Читать книгу По собственному следу - Сергей Мориц - Страница 2

У холода есть звук. Несомненно именно этот звук слышал в то роковое утро Ласло. Отчетливый, душещипательный он проникал сквозь старую оконную раму, подобно искусному и ловкому форточнику. Это был отнюдь не вой пронизывающего до костей холодного ветра, насвистывающего через множество отверстий и щелей образовавшихся в старом дереве обрамляющем хрупкое, замерзшее стекло. В абсолютной тишине и при отсутствии даже малейших порывов ветра, холод нашептывал что-то за окном, издавая характерный лишь ему леденящий голос. Он будто угрожал своим назойливым присутствием, убивая всякое желание покидать тёплую постель.

Неохотно открыв глаза, Ласло попытался вспомнить свой сон. Снилось ли ему что-нибудь вообще? Но тщетно. За окном, едва виднелось. Старые, истрепанные временем шторы, были задернуты, продлевая ночное время суток в комнате очнувшегося ото сна человека. Ещё немного повозившись, Ласло неохотно встал. Кровать со скрипом отпустила его, будто вздохнув от облегчения.

Надев истоптанные домашние лапти, он подошёл к окну. Собираясь раздвинуть шторы, он почему-то замер обернувшись на часы, бесшумно тикающие на тумбе у покинутой кровати, кроме которой из мебели в небольшой комнате был лишь лакированный комод. Стрелки замерли на 5:59. Ласло был очевидно обескуражен, когда минутная стрелка пересекла деление с двумя нулями, и за ней не последовал привычно ненавистный звук трезвонящего каждое утро будильника. Тогда он обернулся и обратил свой взор на яркий календарь, что висел на двери за спиной и лишь тогда до него дошло почему часы не зазвонили в 6:00.

Столь неприветливо застал его первый выходной день.

Вернувшись в уже остывшую постель, Ласло вдруг понял, что уже не хочет спать. Раздосадованный собственной неудачей, он, проснувшись раньше положенного в выходной день времени для сна, бедняга раскачиваясь побрел на кухню.

Абсолютная нагота и отсутствие отопительных приборов в убогом жилище ощущались его владельцем проявлением пупырышек мгновенно и густо укрывших его худое, слащавое туловище.

Хозяину сей скромной обители, было на вид не более пятидесяти лет. Среднего роста, немного сутул, он скрестив руки на животе от чувства назойливой прохлады, что следовала за ним из спальни, открыл дверь, на которой висел один единственный предмет гардероба, на одиноком и слегка заржавевшем гвозде – махровый банный халат полинявшего синего цвета. Поспешно натянув его, Ласло непроизвольно вздрогнул, и закрыл дверь ведущую по всей видимости в ванную комнату. Дальше по коридору его неприветливо встретил пустой дверной проем, что был слева, который то, собственно, и являлся входом в помещение чревоугодия, куда и намеревался разгневанный столь ранним пробуждением жилец.

Окно на кухне было полностью обнажено. Серовато-тусклый рассвет сырого субботнего утра медленно проникал сквозь него. Ласло слегка прищурил взгляд от переизбытка режущего глаза, дискомфортного дневного света. Неглубокие морщины густо избороздили его лоб. Усы и бородка, небольшой длинны, сочетали в себе небывалый контраст черного и пепельной седины. Аккуратно остриженные седые волосы, короткой прической выгодно очерчивали округлость головы. Глаза его были светло-карими, и выражали лишь глубокую и непомерную усталость. Густые брови нахмурились, в сердитой гримасе, а тонкий ровный нос съёжился от глубоко осевшей досады.

Застыв на мгновение у входа, Ласло продолжил свой целенаправленный путь к месту хранения продуктов питания, остановившись у громыхающего от своего возраста, ветхого холодильного шкафа. За открывшейся дверцей, по обычаю не загорелся свет, но в морозильном полумраке все же можно было разглядеть опустевшие полки. Рука голодного мужчины смело потянулась внутрь за чем то скрывавшимся в самой глубине, от взора случайного наблюдателя. Он извлёк оттуда нечто. Предмет отдаленно напоминающий съедобную пищу. Это было похоже на большой кусок сыра, с трудом вмещавшийся в его ладонь, завернутого в плотный свёрток газетной бумаги. Он осторожно, с опаской поднёс его к своему носу. Сделав небольшой вдох, он невольно сморщился глядя на небрежно завёрнутый предмет у себя в руке, а затем снова заглянул в опустевшие недры холодильника, откуда исходил едва заметный пар. Не обнаружив более никаких запасов еды в глубинах оного, Ласло, огорченный более чем прежде, громко захлопнул дверцу бесполезного железного шкафа.

