Читать книгу Дети Владимировской набережной (сборник) - Сергей Надькин - Страница 3

В июле 1918 года юный командир Кирилка Мерецков взял в свой отряд на подавление вооруженного восстания крестьян в Муромских лесах Игоря Титова. Выжигая коленным железом контрреволюцию, юноша принял в свой в жизни боевое крещение. Побывав в Сергаче, Арзамасе, поведав воды Теши, отряд двигался по нижегородским степям, откуда Игорь не имел даже возможности заехать на родину отца в Иванцево. Подавив выступление восставших, их отряд включили в состав 5 Красной армии под командованием командарма Славина, без отдыха бросили в бой под Канаш, на войну с белочехами.

Входя в боевую группу около 2 тысяч пехотинцев и человек 250 конников с девятью орудиями и одним бронепоездом, ребята повоевали отменно. Повоевав на Канате, полк был переброшен на север к Свияжску, оттуда решительным ударом отбросили врага к самой Казани. Тогда Кирилка Мерецков гордился, что их отряд вошел в 227-й Владимирский полк, которым командовал бывший унтер-офицер Кузнецов. Партийный комитет полка возглавлял коммунист Наумов.

Полк подошел в наступление к стенам Казани. Ребята готовились к штурму города. В глухих лесах на правом фланге им предстояло достойно встретить боевую офицерскую бригаду Капепеля. В боях под Свияжском Игорю Титову довелось встретиться с приехавшим на фронт в составе агитгруппы пролетарским поэтом Демьяном Бедным.

Близка расплата! – слышалась перед наступлением грозна чтившая речь пролетарского поэта. Бойцы дружно аплодировали, радовался товарищ Мерецков, а вот товарищ Титов твердо себе сказал: я не романтик, в слоге стиха ничего не понимаю.

– Люблю по-реальному воевать, а не болтовней языком, – сказал Игорь Кирилки и побрел чистить винтовку, удаляясь прочь с концерта.

Потом кончилась передышка, начались бои. Позже, став маршалом, Кирилка Мерецков расскажет:

– Под Казанью я впервые узнал, что такое обстрел тяжелыми снарядами. Над тобой непрерывно гудит и свистит. Взлетают фонтаны земли и осколков. Бойцы все время кланяются, припадают к земле и отрываются от нее очень неохотно. Каждый стремится найти укрытие и только потом, чувствуя себя в относительной безопасности, начинает оглядываться по сторонам. Особенно болезненно воспринимали отдельные красноармейцы налеты аэропланов. Большинство видело их впервые в жизни. Сбросит бомбу аэроплан где-то за полверсты, глядишь, а цепочка бойцов дрогнула, некоторые поворачивают назад. Двое-трое слабонервных пускались в бегство, лишь заслышав рокот моторов. Другие старались не подавать виду. Так же реагировали сначала на налеты и наши соседи слева и справа – Оршанский и Невельский полки.

Но Игорю это уже было не впервой. Не дождавшись решительного штурма города в первых числах сентября, он попросился у командования перевестись во вторую армию, в корпус товарища Гая, где воевал его родственник на должности командира роты – Витька Филин. А Кирюху Мерецкова ранило на глазах у Титова, когда Игорь принимал в составе 227-го Владимирского полка последний и решительный бой. Позже на финской они не признают друг друга, когда судьба их сведет снова, что они воевали на той далекой гражданской вместе. А потом будущий маршал вспомнит.

К сожалению, недолго пришлось мне шагать рядом с новым другом. В начале сентября перешли мы в наступление. Офицерские батальоны открыли сильный огонь, длинными очередями строчили их пулеметы. Нелегко было поднимать бойцов в атаку. Тогда Говорков встал впереди отряда в полный рост, сзади себя поставил меня и знаменосца. Ребята запели «Вихри враждебные веют над нами…», и отряд рванулся на врага. Не прошли мы и нескольких шагов, как Говорков покачнулся. Я бросился к нему. У него из виска сочилась кровь. Не успел я послать за санитарами, как он скончался.

