Читать книгу Собака - Сергей Орлов - Страница 2

Поздний летний вечер, солнце уже упало за горизонт.

Плотная облачность нависала над планетой. У самой земли косматые, чёрные тучи вспороты полосой света цвета полированной стали. Снизу эта узкая полоса света как у охотничьего ножа ощетинилась тёмными «зазубринами» ёлочных верхушек лесного массива до самого горизонта. Сверху, с небесной высоты можно различить по жёлтым огонькам в окошках, там внизу на земле в темноте, очертания домиков людей, кукольных размеров, окружённых чёрным лесом.

Далеко внизу пронзительно-белые, два прямых и узких лучика света автомобильных ксеноновых1 фар, словно маленькие самурайские сабли раскроили сумерки. Вслед за ними из-за чёрных стволов деревьев медленно «облизывая» буераки, появились размытые, желтоватые пятна ещё двух автомобильных фар.

Сверху машинки выглядели игрушечными, одна тёмная, другая светлая – силуэты их едва виднелись в густых сумерках Августа. Яркие «лучи-сабли» принадлежали большому тёмному импортному джипу. Делая разворот, джип светом своих фар, «вырезал» из темноты на борту белого фургона «Газель» красный крестик кареты «Скорой помощи». Машины остановились возле тёмного бревенчатого дома, больше похожего на покосившуюся древнюю избу сказочной Бабы Яги.

Сверху видно, как из «Скорой» торопливо вышли маленькие, словно швейные булавки, фигурки людей. Человечки быстро обошли фургон, открыли заднюю дверь машины, в салоне загорелся свет. Два человечка в белом выкатили носилки с лежащим на них человеком. Брякнули калиткой, бодрым шагом направились к чёрному пятну избы.

Из джипа вышли двое. К ним приблизилась фигурка в белом из «скорой». Троица немного постояла и направилась вслед за носилками во двор – судя по походке и движениям, это были мужчины. Один мужчина пропустил двоих внутрь избы, сам чуть задержался на крыльце дома. Мужчина, маленькой тёмной точкой постоял, и чуть погодя тоже зашёл в сени, закрыв за собой дверь. Входная дверь медленно с тонким, противным скрипом снова отворились. В крохотном окошке сказочной избы засветился огонёк.

В избе человек невысокого роста, едва не задел головой низкий притолок дверного проёма. Молча, небрежно махнул рукой санитарам. Те, тихо свернули носилки, пригнувшись и спотыкаясь в темноте о табуретки и склянки, вышли в дверь. Сквозняк из двери задул свечку на столе – стало темно.

Миниатюрный человек, шумно выдохнув, сел на табуретку. Послышалось, как чирикнула зажигалка. Живой огонёк жадно ухватился за фитиль свечного огарка. Рыжий свет «выдавил» из темноты лица-маски сидящих тут же: человека в строгом костюме и врача в белом халате. Над кроватью со стариком едва виднелась фотография из журнала – портрет Брежнева. В тёмном углу избы сверкнул оранжевый блик на пузатой стеклянной трёхлитровой банке, что стояла на полу возле печки, почти доверху заполненной чем-то похожим на монеты.

Щуплый человек маленького роста, растягивая слова в циничной иронии, произнёс:

– Ну, что дед…, – Замолчал, посопел, продолжил, – Ну, я прямо тебе завидовать начинаю. Ты здесь, на природе ещё лет сто протянешь. Не то, что в своей квартире, в наших каменных джунглях.

Дед тяжело просипел:

– Кхе… кхе…

Щуплый человек резко отдал команду врачу:

– Глянь, чего он сипИт. Нормально, всё?

Медик суетливо вскочил. Быстро оказался у кровати. Лучиком маленького фонарика блеснул по глазам старика. Скоро растянул веко на одном глазе, на втором.

– Да! Всё хорошо, Виктор Алексеевич. Можем работать.

С улицы донеслись звуки хлопающих автомобильных дверей. Смех. Голоса нескольких людей. Медик метнулся к окну, вглядываясь в темень ночи, успокоился:

– А-а-а…, это местные куражатся.

