Читать книгу Властелин. Книга 1. Свобода, равенство и братство - Сергей Николаевич Дергунов - Страница 5

Вильгельм, принц Гессена, граф Ганау читал отчет своих придворных евреев о состоянии финансовых дел государства и его личных. Сказать по правде, владетельный князь никогда особо не отделял государственное от личного. И это не удивительно. Других распорядителей и владельцев государственной казны в графстве не было.

В этот раз наследному принцу гессенского дома показалась завышенной сумма просроченных долгов ему от различных земельных баронов. В отчете за прошлый год, насколько помнил граф, эта сумма была меньше.

– Ваше высочество! – прервал занятие принца Вильгельма вошедший лакей, – к вам пришел Майер Ротшильд.

– Кто это?

– Он говорит, что поставщик двора вашего высочества.

– Не помню такого. Ну, пусть войдет.

В зал вошел молодой человек лет двадцати пяти и граф сразу его вспомнил. Это простофиля-еврей, бездарно расставшийся с коллекцией монет, благодаря которой мог обеспечить себя на всю жизнь. Ну, чего он хочет на этот раз? Может, у него есть еще похожая коллекция?

Майер вошел в зал и остановился на почтительном расстоянии от графа.

– Вы ведь пришли ко мне с какой-то просьбой, не так ли? – не вытерпел молчания посетителя граф, – так почему не излагаете?

– Я ждал соизволения вашего высочества, чтобы заговорить.

– Так говорите, в чем ваша просьба?

– У меня не просьба, а предложение, ваше высочество. Оно касается финансов вашего высочества.

– Я не выслушиваю предложения относительно моих финансов от посторонних. Для этого у меня есть придворный фактор.

– В этом и суть предложения: исправить состояние финансов, до которого довел ваше высочество придворный фактор.

Граф от неожиданности плюхнулся в кресло, но быстро взял себя в руки. Теперь ему стал интересен визит этого нагловатого молодого человека. Откуда он знает о состоянии финансов графства?

– Ты хочешь сказать, что знаешь о состоянии моих финансов?

– Я знаю лишь то, о чем болтают в нашем квартале, ваше высочество. Ходят слухи, что доходы от вложений падают, а просроченная задолженность вашему высочеству растет.

– Допускаю, что ты мог это где-то услышать. Что, по-твоему, нужно делать в этом случае?

– Ваше высочество, у меня было много времени, и я разработал систему управления финансами. Я бы не хотел ее расписывать, тратя ваше драгоценное время, но я хотел бы ее применить на службе вашему высочеству.

–Ты просишь дать тебе должность придворного фактора? Но это невозможно! С моими финансами работают люди, которым доверял еще мой дед.

– Прошу ваше высочество испытать меня. Дайте мне просроченный вексель, и я через два месяца обращу его в государственную бумагу по нарицательной стоимости.

Вильгельм задумался. У него было несколько векселей, на оплату которых уже можно не надеяться. Своим придворным евреям он давно поставил задачу продавать такие векселя за половину нарицательной стоимости. Задача оказалась для них непосильной. «Если этот Ротшильд справится, я ничего не теряю, – думал граф. – Даже если за ним кто-то стоит, что он получит? Ничего».

– Пожалуй, я дам тебе такую бумагу. У меня есть векселя графа Саарского на шестьдесят тысяч талеров. Если вместо них ты принесешь бумаги английского займа на три тысячи фунтов, я буду считать тебя самым великим финансистом.

– Я принесу их, ваше высочество.

Получив вексель, Майер прямиком отправился в Амстердам. Он понятия не имел, как он будет превращать бесполезный вексель в самый надежный актив: бумаги английского государственного займа. Однако он помнил наказ Благодетеля: пройти регистрацию на бирже и ждать.

Прибыв в Амстердам, Ротшильд поселился на съемной квартире рядом с биржей. На следующее утро он зарегистрировался и остановился у одной из колонн перед торговой площадкой. Ему было интересно наблюдать за процессом торгов. Жаль только, что он почти ничего не понимал из выкриков продавцов и покупателей.

– Господин Ротшильд? – обратился к нему высокий, русоволосый мужчина лет тридцати пяти.

– Да, это я.

– Я Йохан Верховен. Мне поручено помочь вам в вашем деле. Что у вас?

– Вот, векселя.

– Что вы собираетесь получить взамен?

– Английские бумаги по нарицательной стоимости.

Йохан подошел к одной из множества подставок со счетами и начал быстро перекидывать с места на место счетные кости. Майеру казалось, что в этих перекидываниях нет никакой системы, но его новый знакомый через несколько мгновений объявил:

– Бумаги английского государственного займа на сумму три тысячи сто тридцать три фунта. Бумаги идут номиналом по пятьдесят фунтов, – уточнил он, – значит, я вам должен предоставить бумаги стоимостью три тысячи сто пятьдесят фунтов. Так?

– Владельца векселя устроят бумаги на три тысячи фунтов, так что мне достаточно будет три тысячи сто, – решил поскромничать Майер.

– Так не пойдет, господин Ротшильд. Разве хозяин вас не предупреждал?

– О чем, господин Верховен?

– О том, что нельзя смешивать свой интерес и общий? Вы хотите получить гешефт на общем интересе. Это недопустимо.

– Какой же здесь гешефт? Я просто хотел компенсировать свои затраты на поездку сюда.

– Хорошо, господин Ротшильд. Можете сами продать свой вексель и купить бумаги на любую сумму, какую вам захочется.

– Простите, господин Верховен, я неправильно себя повел. Давайте вернемся к началу разговора. Вы спросили, что мне нужно. Отвечаю: мне нужны английские бумаги на три тысячи фунтов.

– Вы быстро учитесь, господин Ротшильд. Выставляйте ваши векселя за половину номинала.

– А если кто-то купит?

– Сегодня – маловероятно, а завтра после обеда продадите первому покупателю.

Ротшильд простоял целый день, глядя на доску продаж, но напротив его позиции не было ни одной пометки. На следующее утро он вновь выставил вексель графа Саарского на продажу. В обед он увидел цифру «8» напротив позиции векселя. Эта цифра означала номер арочного пролета, где будет ждать покупатель. Ротшильд подошел к восьмому пролету. Там стоял почти двойник Верховена: такой же высокий молодой и самоуверенный тип.

