообще живой или как, – спросил Джон своего друга.

– Я легонько его… кто же знал, что он такой слабак, – виновато произнес Пол и осторожно наклонившись, стал прислушиваться к дыханию лежащего мальчика, – живой, просто в отключке.

Джон налил воды и слегка брызнул на маленькое, почти детское, бледное лицо. Парнишка повернул голову, встряхнул ею и вдруг резко открыл глаза. Его взгляд был ещё немного замутнен, но он явно всё помнил и соображал где он и что с ним.

– Ты кто и зачем здесь, – спросил его Пол, продолжая нависать над ним как гора.

– Я Патрик, это наш дом, но мы не живем в нём постоянно, потому что это очень опасно. Поэтому мы прячемся неподалеку под землей, а сюда ходим за продуктами и так… по необходимости, – испуганно глядя на них, произнес мальчуган. Вдруг из его глаз покатились слезы, и он тихо прошептал, – не убивайте меня, пожалуйста… я сделаю всё, что скажете…. Мама очень больна, а у папы нет сил о ней заботиться, потому что он совсем плох после того как его покусали дикие собаки. А сестренка одна не выживет….

Он плакал тихо, почти беззвучно, стараясь даже своим плачем не раздражать их. Большие крупные слезы текли из серых, широко открытых и, не по-детски взрослых, глаз, а он даже не пытался их стереть, а просто смотрел им в глаза….

Пол встал и отошел к закрытому ставнями окну. Он молча смотрел сквозь небольшую щель на дорогу, проходящую перед домом.

Джон сидел, опустив голову вниз, и комок стоял у него в горле от этих страшных своей недетской безысходностью слов.

И он и Пол повидали много в этой жизни, они убивали и много раз сами были на волосок от смерти, они видели горе и смерть рядом, и смогли уцелеть, лишь только закаляясь в этой постоянной бойне.

Но сейчас они впервые увидели неприкрытую искреннюю боль так близко, они впервые почувствовали страшную человеческую незащищенность и готовность к смерти прямо рядом с собой – она смотрела на них сквозь слезы глазами ребёнка готового на всё ради жизни своих родных.

– Ты хочешь есть? – раздался голос Пола.

Тихое всхлипывание прекратилось, и они услышали едва различимый вздох облегчения.

– Мне бы семью покормить, – совсем по-взрослому ответил мальчишка.

– Как ты себя чувствуешь, может болит что? – как бы отвечая на его фразу, произнес Джон.

– Нет, мне хорошо, – ответил Патрик и попытался сесть на диване, но вдруг его лицо посерело, и он стал заваливаться набок. Джон успел его подхватить и уложил обратно.

– Голодный обморок, да ещё и придушил ты его не слабо, – констатировал Джон, – надо его накормить, а то он, по ходу, только семью и кормит, а сам себе отказывает.

Пол поставил чайник на огонь и сходил в погреб за едой. Он нарезал тонкими кусками ветчину, налил в бокал вино и накрошил в тарелку сухарей, замочив их водой и добавив туда мёда. Джон за это время успел сходить к Мари, убедился, что она спит и вернулся в столовую. Патрик уже пришел в себя и глазами голодной собаки смотрел на все эти яства, но притронуться к ним не смел. По нему было видно, как он устал – устал от одинокой борьбы за выживание, от обессиливающего голода, от неимоверного желания насытиться, но его воля не разрешала это сделать, и он приносил еду своим родным, не притронувшись к ней, лишь довольствуясь парой сухарей за день.

– Пойми, – произнес Пол, – если ты сам не будешь есть, то не сможешь ни прокормить, ни защитить свою семью. Насколько мы поняли – теперь ты главный мужчина в семье, так?

Мальчишка кивнул, продолжая не отрываясь смотреть на стол.

– А раз так, то ты должен быть сильным, а без еды ты только лишь обуза для своих родных – ни помощи, ни защиты ты им оказать не сможешь, а это в конце концов приведет и их и тебя к смерти. Надеюсь, что это ты понимаешь? – закончил свою речь Пол.

– Но всем же не хватит еды надолго, если ещё и я буду есть.

– Её всё равно надолго не хватит, но будучи сильным – ты сможешь добыть её, а когда ты слаб телом, то и семья твоя обречена на гибель, – жёсткие слова Пола звучали как приговор.

По глазам парнишки было видно, что он задумался. Он осмысливал услышанное и наконец он поднял голову, обвел их взором и тихо произнес:

– Спасибо вам. Спасибо, что оставили в живых и научили меня как быть дальше.

Он сел за стол и накинулся на мясо, торопливо пододвигая к себе тарелку с тюрей из сухарей и воды, и одновременно пытаясь достать бокал с вином. Пол перехватил его руку и аккуратно прижал вторую к столу.

– Не спеши и не ешь сразу много, – неожиданно нежно произнес Пол, – тебе станет плохо после длительного голодания. Ешь понемногу, пей больше вина и не торопись.

Патрик кивнул и стал есть медленнее, всё еще придерживая второй рукой тарелку с размокшим хлебом, как будто опасаясь, что её кто-нибудь вырвет из рук. Съев три тонких ломтика ветчины, он запил её большим бокалом вина и съев несколько ложек тюри, откинулся на спинку стула. Его глаза осоловели, взгляд стал рассеянным и было видно, что он дико хочет спать. Пол поднял его на руки и положил на диван, а сам сел рядом с ним и посмотрел на Джона.

– Если эти двое будут находиться в разных помещениях, то мы будем обездвижены и незащищены. Их надо поместить в одной комнате и тогда ты останешься их охранять, а я пойду на охоту.

– Согласен, давай я перенесу его к Мари, а ты вернись до темноты – местность новая неизведанная, – ответил Джон.

– Так её зовут Мари, – медленно произнес Пол, – а что ещё она рассказала?

– Ничего больше, она очень слаба ещё.

Джон поднял мальчишку на руки и пошел в комнату, где спала раненая. Зайдя туда, он аккуратно опустил легкое тело на диван, стоящий у противоположной стены и подошел к Мари. Она спала на спине, слегка подвернув левую ногу и согнув здоровую руку в локте и положив её под голову. Черные волосы разметались по плечам и её ровное дыхание говорило о том, что сон её безмятежен и спокоен. Джон закрыл дверь изнутри на засов, опустился на пол около двери и положив голову на своего вечного спутника, на рюкзак, закемарил, сквозь дрёму прислушиваясь к стоящей тишине.