Щуплый человек, Виктор Алексеевич снова обратился к старику:

– Ну, давай дед, подписывай. А, то уж поздно, нам ещё обратно ехать. Путь-то не близкий.

Человек в деловом костюме, нотариус, уверенным движением расстегнул молнию на чёрной папке, достал листки бумаги. Посмотрел в сторону кровати с дедом. Возле изголовья было слишком темно. Медленно, дабы не потушить, взял чадящий огарок поставил его на табуретку рядом кроватью. Присел рядом, прямо на кровать.

Нотариус, с тем же циничным юморком, что и у Виктора Алексеевича выдавил из своего узкогубого рта:

– Вот, дед купчая, давай ставь подпись и живи себе в радости.

С этими словами нотариус вложил в руку деду дорогую перьевую ручку. Дед, снова просипел:

– Кхе-кхе… А там, всё…?

Виктор Алексеевич, раздражаясь, перебил старика:

– Да, всё там в порядке. Всё нормально дед!

Изображение документа о сделке, с оглавлением «Купчая» перед стариковскими глазами то расплывалось, то снова становилось чётким – старик плохо соображал. Нотариус одной рукой подложил свою папку под тонкие листы, второй рукой взял свечку стал освещать деду нужную строчку в документах. Нотариус засуетился:

– Да-да! Вот здесь, вот на этой строчке. Верно!

Когда старик закончил выводить свой автограф, нотариус стремительно выхватил документы у старика, вскочил, и быстро направился к выходу – врач, молча, двинулся за ним.

Виктор Алексеевич, а для своих друзей-подельников попросту Витёк, воровато оглянулся. Когда дверь шумно захлопнулась, и Витёк остался один на один со стариком, он вдруг нагнулся над кроватью и всмотрелся в измождённое лицо пожилого человека.

Старик, по-прежнему видел плохо, лицо Витька было в тумане, и голос его звучал откуда-то издалека – эхом.

Неожиданно сменившимся тоном, участливо Витёк тихо произнёс:

– Тебе дед, здесь лучше будет. Правда.

Витёк замолчал. Молча, смотрел в лицо старика. Былой надменности во взгляде уже не было. Неожиданно лицо Витька исказила гримаса страдания, даже отчаяния. Он сунул руку себе за пазуху, быстро вынул, что-то шустро запихал под подушку старика. Витёк, резко выпрямился, стремительно развернулся и, не оглядываясь, ринулся к выходу.

Сверху, с высоты неба, видно как внизу, на земле, маленькая фигурка Витька выйдя из избы, задержалась на крыльце. Он закрывал то и дело снова открывающуюся дверь. Не одолев рассохшуюся дверь, Витёк быстрым шагом дошёл до джипа. Уселся на сиденье, хлопнул дверцей. Кортеж из «скорой» и джипа так же медленно, как и прибыл, закачался, замельтешил светом фар по ухабам лесной дороги, скрылся меж тёмных деревьев.

За забором старика, в соседнем доме, горели светом все окна. Доносились звуки музыки. Низкие мужские голоса поминутно перекрывал «извергающийся» руладами децибелов смех пьяной женщины.

Ночь. Крыша дома старика покрыта деревянной доской. Окно в его доме тускло светилось горящей внутри свечкой. В темноте, на фоне тёмных пятен кругляков сруба избы, едва заметно выделялась светлая, колченогая, высокая трава на дворе.

Облака расползлись в стороны и образовали «дырку» в небе, открыв полную луну. Все предметы медленно проявилось из ночи, обрели свои формы, окрасились в сизый цвет. Вдруг, посеребрённая длинная, сухая травина дрогнула. В тень от забора по земле пропрыгала здоровенная, жирная жаба. Из-за забора послышались громкие, весёлые, пьяные возгласы соседей. Гогот, смех, визг.

Женский голос, пьяно и натужно прокричал «киношную» фразу:

– Я, требую продолжения банкета!

Ей вторил развязно густой бас:

– Колян! С днюхой тебя! Давай! Поджигай!

Женщина и мужчина надрывно завопили:

– Ураааа!! Ура! Колян – ура!! Ты ж, наш, родной!