А огонь врага все сильнее. Что делать? Отступать? Зарываться в землю? Идти дальше? Бойцы смотрят на меня, кое-кто уже ложится. Я закричал и побежал к железнодорожной насыпи. Оглянулся – все бегут за мной, вроде бы, никто не отстает. У насыпи залегли. Подползли ко мне ротные, спрашивают: «Товарищ комиссар, окапываться, или мы тут ненадолго?» Я оглянулся как бы по инерции, но Говоркова уже не увидел. Медлить в тот момент было нельзя. Вспомнив уроки Говоркова, поставил ротным задачу, затем сказал: «Как встану – вот и сигнал. Атакуем дальше!»

Огонь стих. Только мы поднялись – видим, навстречу бегут золотопогонники со штыками наперевес: рты раскрыты, а крика из-за стрельбы не слышно. Сцепились врукопашную. Я расстрелял всю обойму во вражеских пулеметчиков.

Пулемет замолчал, а позади него вскочил с винтовкой в руке солдат. Успеет выстрелить – конец мне. Прыгнул я через щиток «максима», чтобы ударить врага рукояткой маузера в лицо, и зацепился ногой. Падая, успел заметить, как тот взмахнул прикладом, и я почувствовал сильный удар в затылок. Потом – туман…

Очнулся на полке в санитарном вагоне. Значит, жив!

По прошествии двух суток после взятия Казани Игорь узнал об Освобождении города, готовясь с новым полком в составе 2 армии восточного фронта к штурму родины Ильича – Симбирска. Город уже к прибытию Титова на передовую был окружен кольцом.

Сентябрь 1918 года. Гром орудий около железнодорожного моста через Савиягу, со смелой атакой смело чешский полк в направлении Симбирска. Волга громыхала раскатом орудийного боя, ставшего Игорю Титову первым его боевым крещением. Их славный командующий первой армией Михаил Иванович Тухачевский бросил в решительное наступление первую дивизию под командованием товарища Ежескяна. С криками призыва: «Даешь родину Ленина Симбирск к 12 сентября 1918 года!» Красная армия с трех сторон ворвалась на плечах отходящего противника на улицы города, давая белогвардейцам один лишь коридор для отступления к Волге. С кавалерийским отрядом Игорь догнал заехавший вперед на улицы легковой автомобиль товарища Гая. Потребовал перекрыть путь отхода врагов к Волге.

– Давай, давай, давай! Ты кто, товарищ? – задал вопрос из автомобиля одетый в каракулевую шапку с папахой товарищ Гай.

– Я – красноармеец Титов.

– Скачи, товарищ Титов, туда, в бой, возьми пленных, а лучше руби их всех на месте, с плеча. – дал добро командующий железной дивизии.

Игорь дернул уздечку коня, крикнул: «Ура! Даешь город Ленина, город мировой революции!» и повел за собой эскадрон бойцов с атакой к Волге наперерез бегущему туда противнику. Рубился в кровь. «Не давай врагу дороги к отступлению до тех пор, пока командующий армией Михаил Тухачевский не дал команду на телеграфе». «Москва. В кремль. Троцкому. Задание выполнено. Симбирск взят».

Так Игорь Титов стал командиром эскадрона. Назначен лично Тухачевским. Игорь поскакал к тюрьме выпускать заключенных. На параде на главной площади города Соборный построил бойцов своих в железный строй. Встречал автомобиль комдива Ежескяна, крича: «Ура Гаю!» Игорь давил к выкрику: «Даешь Самару!» Товарищ Гай крикуну: «Даешь телеграмму «Москва. Кремль. Ленину». Взятие вашего родного города – это ответ за одну вашу рану»…