Проснулся Джон от знакомого тихого стука в дверь. Поднявшись на ноги, он увидел, что Мари не спит, а лежит на здоровом боку и смотрит на него. Вошел Пол, он был весь в грязи и крови, но судя по его довольной физиономии – охота удалась.

– Это Пол, – представил Джон своего друга и указав на девушку произнес, – а это Мари.

Они оба кивнули друг другу и Пол, улыбаясь во весь рот, довольно проговорил:

– «Славная была охота, Маугли», – он потёр руки и продолжил, – удалось подстрелить пару здоровых диких кабанов, несколько голубей и пару больших и толстых собак. Джон, помоги мне их разделать, а потом я это всё заморожу и тогда еды этой семье хватит надолго.

– Я могу помочь Вам, месье, – неожиданно раздался голос с дивана. Все трое повернулись на голос и увидели, что мальчуган сидит, гордо выпрямив спину и смотрит им прямо в глаза, переводя взгляд с одного на другого.

– Пошли, малыш, – довольно хмыкнул Пол, и они вместе вышли из комнаты.

– Кто это? – спросила Мари.

– Сын хозяина этого дома, Патрик. Его отца сильно порвали дикие псы, мать больна, а сестренка ещё маленькая, чтобы заботиться о родителях. Вот всё и свалилось на его плечи. Парень молодец, держится, нюни не распустил и изо всех сил старается, чтобы его родные выжили.

– Мда, время нынче страшное, – задумчиво произнесла Мари, – по-разному ведут себя люди в этих обстоятельствах, кто из последних сил старается, чтобы человеческий облик сохранить, а кто при малейшей трудности готов ближнего порвать на куски. Но закон джунглей сильнее и таких намного больше, Вам не кажется, – она как бы испытующе посмотрела на него.

– То есть вы хотите сказать, что «Человек человеку волк», – спросил Джон, отвечая на её взгляд, – и Вы считаете, что это верно: «Homo homini lupus est»? И что таких больше, чем нормальных, сумевших сохранить себя, людей?! Тогда за каким чёртом нам надо было Вас спасать, тогда зачем мы сегодня оставили в живых этого несчастного парнишку? Ведь и Вы и он нам мешаете и только лишь отбираете наши ресурсы, если рассуждать с Вашей точки зрения?!

Джон распалился и был готов ещё много чего наговорить этой вызывающе глядящей на него девушке, но вдруг он услышал:

– Я хочу есть, – безо всякого перехода неожиданно проговорила она.

Всё вскипевшее у него почему-то раздражение сразу улетучилось, и он произнес:

– Пойдемте, я помогу Вам дойти до столовой.

Опираясь на его руку, они медленно шли по коридору и он, ощущая совсем рядом тепло её тела, слышал, как всё громче и громче бьется его сердце. Ему даже стало неловко, казалось, что и она слышит, как оно стучит. Не глядя друг на друга, они дошли до столовой и, войдя туда, увидели полный хаос на столах, в том числе и обеденном. Снятые собачьи шкуры валялись в углу, а туши лежали посреди большого стола, стоящего посередине, и были явно готовы к разделыванию. Патрик возился с голубями, довольно большой кучей лежащих возле раковины, а сам Пол стоял неподалеку от него, смотрел как парнишка ловко управляется с очисткой птиц и правил нож на точиле. Увидев вошедших оба труженика оторвались от своих дел посмотрели на них.

– Мари хочет есть, – обращаясь к обоим поварам, произнес Джон.

– Это хорошо, значит организм идет на поправку, да мэм? – с довольной улыбкой сказал Пол, продолжив точить нож, – мы тут кашеварим немного и Вас не затруднит перекусить за маленьким столом?

Джон удивленно посмотрел на своего напарника – таким довольным он его не видел ещё ни разу за всё время.

– Ну что вы, конечно же нет и, надеюсь, вы не будете против, если я буду за вами наблюдать во время еды. Ведь это же так эротично, когда мужчина готовит, – улыбнулась она в ответ.

– И Вас не испугает вид крови и то, как я сейчас буду кромсать несчастных собачек, – Пол явно был готов к шуточному пикированию, за которым во все глаза наблюдал Патрик.

– Я ещё и не такое видала. Вот не будь я ранена, я бы показала вам, как надо управляться с ножом, – она засмеялась и подмигнула Джону.

Джон хмыкнул и усадив девушку на диван, придвинул к ней небольшой передвижной столик, а сам же пошел к Полу, который ржал как полковой конь от её последних слов, довольный удачной шуткой.

– Ты мясо куда дел?

– В погребе, за стеллажом, – не отрываясь от заточки ножа, ответил Пол.

– Пойдем, покажешь, а заодно и вино принесем.

Пол прекратил точить нож, внимательно посмотрел на друга и, отложив в сторону, камень двинулся следом за ним. Войдя в подвал, Джон повернулся к напарнику и спросил, глядя ему в глаза:

– Пол, что с тобой? Таким я тебя никогда не видел. Что произошло с тобой??

Пол присел на стоящую неподалеку колоду для рубки мяса и задумчиво произнес:

– Ты понимаешь, Джон, едва я увидел этого мальчишку, как сразу вспомнил своего младшего брата – он же ведь как две капли воды похож на него! Он даже говорит также, пусть и с акцентом, но манера речи, то как он произносит слова и сам его вид – ну вылитый Шон! Мне кажется, что это моя родная душа. Ну ничего не могу с собой поделать – мне так радостно, так хорошо…. Ведь я столько лет один, так долго никого из родных и близких не видел. А тут он – и смотрит на меня также и старается делать всё как я, – Пол замолчал и опустил голову, скрывая выступившие, как успел заметить Джон, слёзы.

Джон был в шоке от услышанного и, тем более, от увиденного. Пол ли был перед ним? Тот ли это Пол, который одним ударом мог убить быка и тот ли это Пол, который мог часами лежать в засаде под проливным дождём, а потом сражаться несколько часов кряду??

Джон сел рядом и, положив руку на огромные плечи друга, слегка притянул его к себе и тихо произнес ему на ухо:

– Пол, я рядом. Держись, дружище. Я понимаю, что тебя заботит, но у нас еще есть время, чтобы это обдумать.

Пол посмотрел ему в глаза и улыбнулся:

– Жизнь тяжелая штука, напарник, но мы же выдержим, да? – и он подмигнул ему.

Они принесли в столовую мясо, вино и мёд. Также они нашли в погребе немного сыра и решили устроить небольшой праздничный ужин в честь счастливого спасения двух пострадавших.

