Читать книгу Прямо сейчас - Сергей Нагаев - Страница 3

Тем временем к Даниле и Ксении, которые увлеклись игрой на бильярде, подошла темноволосая девушка в брючном костюме.

– Ксюха! – сказала она пьяненьким голосом, взяла Ксению за локоть и, тут же глянув на Данилу и кивнув ему («Привет, я Оля!»), снова обратилась к подруге: – Ксюш, ты не видела, здесь писатель куда-то прошел?

– Очень приятно, а я – Данила, – сказал Данила.

– Ага, – сказала Ольга, вновь бросив на него взгляд (на сей раз почему-то удивленный), и обернулась к подруге. – Ну, куда писатель-то пошел?

Данила вспомнил о своей чашке кофе и, сказав Ксении: «Я сейчас», отошел к стойке бара.

– Писатель? Какой? – Ксения прицеливалась и слегка отстранила Ольгу, чтобы та, будучи после нескольких коктейлей, не толкала ее.

– Какой-какой – бухой, – сказала Ольга.

– Фамилия такая? – рассеянно спросила Ксения.

– Блин, Ксюха, ну не тупи. Это ты напилась или я? Фамилия у него Кутыкин. Я разве не сказала? Он пьяный в хлам, еще хуже меня.

Данила вернулся к игре, нескольких секунд было достаточно, чтобы выпить остывший, приторный кофе и расплатиться с барменом.

– Как, говоришь, его фамилия? – спросила у Ольги Ксения.

– Виталий Кутыкин. Никогда не слышала?

– Да нет, почему? Слышала. Но не читала.

– Ну, без разницы. Пошли, найдем его, – сказала Ольга.

– Зачем? Я играю, не видишь? И вообще, ты давай присядь-ка здесь рядом на стуле, я сейчас быстро доиграю, и поедем. Тебе завтра на работу, сама же просила, чтобы я тебя тормозила.

– Ну, знаю я, господи, – Ольга открыла свою сумку и стала там что-то искать. – Потащусь я на эту работу, никуда не денусь. Вот, смотри, – она вынула из сумки небольшую книгу и шмякнула ее на бильярдный стол. – У меня с собой как раз его книга. Только что вышла.

Данила посмотрел на книжку. Посредине белой обложки располагался рисунок, где неправдоподобно крупный таракан сидел, подбоченившись, на пуфике у затейливого трюмо и, как барышня, с кокетством смотрелся в зеркало. При этом в отражении почему-то фигурировал зеленый богомол. Получалось, что обычный рыжий обитатель грязных кухонь видел себя в зеркале благородным диким насекомым. На спине таракана была помещена черная латинская буква «g», неровная, словно выведенная рукой подростка, начинающего граффити-озорника. Наверху, над рисунком, значилось: «Виталий Кутыкин».

– А как называется? – спросила Ксения, взявшись за книжицу.

– Написано же, – ответила Ольга, перехватив книжку и показав пальцем на спину таракана, – Видишь? «Джи». Это по-английски.

– А если по-нашему, значит, «гэ»? Хорошее названьице, – сказала Ксения. – Это он такой самокритичный, твой писатель? А почему буква маленькая?

– А почему ей непременно надо быть заглавной? Короче, откуда я знаю? Для прикола, наверно.

– Мало того, что назвал свою книгу на букву «гэ», – продолжила свои рассуждения Ксения, – так это еще и маленькое «гэ».

– A piece of «гэ», – вставил Данила.

Ольга хихикнула, но тут же осеклась, будто позволила себе недопустимое легкомыслие.

– Ладно вам вредничать, – Ольга огляделась. – Куда он мог отсюда двинуть, интересно?

– Может, туда, в ресторан, чтобы догнаться, – равнодушно предположила Ксения.

– Пойду, возьму у него автограф, – сказала Ольга и, уже пятясь в сторону ресторана, спросила у Ксении: – Ты здесь будешь?

– Да, – ответила Ксения и, обернувшись к Даниле, сказала: – Ну, твой удар, маэстро.

Данила, польщенный таким обращением, хорошенько прицелился и с треском заколотил свой третий шар в лузу.

