Читать книгу Тихон - Сергей Николаевич Тихорадов - Страница 6

Троица бездомного Тихона

Оглавление

«Если уж муха, так назойливая», подумал Тихон, выслушивая отца Филипа. Другие мухи на этой планете не водились. Не жужжали, не летали, не вылуплялись вообще из яиц. Вылупившая муха навсегда получала статус «назойливая», и уж тут не отвертишься – назойствуй, пока не махнут на тебя чем-нибудь.

Тихон махнул клешней и муха, взяв резко вправо, удалилась восвояси. Наступила относительная тишина.

– Это я виноват,– признался себе Тихон в наличии антисанитарного насекомого, – сам вареньем вчера стол испачкал. Вот она к запаху и привлеклась.

Про то, что стол он вчера же отмыл «кухонным утенком», и запаху никакого и быть не могло, Тихон забыл.

Однако, вина, словно та муха, висела в воздухе, висела, висела… и приземлилась. Разумеется, на Тихона, куда же еще. Ведь Тихон человек, а человек начинает осуждать себя просто потому, что не осудил никого другого. Так что вина присела на Тихона привычно.

Любитель вины сосет её отовсюду. Если он русский, то ему стыдно за Россию. Если электрик, то виноватит себя за турбину, что могла бы и погуще ток гнать на электростанции, без скачков и просадок. Забавно, что в глубине души он всем этим гордится.

Для вечно во всем виноватого «отдохнуть» и «позлиться на себя» – это синонимы. Он ходит в торговый центр пошопиться, типа развлечься? Нет. Он туда ходит на себя позлиться. Хоть немножечко, но лишить себя ресурса. Потом попьёт кофе, чтобы обезводить свой организм – сделать себе еще немножечко плохо. И так далее. Но всё это очень глубоко законспирировано.

Обычно это законспирировано под «приятно же», или под «совесть», или еще под чего. Все зависит от личной религии, от того, на чем она зиждется. Вот Тихон, например, одно время очень любил каяться, его троицей тогда были Стыд, Страх и Вина. На самом деле это у всех виноватых общая троица, но каждый считает её персональной, ибо гордец. Все виноватые зиждятся на гордыне, и каются. Приятно же…

Виноватых часто винят в том, что они других обесценивают. Например, прерывает человек рассказ другого словами:

– Я это уже знаю.

И рукой еще так махнет, мол, эка невидаль, чего распинаешься-то. Конечно, тут всякий обидится, когда ему указывают на его никчемность. Бывает, и огрызнется, а то и в морду. Но с виноватыми всё не просто, у них такое «обесценивание» может быть одним из трех:

Первое. Виноватому нужна пауза. Он «не тянет» наплыв чувств, ему передохнуть нужно.

Второе. Ему нужно себя поддержать, увидать себя правым в своих глазах, а то он физически упадет на рассказчика. Виноватые часто толсты бывают, так что лучше уж пусть стоят правыми.

И третье. Таки да, виноватый настолько виноват, что не может слышать, как кто-то лучше. Так что пусть говорящий заткнется, не то себе дороже.

Но к Тихону все вышесказанное не относилось, потому что Тихон не жил – он играл. Мы ведь уже упоминали, что он был пробужденным? Ладно, ладно – бывал… В любом случае, он умел отключаться от своего неосознанного персонажа. Иногда засыпал, как все, переставал быть игроком, воспринимал все архисерьезно, мучился и переживал. А потом просыпался, прекращал переживать, и начинал проживать, наслаждаясь.

– Какое дивное животное, – сказал Тихон про муху, проснувшись и начав наслаждаться, потому что «про» лучше, чем «пере», факт.

Мгновенно перестав быть виноватым, Тихон возжелал покормить кого-нибудь маленького, можно даже летающего и назойливого от природы.

Дивное животное наблюдало издалека. Оно зиждилось на осторожности и, не постесняемся этих слов, на врожденной интеллигентности. Быть мухой – удар судьбы, кто же спорит. Если верна теория о перерождении чего угодно в кого угодно, то опуститься в следующей жизни до мухи… это ж кем надо быть в этой?

– Ну да, – подумал Тихон, – так оно и есть. Они, политики, реинкарнацию Гитлера среди своих ищут, злобно топорщатся друг на друга, мол, вон тот совсем как Гитлер, или вон тот – а Гитлер давно уже просто муха, сидит где-то в говне и не особо отсвечивает.

Обрадованный, что оказался умнее политиков, Тихон поманил муху:

– Ну же, цыпочка, подь сюды. Не хочешь? Ладно, быть тебе в следующей жизни интеллигентом, как я. В награду за то, что настрадалась.

Откуда он взял, что за страдание полагается награда, Тихон и сам бы ответить не смог. Наверное, поповские корни сказались. Сколько раз он об них спотыкался, а они всё лезли и лезли, корявые, ухватистые, закрученные в бараний рог, как у отца Филипа. В смысле – не рог, как у отца Филипа, а корни поповские, как у отца Филипа. Снова большая тайна происхождения Тихона давала о себе знать, например, как сейчас – в виде предрасположенности оправдывать страдание и даже ожидать за него мифическую награду.

И была у Тихона семейная тайна: он точно знал, что в роду у него были попы, то есть батюшки. По крайне мере один точно был. Именно этим фактом Тихон объяснял свою предрасположенность к страданию и свечному запаху.

Впрочем, по сравнению с предками Тихон далеко ушел в понимании своей божественной сути. Его Троица предполагала другое – вину, стыд и страх. Тихон на этом зиждился, а не на интеллигентности, как муха.

Тихон

Подняться наверх