По окончании парада – банкет победителей. Но Игорь не был на банкете. Он с бойцами ходил по городу, ловил, расстреливал красноармейцев, застанных в мародерстве. Своих боевых товарищей, выполняя приказ командарма Тухачевского, расстреливал, наводя в городе революционный порядок. В первых числах октября после ожесточенных боев дивизия ворвалась в Самару. В первых числах марта 1919 года полк, где сражался Виктор Филин и Игорь Титов, переместился из Самары в район Вятских полей, входя в состав 2-й армии восточного фронта. Один за другим падали под ударами войск Колчака города, Ахнск, Осу, Бирск. В середине марта пала Уфа. Колчак подходил к Елабуге. 28 дивизия колонами проходила улицы города, двигаясь к линии фронта. Ревевшая с горизонта дальняя боевая канонада, напоминавшая Филину бой в прусском городе в первые месяцы Империалистической войны, к рассвету окапавшись на окраине города в обустроенном под штаб доме, командиры устроили серьезный боевой разговор.

– Главные силы Колчака сосредоточены в районе Байска. Восьмая Камская дивизия без полка, 32-й полк данной дивизии занял Мензелинск, – сообщил комдиву Азину заместитель комполка под командованием Василия Чуйкова Виктор Филин.

– Полк в Набережных Челнах – четыреста штыков и сабель. В полку – сорок три коммуниста, остальные добровольцы, – захотел уточнить военный комиссар Телегин.

– В полку – 43 коммуниста, остальные добровольцы, совместными силами, думаю, мы сможем выбить противника из Мензелинска, иначе из Бирска сюда пойдут главные силы колчаковской дивизии, и тогда нам будет трудней, – докладывал совещанию Чуйков.

– Верно, по-революционному думает товарищ Чуйков. Пассивно оборонять Набережные Челны тактически неверно. Выгодней позиций для боя в данном районе нет. Сидеть на берегу Камы и ждать противника не годиться, – слышал Филин взрывной голос Юрьева, говоривший на всю комнату. – Ты ведь годика на три товарища Чуйкова моложе, питерский парень. Я б с тобой все в разведку сходить думаю, в деле тебя посмотреть. – заявил Филин на весь главный командный состав присутствующих.

– Во время боев на Северной Двине с англичанами наш полк опыта боевого набирался, – сообщил уверенным голосом товарищам Юрьев.

– Так-то оно так, только вот с какой стороны город брать будем, товарищи, как ты считаешь, товарищ Филин? – ставил открыто вопрос командир дивизии Азин, обращаясь уже к наклонившемуся к очертанию Филину.

– Я думаю, атаковать противника нужно ночью.

– План есть? – спросил Филина Азин.

– Сороковой полк с ротой коммунистического батальона обходит Мензелинск с юга. Начинает атаку с наступлением рассвета. Батареи товарища Маклена штурмуют город в лоб.

С рассветом мороз становился крепче. Цепи красноармейцев, покрикивая растянутое «Ура», потянулись на город. В центре слышалась стрельба. Звон церковных колоколов подгонял ужасом бегущих по городу белогвардейцев. Наседая на бегущих, отряд красноармейцев ворвался в городскую почту. Теперь помещение служило под штаб полка. На столе не прекращая звонил телефон.

– Это ты командир?

– Я?

– С тобой говорит 32-го Камского полка капитан Колышев, – слышал снявший трубку Чуйков.

– Здорово, а ты с какого света? Как у тебя дела? – громыхнул в трубку голос Василия.

– Дела отличные, а ты и твой комиссар веревку ищите.

– Обязательно найду веревку и буду беречь, чтоб при первой нашей встрече тебя повесить.

– Это ты мне, падаль краснопузая – дворянину, офицеру? Со мной разговариваешь, морда жидовская? Да я тебе живот распорю нагайкой! – ругался по-колчаковский ваше благородие.

– Знаешь что? Я тебя сам завтра саблей застану, рубать в кровь буду! Задница твоя колчаковская!

– Задница твоя голая! Видел я, каким кавердалом шли в наступление твои боевые порядки. Со смеху можно лопнуть!

– Я видел, как твой образцовый полк со страху удирал от нас быстрее зайцев!

– Погоди, сволочь, я до тебя доберусь! Ты понял меня или нет? – громким голосом и серьезно разговаривал на проводе Чуйков.