– Простите, – обратился к нему Майер, – это вы собираетесь купить вексель графа Саарского?

– Перестаньте валять дурака. Идите на улицу и делайте это там. Вчера вас многие видели около доски продаж. Пусть сегодня увидят удачливого продавца.

Ротшильд покинул здание биржи. Перед входом он остановился, потянулся, изображая счастливое лицо. Приподнятое настроение портил мальчишка, продавец газет. Противным визгливым голосом он выкрикивал: «сенсация, скоро нас ждет кризис, не дайте застать себя врасплох!».

Газета у мальчишки расходилась влет. Майер едва успел купить экземпляр для себя. Статья о кризисе не впечатлила. Обычное рассуждение с доводами за и против. Получалось, кризис может возникнуть завтра, а может через пять лет. Перевернув газету на другую сторону, Майер увидел броский заголовок: «Что задумал граф Саарский?».

«Граф Саарский смелый человек, – начиналась статья, – он появился в Амстердаме, зная, что именно здесь его кредиторы пытаются избавиться от мусора, в который превратились векселя вышеупомянутого графа. Или он думает, что его никто не узнает? Напрасно он тешит себя такой надеждой. Мало кто способен забыть лицо своего должника. Сколько раз должники являются к нам во сне и вызывают желание обезобразить их лица, вымазать конскими испражнениями или даже отделить это лицо вместе с головой от туловища?

Если говорить серьезно, то только очень веские причины могли заставить графа появиться в Амстердаме. Давайте вместе, мои дорогие читатели, подумаем: какие это могут быть причины? Будем рассуждать логически. Раз он вышел в свет, он перестал бояться кредиторов. Почему? У него появилось нечто, что значительно подняло стоимость его владений! Может, там нашли большие запасы угля или ртути, или золота. Если это так, то он попытается через подставных лиц выкупить свои векселя по бросовой цене. Думаю, никого не надо уговаривать воздержаться от продажи векселей графа Саарского по цене ниже номинала.

Мы собираемся и дальше следить за странными действиями вышеупомянутого графа и оповещать своих читателей о самом интересном».

Майер дочитал статью и принялся ругать себя последними словами. Ну, почему бы ему ни подождать один день? Завтра он без всякой помощи мог продать вексель за семьдесят пять процентов от номинала. Именно с таким дисконтом сейчас продаются английские пятилетние бумаги. Майер кинулся назад на биржевую площадку. На доске продаж он нашел свой бывший лот. Только теперь он был выставлен за восемьдесят процентов от номинала, и кто-то уже прикреплял к нему табличку с номером тринадцать.

Майер прошелся вдоль колонн с анфиладами, надеясь разыскать Верховена, а тот и сам шел навстречу.

– Майер, а я вас ищу. Вот ваши бумаги: ровно на три тысячи фунтов со сроком погашения три года. Мы ведь об этом договаривались?

– Да. Благодарю вас.

– А хотите посмотреть, чем все закончится?

– Разве еще не все закончилось?

– Не рационально заканчивать операцию на самом высоком потенциале.

– Я не очень понимаю ваши термины, господин Верховен.

– Сегодня верхний предел цены векселя – десять процентов ниже номинала. Этот предел определяет вся имеющаяся на сегодня информация о ликвидности векселя и мои ребята на торгах. Через день эта информация обновится, и цена возрастет на сорок или даже пятьдесят процентов.

– Так статья в газете – это ваша импровизация?

– Ну, почему же импровизация? Это наша домашняя заготовка.

Вот это да! А ведь Майер поверил. Он подумал, что статья о графе Саарском – это подарок судьбы. Оказывается, на судьбу здесь никто не надеется. Судьбой здесь управляют. Получается, любой актив можно поднять, и так же любой актив можно опустить в цене, если вовремя подать нужную информацию. Даже интересно стало, что они еще придумают? Надо обязательно остаться и посмотреть.

Через день, ближе к обеду Майер подошел к зданию биржи одновременно с крикливым мальчишкой, разносчиком газет.

«Банки уже не выплывут, – кричал мальчик, – они утонут, если правительство их не спасет». Майер купил газету. Передовицу он даже не стал пробегать глазами. Он наизусть знал эту песню банков: выдают налево и направо необеспеченные кредиты, а когда оказывается, что им нечем платить по счетам, взывают к правительству: помоги. Гораздо интереснее, что было на другой стороне газеты. На этот раз статья называлась «Новая загадка графа Саарского».

«Мы собирались выяснить, – было написано в статье, – что же так подняло стоимость владений графа Саарского? На что отреагировали биржевые игроки, доведя цену векселей графа с пятидесяти до восьмидесяти процентов от номинала? Что заставляет игроков скупать эти векселя, хотя держатели векселей ринулись на биржу, сбивая цену повышенным предложением?

Чтобы ответить на эти вопросы, мы решили разобраться на месте. Приехав в пределы графства, мы поинтересовались, какие у них новости. Оказалось, что на юго-западе графства происходит что-то странное. Туда завозят какую-то технику, там слышны взрывы и это место оцеплено солдатами.

Уголь так охранять, точно не будут. Значит, там зарыто что-то более ценное. Золото? Алмазы? Ртуть? Выяснить это нам так и не удалось. Солдаты охраняли этот участок и днем, и ночью. Зато теперь мы почти уверены, зачем скупаются по бешеным ценам, неликвидные еще вчера, векселя. Видимо, кто-то хочет стать владельцем маленького клочка земли, который сулит большие доходы».

Майер выдвинулся на торговую площадку. Цена векселя на доске продаж неуклонно росла. Сейчас она составляла десять процентов выше номинала. К закрытию торгов она достигла ста тридцати процентов. «Все, как предсказал Йохан Верховен, – думал Майер, – что же они придумают завтра?».

Вооружившись этим вопросом, Майер пошел искать Йохана, но его нигде не было видно. Слегка огорченный будущий финансист отправился в свою съемную каморку. Там его ждал сюрприз. На кровати, не сняв сапог, лежал Верховен.

– Ты как здесь оказался? Ой, простите, вы оказались?

– Давай на «ты». Мне так будет проще.

– Давай.

– Тебе говорят о чем-нибудь имена Йозеф Мозес и Симон Михель?