Немного помешкав, он принялся в суматохе открывать все навесные тумбы и шкафчики, в которых кроме кухонной утвари не было ни чего съестного. Мрачное, гнусное утро становилось все хуже. Отдых был напрочь испорчен отсутствием еды и приобретавшим хронический характер недосыпом. Ухудшившаяся за окном погода не компенсировалась внутренним уютом из-за отсутствия отопления и вызывала раздражительность и депрессию. Наконец отыскав желаемое в том небольшом изобилии мебели, которой была обставлена кухня, сердитый мужчина, облегченно вздохнув положил свёрток на изрезанный стол, а рядом зачерствелый ломоть серого хлеба.

Некогда белоснежный чайник теперь весь был украшен гарью и копотью, а изнутри большим слоем желтой, окаменевшей накипи; стоял на чистой, такой же белой плите, которую Ласло не без труда удалось зажечь приложив к этому немало усилий. Пламя плевалось и пыхкало, ещё несколько секунд. А тем временем рассерженный жилец пытался набрать в чайник воды. Кран был беспрецедентно стар и громко требовал срочной замены, издавая нехарактерный звук посапывая и шмаркаясь ржавыми брызгами, прежде чем подал непрерывный поток холодной желтой воды. Трясущимися руками Ласло подставил чайник под напор и быстро наполнил его жидкостью сомнительного качества. Но выбирать особо не приходилось и чайник в сию же секунду был отправлен им на зажженную плиту.

В ожидании кипятка, Ласло принялся готовить себе сэндвичи, применив здесь весь свой кулинарный потенциал. Развернув газетную обертку, он жадно взглянул на заплесневелый кусок твёрдого сыра. Но и тут выбор был невелик. Вооружившись тупым ножом пришлось с завидной точностью обрезать все непригодное к употреблению. После данной процедуры, кусок обеднел едва ли не на треть от своего первоначального размера. Все тем же тупым предметом с пластиковой рукоятью сыр был нарезан на равные по размеру плоские хлопья, легко умещавшиеся на хлеб. Бутерброды для завтрака были готовы, дело оставалось за малым, когда вдруг Ласло с удивлением взглянул на газетный огрызок в который недавно был завернут сыр, перед тем, как собрался от него раз и навсегда избавиться, отправив его к прочим в мусорный хлам. Его внимание привлёк отнюдь не заголовок статьи, и даже не её содержание, да и вовсе не печатный шрифт, а то, что было нанесено прописью, от руки, в самом низу мелким неразборчивым почерком, принадлежавшем не ему самому: «пятнистый единорог придёт к финишу первым» эта фраза была жирно наведена под самым текстом и именно она привлекла его удивленное внимание.

Пронзительный свист чайника вернул его в реальность от раздумий о загадочного смысла послании на клочке скомканной газеты четырехдневной давности судя по нынешнему состоянию облачённого в неё сыра, купленного не ранее понедельника этой недели. Емкость для разогрева воды прекратила назойливый писк, тот час как была снята с раскалённой плиты.

Заваривая небольшое количество сухих чайных листьев в глубокой чаше, Ласло не отрывал взгляда со стола на котором лежала пропитанная жиром газета, не дающая ему покоя, не заметив как пролил небольшое количество кипятка на столешницу у мойки. Ощутив жжение паром, обильно обдавшим его руку он мигом заметил оплошность и немедленно её устранил, засохшей сморщенной, как сухофрукт губкой. Прихватив с собой горячий напиток, он наконец уселся за стол, где началась его долгожданная трапеза. Отправляя себе в рот один бутерброд за другим, он с любопытством рассматривал надпись на дешевом чтиве напечатанном местным издательством, не ведая откуда она могла там появиться. Лишь поглощая последний кусок, он осознал каким он был сухим и не вкусным. Запив это все большим количеством чая, он вдруг увидел как большой усатое насекомое, с короткими паузами, пересекало его изувеченную шрамами от порезов поверхность стола. Это был невиданных им доселе размеров таракан. Их присутствие в его квартире было делом обычным, хоть и невесть каким незаурядным, в силу того, что здесь редко бывало чем поживиться. И хоть их здесь было не так уж много, эта особь была неповторимо упитанным и наглым экземпляром. И вот он уже почти добрался до недавна служившей оберткой продуктам питания газеты, как был коварно заключён в прозрачную тюрьму хозяином кухни в которую он столь бесшабашно проник. Ласло безучастно посмотрел на подлого вредителя, отчаянно пытавшегося выбраться из под стеклянного плена сквозь прозрачный стакан, и забрав с собой газету удалился прочь.