Синхронно с воплями, из-за забора в черноту неба взмыли кляксы цветного света. Дешёвый «китайский» фейерверк неуверенно «плевался» яркими красками. Последний залп оказался и вовсе вялым. Тонкая струйка света перелетела забор, медленно и неумолимо летела в сторону дома старика – плюхнулась на его деревянную крышу, и вроде как затихла там.

Женщина не унималась, повторяла и повторяла такую, как ей казалось, уместную смешную фразу:

– Я, требую продолжения банкета! Не-е-е! И всё же, я требу…! Ой!! Бл@… Сергуня, держи меня, кажись… Я, ай!, падаю!! Надо скинуть эти каблуки к едрене-фене.

Сергуня отозвался:

– Да!! Давай! Пойдём! Накатим за здоровье Коляна!

Все в дом! Народ! Все в до-о-ом! Светик, я тут, я держу тебя.

Светик отозвалась:

Ты ж мой герой! – послышался звук короткого, смачного поцелуя: «Цчмоак!»

Маленькие окошки дома старика пару раз «вздрогнули» жидким жёлтым светом и потухли – свеча догорела. Изба «ослепла», жизнь из неё стремительно утекала, следом за свечным светом сбежавшим из этого хмурого и мертвеющего места. Сверчок, без умолку до этого трещавший, замолчал. Оглохшую тишину Природы всё реже нарушали звуки гуляющей компании из дома за забором, уже давно уставшие от веселья пьяные люди звучали всё тише, и тише.

Всё окружающее пространство заволокло темнотой и тишиной – луна скрылась за облаками. Всякое движение в этой «картинке» остановилось, наполнилось кладбищенским покоем. Сухостой бурьяна на дворе стоял не шелохнувшись. Ни одним своим листиком не шелохнувши, стояли справа деревья. В центре – вросший в землю, стоял незыблемо дом старика с чёрными дырами окон. Слева, глухой забор своим предназначением преграждать любое движение подводил финальную черту всему изображению, своим монументальным видом как бы приказывая всему живому: «Стоять! Не двигаться»!

Всё и вся в пространстве затихло, а точнее притихло в напряжении – что-то должно было вот-вот произойти.

Вдруг, в этой какофонии недвижИмости, на крыше дома старика световыми всполохами что-то забрезжило, едва-едва засветилось, очертив светом в темноте линию крыши.

Свечение разгоралось всё сильнее и сильнее. Под коньком крыши что-то хлёстко щелкая, засверкало, затрещало. Ещё мгновенье и из чердака, наверх, на крышу вырвалась пламя огня.

Поначалу огонь прикинулся выводком «жёлто-белых цыплят» огоньков, гурьбой раскатившись по доскам крыши. Потом неожиданно быстро взвился сильным, резвым «красным Петухом» – занялось половина всей крыши. В воздухе загудело пламя.

Звонко заквакала квакша. Одновременно с жабьими звуками у земли послышался шорох. Кривой стебель сухой травинки дрогнул от упавшей с неба тяжёлой, крупной капли воды, издав при этом характерный звук – «бхыщ»! Вскоре таких «бхыщ» стало множество. Шелестящие звуки всё нарастали, шорох капель по траве вскоре слился в один мощный шум, а затем и в гул проливного дождя. Трубные звуки двух стихий: воды и огня слились в звуковую какофонию катастрофы. Водяные стены, словно могучие тесаки, кромсали пламя на куски.

«Красный Петух» поначалу задиристо нападал на ливень, потом кобенясь, испуская громкие звуки «Ш-ш-ш!» словно хотел напугать дождь, стал делать вид, что якобы ему всё равно, и вроде как нет никакого дела ему до крыши избы, как неинтересна и сама изба. Сделав последнюю попытку выпендриться, вскинулся, выгнул свою огненную шею, метнув в чёрное небо сноп искр, и всё же под божественными водяными струями сник, скрючился, и уполз в щель туда, откуда пришёл, там и затих – исчез.

Напакостить «Красная птица» всё же успела. Выгорела половина крыши и верхний угол дома. Потолок в избе, огонь тоже основательно «поклевал» так, что образовалась приличных размеров дыра. Сверху, с улицы через дыру было видно кровать, на ней маленькую фигурку лежащего старика. Белое покрывало на старике было в разводах воды и чёрных пятнах копоти. По лицу старика прыгали капельки дождя. Из глаз пожилого Человека текли слёзы.