– Говорят. Это придворные евреи Гессенского дома. Откуда ты их знаешь?

– Я их не знаю. Они зарегистрировались на бирже следом за тобой. Я обратил внимание, что в графе: откуда прибыли, они поставили «Ганау». Ты ведь тоже из этих мест?

– Если это так, я пропал.

– Почему?

– Они продали вексель за сто тридцать процентов от номинала. Привезут Вильгельму деньги и – все, он меня на порог больше не пустит.

– А с чего ты взял, что они продали вексель? Вчера они его действительно продали за минус двадцать процентов, а сегодня купили обратно за плюс двадцать пять.

– Зачем?! Теперь у них векселей даже меньше, чем они привезли!

– Я думаю, они прочли статью в газете, и их обуяла жадность. Они, как и многие рассчитывают на рост цены до двух номиналов. Вчера по площадке уже ходили такие слухи.

– Но ведь цена больше не поднимется?

– Почему? Поднимется. Ненадолго. А потом выйдет экстренный выпуск газеты, и все рухнет.

– Я хочу на это посмотреть.

***

– Что-то мне не хорошо, Сима. У меня свербит в одном месте, а вдруг, завтра цена не вырастет? – делился своими сомнениями главный придворный еврей Гессенского дома.

– Что на тебя такое нашло, Изя? – пытался успокоить патрона его помощник, – разве ты уже забыл про свои расчеты? Хочешь, прямо с утра продадим векселя по цене покупки?

– Зачем ты меня так успокаиваешь, Сима? И что нам это даст? Ты видишь здесь какой-то гешефт?

– Зачем нам гешефт, Изя? Ты забыл, зачем мы здесь? Разве не затем, чтобы пристроить векселя не хуже, чем этот Ротшильд?

– Ты меня удивляешь, Сима! Если тебе не нужен гешефт, зачем ты пошел в придворные евреи? Шел бы в метельщики, там гешефт не дают.

– Ты хочешь сказать, прямо с утра не будем продавать векселя?

– А ты, нет?

***

Наутро цена векселей немного двинулась вверх и остановилась. Подождав два часа, Йозеф дал команду Симону продавать. Тот, не мешкая, выставил лот по цене сто тридцать процентов от номинала. Сразу же рядом с ним возникла запись о продаже аналогичного лота, но за сто двадцать пять процентов. Симон переписал цену на сто двадцать три, его конкурент снизил еще на три пункта.

Йозеф знаком остановил Симона и подозвал к себе.

– Нам нельзя больше снижать цену, – выразил он свое мнение, – иначе мы бледно будем выглядеть пред графом.

– Тогда подождем, Изя?

– Почему не подождать, Сима?

Перед обедом вышел экстренный номер газеты. Статья, которую все ждали, называлась «Разгадка графа Саарского». Мальчишка-разносчик продал всю принесенную партию за пять минут.

Майеру достался, чуть ли не последний экземпляр газеты. Он с интересом начал читать:

«Нам не давали покоя таинственные приготовления на юго-западе графства. Что там? Золото? Алмазы? Но проникнуть внутрь охраняемой зоны никак не могли. Нам сказали, что без специального разрешения самого графа, проход и проезд туда запрещен.

Тогда мы решили получить такое разрешение и направились в замок к графу. Надо сказать, граф встретил нас радушно. На нашу просьбу в получении разрешения он ответил удивленно. По его словам, там проходят стрелковые учения двух батальонов его армии. Охрана там стоит, чтобы цивильное население не попало под случайную пулю или снаряд. Нам показалось его объяснение неубедительным. И мы задали неожиданный вопрос: что делал, в таком случае, граф в Амстердаме неделю назад? Граф, нисколько не смутившись, ответил, что в Амстердаме он не был уже больше пяти лет. Возможно, произошла ошибка, и в Амстердаме видели человека похожего на графа Саарского? Возможно.

Но ведь все наши выводы основаны именно на этом факте! А если это не факт, значит, и все выводы ложны…»

Майер еще не успел дочитать статью до конца, а вокруг послышался треск разрываемой бумаги. Оборачиваясь на шум, Ротшильд видел, как люди комкали, рвали, швыряли газеты и устремлялись внутрь биржи.

Йозеф и Симон не успели в этот раз купить газету, поэтому совершенно не понимали, почему к доске продаж устремились люди и наперебой записывали свои лоты. В первую минуту цена векселей графа Саарского упала до восьмидесяти процентов.

– Надо продавать, Изя! – забеспокоился Симон.

– Кому, Сима? Ты видишь, что кто-то покупает? Я – нет. Я вижу: все продают.

– Изя, а ты помнишь, кто предложил обратно выкупить векселя за сто двадцать пять процентов?

– К чему это ты спрашиваешь, Сима?

– Это я к тому, чтобы, когда будем изливать душу перед принцем, ты не забыл.

– Ну, да. Я помню. Но ведь мы можем не все рассказывать принцу.

– Да? А как ты объяснишь, что векселей стало меньше?

– Почему меньше? Давай докупим на свои деньги.

– Знаешь, Изя, я не настолько провинился пред принцем, чтобы откупаться своими деньгами.

Между тем, цена векселей упала до тридцати процентов от номинала, когда появились первые покупатели.

– Пора покупать, – объявил Йозеф, – ты, Сима, договорись с продавцом. Мне нужны векселя на сумму шесть с половиной тысяч талеров по биржевой стоимости. По биржевой, ты понял, Сима? Но не выше тридцати процентов.

Пока Йозеф ходил в банк и снимал деньги графа, цена на векселя вновь начала расти и поднялась до сорока процентов.

«Да что же это такое», – в сердцах воскликнул вернувшийся на биржу Йозеф. Ему вновь пришлось отправился в банк. Там он снял еще две с половиной тысячи. Наконец векселя на нужную сумму заняли место в нагрудной сумке Йозефа Мозеса. Можно возвращаться в Ганау.

В это время Ротшильд уже ехал во Франкфурт в почтовой карете. Час назад он распрощался с Верховеном:

– До встречи с тобой, Йохан, никогда не думал, что деньги можно делать так легко.

– Это только так кажется, Майер. На самом деле, легко делать деньги там, где ты управляешь процессом. В остальных случаях все зависит от фортуны.

– Фортуна любит достойных, – имея в виду себя, произнес Ротшильд.