Капитан Колышев бросил на том конце провода аппарат трубку. Больше говорить ему было не о чем.

– Ты с кем разговаривал, Василий Иванович? – спросил Филин Чуйкова.

– Я разговаривал со штабом капитана Колышева, Виктор Константинович. Мат на мате, на него не хватило.

– Ничего, ничего, у меня мечта знаешь, какая?

– Говори? – нагнулся головой Чуйков к Филину.

– Ну слушай, раз хочешь знать! – говорил строгим голосом Филин.

Заинтересовавшись серьезно, Чуйков повторил еще раз:

– Говори.

– Я возьму в плен целый батальон Колчака, прикажу надеть на рукава солдат бывшего противника красные повязки и отправлю агитировать за Советскую власть, – дал идею Чуйкову Филин.

– Здорово, задумка. Думаешь, получится, товарищ Филин?

– Думаю, выйдет, товарищ Чуйков. Я думаю, задумка неплохая, но сначала надо с товарищем Пылаевым посоветоваться. С комиссаром нашей дивизии.

– Ну ничего, опыт большой агитировать за Советскую власть. Заруби себе на носу, товарищ Филин, – ответом Виктор выговорил, – а то…

* * *

28-я дивизия наступала вдоль железной дороги на Екатеринбург – Сарапул. Юный командир красноармеец Титов с товарищами Азиным и Пылаевым перерубили весь штаб 32-го Камского полка. Игорь с размахом перерубил голову капитану Колышеву. Кровь ручьем протекала по доскам пола. Ненависть влезала в голову паренька, прежде всего классовая. В бою, некогда размышлять, нужно заносить над противником саблю. Влево, вправо, рубить голову врагу и не смотреть на догонявшего, пытавшегося выпрыгнуть в окно противника Пылаева, рубившего саблей поручика на выходе у дверей Азина. За этот бой скоро все трое получили как с куста представление на ордена Боевого Красного знамени.

Позже было предательство начальника дивизии 7-й армии Романова, перешедшего на сторону Колчака. Потом отступление из Елабуги на Бондюжские заводы. Запахом измены в колоннах первого батальона начался бунт.

– Все, хватит, отвоевались! Домой пора! – требовала благими криками собранная на площади Елабуги колонна дезертиров. Все, хватит, голодные в брюхе, словами не кормят! Воздухом не наешься! – кричал, обращаясь к голодным солдатам, товарищ Троц.

– Правильно, – гудела толпа оратору со всех сторон.

– Пулеметы и беспощадный эскадрон нацелены на вас. Первый залп поверху! Если не послушаетесь, всех покосят, всех покосят и порубят! – обратился Петр Якушев к толпе заговорщиков.

– Рубать своих придется, – сказал Василию Ивановичу Чуйкову Игорь Титов. Выхватил с ножен саблю. – Лучше сдаваться, пока не поздно, обратился с призывом в толпу Игорь Титов.

Площадь уже была в плотном окружении бойцов коммунистического батальона. Игорь оглядел бойцов, в руках дезертиров стали подниматься вверх ложки – сдаться на милость советским властям.

– Послушались – и правильно поступили. Другого выход нет! – крикнул бунтовщикам Игорь. Юноша улыбался.

– Давай их сюда! Выводи зачинщиков! – приказал бойцам Петро Якушев.

В сутки шесть десятков из семи сотен бойцов по решению ревтрибунала расстреляли. Приведя в боевые порядки, 2-й батальон получил приказ на рассвете форсировать реку Пойму.

– Чего стоишь, давай!

– Холодно, ноги в судорогу сведет – и каюк!

– Да ничего не холодно! Водичка – кипяток. Берега кисельные, рай! Правый берег, левый берег. – подталкивал прикладом винтовки бойцов Петр Якушев.

