Читать книгу Матрешка богов - Сергей Москвич - Страница 7

– Так, нам надо побыть одним, – Люк решительно встал и помог подняться жене. – Где мы можем уединиться?

– Но вы не можете просто так вот взять и уединиться, – недоуменно выгнул дугами брови Соломон Яковлевич и опять достал трубочку, которая уже почти вся пламенела зеленью. – Это в данный момент абсолютно невозможно.

Наташа продолжала лить слезы, и крылышки ее носа некрасиво побагровели, а сам нос распух и обрел помидорный оттенок.

– Нам надоела вся ваша белиберда! – вдруг вскрикнула она и, утерев нос, посмотрела на мужа.

– Да, – подтвердил он, – нам надо все обдумать и принять решение.

– Ну что ж, – пожевал губами доктор. – Вижу, вы мне не верите. Тогда последний аргумент – надеюсь, он вас убедит пока не искать укромный уголок, а довериться мне.

Он опять заскочил на стол и стал болтать ногами, а затем, чуть склонив голову набок, лукаво прищурился.

– Люк!

– Да!

– Вы, кажется, француз?

– Совсем не кажется, потому что я – француз!

– А на каком языке вы сейчас разговариваете?

– Как на каком? Мы все разговариваем на французском! У вас, например, парижский с примесью Ойля, то есть вы из Нормандии или Галлии, а Наташа говорит с русским акцентом – все понятно.

Во время всей последней тирады Наташа изумленно смотрела на мужа.

– Дорогой, все это время и я, и ты говорили по-русски! Ты что, очнись!

– А я вообще говорю на иврите! – хихикнул Соломон Яковлевич. – Очень симпатичный язык, вы не жили в Израиле? У вас такой говор с картавинкой, как будто вы только прибыли из Хайфы вечерним поездом. Как там водичка на пляжах?..

– Врете вы все, – француз небрежно махнул рукой в сторону доктора и повернулся к супруге: – Ты это чего? Ты ему, что ли, подыгрываешь?

– Подождите, молодой человек, и вы, юная леди, остыньте-ка, а то сейчас подеретесь, – оттолкнувшись руками от столешницы, доктор опять спрыгнул на пол и встал перед парой, заложив руки за спину. – На самом деле все мы сейчас говорим на одном языке. Точнее, мы общаемся при помощи смысловых проекций языка, и ничего страшного в этом нет! Вообще языки разобщают, а не сближают людей, и у нас их давным-давно забыли, в них нет совершенно никакой потребы. Я не буду вдаваться в детали, но те звуковые комбинации, которые мы с вами извлекаем из своих ртов, обретают смысл только тогда, когда мозг может интерпретировать их в значимые формы. – Он внимательно посмотрел на Натино лицо: – Ох, девушка, не надо так глубоко задумываться, а то и утонуть можно.

– Так-так, вы меня призываете забыть язык Камю, Сартра, Франсуа Вийона и Рабле? – набычился французский супруг.

– А вы его уже забыли, точнее вы его и не помнили, потому что его нет вот в этом теле, в котором вы так комфортно сейчас устроились, а есть там глобо-язык, то есть язык, который впитал все языки мира! – парировал казалось бы неотразимый аргумент Соломон Яковлевич.

Наташа, окончательно потеряв нить рассуждений, буркнула, что ничего не понимает, и отошла от спорящих Люка и доктора. Молодой человек тщетно пытался что-то сказать на разных диалектах своей родины, но выходило одно и то же. Хозяин кабинета довольно посмеивался, и было понятно, что спорить бессмысленно.

Ната, отойдя от разгоряченных диспутантов, стала разглядывать предметы на полках, двигаясь все дальше в глубину таинственного помещения. В одном месте между стеллажей образовался широкий проем, который был заполнен шкафом с раздвижными дверями.

– Наташа, умоляю, только не трогайте ничего, – услышала она голос доктора и потянула за ручку скользнувшую в сторону дверную панель. В тот же миг весь кабинет до самой макушки заполнился пронзительным женским визгом и перепуганная девушка стрелой бросилась к мужу.