– Это да. Только она сама их выбирает. И ее мнение часто не совпадает с твоим.

Йохан кивнул Майеру, давая понять, что разговор окончен и со словами: «Это тебе» – протянул ему пакет.

– Что здесь? – удивился Ротшильд.

– Газеты.

– Зачем?

– Когда я рассказал хозяину, что твои «земляки» докупали векселя, он велел передать тебе газеты.

– И все?

– Все, – отрезал Верховен.

Когда Майер забрался в карету, его захлестнули воспоминания о проведенной на бирже неделе. Вот где теперь делаются огромные деньги. С воодушевлением Майер начал строить планы быстрого обогащения. Но потом вспомнил о придворных евреях – Мозесе и Михеле. Вряд ли они разделяют такой оптимизм.

Прибыв во Франкфурт, Ротшильд, не заезжая домой направился в Ганау. На его удачу граф оказался на месте и согласился принять Ротшильда.

– Быстро вы, молодой человек. Я так понимаю, ничего не вышло?

– Почему же, ваше высочество? Как и обещал, я привез английские заемные бумаги номиналом три тысячи фунтов.

– Но как? Как вам это удалось?

– Это длинная история, ваше высочество, и утомительная.

– Ничего, я послушаю.

Майер рассказал наполовину правдивую историю биржевой игры. Свою роль в ней он, по совету Верховена, ограничил первой стадией, которая была связана с первой статьей в газете. А дальше кто-то включился в игру, и она вышла из-под контроля. Майер не решился участвовать в этой игре из-за высоких рисков.

Вильгельм слушал, задавал вопросы и в конце заявил:

– Это интересней, чем шахматы, а ты говоришь, утомительная история! Ты хорошо поработал. Ты понес какие-то расходы, думаю, сто талеров их возместят.

– Мое единственное желание, ваше высочество – заниматься вашими финансами. Но деньги я возьму. Бедному еврею нужно на что-то жить пока ваше высочество не соблаговолит сделать его придворным фактором.

– Видишь ли, Майер, то, что ты мне рассказал, это попахивает мошенничеством. Я бы не хотел, чтобы мое имя было в этом замешано. Но и терять возможность игры на бирже я не хочу. Понимаешь?

– Вы хотите, чтобы я какие-то операции проводил от своего имени, не являясь вашим придворным фактором?

– Ты согласен?

– Да, ваше высочество.

– А теперь скажи, что бы ты делал, если бы не было этих статей в газете?

– Я в любом случае собирался распустить слухи о найденных залежах алмазов во владениях графа Саарского.

–Хорошо, иди.

Граф, отпустив Ротшильда, уселся за подсчеты. Если все было так, как рассказывает этот Ротшильд, он мог привезти не три тысячи фунтов в заемных бумагах, а четыре тысячи наличными. Есть надежда, что Мозес воспользуется представленной возможностью.

Но рассказ его придворных евреев поразил принца.

По их словам, никакой биржевой игры там не было. Они выставили векселя на продажу, как обычно, за половину нарицательной стоимости, но никто за такую цену покупать не захотел.

– Как же тогда Ротшильд умудрился поменять векселя на английские бумаги по номиналу?

– Ему просто кто-то дал эти бумаги, а про биржевую игру он придумал.

«Могло такое быть? – думал граф, – могло! Ротшильд ведь не знал, что за ним следят. Если все так, как говорит Мозес, кто-то настойчиво пытается подсунуть мне этого мальчишку».

– Хорошо. Идите, – отпустил граф своих финансовых помощников.

На выходе из зала Йозеф и Симон столкнулись с лакеем, несущим на подносе какое-то письмо. Разминувшись с ним, они покинули дворец и только здесь заговорили о том, как им несказанно повезло.

Как только лакей передал письмо хозяину, граф вскрыл конверт и прочел:

«Ваше высочество!

Выражаю Вам глубокую признательность за Ваше доверие к нашему банку. Уже больше двух лет мы ведем Ваш счет в отделении банка в Амстердаме. Руководством банка принято решение с первого числа текущего месяца уведомлять владельцев счета о списании денежных средств, в случае если такое списание санкционировано не лично, а по доверенности.

На основании вышеназванного решения сообщаю…». Дальше шла табличка, из которой было ясно, что сентября одиннадцатого дня по доверенности на имя Йозефа Мозеса со счета сняты две суммы: шесть с половиной и две с половиной тысячи талеров.

Граф отложил письмо. Ничего странного не было в том, что Мозес снял деньги. Странным было лишь то, что он об этом не сказал. Забыл? Выясним это завтра.

На следующий день Майер, как обычно открыл свою меняльную лавку, но поработать ему не дали. В этот раз дежурный возок из Ганау прибыл без сопровождения солдат. Возница заглянул в дверь, скороговоркой выпалил: «Вас ждут в замке», – и вернулся на облучок.

Майер закрыл лавку и, подойдя к возку, открыл дверцу. Оба места внутри были заняты. Там важно сидели двое незадачливых биржевых игроков. Ротшильд вежливо поздоровался и уселся рядом с возницей, взобравшись на облучок.

По прибытии в замок им, всем троим, велели ждать.

Граф уже не спал и мог принять их сразу. Но он недавно прочел книжку по психологии, новомодной науке, и сейчас решил воспользоваться одной из рекомендаций. Суть ее в том, что нужно заставить своего оппонента ждать, если хочешь, чтобы он нервничал. Наследный принц очень хотел, чтобы его оппоненты нервничали. Поэтому он не принимал их три часа, после чего велел пригласить Ротшильда.

Когда Ротшильд вошел в зал, граф долго смотрел на него, пытаясь отметить признаки нервного состояния посетителя. Ничего такого не заметив, граф попросил еще раз повторить рассказ о пребывании на бирже.

Майер принялся рассказывать и когда дошел до первой газетной статьи, граф его прервал вопросом:

– А не мог бы ты вспомнить, о чем написано в статье.

– Могу. Но если вам нужно точнее. У меня есть эта газета.

– У тебя есть газета?! Что же ты молчал?

– Да я не думал, что вам будет интересно.

– Ты можешь сейчас ее привезти?

– Газеты при мне, ваше высочество. Я, как сунул их в кафтан в Амстердаме, так еще и не вынимал.