Уединившись в сортире он все пытался вспомнить где раздобыл прессу которой был ныне так яро увлечён. Очевидно приобрёл в газетном киоске как делал зачастую. Но кто был автором этой строки, и что в ней таится за смысл?

Исправно посидев в туалете, он все же отправился обратно в постель. Любопытство терзало его и не давало покоя.

«Если исходить из логической точки зрения», думал он, «пятнистый единорог наверняка лошадь, принимающая участие в забегах. Но кому адресовано это послание, наверняка ведь не мне. Можно ли ему верить?»

Укрывшись одеялом он отложил находку в сторону, и стал рассуждать дальше. И когда мысли привели его к единственному возможному умозаключению, оно приходилось ему мало по нраву и он противился ему, но соблазн все усиливался. Он становился реальностью, за которую хотелось ухватиться.

Дело в том, что Ласло был уже далеко не молод, и устал влачить своё жалкое существование.

Работая рядовым служащим в небольшой и вполне заурядной страховой компании, ему надоело едва сводить концы с концами. Работая простым страховщиком избытка роскоши себе не позволишь.

Пятнистый единорог все не шёл ему из головы. Пытаясь уснуть, он, ворочаясь в постели, безуспешно убеждал себя, что это просто сон или нежелательный плод изголодавшегося воображения. Но в очередной раз открыв глаза, он видел все то же клочок злосчастной бумаги, брошенный им на прикроватной тумбе несколькими минутами ранее. Это было мучительно. Он осознавал всю абсурдность ситуации, заложником которой он неожиданно для себя оказался. Борясь с собственной алчностью, Ласло встал и подошёл к окну. Шторы легко распахнулись и даже хмурый пасмурный день, наполнил комнату лучистым светом. Его взгляд остановился на фотографии в дешевом обрамлении с подставкой, что была на подоконнике, укрытом небольшим слоем пыли. Взяв фото в руки, он с печалью взглянул на увековеченных на нем двух особ женского пола в своей счастливой компании. Обе были брюнетками. Одной из них было на вид не больше шестнадцати и она была красавицей с янтарными глазами и сияющей улыбкой. Другая была постарше, и улыбка её была не столь жизнерадостной, но цвет глаз… Он точно походил на глаза молодой компаньонши. Мужчина ещё некоторое время любовался окружающими его на фото представительницами слабого пола, прежде чем рамка заняла своё привычное место на запылённом деревянном покрытии.

В последующие несколько секунд, он стремительно направился в приемную, где в нервной суматохе перерыл полку с множеством газет с тем же названием, что утром попалась ему толи в награду, толи в наказание. Собрав их все воедино, он вернулся в комнату с охапкой бульварного мусора, небрежно брошенного на неубранную кровать. Принявшись судорожно их пересматривать в хаотичном порядке, он преследовал тем самым единственную возможную цель: найти хотя бы очерк или пусть строку, в которой бы шло упоминание о пятнистом единороге.

Немалые старания принесли свои плоды, и перечитывая статью о воскресных скачках, Ласло отыскал среди участников знакомую кличку: «аутсайдер пятнистый единорог, в очередной раз подтвердил и укрепил свой статус, финишировав восьмым». Не останавливаясь на достигнутом, и продолжив поиски, он обнаружил ещё несколько записей с упоминанием о животном, которым он вдруг стал одержим – единороге пятнистой масти. Сомнений не оставалось, это была скаковая лошадь.

Стало быть, некий таинственный доброжелатель, используя обычную газету пытался передать информацию неизвестно кому, но по неизведанным причинам, она попала прямиком к Ласло в руки, который ныне ломает себе голову, как с ней поступить. Проигнорировать? Или использовать? Восставшая пред ним дилемма.

Будучи в полном замешательстве он складывал все за и против. Анализируя и сопоставляя вероятность, с которой данный экземпляр угодил именно к нему. А что если это чья-то шутка? Если так, то предназначалась ли она именно ему, Ласло? Среди населения давно ходили слухи о том, что забеги проводятся влиятельными чиновниками и мафией. Что в них все подстроено и заранее предрешено. И теперь имя фаворита было в его руках.

Проведя в раздумьях ещё несколько часов, он не заметил как наступила вторая половина дня.

Аппетит отсутствовал, равно как и душевный покой. Пришло время выяснить дату ближайшего забега. Обычно все события подобного рода проходили еженедельно, каждое утро воскресения. И это подтверждалось после прочтения множества спортивных колонок и новостей. Стало быть завтра. К его горлу подступил очередной толстый ком сомнения. Но теперь бороться с уже почти ощутимой победой возможности и вовсе не представлялось. Где-то в глубинах одураченого призрачным будущим сознания, он понимал, что это плохая затея, и пока ещё не поздно, нужно от неё отречься. Но было уже поздно. Он был целиком поглощён собственным воображением, более не в силах противиться ему и остановиться.