– Йес! – Он достал из кармана мобильный телефон и протянул его Ксении. – Набивай свой номер.

– А ты не торопишься? Мы же до четырех играем, – сказала она.

– А, ну да, – Данила стал подыскивать, каким шаром ударить. Затем положил телефон на стол, ближе к углу, у которого стояла Ксения, а сам прильнул к бильярдному борту из лакированного дерева, неспешно прицелился, ударил – и шар уверенно закатился в лузу.

– Ага! – сказал Данила. – Ну? И ты будешь говорить, что четверка – твое счастливое число?

Ксения пожала плечами.

– Ты победил.

В этот момент Данилу хлопнул по плечу быстро подошедший к столу молодой человек – с усами, худощавый, подтянутый, энергичный.

– Как дела, Даницыл? – сказал он.

– О, а я уж думал, ты не придешь, – ответил Данила и добавил, обращаясь к Ксении: – Это мой друг, Фигаксель… – Представляемый при этом воздел глаза к потолку. – Э-э… то есть Витя, – спохватился Данила.

– Так Витя или… – Ксения взглядом осадила нагловато-изучающий взгляд друга Данилы, – …или все-таки Фигаксель?

– Все-таки Витя, – ответил Виктор.

– Ксения, – холодно-вежливым тоном представилась в ответ Ксения, но сразу же добавила: – Но, кстати, «Фигаксель» звучит прикольнее.

– Может, и прикольнее, – сказал Виктор. – Но лучше – Витя.

– А что такое Фигаксель? – спросила Ксения.

– Да так, кликуха, – ответил за друга Данила. – Вот, забивай номер.

Он протянул ей свой мобильник.

Ксения, однако, не шелохнувшись, продолжала ясным взором глядеть на Виктора.

– Мне просто любопытно, – мстительно продолжила она свои изыскания, – откуда взялась такая кличка – Фигаксель?

– Фамилия у меня – Фияксель, – сказал Виктор и стал поглядывать на Данилу в поисках поддержки.

– Ну вот, теперь все встало на свои места, – Ксения царственно отвернулась от Виктора. – Что ж, Данила, – она взяла у него телефон. – Ты завоевал право позвонить мне.

Но не успела Ксения ввести и пары цифр своего номера, как из ресторана донеслись крики. Там явно разгорался скандал.

– Оля вроде бы туда пошла, да? – спросила Ксения у Данилы, и это был риторический вопрос, потому что они оба слышали, как Ольга сказала, что пойдет туда, и оба видели, как она пошла именно туда, в ресторан.

Ксения вложила мобильный телефон Данилы обратно ему в руку, а сама, взяв с ближайшего кресла свою сумочку, направилась к арке, из которой доносился шум.

Данила положил кий на стол и поспешил за ней, на ходу сказав Виктору:

– Вить, посторожи стол, разомнись, я сейчас вернусь – сыгранем.

Войдя в зал ресторана, Данила подумал, что они с Ксенией, пожалуй, зря беспокоились насчет Ольги. Все, кажется, было спокойно. Но, посмотрев на Ксению, Данила увидел, что она выглядит встревоженной. Ксения действительно интуитивно поняла, что Ольга все-таки попала в переплет. Вернее, еще не попала, но уже на всех парах мчала прямым назначением к станции «Неприятности», которую людям, озабоченным приличиями, следует миновать экспрессом – Ольга приближалась к столику, за которым в одиночестве сидел некто коротко стриженный, в темных очках, с плоским, но при этом одутловатым лицом. Видимо, это и был писатель Кутыкин. Он был пьян и, судя по нервным движениям и злобному бормотанию, был настроен поделиться с окружающими переполнявшей его желчью. Ольга направлялась к этому типу, неся большую рюмку, которую она, похоже, только что взяла в баре, находившемся в левом углу ресторанного зала.

В кармане пиджака писателя заверещал мобильный телефон. Он выудил его, промычал «алле», затем сказал в трубку: «Приду, когда мне вз… звз… вздумается!», дал отбой и положил аппарат на стол.