Майер достал из кафтана свернутые три газетных листка и передал графу. Граф внимательно прочел все три статьи и отложил газеты на стол.

– Подожди в приемной, Майер, – после небольшого раздумья велел граф, – и скажи этим, пусть войдут.

Йозеф Мозес и Симон Михель протиснулись в зал через приоткрытую дверь. Йозеф узнал газеты на столе и понял, что их небольшая ложь раскрылась. Нужно срочно, что-то придумать. Нервозное состояние Мозеса не укрылось от внимания графа. «Значит, психология не врет, – подумал он, – хотя в отношении Ротшильда психологический постулат не подтвердился».

– Сегодня я хочу услышать еще раз ваш рассказ о пребывании на бирже, – выразил желание наследный принц.

– Простите нас, ваше высочество, но вчера мы сказали неправду.

– Вот как? А будет ли мне позволено когда-нибудь узнать правду? – довольный своим сарказмом, произнес граф.

– Простите нас ваше высочество, но нам было стыдно. Мы не смогли устоять перед соблазном заработать больше денег для вас.

– Рассказывайте.

Йозеф начал рассказ. На этот раз он без утайки поведал обо всех неверно принятых решениях. Симон кивал в знак согласия. Лишь один раз он возразил: «Почему вам не сказать, Йозеф, что я был против выкупа векселей за сто двадцать пять процентов?». На что получил ответ: «Кому теперь это может быть интересно, Симон?»

– Это все понятно, – задумчиво сказал граф по окончании рассказа. – Мне непонятно другое, почему для покупки векселей вы сняли мои деньги?

– У меня нет кредита в Амстердаме, ваше высочество. Но я сразу по возвращении собирался внести девять тысяч талеров в казначейство.

– Внесли?

– Не успел, ваше высочество.

– Тогда так. Внесете десять тысяч в казначейство и сдадите в канцелярию все доверенности от моего имени. Вас это тоже касается, Симон. Все. Идите.

– А как мне провести лишнюю тысячу?

– Вам – никак. Казначею скажете, что это штраф за обман.

Несмотря на возникшее отвращение к этим двум персонам, граф не мог так просто от них избавиться. Вся финансовая система Гессенского дома объединена общим управлением, и пока жив отец, ландграф Гессен-Кассельский, за ним остается окончательное решение по придворным факторам. Но постепенно надо обзаводиться и своими.

Наследный принц вышел в приемную и подошел к Майеру.

– Идите в канцелярию и составьте ходатайство на соискание чина придворного фактора, – и, как бы извиняясь за излишнюю формальность, добавил, – без бюрократии в финансах никак.

– А как же игра на бирже, ваше высочество?

– Рискованно это все. Давайте будем богатеть традиционными способами.

– Я приложу к этому все силы, ваше высочество.

Через три дня заветный патент о присвоении чина придворного фактора Гессен-Кассельского дома на имя Майера Ротшильда был у него в руках.

***

Майер, изучая в течение пяти лет деятельность придворных факторов, прекрасно понимал, на чем они имеют свой гешефт. Вообще-то, благодаря особенностям характера, придворные факторы старались иметь гешефт на всем, но основной – получался на скидках за большие объемы. Ни один купец, если он покупал товар для торговли, не мог сравниться по объемам с государственными заказами владетельных князей и баронов. Чем больше объем, тем больше скидка. Придворному фактору остается войти в сделку со своим капиталом, и получить еще большую скидку.

Купленный с большой скидкой товар, можно сбывать оптом, а можно и в розницу, через лавки своих родственников. Насколько знал Майер, придворные факторы без всякого напряжения удваивали свой капитал за год.

В этом его главная загвоздка. Если собственный капитал, тысяча талеров, то за год ты и заработаешь тысячу талеров. Та тысяча талеров, которую он сумел скопить за пять лет работы в меняльной лавке, казалась Майеру слишком маленькой для старта. Чтобы быстро увеличить стартовый капитал, он знал только два способа: или ограбить богача или жениться на его дочери. Можно, правда, ограбить одного, а жениться на дочери другого. По юношеской наивности, он посчитал ограбление более рискованным способом первоначального накопления капитала. Поэтому от плана ограбления Майер отказался без больших душевных терзаний, а к плану женитьбы отнесся со всей серьезностью.

Сначала предстояло выбрать семью невесты. Майер не стал привередничать и устанавливать невыполнимые требования к будущим родственникам. Начав с пяти простых требований, он с удивлением обнаружил, что ни одна знакомая ему семья не удовлетворяет им в полной мере. Постепенно снижая требования путем их последовательного вычеркивания, он оставил всего два, по его мнению, самых важных: достаточность капитала и наличие дочери на выданье.

Наиболее простую задачу: определить в каких семьях есть дочери на выданье, Майер поручил своей шпионской сети из многочисленных племянников. В течение одного дня у него появились сведения обо всех таких семьях, проживающих в гетто Франкфурта.

Намного труднее оказалось отсечь бедных, тех, чей капитал не поможет Ротшильду ускорить его восхождение к финансовому олимпу. Для себя Майер решил, что приданное меньше двух тысяч талеров, он даже рассматривать не будет. Как правило, отец невесты неохотно расстается в пользу дочери больше, чем с десятью процентами своего капитала. Значит нужно искать семью, капитал которой составляет больше двадцати тысяч талеров.

В этом и была трудность. Евреи не кичатся своим богатством, а многие даже скрывают его, чтобы у инспекторов казначейства не появился соблазн увеличить налог. Можно пройти мимо невзрачной лавки, и не догадаться, что в ее тайниках хранятся десятки тысяч талеров. Нет, по внешнему виду домов выбирать нельзя.

Нужно разговаривать с людьми – вот в чем решение.

На следующее утро, взяв с собой список адресов «невест», Майер приступил к поиску. Некоторые адреса он вычеркнул сразу. Здесь была реальная нищета, а не нарочитая бедность. Вычеркнутых «кандидаток» прибавлялось, пока «жених» не наткнулся на лачугу, которая его развеселила. Размером эта лавка была не больше лачуги Ротшильда, зато табличка на ней говорила о чрезмерных амбициях владельца. Надпись на табличке гласила: «Банк Вольфа С. Шнаппера».