Долго лежал старик, долго смотрел в темноту неба и всё же уснул, и приснился ему сон.

«Сон старика»

Светлое помещение. Долговязая человеческая фигура, стоит спиной, темпераментно размахивает руками, что-то говорит. Слов разобрать нельзя, какое-то сплошное бубнение. Фигура резко развернулась и вдруг отчётливо прозвучала фраза: «Вот именно в этот момент, вам уже не придётся самому собирать бутылки».

Вдруг, появился грузовичок «Соболь» блёклого бордового цвета – стоит с откинутым брезентом на кузове. Трясущиеся от напряжения старческие руки аккуратно завязывают большой холщёвый мешок. По характерному звуку, отчётливо слышно, что мешок полон бутылок.

Вдруг вокруг всё стало белым и стало жутко холодно – понятно, значит это зима. Небольшой тёмный силуэт, профиль собаки бредёт по тротуару. Бока собаки подрагивают от холода. Лапы собака переставляет отрывисто, как будто шла она по раскалённой сковородке, а не по заснеженному тротуару. Подошла к большому сугробу и остановилась. Постояла. Начала есть снег.

Неожиданно ощутил горячее собачье кислое дыхание, и мокрый, холодный, липкий язык собаки на своём лице.

Утро. Избу старика заполнил солнечный свет.

Лицо старика мерно дышало. Умиротворённое выражение лица говорило о том, что сон его был безмятежен и спокоен. Обе руки его лежали на груди поверх целлофанового файла с документами купчей. Вдруг, в сенях послышались шорохи. Шаги ног по деревянному скрипучему полу. Кто-то потянул табуретку волоком по полу. Звук горсти копеек о стекло. (Взяли в руки банку с монетами у печки)

Лучи солнца, что есть мочи «лупили» ярким светом через окно без занавесок. Пылинки кружились, делая замысловатые кульбиты в воздухе комнаты переливаясь в утреннем, солнечном свете.

В центре избы, стоя спиной к кровати старика прислушиваясь, и задрав нос, словно принюхивался, стоял худой человек, в старом советском трико, в «трениках», с сильно отвисшим задом. Майка «алкоголичка» тоже не первой свежести неряшливо болталась на жилистом теле. Замусоленная бейсболка торчала козырьком в сторону как у модных тинэйджеров. Фигура медленно, крадучись двигалась с банкой монет в руках к двери. Спящий старик вдруг громко, шумно, на вдохе всхрапнул:

– Хр-р-р…!

Деревенский интеллигент-алкаш по-женски взвизгнул:

– А-а-а! Кто здесь?!

Старик открыл глаза. Не поворачивая головы, повёл глазами, перевёл взгляд с потолка на потрёпанную долговязую фигуру алкаша наполовину скрытую от старика столом. Интеллигент же в свою очередь, мог видеть только лоб старика и его глаза – стол скрывал старика полностью. Старик спокойным голосом произнёс:

– А, ты-то кто?

Интеллигент от страха пытался шутить:

– Я?! – коротко сглотнул, – Я, Ангел-хранитель ваш! – постепенно возвращая себе самообладание человека сильно пьющего и поэтому привычного к любым форс-мажорам. Быстро сменил тон на игриво-заискивающий.

Старик смотрел, на спившегося интеллигента в упор, не мигая. Возникла длинная пауза. Интеллигент всё это время с банкой мелочи в руках медленно двигался к столу. За окном слышался весёлый птичий пересвист, дыхание интеллигента и тихое сопение старика нарушали тишину в избе. Коснувшись табуретки пузырём «треников» на коленке, интеллигент, пристальным взглядом высверливая дыры на лице старика, не глядя на табурет, поставил на него банку с монетами – взгляд алкаша вопрошал, дескать: «Ты сам-то, кем будешь?».

Старик, убирая документы под одеяло, словно прочитал мысли гостя, всё так же спокойно произнёс:

– Это дом мой. Я здесь живу.