– Т-там! – заикаясь и давясь испугом, она указала пальцем на шкаф. – Т-т-там покойники! Все одинаковые! Висят! Повешенные! Люк!!! – Наташа схватила супруга за плечо и стала трясти его. – Их повесили!

– Ну вот, я же говорил! – полным укоризны голосом проговорил Соломон Яковлевич и полез в нагрудный карман за зеленой трубочкой. – Эх, Наташа, Наташа! Не бережете вы ни себя, ни нервы, что в вашей ситуации не одно и то же.

Он некоторое время смотрел на трубочку, а затем с торжествующим видом сунул ее на место.

– Итак! Сейчас, Наташенька, – он опять выгнул брови дугами и сделал глаза большими, – вы увидите, как ваши любимые покойники оживают! И не только это, – его лицо приняло загадочное выражение. – Вы увидите себя!

– То есть? – недоверчиво переспросил Люк. – Увидим себя?

– Если быть точным, то свои родные тела, – проговорил доктор и направился к противоположной стене. Здесь он легко откатил стеллажный шкаф в сторону, и за ним открылся коридор без дверей и окон, в глубине которого угадывалось какое-то движение. – Знаете, полезно иногда бывает взглянуть на себя со стороны!

В дальнем конце открывшегося короткого тоннеля суетливо метались рыжие огоньки и степенно шевелись сумеречные тени. Вдруг одним скоком из этой темной мешанины выскочила тележка с высокой рамой, на верхней перекладине которой были закреплены большие вращающиеся крюки. На этих крючьях, как туши в мясном холодильнике, были подвешены две громадные сопливые сосули, которые студенисто колыхались при движении.

– Ага! – почему-то сказал доктор и радостно добавил: – Вот мы и прибыли, точнее – вы прибыли, молодые люди.

Он перехватил тележку на выезде, лихо развернув ее так, что, казалось, желеобразные конусы сорвутся из-под перекладины и шлепнутся на пол двумя огромными скользкими медузами. Но ничего не случилось, сосули отклонились по инерции, волнообразно колыхаясь, и остались спокойненько висеть, а Доктор, семеня ногами, виртуозно припарковал всю конструкцию к столу, на котором недавно сидел и болтал ногами.

– Что ж, есть на что посмотреть, ух! – возбужденно проговорил Соломон Яковлевич и повернулся к молодоженам. – Вот фигура, так сказать, вашей особы, Наталья, не знаю как вас по батюшке, ух, а вот это вы, Люк. Целые и здоровые оба, уф-ух! – Он обтер лоб. – Да вы подойдите поближе, не бойтесь, чего самих себя-то бояться. Уху-хух!

Наташа, тихонько подталкивая мужа вперед, с любопытством уставилась на ту груду студня, где, по уверениям хозяина кабинета, было спрятано ее тело. Люк не очень активно, упираясь, все же нехотя приблизился, и оба они уставились на покрытую живой рябью поверхность подвешенных конусов. Сквозь довольно прозрачную среду дрожащего желе, в котором, будто марево в жару, струились едва заметные потоки, были видны их тела в горнолыжных костюмах, которые висели по стойке «смирно», словно солдатики в детском магазине над прилавком.

– Мамочки, до чего же на нас похожи, – недоверчиво пробормотала Наташа. – Или это все-таки мы и есть?

– То есть получается, что и меня, и тебя в каком-то киселе утопили? – покосился на нее Люк и, неопределенно мыча что-то, стал разглядывать сосули с боков. Доктор тоже склонился к прозрачной поверхности и, хитро скосив глаза на Нату, заметил:

– А ведь если отбросить кисель, то красавцы, честно! – Он аж причмокнул от удовольствия. – По самым высоким разрядам проходят, точнее, проходите.