Ротшильд вошел в «банк» и почти сразу уткнулся в конторку, за которой сидел средних лет мужчина. Черные волосы с проседью, крупный нос, пухлые губы, умный взгляд темных глаз. Слишком умный для клерка. Наверняка, это и есть владелец банка.

– Я бы хотел поговорить с хозяином этого благословенного дома, – произнес Майер заранее приготовленную фразу.

– И что тебе мешает, юноша?

– Мешает то, что я не полностью уверен, вы ли хозяин.

– В этом ты можешь не сомневаться.

– Тогда я пришел просить у вас выдать за меня вашу дочь.

– Вот как? – искренне удивился банкир, – так-таки сразу и выдать?

– А почему нет? Я выгодный жених. Вчера я получил чин придворного фактора принца Гессен-Кассельского. У меня есть кое-какие сбережения и, благодаря должности, я смогу их быстро прирастить. Если бы я мог рассчитывать еще и на небольшое, тысячи две, приданое, то будущее вашей дочери и наших детей никогда не омрачит бедность.

– Ты хоть видел мою дочь?

– Издалека, – соврал Майер и глубоко в подсознание к нему начал забираться страх.

«А вдруг она совсем страшная? – крутилось у него в голове, – такая страшная, что невозможно будет с ней спать даже с закрытыми глазами».

– Гутле, выйди сюда, дочь – не оборачиваясь и не повышая голоса, произнес хозяин дома.

На его вызов из-за перегородки, которую Майер принял за стену, вышла девушка, и встала подле отца. Они были чем-то похожи, только у дочери все было меньших размеров и на лице смотрелось гармонично, а огромные ресницы и потупленный взор делали ее обворожительной. По классификации Ротшильда она не попадала в категорию красавиц, но была ниже лишь на полторы ступени: между милашкой и очень симпатичной.

Отец смотрел не на дочь, а на реакцию новоявленного жениха. Не заметив ничего оскорбляющего достоинства дочери, банкир сказал, обращаясь к ней.

– Посмотри на него, Гутле. Сможешь ты с ним прожить всю жизнь?

Девушка подняла взгляд на Майера, и он заметил, что один ее глаз немного косит. Но это опустило девушку в глазах Майера лишь до ступени «симпатичная». Юная Гутле покрутила головой, проверяя, заметил ли молодой человек ее косоглазие. Заметил. Но не отреагировал. Такое бывает редко.

– Надо попробовать, папа, – ответила она.

– Тогда иди, дочь, а мы еще поговорим с молодым человеком. Так ты говоришь, что можешь показать свой патент?

– Да, вот он.

Прочитав патент, банкир вернул его Майеру.

– Значит ты, Майер Ротшильд, собираешься забрать у меня мою дочь, да еще и хочешь получить с меня две тысячи приданного?

– Именно так!

– А если не будет приданого?

– Ничего страшного. Просто безбедное будущее отодвинется вдаль на несколько лет.

– Будет тебе приданное, Майер Ротшильд. Даже не две, а две тысячи четыреста флоринов. Приходи завтра в обед. Будем читать контракт.

Ротшильд летел домой, как на крыльях. Две тысячи четыреста флоринов – это двенадцать с половиной тысяч талеров. Об этом он не мог мечтать даже в самых радужных грезах. За такие деньги можно стерпеть и слепоглухонемую уродину. А здесь, подумаешь, глаз чуть-чуть не туда смотрит! Наоборот, если бы не этот мелкий недостаток, приданого могло и не быть.

В контракте, который Ротшильд обсуждал со своим будущим тестем на следующий день, не было ничего необычного. Банкир заботился о своих инвестициях и поэтому предусмотрел возврат полной суммы приданного вместе с процентами в случае развода супругов.

Майер пытался смягчить этот пункт, добавив к словам: «…в случае развода супругов», фразу: «по инициативе мужа». Но отец невесты категорически не согласился.

– Так не пойдет, Майер. Ты должен создать такие условия, чтобы Гутле не захотела с тобой разводиться.

– Хорошо. Где подписать? – взял в руки перо Ротшильд.

– Пока ничего не нужно подписывать, Майер. Я только хотел показать тебе условия договора. Время передумать у тебя есть.

– И… сколько, вы думаете, у меня времени?

– Думаю, год. И Гутле к тому времени повзрослеет. Не созрела она, чтобы рожать.

– Ну, год, так год, – согласился Ротшильд.

***

Свадьбу сыграли в конце лета следующего года.

Как и любая жена, Гутле хотела не только любить, но и гордиться своим мужем. Для того чтобы любить, нужно любить. А вот чтобы гордиться, нужно представлять, чем муж занимается. Краткий ответ мужа: «деньги меняю», ее не устраивал. Женщина продолжала приставать с просьбами рассказать простыми словами о своей работе. Пришлось Майеру уступить и приподнять завесу таинственности со своей деятельности:

– Вот смотри, вызывает тебя, например, граф и говорит: «Мне надо двадцать тысяч имперских дукатов». Ты смотришь: если купить дукаты за талеры, то понадобится пятьдесят две тысячи двести талеров. А если купить сначала гульдены, а уж потом за гульдены купить дукаты, понадобится пятьдесят одна тысяча восемьсот талеров.

– И ты заработаешь четыреста талеров?

– Если бы! Пока поездишь туда-сюда, поменяешь одно на другое, бывает и сотня талеров в расходы уходит.

– Майер, а зачем графу дукаты? – вдруг спросила Гутле.

– Да мало ли зачем, Гути? Может ружья купить, может пушки, а может коней.

– Я вот о чем подумала, Майер, – после недолгого молчания продолжила разговор молодая жена, – ты ведь знаешь, чем занимается мой отец?

– Деньги в долг дает.

– Да, но кому он дает? – гнула непонятную линию Гутле.

– Тем, кто попросит, наверное. Что ты хочешь сказать Гути?

– Деньги у него берут купцы. Они здесь покупают товар за талеры, увозят, например, в Вену, там его продают за дукаты. На дукаты покупают другой товар, везут сюда и продают его за талеры.

– Ну, и зачем ты мне это рассказала?

– Как зачем? Купцам за один оборот хватает денег рассчитаться с банком отца и себе остается не мало.

– Ну и что? Мне порадоваться за купцов? Или начинать им завидовать?

