Читать книгу Облако в погонах - Сергей Молодняков - Страница 3

Мне говорят, что «кайф ловить»

Возможно только в бане,

Но мне приятней воду лить

В своей домашней ванне.

Лежу я в ванне, как король,

Мне Цельсий пятки варит,

А в бане ждёт иная роль –

Там банщик мозг изжарит.

Лежу в родимой – не иду,

Над бёдрами колдую.

В ином же месте, как в аду:

Там бес ревёт, линчуя.

Мне говорят «Не тот парок,

Не та температура».

Но порка веником, дружок, –

Садистов процедура.

Нет, в секту тайную хлыстов

Я не согласен влиться.

Здесь с вас сойдёт по сто потов,

А как багровы лица!

Ведь в бане можно лечь костьми –

Скончавшись от угара.

Родная ванна, внутрь прими,

Спасая от пожара.

В твоей утробе, как в раю,

Я ангелу подобен.

Иль песни громкие пою

Под душем – он удобен.

Или мечтой за облака

Я уношусь в отраде,

Что будто б мылю я бока

Русалке иль наяде.

Итак, всё ясно, господа,

Мне в бане – некрасиво.

Век не являлся бы туда,

Но я любитель пива.

Солнце ласковой букашкой

С облака скатилось.

Утро радугою-пташкой

Вновь принарядилось.

Дождь прошёл, смочив дорогу,

Кошку, одуванчик.

Не молись иконе-Богу,

Деревенский мальчик.

Помолись лесам и долам

В солнечной оправе,

Где поют канонным хором

Соловьи в дубраве.

Помолись ещё старушке

С высохшей клюкою

И малютке-деревушке,

Мне, хоть и не стою.

Солнце вновь ушло в берлогу,

Вышел месяц-зайчик.

Не молись иконе-Богу,

Деревенский мальчик.

 Чёй-то сердце захолонуло,

 Чёй-то кровь застыла в висках,

 И чавой-то в жавот стрельнуло,

 И застыл я, портянку сжав.

 То невеста моя, Матрёна,

 Доставала с полатей квашню.

 Возопил я: «Уронишь, ядрёна!»,

 Отвечает: «Не уроню».

 Опасенья мои напрасны,

 Ведь Матрёна сильней быка:

 Её щёки – яблоки красны

 И округлы её бока.

 Я Матрёну люблю сердечно,

 Лучше бабы мне не найтить.

 Тут уж так мне стало потешно,

 Ну да ладно – пора идтить.

Пусть я – Седой1, а ты – Копчёный2,

И с виду мы не Геркулесы.

Киваешь головой учёной,

Мудрец, поэт-крикун, повеса.

Ты чашу сердца наполняешь

Вином, с которого хмелею.

И, рассуждая, подливаешь –

Подмешивая мысли к зелью.

Я, как и ты, – дружу с искусством:

Строка – аккордом, звук – поэмой.

Но дружба не сильнее чувства.

(Ах, да! Я отошёл от темы.)

Парнишка бравый – то, что надо!

Легко живёшь в стихов стихии.

Границы нет у рая с адом.

То здесь, то там, ты – сын России.

Но почему ж России? Надо

Известия стрелой мгновенной

Весь мир пронзить. Эй, люди, рады?

Вот – сын Земли, вот – сын Вселенной!

Молчат людишки. Ну, Бог с ними!

От дел суетных мы их отрывать не будем.

Господь их сам создал такими,

Что толку бить в веселья бубен?

Нас бросала молодость

На плацовый камень,

Нас водила молодость,

Строем – по нужде.

Присягала молодость

Брежневскому знамени

И желала здравствовать,

В круговой вражде.

Нас имела молодость

В караулах чёртовых.

Нас манила молодость,

Словно грудь четвёртого.

Строевым почином

Подчинили нас,

Старшиной, сучиной,

Исцелили нас.

Чтобы не глядели мы,

Словно волки – в лес,

Чтобы стали плотью мы

Славных ВВС.

Берегли мы молодость

От «сотского» сглаза.

Годы полосатили

Форменный рукав.

Не обезобразила нас

Знания зараза.

Выросли без принципов,

Коль росли без прав.

Вот мы, победители,

Глянцевито выбриты.

К нам как победителям

Всё плывёт само.

Позади нас – молодость,

Впереди ждёт молодость,

Полковая молодость: дамы и вино.

Мороз и солнце; день воскресный!

Голец готов, коньяк прелестный –

Пора, красавица, проснись!

Прогноз отличный, ясны взоры.

Служебные забудем вздоры.

Умойся и Звездой явись!

Вчера борá, как дьявол, злилась,

Метель при «минус двадцать два» носилась,

И штаба бледное пятно

Едва сквозь снега мглу желтело,

И ты печальная сидела –

А нынче… погляди в окно:

Полярный день, как прежде, с нами.

Великолепными коврами,

Блестя на солнце, снег лежит;

Облезлый ДЭС-один3 чернеет,

И ДОФ4 сквозь иней зеленеет,

«Фекальный Шмидт»5 ледком блестит.

Вся комната фонтанным блеском

Озарена. С веселым плеском

Свистит из батареи течь.

Устал я подставлять ей банки.

Так хочется послать всё к … бабке

И хоть куда-нибудь убечь.

Велю-ка заложить карету,

Да не шикарную, а эту,

Что «гэтээской» здесь зовут.

Не много их осталось ныне,

Но, вам, как истинной графине,

Поломанную, но найдут.

Скользя по утреннему снегу,

Друг милый, предадимся бегу

Неторопливой ГТС6.

Мы навестим дома пустые,

Площадки, прежде столь густые,

И кран, торчащий до небес.

Фронты окклюзии прошли,

Но, Боже мой, какая жалость!

В глухой заснеженной дали

Метеостанция осталась.

Стоит она уж много лет,

Тая надежду перемены,

И льет прожектор тусклый свет

На дом с ромбической антенной.

От теплых окон валит пар –

Седой, как стекла старых оптик.

И там, над группой изобар,

Всю ночь работает синоптик.

О, тундра, как ты хороша!

Богами и людьми забыта,

А у синоптика душа

Морозным инеем покрыта.

Творя божественный полёт,

Как будто встарь, как будто в ссылку,

Сюда раз в месяц вертолет

Привозит почту и посылку.

И каждой ночью ему снится:

В косе дочурки белый бант,

Весна и теплые зарницы,

И званье «старший лейтенант».

«Фронты окклюзии прошли…»,

А стих в народе задержался.

Как песнь воронежской земли,

Где ты с Любовью повстречался.

Где офицером стал навек.

Затем служить продолжил в Польше,

Но портил жизнь Валенса Лех

(Теперь уродов стало больше)!

Вот и настал известный срок,

Вам за Амур – с лихвой досталось.

Поэт, он все-таки – пророк,

Коль слово делом отозвалось.

Тайга в Приморье хороша!

Там, вопреки снегам и грозам,

Синоптик мудрый, чуть дыша,

Корпел над картой и прогнозом.

Прошло немало лет с тех пор;

Жена, два сына – что же лучше!

Да и с судьбой не кончен спор,

И бант блеснет в косе у внучки.

В Арбатском округе служить,

Не изменив себе и делу,

Умеешь жить, любить, дружить

И Службой управлять умело.

Кремль рядом, Генеральный штаб –

Пейзаж достойный к юбилею.