Быстро скинув собачьи туши в угол и тщательно вымыв стол, оба друга начали его сервировать. Патрик же в своем углу, закончив ощипывать птиц, уже жарил их на большой глубокой сковороде, смешав нежные куски мяса с душистыми приправами и найденными остатками масла. Шкворчание, доносившееся со сковороды, веселая суета вокруг стола, наглухо закрытые ставни снаружи и жалюзи изнутри, горящие свечи в красивых подсвечниках на каминной полке, веселые лица с отблесками пламени на них – всё это создавало некую иллюзию домашнего милого праздника, эдакого рождественского ужина! И от этого ощущения было легко и весело всем! Патрик достал откуда столовые приборы, тарелки из остатков сервиза, красивые бокалы и главным, самым красивым, блюдом стола стала фарфоровая супница, доверху наполненная нежными, аппетитными, с хрустящей корочкой, дымящимися кусочками мяса. Вокруг неё, как планеты около солнца, расположились тарелки с ветчиной и сыром, розетки с мёдом и небольшие тарелки для масла, в которых, однако, лежали сухари.

Они расселись за столом и неожиданно замолчали, глядя на украшенный по-домашнему стол и ощущая эту, давно всеми забытую, домашнюю атмосферу праздника, пытаясь подольше сохранить в себе это радостное чувство единения и любви, внезапно охватившее их всех. Первым прозвучал женский голос:

– Ну что, господа, тост?

Все посмотрели на Мари, которая сидела с бокалом в руке и с полуулыбкой смотрела на них. Они зашевелились, стали накладывать себе горячие куски голубятины, сыр с ветчиной и налили по бокалу вина, все кроме Патрика – ему плеснули в бокал морс, сделанный Полом специально для этого из найденных в погребе сушеных ягод.

– Предлагаю выпить за свободу, – чуть вызывающе произнесла Мари, – во всех её смыслах!

Она подняла бокал, чтобы коснуться им других, но ответом ей была тишина и только Патрик как-то не очень весело потянулся к ней со своим бокалом. Оглядев остальных, она пригубила вино и, отломив кусочек сыра, с явным удовольствием положила его в рот. Она продолжала смотреть на мужчин, чуть приподняв одну бровь и казалось чего-то ждет от них.

– Вы действительно считаете, что за это стоит выпить, – после довольно длительного молчания спросил Джон, – именно за то, чтобы «во всех смыслах»?

– Ну а почему нет, господа? Ведь это же прекрасно – свобода мысли, свобода чувств, свобода желаний и свобода их осуществлений, свобода жизненных устоев в виде отсутствия моральных ограничений – разве же это не здорово? Страны Европы и Америки сотни лет стремились к этому и наконец-то наступил этот «золотой век» – так почему же вы так нерадостны этому? Что же ещё может быть ценнее этого?

Произнося это, Мари смотрела на них прямо и открыто, как будто искренне веря в то, что она говорила, но Джон почему-то чувствовал какую-то фальшь в её словах, едва различимую, старательно скрытую фальшь, но он всё-таки сумел её распознать. Пол поставил бокал на стол, так и не притронувшись к нему, встал и отошел к окну, всем своим видом показывая, что не согласен со словами девушки.

– Мари, а что Вы скажете на это, – обратился к ней Джон и процитировал: «Цена свободы – не вечная бдительность, а вечная грязь». Что Вы ответите Джорджу Оруэллу на его высказывание? Вы считаете, что не прав? Посмотрите вокруг – Вы же видите, что происходит вокруг и не кажется ли Вам, что это и есть результат свободы во всех её смыслах?

Джон почувствовал, что начинает заводиться, что его щёки начинают гореть, а движения становятся резкими. Чтобы немного успокоиться, он также встал из-за стола и отошел к дивану. Сидя там, он продолжал смотреть на Мари, ожидая её ответа. Патрик, оставшийся за столом, сидел слегка опустив голову и как бы исподлобья переводил взгляд с одного собеседника на другого.

– Согласитесь, Мари, – подал голос Пол, – что свобода не есть вседозволенность, а есть лишь возможность осуществления своих прав не в ущерб окружающим, то есть – сознательное ограничение себя в своей свободе там, где начинается свобода другого человека.

– Хорошо, а как же тогда свобода выбора, – спросила Мари, – и вот вам пример: пятнадцать лет назад правительства стран Евросоюза открыли двери миллионам беженцев из Африки и Азии потому что это был их выбор. Разве могли отказать им в этом толерантные жители стран ЕС, которые много десятилетий только и кричали о свободе? Нет, не могли, потому что тогда был бы нарушен основной демократический принцип. Значит есть свобода выбора и он состоялся. Разве ж это не благо?

– «Ни один человек не борется против свободы, – борется человек, самое большее, против свободы других», – почти вскричал Джон, – вот результат этой свободы выбора, как Вы говорите. И это сказал один из основоположников коммунизма – Маркс! Осуществив свободу выбора мигрантов с Востока, мы поимели именно это – их борьбу против наших свобод.

И что мы получили взамен?

Мы получили многократное увеличение преступности – и именно от населивших наши города мигрантов; волны террора, прокатившиеся по странам; глобальные изменения в законодательствах практически всех стран Европы в пользу пришлых народов, да-да, именно так – народов, а не групп беженцев, как нам впихивали в головы наши правительства, и, как следствие, – практически уничтожение наших законных прав, то есть основных норм и правил, которые были выработаны нами веками – всё было уничтожено менее, чем за пять лет!

В результате осуществления этого, так называемого права выбора, пытаясь спасти страны от охватившей страны преступности и террора со стороны мигрантов, правительства европейских стран видя, что ни полиция, ни вооруженные силы не справляются с ситуацией, пошли на беспрецедентный шаг – выпустили из тюрем преступников, заручившись их согласием на борьбу с мигрантами. И что же произошло? А то, что после выхода их тюрем, блатные, плюнув на договоренности с правительствами, взялись за своё и только увеличили волну преступности в Европе.

Как только уголовники покинули тюрьмы, туда тут же вселились мигранты, захватив их самовольно и спасаясь тем самым от терактов «белой армии». И мы получили хорошо укрепленные крепости с враждебной нам культурой, бытом и жизненными ценностями. Те же тюрьмы, которые не успели захватить салафиты, были захвачены, спасавшимися от сексуального террора, белыми гетеросексуалами. Так возникли первые белые гетто. Все попытки властей выкурить и одних и других оттуда привели к ожесточенным боевым столкновениям, но эти крепости так и остались за захватчиками!