За чертой берега вода сразу оказалась по пояс. Пули свистом неслись над головами, переправа виделась как на ладони. За переправой – деревня Бондюга. Отряд за считанные минуты занял окопы противника. Хлебнувший холод воды Игорь преодолел тяжелые шаги. Следом за Петром Якушевым поднимался на высоты, взяв в окопах роту врага. Белые пятились назад. Второй, третий батальон атаковал деревню Тихие горы под угрозой окружения, с руганью заставляя белых бежать, отступая на десятки километров.

– Такой молодой, уже полком командуешь, – разговаривал с Чуйковым за четверо суток до наступление комдив Азин.

– Да, – гордо поднял голову Василий.

– Где тогда твой полк?

– Занимает оборону северней и южней города. Вот здесь, здесь и здесь, – показал, тыкая карандашом на карте, Василий.

Комдив нагнул голову к растянутой по столу карте.

– Долго думаешь оборону держать?

– Он, товарищ Азин, лучше чувствует себя в наступлении, чем в обороне.

– Товарищ Филин по сегодняшний день ходит у Чуйкова в заместителях, товарищ Филин. – сказал комдиву Петр Якушев.

– Товарищ Филин отправляется на Дон на борьбу с Деникиным. – поправил Петра комдив.

Бросил взгляд на стоявшего в шаге Гонихина.

– Это мы потом увидим, как дело с наступлением пойдет. Ребята у нас смекалистые, – говорил строгим голосом товарищ Гонихин.

Прошло два часа, построили полк у штаба. Звучала речь комдива Азина:

– За храбрость и смекалку в разгроме колчаковского штаба – боевой орден Красного знамени. Срубил товарищ Титов беляка. Награждение будет после боя.

Скоро, перед самим боем, гурьба спускалась с высот к реке Вятке. Пять батальонов под звук духового оркестра высадились с парома восточней деревень Яковлева Гора. С крутого берега доносился орудийный гул. Ответом красноармейцев потянулось в цепях громкое «Ура!» «Давай, давай, вперед, час пробил!» – слышалась на барже команда. Оркестр выдавливал мелодию интернационала. Как только баржа сблизилась с берегом, Чуйков поднял к глазам бинокль. Он увидел – со стороны деревни Бессониха поплыла рыбацкая лодка. На судне три офицера противника с поднятыми красными флагами гребут веслами в направлении берега, желая сдаться.

Метров за сотню от берега пароход следом за баржей засел на мель. По команде Чуйкова вскриками: «Давай!» «Даю!» – откликнулось ответным эхом. Оркестр продолжал играть интернационал.

– То-то и оно, давай, прыгай. Водичка-то не ледяная, а теплая. Кисельные берега, только надо отвоевать их! У Колчака! Даешь Урал, ворота Сибири! За Ленина, вперед! – призывал, поднимая бойцов в атаку, Виктор Филин.

Титов прыгнул в воду, вода была по горло. Тело все вымокло, ноги еле передвигали шаг. Сотни красноармейцев, а с ними в атаку идти не страшно. На берегу хорошо видно отступление белых. Их фигурки потянулись на гору, не пытаясь вступить в огневое соприкосновение. Шаг за шагом, скоро вода отступила по пояс, а скоро с приближением к берегу сошла совсем на нет. На берегу громко кричалось «Ура!» Волна за волной атакующие углублялись на плацдарме.

– Ну вот, пошли, голуби ясные, на подъем поскакали. Получилось, значит, бежит беляк! Давай, орудия на гору тяни! Даешь Яковлево! Даешь Терши! – кричал Азин на боевые порядки.

Они шли вперед, делая значительные подвижки.

– Раз, два – взяли, – кричали батарейцы, подкатывая орудия на гору до деревни Яковлево.

Катили по воде вброд по реке Анзирке. Комдив Азин засел на колокольне церкви, превращенной в командный пункт. В воздухе с речного горизонта – орудийный гул красных кораблей, дерущихся с колчаковской речной флотилией.

– Сватка жаркая, брат на брата, русский на русского, ни своей, ни чужой крови не пожалеют. – говорил Чуйкову комдив Азин.