– Ну что уж мы так разволновались, – приговаривала Ольга, обращаясь к отечному типу, как к капризничающему ребенку. – Ну никто ведь не хочет нас обидеть. Никто-никто.

– Нет! – вскрикнул он, заслышав Ольгу. – Никакие не никто-никто, а все-все-все. И Винни-Пух тоже, – Писатель добродушно усмехнулся собственной шутке, но тут же вновь помрачнел. – Все хотят что-то получить с меня на халяву. Интервью – задарма, автограф – на шару, всё сволочам – free. А может, я не хочу? Может, я, как Тюч… как Чуть… Тютчев – «Молчи, скрывайся и таи»… и это… как там дальше?..

Язык у писателя заплетался сильнее, чем у Ольги.

– Нет-нет-нет, – продолжала, меж тем, гнуть свою линию Ольга, глядя на него с тем особенным сочувствием, с которым смотрят на душевнобольных. – Надо просто сразу сказать людям, что сначала забашляйте. Нам вот сейчас хочется водочки, правильно?

– Да, вот хочется. Афтару хочется йаду. Немедленно!

– Ну и пожалуйста, – она указала на рюмку, которую уже успела поставить на стол. – Водочка за автограф, всё по-честному. Ой, у вас такой же телефончик, как у меня. И тоже зелененький.

В этот момент Ольга увидела Ксению и, старательно артикулируя, но при этом тихо, чтобы не услышал писатель, сказала ей:

– Сними.

Ксения не поняла, и Ольга достала из сумочки свой мобильный, показала его Ксении (но снова так, чтобы не привлечь внимание писателя) и громко прошептала:

– Сними нас. На видео!

Ксения кивнула и нацелила свой мобильник.

Ольга присела на стул справа от писателя и положила на стол перед собой сумочку и телефон.

Тип в темных очках взялся за рюмку, но, поскольку эта емкость была рюмкой лишь по форме, а объемом сошла бы за добрый фужер для вина и, главное, была для писателя явно лишней, он смог одолеть ее совсем не сразу. Произошло это в два захода следующим образом. Сначала он сделал глоток, отпив половину. После чего щеки его вдруг надулись, и одновременно с этим он конвульсивно дернулся, словно кто-то невидимый резко взял его за грудки. Стоявший сбоку от этого фрукта Данила увидел, как за темными очками выпучились его мелкие глазки. Писатель замер. В течение нескольких секунд его плоское лицо было похоже на бубен, как бы выдавленный изнутри вскипевшим содержимым духовного мира прозаика. Затем щеки его сдулись, а глазки вернулись в орбиты. Было ясно, что сдержать у последнего порога рвотный позыв стоило беллетристу Кутыкину немалого напряжения.

Однако, сделав глубокий выдох, он все равно тут же влил в себя из рюмки остатки водки. После второго глотка история с конвульсией и бубном верхнего мира писателя, вспученным под напором его нутряного хаоса, который порывался наружу, повторилась. Впрочем, и на сей раз все обошлось.

Когда писатель Кутыкин пришел в себя и задышал, Ольга вынула из своей сумки книжку «g», раскрыла ее и положила перед ним. Затем еще достала из сумочки шариковую ручку и протянула ему.

– Ну, вот, Виталий Олегович, я вам принесла водку, с вас теперь автограф. Напишите, пожалуйста, что-нибудь доброе и вечное, как вы умеете.

Кутыкин потянулся за ручкой, но не успел взять ее, потому что в этот момент снова дернулся, на сей раз особенно вздыбисто, и в следующую секунду прозаика уже обильно, если не сказать – вдохновенно, рвало прямо на собственную книгу.

Ольга, взвизгнув, схватила сумочку и мобильный телефон со столика, но не успела отскочить, и брызги попали на ее костюм.

Она с отвращением оглядела себя, потом писателя, изгаженную книгу и стол, и тут уж стошнило и ее. Рвотные массы почитательницы творчества Кутыкина тугим потоком хлынули на прилизанные короткие волосы, лицо в темных очках и серую водолазку сочинителя.

– Фу-у! – скривилась Ксения. – Блин, Оля, ну ты даешь!