А «белый террор»? Его волна прокатилась по Европе и Америке в конце десятых после серии страшных терактов, устроенных последышами ДАИШ (игил – организация, деятельность которой запрещена в РФ), уничтоженной русскими в Сирии. Удары были нанесены «БЕЛОЙ АРМИЕЙ» (крайне правая нацистская группировка, в которую входят только белые жители – прим. автора) по местам компактного проживания мусульман. Наиболее изощренной местью было следующее – захваченные пленники демонстративно уничтожались перед камерой, а их трупы тут же заворачивались в свиную кожу и хоронились с точностью до наоборот, как положено у мусульман. Всё ЭТО было выложено в сеть и это видели сотни миллионов людей. И пошло и поехало – взаимные уничтожения, нападения, взрывы, смерть и геноцид в чистом виде!

Свобода…. А вот Вам и еще один пример свободы выбора: наши собственные перегибы в плане толерантности и терпимости, которые выразились в секс-терроре начала двадцатых – преследование гетеросексуалов, свобода секса для всех и вся, пример – кабинки для секса, которые стоят в городах с начала десятых годов, пропаганда инцеста и педофилии, регистрация браков с животными, с вещами и, самое страшное – с детьми! И прочая прочая….

– Погодите, а семья, – раздался вопрос Мари, – а как же институт семьи, который является краеугольным камнем и основой общества?

– Да не стало такого института! Развалу стран и уничтожению морали способствовали результаты работы ювенальной юстиции – институт семьи в странах Европы за полтора десятилетия был полностью уничтожен этими организациями. Поток детей, отобранных из гетеросексуальных семей и переданный в гомосексуальные превысил все разумные размеры и в конце десятых – начале двадцатых передавать стало некого! После этого, рожденные от суррогатных матерей дети практически все передавались в семьи геев и лесбиянок. Противостояние между гетеро и гомосексуалами настолько обострилось, что стали возникать вооруженные конфликты и, так как первых было гораздо меньше, они были вынуждены спрятаться в гетто!

И всё это происходило одновременно – засилие мусульманского мира и окончательное моральное разложение коренных жителей европейского континента…. Вот он – результат свободы во всех её формах!

В наступившей внезапно тишине Джону показалось, что все слышат, как бьется его сердце – настолько он был возбужден и разгорячен вспыхнувшим спором.

– Мари, а откуда Вы, – вдруг раздался голос самого молодого участника беседы, если можно было так назвать то, что происходило за столом. Патрик смотрел прямо в глаза Мари, не отрывая горящего взора от её лица. Он ждал ответа. Впрочем, его ждали и остальные. Затянувшееся молчание замерло в воздухе и в наступившей гробовой тишине было слышно, как за окном качается и поскрипывает на ветру ветка. Всем казалось, что напряжение, повисшее в столовой, сейчас взорвется каким-то неожиданным и страшным образом. Три пары были устремлены на девушку, которая сидела на диване, с гордо поднятой головой и выпрямив спину. Её широко открытые глаза горели зеленым огнём, грудь вздымалась от учащенного дыхания и было видно, что она приняла вызов и сейчас, как вдруг показалось Джону, – грянет буря. Неожиданно её лицо побелело, глаза закатились, голова резко запрокинулась назад, и она напряглась всем телом, одновременно сползая с дивана на пол. Джон кинулся к ней, но его успел опередить Пол, и они уже вдвоем осторожно положили её на диван. Судорожные движения, выступившая пена на губах, неестественно выворачиваемые руки явно говорили об эпилептическом припадке.

– Держи её и постарайся повернуть голову набок, – крикнул Джон и метнулся к столу. Он схватил половник с достаточно толстой деревянной ручкой и осторожно разжав стиснутые зубы девушки, вставил его между челюстями, которые тут же впились со страшной силой в рукоятку. Сдерживаемая Полом, она почти беззвучно дергалась под его руками и лишь нечеловеческое прерывистое мычание рвалось из её полуоткрытого рта. Повязка на голове сползла и почти закрывала лицо. Длился приступ несколько минут, не более и вот она наконец успокоилась, её тело обессилено осело, и она затихла. Лицо порозовело, дыхание становилось всё спокойнее и чище, хрипы прекратились, и она уснула, отвернув голову к спинке дивана. Джон поймал, выпавший из её рта, половник с глубокими следами зубов на ручке и присел рядом с ней на пол. Пол, подождав немного, отпустил её тело и устроился неподалеку за столом.

Напряжение, царившее в комнате до этого, спало и всем стало как-то неловко за нападение на единственную представительницу слабого пола, которое привело к таким последствиям.

– Чего это мы, – пробурчал Пол, – накинулись на неё всей стаей, а мужики? Каково же ей – одной против всех. Вот она и скопытилась…

– Кто же знал, что больная, – виновато произнес Джон, – и ты прав, увлеклись…. Мы просто устали от того, что творится вокруг нас, и мы привыкли поступать и говорить так, как есть – ничего не приукрашивая, не жалея ни себя, ни других. А тут на тебе… и я не оправдываю себя, да – не сдержался, завёлся как мальчишка и понесло дурака…

– Она провоцировала нас, – услышали они голос Патрика, – да, мне тоже жаль её, но я сначала почувствовал, а потом уже и точно знал, что она пытается вывести нас из себя, чтобы услышать то, что мы думаем на самом деле.

– Ты тоже это услышал в её словах? – спросил Джон, – а я думал, что мне показалось.

– О чем вы, – произнес Пол, – я ничего такого не услышал. Она обычно так спрашивала, ведь так все женщины говорят, когда хотят чего-либо выведать у мужика. И она такая же как все.

– Так, да не так, дружище. Она необычная. Есть в ней что-то такое…. – Джон задумчиво замолчал, пытаясь сформулировать мысль, – особенное что-ли. Как говорил мой отец – «штучный товар». Женщины, они конечно все разные, но в то же время похожи, но каждая из них думает, что она одна такая на свете, однако в нашем случае, Мари – это на самом деле что-то необыкновенное.

– И что же такого в ней – необычного, – спросил Пол, еле сдерживая ухмылку.

– Ты можешь смеяться, друг мой, но я чувствую, что в ней есть какая-то сила, скрыта какая-то тайна, которая нам пока неизвестна. Но, и я на это очень надеюсь и верю, что мы её узнаем.

– Она из детей индиго, – вдруг раздался тихий голос Патрика.