Чуйков тревожно нахмурился в лице, советовал, просил:

– Сюда из резерва надо еще одно орудие присоединить, без подмоги пропадем.

– Солнце как на горизонте поднялось, высоко. Самый раз с атакой на плечах завоеванный плацдарм расширить, – сказал на запрос Чуйкова Азин.

– Поэтому, товарищ комдив, разрешите мне с товарищем Якушевым на северную окраину новой Мурзихи на подстраховку батальон бросить. Мало ли чего – не удержим Новую Мурзиху.

– Добро, действуй, – распорядился комдив.

Василий спустился с колокольной лестницы вниз, вышел на улицу. На улице садился на коня, скакал на боевые позиции.

– Вот, ребята, белые впереди, мужайтесь, говорил Василий, добравшись до батареи, видя впереди белые цепи.

Кони кавалерии саблями рубились в кровь. С лошадей падали на землю изрубленные врагом красноармейцы. Казалось, вот-вот противник собьет батальон с завоеванных высот кубарем к реке Вятке. Погонит конной атакой на Анзирку. Там на крутом берегу всех порубят.

– Давай, Якушев, давай! – призвал Чуйков ординарца к бою.

Конь рыжий нес одетого в черную кожанку-куртку Петра, догонявшего вырвавшегося вперед Виктора Филина. Под гул стрельбы они вместе с юношей-командиром рубились в кровь. Ударами сабель с ветром сшибая с лошадей противника, отбивая у конницы противника высоту. Отряд комиссара полка Денисова рубил неприятеля с левого фланга. Фронт выравнивался в цепях. Полки продвигались вперед на пятнадцать километров по тракту на Елабугу. В воздухе с цоканьем копыт лошадей громыхало победное «Ура!».

После боя в глубоком овраге дымили серым дымком полевые кухни. Кололись солдатским нарядом дрова. Связисты тянули от командного пункта провода, устанавливая на позиции. В чугунных котелках варились щи. По окончанию варки повара разливали каждому из присутствующих по порции.

– Товарищ Чуйков, товарищ Филин, товарищ Яковлев, товарищ Гурьянов, присаживайтесь к котелку. Отведайте щей, – пригласил бодрый голос комиссара дивизии однополчан к столу.

– Ну что, ребята, отлично повоевали, теперь добротный обед. Добро пожаловать к боевому стол, – ответил на приглашение Пылаева Филин.

Виктор ел первую ложку щей. Вдруг вспомнил первую русскую революцию.

– Кажется, в мае 1906 года стою на барском мосту. Вижу, под мостом жандармы крутятся – человек шесть, кого-то высматривают. Я им кричу сверху, спрашиваю – арестовали кого? Мне в ответ – вон он!

– А ты чего? – оглянулся на Филина Пылаев.

– А они? – спросили Филина другие ребята хором.

– Побежали за мной, – улыбнулся Филин.

– А ты?

– Кричу фараонам – догони, попробуй!

– И догнали? – задал вопрос Пылаев.

– Не догнали.

– А там кого ловили, у реки? – поинтересовался у Филина Василий Чуйков.

– Ловили нашего брата революционера, точно не меня.

– Витя Филин взял огонь на себя. И как птица голубем взлетел в небеса. – рассмеялся тогда Филипп Гурьянов.

– Всю сознательную жизнь боремся за Советскую власть. За идею мировой революции, – объяснил Филин товарищам.

Тогда его упрекнули.

– Ты богач, за крошку муки в бой идем.

– Я отказался от своих родителей, – сказал коротко Виктор. – Вот, пожалуйста, началось, – услышав орудийную стрельбу со стороны противника, оторвался от миски Виктор Филин.

Владимир Мартинович Азин первым оставил полевую кухню, бросился бегом к батарее. На бегу он еле успевал отдавать приказы:

– Полковой комиссар Денисов, остаешься на высоте, здесь все на тебе. А ты туда, товарищ Чуйков, я – назад к Мурзихе, – успел передать приказ Азин.