Алкаш-интеллигент, шумно выдохнул, с явным облегчением:

– А, я гляжу, возле дома колёсами здоровенными наследили, думаю, кого это чёрт ночью принёс. Зашёл вот, по-проведывать вас, – интеллигент оскалился в подобострастной противной улыбочке.

Старику никак не удавалось сесть, трясущимися руками он упирался в кровать – слабость в теле давала о себе знать. Интеллигент резво подскочил к нему:

– Давайте-давайте! Давайте, я вам помогу!

Алкаш обеими руками ухватил старика за плечи, потянул на себя. Старик оказался тяжёл, интеллигенту пришлось сменить тактику. Правой рукой он по-прежнему тянул старика на себя, левой рукой стал помогать себе, подталкивая старика в спину.

Неожиданно в том самом месте, где лежал старик, из-под подушки и возле неё, показалась россыпь денежных купюр каждая достоинством в пятьсот рублей. Интеллигент, недолго думая сгрёб купюры, сколько смог ухватить, левой рукой. Правой же рукой стал активно поправлять одеяло на старике. Старик, недовольно проворчал:

– Да, подожди ж ты… Дай сесть, нормально!

Интеллигент вскинул свободную, правую руку чуть в сторону, как бы говоря: «А, я что? Я ничего!» нарочито услужливо, сильно суетясь, масляным голосом ответил:

– Да-да! Конечно! Извините меня.

При этом он ещё больше засуетился возле кровати старика, начал подтыкать кусок простыни под матрац, сам при этом торопливо, не глядя, запихивал левой рукой в карман своих «треников» деньги. «Треники» при этом сползали, оголяя тощие ягодицы интеллигента. Он проворно тянул штаны назад, запихивал, комкал, и уминал купюры в кармане.

Наконец он усадил старика в кровати, деньги в кармане смял в бумажный «мякиш» и, светясь от счастья, воскликнул с интонациями Паниковского из «Золотого телёнка»:

– Слушайте! Щас, всё будет! Щас, мир заиграет красками!

Хитро подмигнул, с этими словами попятился бочком-бочком к двери – скрылся в сенях, хлопнул дверью. Старик прокричал вдогонку:

– Воды! Вода есть? Воды захвати!

Шкодливая физиономия интеллигента явилась в дверном проёме, он снова хитро прищурился, и всё так же сияя от счастья, протяжно промурлыкал:

– Щ – а – с!! Всё будет!

Прошло около часа. Интеллигент с двумя полными целлофановыми пакетами в руках переступил порог избы. По его лучезарному лицу было видно, что он уже успел «уколоться» очередной дозой алкоголя на пути к старику. Доза легла на «старые дрожжи» от чего выпивоху начало стремительно развозить – он промямлил:

– Т-а-а-а-к! Щас, всё бу-у-дет!

Повторяя это своё заклинание, интеллигент, стоя у покосившегося стола, выкладывал содержимое пакетов. В квадратах солнечного света на столе, появились: бутылка минеральной, шмат варёной колбасы в куске обёрточной бумаги, пара батонов хлеба в целлофане, несколько штук помидор, две банки тушёнки, банка шпрот, целлофановый кулёк конфет «батончик». Весь натюрморт интеллигент завершил бутылкой водки, с сияющим видом.

– Я тут подумал, «инструмента» у вас ведь нету. Так я вот, одноразового купил, подумал, зачем вам железные, всё равно скоро уедете, – с этими словами он вытащил из пустого пакета наборы одноразовых столовых приборов: пластиковые ножи, вилки и ложки.

Старик поморщился:

– В смысле…? Чего это…? Куда это – я поеду? Дай воды!

Интеллигент, ещё больше погружаясь в свои хмельные грёзы вопрос старика, пропустил мимо ушей.

– Вы думаете, я что – деревенский? – Неа, голова его закачалась как кочан капусты на тонкой кочерыжке-шее, – Я тоже, как и вы городской.

Интеллигент открыл бутылку минералки, налил воды в пластиковый стакан, протянул старику.

– В 90-е жить в городе стало туго, кушать нечего совсем, вот я и поехал сюда – выживать с семейством своим. Кормились с огорода, выжили, слава Богу. А у вас, – он посмотрел на дыру в потолке, – я вижу тут криминал, – сделал он заключение с видом эксперта.