Мужчины повернулись к нему и удивленно посмотрели на мальчугана.

– С чего ты взял? – почти одновременно спросили они.

– Я это знаю. Я тоже такой как она и она мне об этом сказала. Раньше я не встречал таких людей и думал, что со мной что-то не так, но потом мне случайно попалась книжка Кэролла и, прочитав её, я понял, что я не один, что есть и другие – такие же как я. А сегодня я впервые встретил такого же человека.

– Но вы же не говорили об этом! – удивленно произнес Пол.

– Мы говорим не словами, – после некоторого молчания как-то тихо, как будто стыдясь этого, сказал Патрик, – извините меня и не думайте обо мне плохо. Я не специально.

После этих слов он посмотрел на Пола и опустил голову, стараясь скрыть выступившие слезы.

Пол скрипнул стулом, вставая и снова придвинулся к окну. Он молчал и только было слышно, как в тишине скрипят его зубы, а желваки так и ходили на его лице. Все молчали и было слышно только нежное посапывание девушки, спящей в этой комнате – в комнате, где за последние час-полтора произошло столько событий!

Чтобы хоть как-то снять напряжение, Джон не придумал ничего лучшего, как усесться за стол, наложить себе еды и начать есть, специально громко чавкая при этом. Через какое-то время Пол отошел от окна, сел за стол и, ничего не говоря, последовал примеру своего друга. Сидевший напротив них мальчишка подождал немного и тоже принялся за еду. Они все ели молча, не поднимая глаз от тарелок и не глядя друг на друга. Запивая вином успевшие остыть, но по-прежнему вкусные, куски мяса, они не чокались, лишь приподнимали бокалы, показывали, что пьют за здоровье друг друга. Мужчины и мальчик ели мясо и сыр, и ветчину и пили вино и морс и мысли у всех крутились обо одном. Первым не выдержал Джон:

– Мы все думаем об том, что нам делать дальше. Теперь мы знаем всё и нам надо определиться с нашими дальнейшими действиями. Предлагаю высказаться, господа.

– А что вы знаете такого, чего не знаю я, – раздался нежный голос с дивана, – чего вы тут задумали, а девушка не в курсе…

Они повернулись на голос и увидели, что Мари полулёжа, смотрит на них своим обычным взглядом с прищуром. Здоровой рукой она подперла голову, и свисающая черная копна чудных волос переливалась в отблеске пламени. Она выглядела так хорошо и свежо, как будто и не было никакого приступа недавно, как будто и не тревожили её тело полученные раны.

– Как Вы себя чувствуете, – спросил Джон, – впрочем об этом нам может сказать Патрик, не так ли?

Мари перевела взгляд на вдруг густо покрасневшего мальчишку, улыбнулась и села на диване.

– Всё нормально, малыш. Ты ничего предосудительного не сделал, – с необыкновенной нежностью она смотрела на мальчугана, – я бы всё равно им рассказала о себе… да и о тебе тоже. Нам ведь ещё много времени предстоит быть вместе. Так к чему что-то скрывать.

– Как это – быть вместе? – удивленно спросил Патрик, – глядя на неё и по его лицу внезапно пробежала тень, – что Вы хотите этим сказать? А как же мама, папа и сестра, ведь я их не брошу!

Неожиданно Пол встал и сел рядом с мальчиком, слегка приобняв его своей огромной ручищей.

– Ты сам уже всё знаешь, – тихо сказала Мари, глядя ему прямо в глаза. От этого поединка двух пар горящих глаз, впившихся друг в друга, которые, казалось, хотели побороть другого мужчинам стало не по себе. Внезапно Патрик отвел глаза и заплакал. Горькие соленые капли текли из его глаз и он, совсем по-детски, вытирал их кулачком, размазывая по щекам следы от страшных слез случившейся беды. Пол жалобно смотрел на него и поглаживал его плечу, пытаясь хоть как-то помочь пережить свалившееся горе, увы, пока неведомое ему и Джону, но, судя по всему, уже понятое мальчиком и принятое им как факт.

– Что случилось? – спросил Джон у Мари.

– Его семьи больше нет, – тихо выговорила она, не отводя глаз от плачущего. Джону показалось, что она как будто что-то говорит Патрику, но не словами, а мыслями. Она не шевелила губами, но Джон чувствовал, что сейчас между нею и мальчишкой идет тяжелый напряженный диалог, недоступный им – простым смертным. Она как будто убеждала его в чем-то, успокаивала его, принимала его боль на себя и одновременно вселяла в него силы, которые покинули его после страшного известия.

Патрик всё тише и тише плакал, его дыхание становилось всё спокойнее и спокойнее. Вот он всхлипнул последний раз и вдруг приник к плечу Пола и засопел. Он спал.

Пол легко, как пушинку, поднял и перенес на диван, с которого встала Мари, уступив место. Уложив его на диван, Пол накинул на него свою куртку, подоткнул её со всех сторон и повернувшись к ним, сказал:

– Вы это… того. Не шумите, пусть поспит мальчуган.

Он сел за стол и, подперев голову рукой, задумался.

– Мари, расскажите нам что произошло, – попросил Джон.

– Его семья погибла вчера ночью. Их выследили дикие собаки и растерзали. Всех. Отец пытался защитить своих любимых женщин, но у него не было сил сражаться с целой стаей. Произошло это сразу, как только Патрик пошел сюда за едой.

– Почему он этого не знал или не почувствовал? Он нам рассказал о Вас и себе. Ведь он должен был каким-то образом это узнать.

– Он ещё мал, чтобы суметь чётко осознать происходящее. Тем более, что это связано с его родными. Я смогу ему помочь и научу его многому – у нас будет время для общения. Кстати, Пол, – он Вас любит и хочет быть таким как Вы. Он видит в Вас старшего брата, о котором всегда мечтал и тут появились Вы. В Ваших силах сделать для него всё, что считаете нужным. Главное – не бросайте его. Пожалуйста.

Пол сидел молча и лишь поболевшие костяшки кулака показывали, как он напряжён. Потом он встал, подошёл к дивану, еще раз заботливо укрыл мальчишку и повернувшись к ним произнес:

– Последите за ним, а я скоро вернусь.

– Ты куда, Пол? – спросил его Джон.

– Пойду, разберусь с собаками. Он по подземному ходу могут прийти сюда и тогда нам будет не сладко. Ты сам знаешь, что лучше нанести превентивный удар.

– Тебе помочь?

– Будь здесь и готовьтесь к выходу, засиделись мы здесь. Надеюсь, ты согласен?