– Зачем ты так, Майер? – с обидой в голосе произнесла Гутле, – я просто хотела сказать, что отец дает деньги купцам под большие проценты, и то они гешефт имеют. А тебе граф дает деньги бесплатно. Что если их через товар пропускать?

– Не все так просто, Гути. Граф не будет ждать, пока я продаю товар. Деньги ему нужны сразу.

– Тогда надо брать товар, который можно продать сразу.

– Вопрос в том, как узнать, что там можно быстро продать? Нужна сеть агентов повсюду.

– У тебя же много племянников, Майер! Чем они не агенты?

– Тем, что полностью доверять я могу только себе.

– А детям?

– Детям?

– Да, своим детям ты доверять сможешь?

– Не знаю. Наверное. Но ведь их у нас пока нет, Гути.

– И не будет, пока не начнем их делать.

***

В то самое время, когда молодая семья Ротшильдов приступила к воплощению своих планов по созданию торговой сети в Европе, две российские эскадры хозяйничали в Средиземном море. Месяц назад они сожгли турецкий флот под Чесмой и теперь обустраивали базы на греческих островах Киклад. Греческое население островов, уставшее от столетий турецкой оккупации, радостно встречало своих православных «братьев» русских. В российское подданство перешло двадцать семь островов Эгейского моря.

А ведь еще недавно над русским флотом потешалась вся Европа. Выйдя из Кронштадта в составе восемнадцати судов, первая эскадра, возглавляемая адмиралом Спиридовым, без всяких столкновений с противником потеряла одиннадцать боевых единиц. Из семи судов, добравшихся, в конце концов, до Средиземного моря, шесть простояли на ремонте в Англии в течение трех месяцев.

«Трепещи, Османская Порта, русские на семи боевых корытах собираются сокрушить весь твой флот…», – издевательски комментировали поход российской эскадры французские газеты. Английские были сдержаннее: «…вряд ли мы можем надеяться на то, что российский флот способен поколебать османское господство на Средиземном море…», – возвещали они.

Когда пределы Балтики покинула вторая российская эскадра в составе семи судов, в европейских салонах перестали обсуждать наряды фавориток, а переключились на арифметику.

– Маркиз, как вы думаете, сколько? – обычно спрашивал один завсегдатай салона у другого.

– Думаю, три, граф, не больше, – отвечал ему собеседник.

– Вы, видимо, сторонник пропорциональных расчетов, маркиз?

– Да. Я считаю такой подход более правильным. А вы – нет, граф?

– Нет, я отдаю предпочтение исключительному подходу и, согласно ему, ни один русский корабль не доберется до места назначения.

Каково же было изумление европейской публики, когда семь боевых судов присоединились к первой эскадре. Правда, по пути произошла небольшая рокировка. Одному из линкоров пришлось вернуться из-за технической неисправности, но его место занял другой, только что отремонтированный в Англии.

Шуток поубавилось.

А когда русские на своих корытах полностью уничтожили вдвое превосходящий по численности турецкий флот, потеряв одиннадцать моряков убитыми, Европу охватил мозговой паралич. В такое невозможно было поверить. Как? Кто тот великий флотоводец, одержавший столь славную победу?

На всех языках загрохотало имя графа Алексея Орлова. Английские газеты вопрошали, уж не бог ли он, ибо такое не под силу человеку. Вольтер сравнивал его с Фемистоклом, легендарным греческим героем, который мог с честью выбираться из любых затруднительных положений. Женщины видели в нем античного Геркулеса, наделенного умом Одиссея.

И вот этот непревзойденный герой только что холостым выстрелом из пушки флагманского линкора «Три Иерарха» возвестил о своем прибытии в итальянский порт Ливорно. Встретить победителя османов высыпало все население города.

Из шлюпки на пирс сошел двухметровый богатырь. Его лицо, мужественную красоту, которого не смог испортить даже шрам, осветилось улыбкой. Молодой, тридцати четырех лет, командующий русским флотом, понимал, конечно, что стал популярным. Но чтобы настолько!

Женщины визжали и тянули к нему руки, мужчины сдержанно аплодировали. Дети, не понимая, что происходит, и визжали, и аплодировали.

В сопровождении этого радостного шума и обожающих взглядов, граф Алексей Орлов вместе с группой адъютантов и квартирмейстера прошествовал в свою резиденцию.

Когда толпа осталась за воротами, граф облегченно вздохнул. Его не сильно встревожил и испуганный вид спешащего ему навстречу дежурного офицера. Сейчас просто не могло быть плохих новостей.

– Ваше превосходительство, вас ожидает генерал Салтыков, – громко доложил дежурный, едва остановившись перед командующим.

– И чего ты так всполошился?

– Какой-то он…

– Страшный? – изобразил страшное лицо граф.

– Не знаю, но взглядом тебя так и сверлит. Я подумал, уж не из Тайной ли он Канцелярии?

– Ладно, разберемся с твоим генералом. Где он?

– Я проводил его в библиотеку.

Оставив свиту, граф Орлов решительно вошел библиотеку и остановился, как вкопанный.

– Вы?! Но что за маскарад? – удивленно произнес Алексей, увидев сидящего в кресле человека в форме генерала русской армии.

– Не стой каланчей, Алешенька. Я у тебя инкогнито. Меня и так все считают шпионом, только не могут понять, чей я шпион. Если я открыто буду к тебе являться, то решат, что я русский шпион.

– Вы сказали: являться, падре мио. Означат ли это, что мы будем часто видеться?

– Ну, не так часто, как мне бы хотелось, но встречаться мы будем. Сейчас ты – самая главная фигура, Алеша. И у меня к тебе есть две просьбы.

– Все, что угодно, падре мио.

– Всего мне не нужно. Попросишь у Катеньки патент генерала на имя Салтыкова Дениса Федоровича.

– Хорошо. Сегодня же напишу…

– Не напишешь, а поедешь в Санкт-Петербург и попросишь лично.

– Да, как-то из-за одного патента ехать…

– Ну, зачем же из-за одного патента? Ты поедешь просить подкрепление Алеша. Ты, конечно, разбил флот Гасан-бея, но это не единственный флот Порты. Попросишь у Катеньки еще две-три эскадры.

– Зачем они мне? Дарданеллы я закрыл. За зиму укреплю Киклады, турки сюда больше не сунуться.

