Читать книгу Пан. Варианты постапокалипсиса. Фантастические повести и рассказ - Сергей Милютин - Страница 5

РЕТРОСПЕКТИВА

У разных людей разный порог самообладания в стрессовой ситуации. Это банальность. Но определить, кто сломается раньше, заранее удается не всегда. Англичанин Льюис производил на Зайцева впечатление абсолютно невозмутимого человека. Тем больше Зайцев удивился, обнаружив, как этот джентльмен в считанные сутки превратился в законченного неврастеника. При том, что сам Виктор, безусловно, потрясенный до глубины души, продолжал держать себя в руках. Впоследствии Зайцев объяснил для себя это тем, что его детство и юность, когда формируются характер и мировоззрение, прошли в России в обстановке постоянной нестабильности и вечного ожидания «большого пипеца». «Пипец» случился – неприятно, но ожидаемо. В то время как для Льюиса рухнуло само мироздание. Британец полностью потерял опору под ногами, если можно так сказать про человека, болтающегося в невесомости.

Следующие три недели в обществе Льюиса оказались для Зайцева сущим адом. Тот то плакал, то причитал, то вдруг разражался чрезмерными лучезарными надеждами, подражающими абсурдностью и беспочвенностью.

По прошествии времени уже на Земле Зайцев решил, что Льюис своим безумием спас от сумасшествия самого Зайцева, заставив мобилизоваться для сиюминутного спасения жизни, и отвлекая мысли от перспективы гибели неизбежной, но более отдаленной по времени. И от гибели известного ему мира заодно.

***

Зайцев сидел смирно, но начинал раздражаться.

Вокруг него с проводами и присосками неловко и бестолково суетился ассистент Робура по фамилии или прозвищу Маджента. Из тех, у кого на лбу написано – «никчемный».

«Надо же, – подумал Зайцев, – сколько умных и талантливых людей исчезло в ненасытной глотке Пана, а этот absolutely useless живет себе как ни в чем ни бывало». Поразмыслив, однако, Зайцев понял, что как раз тут все логично – зачем Пану есть никчемного?

Робур стоял у стены, и мрачно наблюдал за происходящим, даже пытаясь вмешаться.

– За что Вы нас так не любите, Джеймс? – спросил Зайцев.

– Объяснить? – Робур исподлобья глянул на Зайцева.

– Будьте любезны.

– Вам не понравится.

– Переживу. Я любопытен.

Робур присел на край стола и скрестил руки на груди.

– Как хотите. У вашей команды есть кое-что общее, что отличает от других людей на острове. Дьюи, Вы, Флавиньи, Хенсон – все вы потрясающе спокойны. У вас чисто физиологические показатели – как у людей, у которых все в полном порядке. Ни постоянных кошмаров, ни приступов страха, ни видений, ни панических атак, как у большинства находящихся на острове. Все здесь психически травмированы – особенно после ужасов первых месяцев, да и из-за дальнейших событий тоже. Почти все какое-то время жили в окружении одних присоединенных. Все видели сотни, если не тысячи смертей. Все пережили превращение друзей и знакомых в марионеток. У всех нервы разорваны в клочья. У всех – кроме вас. Вы – равнодушные монстры, абсолютно лишенные сострадания к другим людям. Видимо, это принцип, по которому Пан вас собрал.

Зайцев пожал плечами.

– А что в этом нового, Джеймс? В любой катастрофе больше шансов на выигрыш имеют невозмутимые.

– Нового ничего, – согласился Робур, – Хорошего – тоже.

Зайцев вдруг улыбнулся.

– Знаете, что забавно, Джеймс? По мнению мистера Дьюи главная причина, что нас готовят интакты, в заботе хозяина о нашем психологическом комфорте. Если это так, то, возможно, Вы существуете как самостоятельная личность исключительно благодаря нашему спокойствию. Вы считаете, это повод для неприязни?

– Нет, – с каменным лицом сказал Робур, – Это повод для ненависти. Залезайте в тренажер. Мы уже на десять минут отстаем от графика.

***

Зайцев опоздал на обед, и вышел на веранду, когда Дьюи и Стивенс уже сидели там. Здесь же к его удивлению оказалась и мадемуазель Флавиньи.

– Жанна, – Дьюи ласково и даже, как показалось Зайцеву, с некоторой жалостью, говорил девушке, – Ваша ошибка в том, что Вы считаете, будто у Вас есть какой-то выбор. Когда Вы поймете, что, на самом деле, выбора никакого нет, Вы немедленно успокоитесь.

– Как Вы? – сердито уточнила Жанна.

Дьюи с улыбкой кивнул.

– А если я не хочу покоя?

Дьюи покачал головой.

– Это тоже не Вы решаете.

Жанна надула губы, развернулась так, что у самого лица Зайцева промчался вихрь с легким цитрусовым ароматом. И вышла.

Дьюи хмыкнул, медленно, как бы нехотя, поднялся из кресла, небрежно кивнул и отправился за ней.

Зайцев повернулся к Стивенсу.

– Я ничего не понял. О чем это они?

– А Вы не в курсе? – бортинженер тихо хохотнул, – Некоторое время назад – еще до прибытия на остров, – Стивенс пальцами отбарабанил дробь на ручке шезлонга, – наша Жанна переспала с Паном.

Перед глазами Зайцева немедленно возникла эпическая картина Жанны, совокупляющейся на солнечном песчаном берегу с миллиардом поджарых волосатых латиносов. Он нервно потряс головой. Видение исчезло.