– Мари ещё слаба, да и Патрику не мешало бы набраться сил. Давай уйдем завтра с утра, – предложил Джон.

– Я согласна с ним, Пол, – поддержала его Мари, – до завтра нам здесь ничего не угрожает, это точно.

Пол обвёл их взглядом и кивнув, вышел из столовой.

– Возьми в погребе, под нижней полкой, связку гранат, – крикнула Мари вслед уходящему.

Они остались одни, если не считать спящего глубоким сном мальчишки….

Джон видел, что девушка ждёт его вопросов и готова к серьёзному разговору, но он медлил – ведь ему было так хорошо сидеть рядом с ней, смотреть на неё, слушать её голос, и ему очень не хотелось именно сейчас начинать этот разговор. Но, вместе с тем, он понимал, что пришло время выяснить истину и он почему-то знал, что они оба готовы к этому.

Джон пристально посмотрел в глаза Мари и спросил:

– Мари, что Вы здесь делаете? Какие грузы доставляете на территорию моей родины? И вообще – в чем состоит цель пребывания ваших людей здесь, в центре Европы, ведь Россия уже более 10 лет, как закрылась от того кошмара, который творится здесь, и вот я встречаю здесь Вас, – что вы хотите здесь сделать? – Джон волновался, предчувствуя напряжение будущего разговора и поэтому, как ему показалось, это были не совсем те вопросы, которые он хотел озвучить Мари.

– Вы узнали, что я русская, когда была без сознания, – не спросила, а, скорее всего, утвердительно произнесла девушка, так же смело отвечая на взгляд Джона своими чудными зелеными глазами, – да, я из России. И здесь я выполняю задание своей Родины. Какое – возможно и скажу, если увижу, что Вы заслуживаете это знать. Какие грузы… отвечу просто, милый Джон, назовем это одним словом: материалы. Годится ответ? – она хитро улыбнулась и, уже серьёзно, продолжила, – Да, мы изолировали себя от вашей вседозволенности, вашего бесхребетного потакания всем и вся. Да, мы отгородились от вас много лет назад с единственной целью – не допустить такого же развала и упадка, который поглотил вас полностью и привел к тому, что вы сейчас имеете. Нас несколько стран, сумевших сохранить не только свою культуру, привычный уклад жизни и веру, но и жизненные ценности, понятие семьи в её изначальном виде и понятие Родины, которая дорога каждому из нас и за которую мы готовы бороться, не щадя себя. Мы не фанатики, но патриоты и более ценного, чем Россия мы себе не представляем! Мы увидели, как вы теряли свои земли, свои родные края, где могилы ваших предков, где вы когда-то жили, любили, нянчили детей и коротали свой век, когда солнце жизни клонилось к горизонту. Мы увидели, как вы, в угоду своим политикам и дяде Сэму из-за океана, безропотно отдали свои страны на растерзание пришлых и чуждых вам народов, как вы молчали, когда ваших детей насиловали ваши же сограждане-извращенцы, как, в угоду так называемой толерантности, вы сами себя лишили веры в Господа, жизненных и семейных ценностей, самой любви и самой жизни, в конце концов!

Мари замолчала, продолжая смотреть прямо в глаза Джону. А он не выдержал и опустил глаза – уж слишком тяжело и стыдно было ему слышать эти слова, тем более, что в них не было ни капли лжи, а только горькая правда. И от этого ему становилось ещё больнее…

– А что вы сделали с другими странами? Эти, так называемые цветные революции, которые, с вашего молчаливого согласия, Пиндостан (США) проводил на протяжении многих десятилетий в десятках стран – что им принесла эта ваша хвалёная «демократия», в кавычках, а? Уничтожение государственности, нищету, войну, голод и смерть! А вы, великие западные державы – тьфу, вели себя, как та мартышка из трех фигур – «не вижу, не слышу, не скажу». Вы потакали этим «ястребам», которые нагло навязывали вам свою волю, просто попирая ваши же, таким трудом добытые свободы и достижения, и сделав из ваших политиков, да и из вас самих, – простых марионеток. Вы извратили сам смысл ООН, – той самой организации, которая была призвана бороться за улучшение жизни людей, а на деле что? Вы же помните ситуацию на выборах президента: в 2020 году произошел громкий мировой скандал в Белоруссии, где проходила очередная цветная революция и там были пойманы неизвестные снайперы, оказавшиеся сотрудниками спецслужбы США, и которые дали признательные показания и рассказали обо всех странах, где они открывали стрельбу при проведении революций, тем самым провоцируя эскалацию конфликтов. И что их руководство, которое отдавало приказы и направляло их, – являлось АНБ. И каким же образом пыталось защитить свою, национальную безопасность это агентство там, в дружественной нам стране и находящейся, как говорится – у нас за забором? В связи с этим скандалом, как последствие, были предъявлены обвинения ООН со стороны России и Китая в бездействии, попустительстве и полной подчиненности США, и их союзникам.

Мы также напомнили ООН о её полном бездействии, когда после опять же цветной революции, имел место жуткий геноцид в Руанде в 1994 г., где было уничтожено более 1 млн. человек! И о том, что оттуда были выведены миротворческие силы, хотя тем количеством военных, которые там находилось вполне можно избежать всех этих страшных последствий.

В результате скандала со снайперами в Белоруссии, было принято решение о реформировании ООН, полной смене руководства и переноса её штаб-квартиры в Европу, и за этим последовал выход Пиндостана из этой организации. Что тем самым попытались продемонстрировать всему миру США? Что они выше всех законов, установленных практически всеми странами мира, заметь Джон, практически всеми (!) – и им наплевать на всё и всех, ну во всяком случае им тогда так казалось.

Мари замолчала. Молчал и Джон. Они не смотрели друг на друга, но каждый из них чувствовал другого. В комнате повисла тишина и только, едва слышимое, дыхание спящего мальчишки нарушало её.

Неожиданно Джон ощутил на себе теплую ладонь девушки, которая нежно коснулась его волос, погладила его и потом, слегка приобняв, притянула его к себе. Она положила его голову себе на плечо и, обхватив руками за плечи, они замерли. Джон боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть то теплое и нежное чувство, которое поднималось в его душе, ему стало так спокойно, легко и очень-очень уютно, как бывало только в детстве, когда мама также прижимала его к себе. Он осторожно обнял девушку одной рукой за талию и почувствовал едва уловимое движение её стройного тела навстречу его руке. Она опустила свою ладонь вниз и их пальцы переплелись. Они сидели в объятиях, наслаждаясь друг другом и ничто не мешало им быть в этот момент единственными в мире. Джон решился и, аккуратно взяв девушку на руки, и вышел из столовой, стараясь не идти бесшумно, чтобы не разбудить Патрика.