– Они, может, и не сунутся. Ты к ним сунешься Алеша. Их египетский флот всегда будет висеть над тобой дамокловым мечом.

– Но у нас не было Египта в планах кампании.

– Я думаю, Катя не спросит, зачем тебе подкрепление, но, на всякий случай придумай обоснование по дороге.

– И когда мне ехать?

– Да завтра и поезжай, Алешенька.

– А вторая просьба?

– Дай мне на время твой флагман, Алеша. Мне нужно прокатиться до Корсики.

– Там же сейчас французы, падре!

– Именно поэтому мне и нужен российский линкор.

– Хорошо я распоряжусь.

На следующий день, командующий Средиземноморским флотом России, граф Алексей Орлов сел в возок и в сопровождении небольшой охраны направился в Санкт-Петербург. А сухопутный генерал Салтыков взошел на линейный корабль «Три Иерарха» и приказал капитану взять курс на Корсику.

***

Губернатор Корсики граф де Марбо наслаждался теплым осенним днем в саду своей резиденции. И, как это обычно бывает, кто-нибудь да испортит хорошее настроение. Вон бежит лакей. Наверняка несет с собой дурную весть. Почему так бывает: хорошую весть лакеи донести не торопятся, а плохую – вон как, вприпрыжку тащит.

– Прибыл лейтенант береговой охраны, ваше превосходительство, со срочным донесением, – на одном дыхании доложил лакей.

– Впусти его сюда, – распорядился граф.

Не успел лакей скрыться за дверью, в сад ворвался офицер и без предисловий доложил:

– Русский линкор встал на рейде в бухте Аяччо, ваше превосходительство.

– Русский линкор?! Как он прошел?

– А кто бы ему помешал, ваше превосходительство? Да и он салютовал, сообщая, что идет с добрыми намерениями.

– Отправь к ним дежурную команду. Пусть узнают, чего хотят русские.

– Поздно, ваше превосходительство. Они уже идут сюда.

– Сюда? Все?

– Нет, ваше превосходительство. Только их генерал в сопровождении береговой охраны.

– Ну, и какой тогда смысл в твоем докладе?

– Я подумал вам лучше узнать заранее, ваше превосходительство.

– Заранее, – проворчал губернатор, – насколько ты их опередил?

– Думаю, на полчаса.

– Ступай.

Губернатор с сожалением поднялся с мягкого пуфа, глубоко вздохнул и, не спеша, направился в дом. От хорошего настроения не осталось и следа. Зачем русский генерал появился на Корсике? Франция официально не воюет с Россией, хотя негласно поддерживает османов. Русские это знают и могут пойти на ответный недружественный шаг. Например, захватят Корсику и выставят условия Франции. От этих русских можно ждать чего угодно.

Когда русский генерал входил в дом в сопровождении двух офицеров береговой охраны, де Марбо приготовился дать ему отпор во всем, на чем бы тот не настаивал.

– Отпустите своих офицеров, граф, – с порога произнес вошедший.

Услышав голос генерала, губернатор остолбенел. Он стоял с открытым ртом, недоуменно уставившись на генерала. Из ступора его вывела повторная просьба важного гостя:

– Граф, нам нужно поговорить наедине.

– Да, да, конечно, – пробормотал де Марбо и уже громче скомандовал охране, – выйдите за дверь!

– Присаживайтесь, граф, – произнес гость, опустившись в одно из кресел, – удивлены?

– Да, я…– губернатор сглотнул комок, застрявший в горле, – простите, мессир, я не выполнил ваше поручение.

– Вы о золоте Паоли? Забудьте. Это уже не актуально. Я все выяснил. Сейчас у меня к вам дело другого рода.

– Я весь к вашим услугам, мессир.

– Для начала, граф, пошлите кого-нибудь в город разузнать о семье некоего Шарля Бонапарта.

– Я сей же час кого-нибудь пошлю, – губернатор кинулся из комнаты, обрадованный, что задание такое легкое.

Вскоре он вернулся с сияющей улыбкой на лице:

– Через два часа у вас будут исчерпывающие сведения об этой семье, мессир, – объявил губернатор. – Может быть, пока ждем, не откажетесь со мной отобедать?

– Вы же знаете, Марбо, я не ем в гостях. Лучше расскажите мне, какие депеши вам шлют из Парижа, относительно русских?

– Да, все, как обычно: поддерживать нейтралитет, в конфликт не вступать… Простите, мессир, ваша форма… вы пошли на службу к русским?

– Фи, Марбо! Я никогда никому не служу. Этот маскарад для отвлечения внимания. Ни одна живая душа не должная знать, кто у вас был под маской русского генерала.

– Но ведь меня спросят, с какой целью русские нанесли мне визит.

– Обязательно спросят. Ответите, что русские приходили предложить нейтралитет, а вы милостиво согласились.

– Благодарю, мессир, – с чувством облегчения произнес губернатор.

Спустя два часа, де Марбо пересказывал гостю сведения, которые удалось собрать посланными агентами. Генерал слушал, не перебивая, лишь однажды задав уточняющий вопрос:

– Когда, вы говорите, родился второй ребенок?

Губернатор посмотрел в предоставленную агентами бумагу и ответил:

– Пятнадцатого августа прошлого года. Наречен Наполеоном.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул генерал, – я поручаю вам, граф де Марбо, стать неофициальным опекуном и финансистом этого мальчика. Заботьтесь о нем, как о собственном сыне. Делайте что хотите, но его должна ждать военная карьера.

– Я все понял, мессир. Но под каким соусом я должен помогать мальчику?

– Придумайте что-нибудь. Станьте ему крестным отцом, а его отцу найдите приличную должность.

Губернатор кивнул и, будто вспомнив о чем-то, заглянул в бумагу, которую до сих пор держал в руке.

– Здесь написано, что его окрестили сразу после рождения, мессир.

– Ничего страшного. Убедите родителей пройти этот обряд повторно. Лишним не будет.

– Можете на меня положиться, мессир.

– В таком случае я вас покидаю, граф. Деньги вы получите в ближайшее время.

Генерал встал, протянул вперед руку с перстнем гроссмейстера ордена тамплиеров, дождался, пока де Марбо исполнит ритуал, предписанный «посвященному рыцарю», и направился к выходу.