– Вы хотели сказать – с пином? – раздраженно уточнил он у Стивенса.

– А Вы полагаете, секс – только физиология? – бортинженер насмешливо посмотрел на Зайцева, – Тогда Вам в жизни не слишком повезло. Нет, все-таки, она переспала с Паном. И с тех пор мы с Вами для нее как мужчины не существуем. Ее проблема в том, что улетев с нами, она больше никогда с Паном не встретится. А оставшись, вряд ли останется Жанной. Вот ведь дилемма.

– Вот оно что… – протянул Зайцев, – Тогда можете ей передать, что у нее проблемы. Все возлюбленные античного Пана кончили плохо. Одна превратилась в тростник, другая – в дерево, третья – вовсе в скалу.

– Почему я ей должен это передавать? – насторожился Стивенс.

– Ну, меня-то она отшила, – объяснил Зайцев.

– Ах, вот как… Ну ничего, у Вас есть еще две попытки!

Бортинженер гыкнул и похлопал Зайцева по плечу. Зайцев скривился.

– Ну что Вы все время чем-то недовольны, Зайцев? – укорил его бортинженер.

Зайцев пожал плечами.

– По-моему, те, у кого нет никаких претензий к мирозданию, в гробу лежат. А Вас вот прямо все в нашем пребывании здесь устраивает?

– Ну, нет, конечно, – насупился Стивенс, – Вот, например, мне непонятно, почему во время командных тренировок постоянно происходит ротация командира. По-моему, это просто неправильно. Мы задолго до полета должны знать не только, какое у нас будет не только распределение профессиональных обязанностей, но и подчиненность.

– А Вы, я полагаю, рассчитываете на эту должность?

– Почему бы и нет? – бортинженер усмехнулся, – И я уверен, что в этом случае Вы, дорогой Виктор, будете мне подчиняться без возражений. Я ведь Вас давно раскусил. На самом деле, Вы, как всякий русский, уважаете власть, какой бы она ни была. Просто за то, что она – власть. А Ваше фрондерство это всего лишь попытка замаскировать Ваш кондовый конформизм хотя бы перед самим собой.

– Что, так плохо получается? – с нарочитой обескураженностью в голосе поинтересовался Зайцев.

Стивенс весело кивнул.

– А, вообще, Энтони, Вы правы, – вздохнул Зайцев, – тут много странностей для опытного человека. Самое очевидное – почему нет дублеров?

– Каких дублеров? – насторожился бортинженер.

– Ну как же! Каждому члену экипажа нужен как минимум один дублер, который должен заменить первый номер, если тот по каким-то причинам не сможет полететь – из-за болезни, например, или нервного срыва. Без дублеров выход из строя одного человека может привести к срыву всего полета.

– Я думаю, – проворчал Стивенс, – в данном случае Пану виднее.

– Вы полагаете, что дублеры есть, но готовятся где-то в другом месте? – уточнил Зайцев.

Бортинженер промолчал.

– Еще мне кажется весьма логичным вариант, – продолжал Зайцев, – что мы и есть дублеры. А основная команда готовится где-то на континенте, скажем, в Звездном городке. По всем правилам готовится, как следует. Вместе с командой «Большого Эдема» и с уже назначенным капитаном. А здесь – не более чем склад запасных частей, и все тренировки – лишь профилактика, чтобы запчасти не испортились.

– Да идите Вы к черту, Виктор, – буркнул Стивенс, раздраженно выскочил с веранды и чуть не сшиб возвращающегося Дьюи. Проф проводил бортинженера взглядом. Обернулся к Зайцеву.

– Снова Вы задираетесь. Вот зачем?

Зайцев вытянул руку с выпрямленным указательным пальцем вслед Стивенсу.

– А он первый начал.

– Опять прославлял Пана? Так это он больше сам себя убеждает. Здесь же нет микрофонов, – сказал Дьюи, – и камер тоже.

– Откуда Вы знаете? – усомнился Зайцев.

– Я спрашивал у пина. Он мне ответил.

Зайцев озадаченно клацнул зубами.

– Так выходит, мы тут впустую красноречием блещем.?

– А Вы выступаете для Пана? – Дьюи улыбнулся, – Это такой русский способ бунта?

– В самую точку, Эдвард, – кивнул Зайцев и залпом осушил бокал сока, – У нас бла-бла-блацентричная культура. Была.

Зайцев хмыкнул.

– Хотя, по правде говоря, сейчас-то Стивенс был прав. Тут все устроено абсолютно неправильно. Поверьте единственному бывалому космонавту среди Вас. Не так все должно быть в центре подготовки космонавтов. Как будто готовят вовсе не экипаж межзвездного корабля.

– А кого?

Зайцев пожал плечами.

– Да кого угодно. Например, театральную труппу. Смотрите: Мейбл – инженю, Жанна – субретка, я – простак, Стивенс – резонер…

Дьюи отрицательно покрутил поднятым пальцем.

– Нет, это как раз Стивенс – простак. Резонер – это я.

Старый абориген по имени Жупо нес большой лист зеркального стекла, когда услышал со стороны астронавтской столовой странные звуки. Он аккуратно прислонил лист к стенке, крадучись подошел к веранде, и осторожно заглянул в окно. На веранде в шезлонгах сидели двое белых в одинаковых оранжевых рубашках и штанах, и давились от хохота. Жупо неодобрительно покачал головой. Неожиданно раздался звон. Лицо Жупо приняло жалостно обиженное выражение. Он отвернулся от окна и понуро пошел к разбитому стеклу.