Искры надежды сменили стремительно угасающий пепел грусти в его глазах.

Взяв себя в руки, он попытался в последний раз все окончательно взвесить, но незримые весы давно склонились в одну сторону, и не существовало ничего столь весомого, что можно было бы поставить в противовес этой чаше, что предвещала ему столько положительного, ведь взглянув в таблицу, Ласло сосчитал, что ставки, принимающие на пятнистого единорога, позволят ему преумножить своё состояние в четырнадцать раз, что было весьма заманчиво в его положении.

Взбудораженный мужчина снова подошёл к окну. Погода оставалась не изменчиво пакостной. Серое, без единого просвета небо, казалось незыблемой массой олицетворявшей всю его ничтожную жизнь. И лишь ему одному был виден свет в беспросветном тумане бесконечности. Лишь ему уготованно светлое будущее, на которое он, ещё вчера, и вовсе не возлагал никаких надежд.

Опустив руку под поверхность подоконной полки, он ещё раз посмотрел на молодую девушку в рамке, стоявшей на нем. На секунду задержав свой виноватый взор на её улыбке, он достал оттуда чистый конверт. Бумажное изделие было не полым, и судя по тому, как тщательно было утаено, хранило в себе нечто важное либо ценное. Бережно вскрыв девственную макулатуру, Ласло все не решался изъять её содержимое, с тревогой глядя на вполне заурядный продукт древесной переработки.

В конце концов, он попросту швырнул белый почтовый конверт на измятую постель, из которого тотчас же посыпались денежные купюры. Безучастно глянув на свои скромные сбережения, Ласло покинул спальню, решив все же что-нибудь съесть.

Весьма скудный обед в точности повторявший завтрак по своему ассортименту, был употреблен без особого удовольствия. Но Ласло категорически не хотелось выходить за пределы собственной квартиры, и потому приходилось довольствоваться тем, что можно было отыскать в её стенах.

Затем, он несколько раз подряд очень внимательно и скрупулёзно пересчитал собственный капитал, и лишь твёрдо убедившись, что все безошибочно точно, положил накопленную сумму в размере двадцати семи тысяч обратно в конверт, который в свою очередь немедленно угодил на расшатанную тумбу.

Погрузившись в собственные мысли, что роем шумели в его голове, он с предвкушением завтрашнего дня настроил будильник и принял горизонтальное положение в ожидании ночи, с которой должен был прийти и сон. Но только не сегодня. Уснуть не удавалось никак. Множество раз сменив положение тела, закрывая и открывая глаза подобно включателю, он бодрствовал глубоко после полуночи в состоянии эйфории и в предвкушении завтрашнего дня. Бессонница мучила его до тех пор, пока это не стало его порядком раздражать.

Поднявшись, он в очередной, третий раз посетил комнату раздумий и опустошений. После, не находя себе места, он вновь очутился на кухне, где, все не покидая отчаянных попыток выбраться сновал беспощадно заключённый им таракан, на пути к свободе которого, было лишь стекло толщиной в миллиметр, что для него оказалось непреодолимой преградой.

Ласло смотрел на не сломленное насекомое с некой завистью. Ведь окажись он на его месте, уже давно опустил бы руки и сдался, дожидаясь неминуемой участи. Таракан же наверняка сможет прожить так ещё несколько дней, продолжая отчаянно искать выход в безисходности.

Исчезнув на мгновение, Ласло вернулся с одной из газет, перечитанных и перелистанных им сегодня вдоль и поперёк. Свернув её в рулон поплотнее, он приподнял стакан, и проворный разносчик заразы тут же устроил побег, устремившись к краю стола. Покинув ловушку, усатый беглец успел проделать почти половину пути отделявшего его от спасения, прежде чем его настигла газетная хлопушка, под прессом которой, он с хрустом встретил свою кончину.

Ночная расправа над злостным вредителем, немного утешила Ласло, и избавившись от его трупа, и мерзких останков, ему удалось немного вздремнуть перед неумолимо надвигающимся утром. Обрывистые куски ночных сновидений никак не складывались воедино. Абсолютно нелепые и престранные, они сменяли друг-друга абсурдным калейдоскопом прошлого, настоящего и будущего. На смену окровавленного образа исчезнувшей жены, приходили тараканьи бега, которых резко сменяли сцены сексуального характера, с незнакомками, в неизвестных местах.

Привычно ненавистный звук, будивший его каждое утро, сегодня звучал иначе. Звучал торжественно и воодушевленно. Сегодня был особенный день, который непременно изменит всю его жизнь, в чем лично он больше ни капельки не сомневался.