– Там неспокойно, – слышался голос Василия.

– Спокойно теперь одно – на том свете только, – успел перекликнуться Денисов с Чуйковым.

Василий устремился к высоте.

– Бегут, бегут бойцы 43-го полка. Деру дали по всему фронту! Остановить некому!

– Дак чего же ты не остановил? – отзывался на крик юноши Василий Чуйков.

Со склона горы на расстоянии километра в сторону ползли белогвардейские цепи. Под ногами красных бойцов рвались пущенные противником фугасы. Бойцы в панике сбиваются в кучи. Бегут по сторонам куда глаза глядят. Игорь оседлал коня, скакал на выручку 43-го полка.

– Эй, придурки, вы чего делаете? Я никого не отпускал.

Открыл стрельбу в спину из нагана по бегущим. Один дезертир упал, покрякивая, на опаленную боем землю. После сразу разрядил обойму еще в двоих. Услышал с кургана грохот батареи товарища Матвеева, бившего в самую гущу в центр Мурзихи им на погибель. Конная сорокасабельная ватага Филиппа Гурьянова с развернутым красным флагом в головах мчалась на врага. На глазах Гурьянова несколькими винтовочными выстрелами сразило насмерть комиссара Пылаева.

Отряд Филиппа Гурьянова саблями начал рубку с врагом. Отряд Виктора Филина ворвался в поселок Армалы. На рассвете полк Василия Чуйкова в составе дивизиона Матвеева перешел на скаты горы, спустился на тракт, ведущий к селу Котоловка, наступая на север. Под ногами бойцов-кавалеристов, прицельно сшибая с ног коней на землю, рвались артиллерийские снаряды.

– Ты понимаешь, что происходит, товарищ Филин? Флотилия противника прорвалась по Каме к нам в тыл. Или наши товарищи по ошибке приняли своих за чужих. Моряки приняли своих за чужих!

– Дак что ж ты реввоентрибунал сюда не вызвал, Василий Иванович? – спрашивал Филин Чуйкова.

– Будет виновным трибунал, я сам лично разберусь, – заверил Филина Чуйков. – Там есть два орудия на высоте 232, – советовался Чуйков с Филиным, поднося к глазам бинокль, когда повторно поднялся на колокольню. – Чего думаешь, товарищ командир полка? Нужно конную разведку к батареям. Наверх, колокольне, поднять красный флаг. Гурьянов, Андреянов, давай конную разведку на фланг, – дал команду в трубку Чуйков.

Через час батарейцы речной флотилии прекратили огонь по своим. Цепи противника вновь с высот потянулись в психическую атаку, выдвигая по центру одетого в черную рясу с большим крестом бородатого попа. Штык на штык вытянулись. Метров триста от советских рядов на глазах Филина упал сбитый с коня Василий Чуйков. Василий сразу поднялся на ноги, выхватил с кобуры револьвер, крича натянутое «Ура!», догоняя Филина вместе с бойцами полка, ворвался в цепь противника штык на штык в рукопашной.

Пока разведчики Гурьянова гоняли попа по полю, Игорь Титов во главе отряда воевал за село Армалы, осаждая ведущий на городок Елабугу тракт. По прошествии двух суток полки 28-й дивизии входили в оставленный колчаковскими войсками. Взяли. Впереди ожидало расставание.

– Ну, брат, пора прощаться. Тебе приказ – даешь Урал, даешь Сибирь. Мне в другую сторону. На Дону много борьбы. Деникин наступает на Москву, – говорил Игорю Виктор Филин, прощался с родственниками, в час получения приказа от комдива Азина.

Титов крепко пожал Филину мужественную руку. Оба стоя смотрели на друг друга, пока товарищ Карпов впрягал в телегу конюхам лошадей.

– Где Вася Чуйков?

– Ранен. Говорят, большая потеря крови. Похоже, отвоевал, – слышался в телеге разговор.