Они оказались в спальне, и Джон нежно положил свою бесценную ношу на кровать и сам прилег рядом. Глядя друг другу в глаза, они увидели, как в них бьётся живой огонь любви и страсти, как в них в них сверкает огромное желание быть любимыми и дарить любовь!

Наклонившись, он приблизил свои губы к ней, и они сомкнулись в поцелуе…. Страстное горячее дыхание девушки буквально обожгло его, её руки обхватили его голову и, прижимая его к себе всё сильнее и сильнее, она отдалась ласкам любви! Не отрываясь от её губ, Джон нащупал пуговицы на её брюках, расстегнул их и стал осторожно их снимать, но вот он почувствовал, как Мари своими ножками сдернула их одним движением вниз и вот уже её руки помогли ему оказаться без брюк. Им удалось, практически не отрываясь от поцелуя, остаться без одежды в этом временном пристанище их начавшейся любви. Их тела сплелись воедино, они ласкали друг друга так неистово, как будто это был их последний день на земле, они наслаждались телом любимого и оба одновременно улетали в космос по много раз – казалось, что время остановилось, и в целом мире они были только вдвоем! Движения Мари осложняли раны, и Джон старался быть аккуратным, но иногда в пылу страсти он забывался и только сдерживаемые стоны девушки останавливали его в невозможном желании соединится с ней ещё сильнее.

Прошло время, вернее оно пролетело, как им показалось, как доля секунды, как миг – сладкий, волшебный и глубоко чувственный, миг счастья, достающий до самых скрытых уголков души…

Они лежали рядом, откинувшись на подушки, их пальцы сплелись воедино, продолжая передавать ощущение нежной близости от одного разгоряченного тела к другому. И он, и она лежали с закрытыми глазами, продолжая испытывать необыкновенную ласку к любимому человеку….

Во всяком случае именно это испытывал Джон. И ему казалось, что и Мари ощущает тоже самое. Он продолжал сжимать ее нежную ладонь с своей, одновременно поглаживая большим пальцем шелковую кожу её руки. Он услышал её вздох, она выпростала свою руку и села на кровати. Повернув голову к ней, он открыл глаза и встретился с ней взглядом. Как только она увидела его взор, она тут же отвела свои глаза, но Джон успел заметить, как блеснули её глаза, он успел заметить в этих чудных зеленых очах, как ему показалось, вспыхнувшее к нему чувство…

– Вставай, бездельник – шутливо произнесла она, – помоги застегнуть то, от чего ты так лихо меня избавил. Снять-то снял, а одевать кто будет?

Она повернулась к нему спиной, одной рукой доставая майку цвета хаки из-под одеяла. Даже при слабом свете, который проникал в комнату из-под двери, ему было видно, как прекрасна её нежная стройная шея, как красива её тонкая спина, как чудно изгибается её стан, переходя из стройной талии в широкие бедра.

– Даже гель на поломанных ребрах выдержал, – то ли с усмешкой, то ли с веселым упреком, – сказала Мари и, вскинув над головой здоровую руку, стала осторожно продевать в рукав футболки раненую. Джон быстро приподнялся, взял майку и помог ее надеть. Потом он достал с пола остальную одежду и подал ей, одновременно придерживая на своих бедрах одеяло. Сев рядом с ней на краю кровати, он смотрел на нее и не мог оторвать глаз от её красивых волос, от её высоко поднятой головы, от её вздымающейся, под тонкой тканью, груди. Мари, в это время поправлявшая волосы, почувствовав её взгляд, повернулась к нему и посмотрела ему в глаза. Она смотрела спокойно, казалось бы, даже чересчур, и старалась всем своим видом как будто отрицать то, что произошло между ними только что.

– Я очень бы хотела надеяться на то, что произошедшее между нами так и останется только между нами, – ровным, ничего не выражающим голосом, произнесла она, продолжая сверлить его взглядом. Её большие зеленые глаза уже не сверкали, в них появилась присущая ей спокойствие, требовательность и уверенность. – Мне это было необходимо, так как это серьезно поможет моему выздоровлению. Завтра мы можем тронуться в путь.

Она проговорила это совершенно безапелляционно и даже где-то требовательно, как бы давая понять Джону, что это была всего лишь просто забота о здоровье.

Он смотрел в пол уже после первых её фраз и в его душе зрела злость. Он не ожидал от неё таких слов, ему всё ещё хотелось обнять её и приласкать, но эти жёсткие слова были подобны ведру холодной воды, вылитому на него. Еле сдерживаемое им раздражение уже было готово выплеснуться в виде потока бранных слов, как вдруг он услышал, во всяком случае ему так показалось, едва различимый шёпот: «не верь ей, она любит тебя» … Он поднял голову и посмотрел на неё. Её губы были плотно сжаты, взгляд суров, и она сидела выпрямившись, ожидая от него ответа. Джон встал, оделся и ни слова не говоря вышел из комнаты. На кухне он увидел, что Патрик уже не спит и, сидя на диване, встречает его взглядом, в котором сквозило сочувствие. Казалось, что он говорит Джону глазами – «всё будет хорошо, не огорчайся». Сев за стол, Джон налил себе вина и отрезал кусок сыра. Затем неторопливо выпил полный бокал этого вкусного домашнего напитка, потом откусил маленький кусочек и стал неторопливо его жевать, оставаясь в мыслях о произошедшем в комнате, продолжая недоумевать о такой резкой смене её настроения.

– Как ты себя чувствуешь, – спросил он Патрика.

– Нормально, только есть очень хочу.

– Придвигайся ближе и накладывай что хочешь, дружище, – Джон ласково потрепал подошедшего парня по плечу.

Они наложили себе еды и стали уминать за обе щеки. Ели они молча, изредка отрываясь, чтобы выпить. Послышались шаги в коридоре, казалось бы, нарочито громкие, шедший как бы старался предупредить о своем приближении. Дверь открылась и вошла Мари. Она успела сделать привести волосы в порядок и умыться и выглядела отдохнувшей и свежей.

– Ну что пацан, выспался? Завтра выступаем, ты готов в дорогу? – прямо с порога весело спросила она Патрика. Но её шутливый тон не вязался с её глазами, которые смотрели на мальчишку как-то осуждающе что-ли, как будто ругая его. Тот сидел, не глядя на девушку, и продолжал есть, как будто не слыша её вопроса. Лишь едва заметный его кивок послужил ей ответом.