Болтовню интеллигента старик слушал молча. Молча, выпил воды из пластикового стаканчика. Молча, взял пластиковую вилку с насаженным куском колбасы протянутой интеллигентом. Потянулся было взять из его рук кусок батона. Но интеллигент почему-то вдруг остановился. Выпрямился, тем самым кусок душистого хлеба «ушёл» от старика мимо в сторону. Старик поднял взгляд на интеллигента. Тот поменялся в лице. Вся его игривость куда-то делась.

Интеллигент задумчиво, даже мечтательно, по-прежнему глядя на прожжённую дыру в потолке, сказал:

– Эх… Я, ведь учёным был. Математиком.

Старик, едва заметно усмехнулся. Сам дотянулся до куска батона в руке остолбеневшего интеллигента, взял хлеб, запихнул его в рот. Интеллигент, не заметив стариковской недоверчивой усмешки, не спеша, внимательно глядя на рубчики пластикового стакана, налил ровно полстакана водки, перевёл взгляд на старика:

– Будете?

Старик жестом руки отказался. Интеллигент задумчиво произнёс:

– А уезжать вам – нужно. Да. Определённо. Зима на носу. С такой-то крышей…, – Тут же как? Тут ведь только с огорода и можно прокормиться.

На этих словах Интеллигент, облокотившись плечом об оконную раму, показал пальцем за окно с видом знатока-агронома:

– А какой огород в августе? Всё, финита ля! Уже не успеете ничё вырастить. А деревня теперь не та. Теперь всё. Теперь не помогут, хоть замерзать будешь. А в городе подвалы тёплые, теплотрассы всякие, на худой конец на вокзале можно перекантоваться. Да и подкормиться можно на рынках, в супермаркетах. Там много чего хорошего выбрасывают.

За время своего монолога интеллигент успел снова налить и выпить, картинно зажмурился, понюхав колбасу – зачем же закуской градус понижать. Интеллигент, как говорится «поплыл», развёл в стороны руки, пальцы его при этом выплясывали какой-то танец, словно щупали пространство, будто он перестал быть зрячим, и двигался по избе на ощупь. Добравшись до табуретки, тяжело плюхнулся на неё, подпёр свою вихрастую, большую голову руками, сдвинул кожу на лице, превратив лицо в клоунскую маску, уходя в хмельную нирвану, замямлил неожиданно на тему сложную, и даже можно сказать фундаментальную:

– Я не верю в Бога, в его существование. Я верю Богу, слушаю его, следую водительству его. А знаете причину? Ответ прост.

Это его Мир. Он всё создал – все правила игры. Хочешь быть счастливым? Просто выполняй его правила. И всё… Просто.

«Бухм!» – глухо брякнулась голова интеллигента об стол. Голова не пролежала и секунды на столе, ударившись лбом, тут же, через мгновение двинулось тело, затем шея, и голова взметнулась – интеллигент восседал на табурете с прямой спиной, словно царь на троне.

Алкаш вдруг приободрился, вздрогнул, брови на лбу его взметнулись, он смешно вытаращил глаза, повращал глазными яблоками, словно проводил какую-то настройку своего мозга – лицо неожиданно приняло прежний, трезвый вид. Глядя на него можно было подумать что, поговорка алкоголиков «Первая рюмка пьянит, вторая трезвит» и впрямь действует. Интеллигент, стал вдруг какой-то бодрый, собранный, и сосредоточенный.

– О! Я вам щас идейку одну свою расскажу! Точно с голоду не помрёте! – коротко помолчал, – Я вам щас помогу! Я – ангел, или не ангел? – игривость снова вернулась к нему. Интеллигент вопрошающе посмотрел на старика и, не дожидаясь ответа от старика, сам себе ответил:

– Конечно Ангел! Так вот слушайте, только обещайте что сделаете!

Напишите потом мне, как получилось. Хорошо?