– Я не виновата, – пролепетала в смятении Ольга, едва закончила ответную реплику в этом обмене любезностями с беллетристом. – У меня культурологический шок.

– Да я не про это, – попыталась уточнить Ксения, только теперь убирая телефон (она и забыла, что снимает на видео Ольгу и писателя). – Какого черта ты вообще?.. – Она с отвращением посмотрела на Кутыкина, который застыл, как ни странно, с просветленным и вполне удовлетворенным выражением лица. Если бы не обстоятельства, можно было бы даже подумать, что он присутствует на литературном вечере и собирается продекламировать публике какие-нибудь проникновенные стихи из русской классики, например, строки того же Тютчева.

– Ну и урод! – сказала Ксения и взяла Ольгу под руку. – Пошли отсюда быстро, а то меня сейчас тоже стошнит.

Данила окинул взглядом малолюдный зал. Никто не обратил на происшествие особого внимания. Видимо, никто, кроме Ольги, и не узнал в пьяном посетителе известного писателя. Данила последовал за быстро удаляющимися из ресторана девушками.

– Ничего-ничего, – на ходу говорила Ксения начавшей всхлипывать Ольге. – Пойдем в тубзик, приведешь себя в порядок – и домой. Мало ли какие придурки попадаются, не переживай.

– Он не придурок, – сказала сквозь всхлипы Ольга. – Он мне рассказал, как ему мало платят за романы. И у него фамилия похожа на кутенка – Кутыкин. Мне его жалко.

– Его фамилия должна быть не Кутыкин, а Блевин.

– Нет, он – хороший, – хлюпая носом, бормотала Ольга.

– То, что он уже хороший, было видно за километр. Блин, ну, надо ж, писатель, а блюет! – Ксения усмехнулась с видом превосходства.

Данила тоже заулыбался и отметил про себя, что и у него возникло это чувство именно не презрения к неприлично ведущему себя посетителю ресторана, а превосходства над знаменитостью: будто бы то, что известный писатель может выпить лишнего и блевануть, как обычный человек, добавляло ему, Даниле, значимости, делало его практически равным писателю.

Увидев ухмылку Ксении, Ольга остановилась, внезапно перестала всхлипывать и сказала:

– Ты, наверно, когда в детстве поняла в первый раз, что твои родители не боги, а всего лишь люди, тоже сильно обрадовалась.

Ксения, конечно, не ожидала подобной перемены настроения и смутилась под серьезным взглядом Ольги, а та в этот момент скосила глаза на Данилу, который по инерции продолжал улыбаться той же самой гаденькой улыбочкой. Данила поспешил выпрямить губы и придать лицу нейтральное выражение, а в голове его мелькнула догадка, что эти его суетливые потуги выглядят, скорее всего, еще более жалко, чем сама ухмылка. Но никаких укоров от Ольги далее не последовало – ни в его адрес, ни Ксении. Ольга сказала: «Ладно», подразумевая, что это мелочь, не стоящая внимания. Все эти обмены взглядами произошли очень быстро, в считанные секунды, и тут же Ольга вспомнила, что на ней брызги блевотины, посмотрела на себя, и вновь лицо ее стало расстроенным, и они с Ксенией скрылись за дверью туалета.

Данила, однако, не так быстро забыл фразу Ольги насчет родителей, которые перестали казаться богами. Он вспомнил, что произошло в последние несколько мгновений, все эти их взгляды, и то, как Ольга одернула их с Ксенией, и ее «Ладно» – словно пылинку с плеча сдунула и забыла; и у него мелькнула мысль, что Ольга могла бы стать ему другом. А Ксения – неизвестно.

Действительно, мысленно задался он вопросом, кем может быть для него Ксения? Собственно, вопрос он в таком вот виде не формулировал – это все были не мысли, а некие всполохи полумыслей-получувств. И первое, что мелькнуло в голове в ответ на собственный вопрос, что Ксения – незаслуженный приз. С подобной девушкой невозможно встречаться, быть на равных, надеяться на любовь с ее стороны. То, что она общается с ним сегодня, – редкостная удача, не более. Ксения может быть только случайной любовной добычей, трофеем. Если ему еще обломится, конечно.