– Ну и славно, – подходя к столу и оглядывая его, заключила она. Взяв посуду, она наложила себе мяса, налила вина и приступила к еде.

Джон допил из бокала, встал из-за стола и сел на диван так, чтобы можно было видеть лицо Мари. Он всё ещё не мог окончательно успокоиться и ему очень хотелось каким-то образом прояснить создавшуюся ситуацию. Но он понимал, что сейчас у него это не получится и решил отложить это до удобного момента. Приняв это решение, он заставил себя переключиться на мысли о другом. А именно – «где Пол»? ведь прошло уже несколько часов, а от него ни слуху, ни духу. Уже вечерело, а его всё не было.

– Я пойду поищу Пола, – произнес он, вставая с дивана и направляясь к двери. Взявшись за ручку, он резко повернулся и глядя в упор на Мари, сказал, – ты справишься здесь если что?

– Ага, – продолжая есть, не отрывая глаз от тарелки, ответила девушка.

– Всё будет хорошо, Джон, найди его, пожалуйста, – слова, сказанные Патриком, были не менее убедительны чем его глаза.

Джон прошел по коридору, спустился в подвал и открыв потайную дверь, скрылся за ней. Войдя в низкий сводчатый проход, он включил «ночник» (прибор ночного видения) и стал продвигаться вперед, стараясь идти как можно тише. Коридор изгибался то вправо, то влево, иногда в углублениях в стенах, что-то наподобие ниш, стояли какие-то длинные ящики, они были разные по размеру и по цвету, но все были старые и покрытые паутиной. Пройдя примерно около пары сотен метров, Джон услышал вдалеке какой-то шум и ускорил шаг. Ещё через какое-то время раздался звук выстрела, и, судя по всему, это было совсем недалеко. Он побежал и за очередным поворотом он внезапно увидел следующую картину: посреди небольшого зала, с потолком, уходящим куда-то ввысь, как скала стоял Пол на небольшом столе, а вокруг него носились по кругу около десятка псов разной масти и разных размеров. Тут были и маленькие визгливые шавки, крутящиеся между лапами своих огромных сородичей, которые не бегали по кругу, а слегка присев на передние лапы тихо рычали и скалили страшные пасти в зверином оскале, пытаясь напасть на человека, и средние, какие-то то ли кудрявые, то ли в свалявшейся шерсти псы, носившиеся друг за другом и создававшие ощущение большого количества голодных животных. Глядя на эту смертельную карусель, создавалось впечатление, что все эти псы действовали по четкому плану, имели определенную тактику нападения и, казалось, что каждый из них хорошо знает, как себя вести и что делать, чтобы добиться победы в схватке. Штук пять-семь псов уже валялись бездыханными вокруг стола, но это совершенно не останавливало нападавших. Пол, стоя на возвышении, не двигался, а лишь внимательно смотрел за носящимися собаками, стараясь успеть предупредить первый бросок, который и служил сигналом к общему нападению. Скорее всего, псы готовились к атаке с нескольких сторон, постепенно сужая круг возле своей жертвы. Джон быстро осмотрелся, и заметив сзади большого ящика в одной из ниш, быстро подтащил его ко входу в зал, перегородил им проход так, чтобы ни одна из псин не смогла забежать ему за спину и едва он запрыгнуть на него, как одна из мелких собачонок, заметив его тут же с визгом кинулась в его сторону. «Эта мелочь что-то вроде разведчиков» – подумал Джон и приготовился к схватке. Увидев новую цель, карусель на мгновенье замерла и люди увидели, что все животные посмотрели на одного, не самого большого, а скорее даже среднего размера, пса, который не участвовал в беге, а стоял неподалеку, стараясь оставаться незамеченным и пытаясь находиться за спиной Пола. Тот молча посмотрел прямо в глаза Джону, потом тихо прорычал и карусель возобновилась с прежней силой, но уже в слегка поредевшем составе. Два здоровенных пса устремились к ящику, на котором стоял Джон, но не стали нападать, а лишь, рыча и скалясь, заняли выжидательную позицию, целью которой было явно не дать помочь тому человеку, кто был в центре зала. Мелкая собака, обнаружившая его, продолжала скакать возле ящика, повизгивая и стараясь прыгнуть так, чтобы укусить за ногу. «Ну что же, вы хитрые, но и мы не лыком шиты», подумал Джон, выхватил пистолет и несколькими выстрелами уложил двух псов, которые наиболее близко подобрались к столу, на котором продолжал обороняться Пол. Почти одновременно с этим раздались и выстрелы Пола, которые тоже сократили количество собак на несколько голов. Вожак явно не ожидал такого поворота дел и громко залаял. Видимо это был сигнал к атаке, потому что все окружавшие псы, и самые мелкие и большие, со всех сторон мгновенно бросились на стол, стараясь прыгнуть как можно выше и явно нацеливаясь на определенное место на человеческом теле. Но того, что произошло дальше, они явно не ожидали! В тот самый момент, когда их клыки должны были сомкнуться на теле жертвы, Пол прыгнул высоко вверх и в сторону, делая кульбит, и оказался совсем рядом с ящиком, на котором стоял Джон. Моментально вскочив на ящик, он бросил гранату прямо в центр образовавшегося собачьего клубка и, увлекая Джона за собой, рухнул за стену. Раздался сильный взрыв, после которого у людей заложило уши, но всё равно они смогли услышать дикие визги, лай и почти человеческие стоны. Поднявшись из пыли, они заглянули за угол и увидели страшную картину: повсюду валялись куски собачьих тел, несколько псов были целы, но жутко изранены и скулили, пытаясь подняться. Развороченные туши с разорванными животами и выпадающими оттуда кишками, оторванные псиные головы, кровь стекающая со стен зала и кровь… кровь была повсюду… – всё это было каким-то нереальным и невозможным. Они вошли в зал и несколькими выстрелами добили мучающихся животных. Они, не сговариваясь, подошли к вожаку, который лежал неподалеку, придавленный здоровенным псом без головы и, не скуля, смотрел им в глаза. Он тяжело дышал, но не издавал ни единого звука, хотя было видно, как ему больно. В его глазах не было ненависти, не было мольбы о пощаде, нет – в них было понимание своего поражения и их победы. И он, глядя на них, как бы говорил: «вы победили, это ваш день, по крайней мере – это честно».