Супруги, не отвечая, вглядывались в глубину громадных висюлек, даже не смотря друг на друга. Тогда Соломон Яковлевич, чуть отступив и нахмурив брови, опять достал трубочку, которая уже ярко зеленела от кончика до кончика. Затем спрятал ее назад в карман и посмотрел на висящие осклизлые конуса.

– Так, докладывайте, – обратился он к сосулям. – Сначала мужчина, там работы побольше.

Как раз в этот самый момент Люк придвинул нос к самой поверхности, вглядываясь куда-то внутрь, и тут же, прямо перед его лицом, пленка поверхности сморщилась и неуловимым движением сформировала большой, сантиметров на тридцать, рот, который по-солдатски гаркнул:

– Повреждения свода и основания черепа исправлены, клеточная структура в порядке. – Рот смачно чмокнул и скривился в ехидной усмешке. – Были проблемы с эндокринной железой, но это уже не ко мне, это к Гоше. Ой, а чой-то с молодым человеком?

Люк в то самое мгновение, когда рот на сосульке только открылся для доклада, прыжком отскочил назад и замер, весь дрожа от испуга.

– Что-что – предупреждать надо! – почти сорвавшись, крикнул он и повернулся к доктору. – Так и до инфаркта можно довести!

– Ничего страшного, я же врач, вылечу, просто сейчас надо поторапливаться, – заметил он и сухо добавил: – А у вашей жены нервы покрепче будут.

Наташа, также отступив, прижалась к мужу, и они молча смотрели, как Соломон Яковлевич принимает странный доклад. То на одной сосуле, то на другой в разных местах появлялись и исчезали, сообщив нужную информацию, разных размеров рты. Некоторые из них переругивались между собой, отпуская соленые шуточки. В один момент на каждой из сосулек возникло по три рта и поднялся такой гвалт, что доктор был вынужден прервать перепалку.

– Вижу, что все прекрасно справились, теперь пора закругляться!

Он вытащил откуда-то из стены между полок прозрачный шланг и прикрутил его к тройнику на перекладине тележки. От места соединения шли два патрубка, которые были вставлены прямо в желеобразную массу каждой подвешенной груды.

– А ну марш все по своим куклам! – строго произнес Соломон Яковлевич и крутнул крантик на шланге. Тотчас раздалось глоточное бульканье, и по шлангу побежала вязкая жидкость, а сосули стали уменьшаться в размерах, всасываясь в патрубки как насосом. Прошло не более минуты, как на крюках остались покачиваться, как парашютисты на ремнях, два тела, которые были совершенно сухими, а одежда даже как будто выглажена – ни единой складочки.

– Очуметь! – выдохнули хором Люк с Наташей и посмотрели, теперь уже с нескрываемым уважением и страхом, на доктора.

– Ну, это еще не все! – Он отпустил шланг, который втянулся в стенку, и подошел к раздвижной двери, за которой висели Наташины покойники. – Эй, вы там! Готовы?

Дверь скользнула в сторону, и из проема вышли один за другим шестеро абсолютно одинаковых близнецов, белобрысых и покрытых веснушками так, словно их обрызгали из пульверизатора. Они весело толкались, как парубки-призывники в военкомате, и, шпыняя друг друга, беспрерывно веселились.

– Так, галдеж прекратить, не на базаре! – повысил голос Соломон Яковлевич, а потом обернулся к молодоженам: – Это мои помощники, медбратья, так сказать, по разуму. Прошу любить, хотя жаловать не положено! – Потом опять обернулся к близнецам, построившимся в неровную шеренгу: – Представьтесь!

Братья стояли, задорно поблескивали глазами и ухмылялись, но, осознав серьезность процедуры, деловито переглянулись и один за другим шагнули вперед.

– Я – Паша!

– Я – Саша!

– Я – Тоша!

– Я – Гоша!

– Я – Проша!

– Ну, а я – Сигизмунд!

– А почему Сигизмунд? – ошалело спросила Наташа.

– А я последний вылупился! – бодро чеканя слова, совершенно непонятно объяснил крайний левый в шеренге.