Беседа велась долго. Обоз ехал по прямой дороге, как игла. Цепь линии восточного фронта в разрыве между двумя воюющими армиями значительно сократилась. Части 5-й и 2-й армии с полным взаимодействием продвигались с боями на восток. Колчаковский фронт трещал по швам.

В начале июня полк сдвинулся к ближним окраинам Сарапула, сабельным боем выбивая отборные карательные отряды генерала Капеля у деревни Юринова, в четырех километрах левей села Бугря. Когда белогвардейские цепи на расстоянии триста метров пошли к батарее, пошла команда: «Давай!» С гулом и гудением снаряды падали по центру атаки, рубя цепи врага. На глазах у юноши Титова противник бросал на землю винтовки и сапоги, в панике покидая поселок Сигаево.

На следующие сутки кавалерийские части 28-го полка ворвались на окраины Сарапула. Преодолев огневое сопротивление противника, Игорь гнал своего коня выше берега Камы, увидел, как вниз по течению реки сносили плоты с повешенными на столбах висельниками. Людьми. Первый плот, второй, четвертый, шестой. К берегу причалила баржа-душегубка, полная набитыми в трюмах трупами замученных белогвардейцами людей. Игорь – высокого роста темноволосый, кудрявый, с серьезным взглядом лица парень. Стройный, шестнадцати лет от роду. Смотря на белый террор, юноша хватался за кобуру.

– Рубать буду, рубать! Кровью харкать должны! – негодовал, клянясь в ярости, паренек.

Его одернул Михаил Закомалден – красный рубака с пышными деловитыми усами. Роста выше низкого, серьезный на вид человек.

– Ты у нас тоже чудак. Куда нестись напролом, с ног, без головы? На одной классовой ненависти далеко не уедешь. Нужен еще здравый расчет.

– Какой? – спросил заинтересованно постановкой речи Игорь.

– Пленных брать не будем. Сделаем вид, что берем. Отконвоируем на баржу, на реку, и потопим. Я тогда тоже приму участие в жестокости на жестокость. Они наших людей не пожалели, а почему мы их должны жалеть? – говорил вполне справедливо, рассудительно Закамалден, скрывая на лице гнев.

– Врагу нет пощады, за каждого повешенного я буду бросать в воду десять утопленников, – заверил Закомалдина Игорь. – И тогда будет светлое будущее, Советская власть, Мировая революция! – говорил заклято Титов.

Ночью громыхала колчаковская флотилия, с реки в потемках выпускала по улицам города рвущиеся фугасы, пугая мирно спавших жителей города. На улицах горели дома. Береговая батарея красных ответом затеяла дуэль. Крупный пожар пожирал плывущие по реке две баржи противника.

Колчаковский флот отплывал на север на Пермь.

– Пермь – город-погибель Колчаку будет. Потом, по пришествия многих лет, трактиры вместе с посетителями, с машинами гореть будут. Падать с неба на землю аэропланы, – рассуждал, глядя на горевшие баржи, в темень Михаил Закомалдин. – Роковой город – Иркутск, погибель Колчаку, – оканчивая разговор, повторялся усатый рубака.

– наигрывала с напевом гармониста на площади веселая гармонь. Молодежь, не дожидаясь конца танцев, записывалась в добровольцы. Праздник освобождения города от войск Колчака шел в полном разгаре, когда на площадь пришел Игорь с товарищами. В порыве танца пригласил первую попавшуюся ему девушку. Девушка кружилась, улыбалась. Он ей представился: «Игорь». «Я Людмила», представилась хрупкая девушка, годика на два постарше Игоря по возрасту. Так познакомились. Следующим танцем вместе отплясывали польку. Люда заявила, обрадовав паренька:

– Желаю вступить в Красную армию. Воевать вместе с ней за власть советов с Колчаком.

Пока шли танцы, вместе со всеми Люда плясала польку, другой отряд товарища Гурьянова грузил на подводы вынесенное с городского банка трофейное золото, взятое у Колчака. После выгрузки ночью красные отряды покинули Сарапул, оставив для охраны города небольшой отряд, увезя захваченные ценности с собой.