Интеллигент схватил обёрточную бумагу из-под колбасы, рывком бросился к окну, с подоконника взял огрызок карандаша, так же стремительно вернулся за стол, уселся на «трон-табурет» принялся писать и говорить:

– А, назвал я её «Математическая прогрессия». Если Вы, займёте денег…, – На этих словах интеллигент с резвостью пьяного человека, размашисто, засунул руку в карман своих «трекушек», истерично повозился там, что-то собирая на ощупь. Резво взметнул к потолку кулак с зажатыми купюрами. Солнечные лучи скользнули по пятисотрублёвым купюрам. Старик пристально посмотрел на деньги.

Выпитое всё же давало знать о себе, это была речь пьяного человека. Он говорил с жаром, быстро, комкая слова, съедая окончания слов, не заботясь о том, как он формулирует фразы. Его жгла одна цель, скорее-быстрее донести суть его идеи. В подробности и детали он не вдавался.

– Вот! Вот, на эти деньги, – он потрясал зажатыми купюрами, – наймёте автомобиль, – в этом месте интеллигент неожиданно смачно рыгнул, конфузясь, прикрыл рот.

– Ой! Простите! На нём вы сможете собрать больше бутылок. Так вы сможете освоить бОльшую территорию, чем, если вы будете ходить пешком. А раз так, значит, ваши объёмы по сдаче бутылок увеличатся. На полученные деньги от этих увеличенных объёмов, вы наймёте с десяток бомжей, которые будут для вас собирать бутылки в других районах города. Там, где вы сами не сможете успевать. Вот именно в этот момент, вам уже не придётся самому собирать бутылки, – интеллигент, многозначительно зыркнул на старика, гордясь собою. Перед стариком сидел сам «Наполеон»! Глаза интеллигента блестели азартом. Спина прямая. Плечи расправлены. Грудь колесом. Откуда, что взялось в этом ещё недавно хилом «математике»?

– Тут есть одна хитрость! Денег за бутылки бомжам давайте чуть меньше чем в пунктах приёма стеклотары. Но!! – он вскинул к верху свой скрюченный палец, – При этом каждый раз покупайте водку, одного пузыря в день будет достаточно. За каждые десять бутылок угощайте своих работников граммов по пятьдесят водочкой. Зимой – самое то! Коллеги ещё благодарить вас будут за такую заботу, – на этих словах интеллигент налил себе водки, как и прежде тщательно выверенную очередную дозу – полстакана. Шумно выдохнул:

– Ваше здоровье!

Размашисто влил в себя водку. Смачно зажмурился. Отрезал пластиковым ножом крохотный кусочек колбасы. Закусил. Вскочил и принялся расхаживать по избе. Мириады пылинок в солнечных лучах вихрем носились за долговязой фигурой.

Старик слушал интеллигента, молча глядя прямо перед собой. Иногда поглядывал на пьяное лицо алкаша, потом на кучку измятых пятисотрублёвых купюр на столе. Наконец, приняв какое-то решение для себя, заложил руки под голову, и стал смотреть через дыру в голубое небо с мечтательным видом.

– Итак! Тем самым вы создадите свою привлекательность, мотивацию для бомжей, чтобы они несли бутылки только вам, а не в пункт приёма стеклотары. Психология! – интеллигент снова взметнул свой указательный перст к замызганному потолку избы, – И ещё один плюс для бомжей, им не придётся таскать свои бутылки, вы сами будете за ними приезжать и забирать стеклотару у них. Удобно!

Интеллигент с царственным видом, как-то незаметно для себя перешёл на деловитый тон, речь его обрела стройность. До этого шагающий по избе, теперь он со своей финансовой схемой на обёрточной бумаге восседал во главе стола, лицом к старику, словно Верховный главнокомандующий в штабе.

– Тока поставьте условие своим бомжам – угощать водочкой будете исключительно за мытые и чистые бутылки. Соответственно ваш образ в ваших пунктах приема стеклотары будет положительным, с вами будут хотеть иметь дело! Ведь вы же будете поставлять бутылок много и в чистом виде. И настанет день, когда вам не придётся больше нанимать автомобиль, и вы сможете его купить!

«Победа!» – читалась во взгляде «главнокомандующего», он сейчас парил! Вознёсся над своей собственной жизнью наполненной всякой никчёмностью. Он победил сам себя! Интеллигент скользнул взглядом по бутылке с водкой, мысленно одёрнул себя: «Не сейчас!», продолжил вещать:

– Купите для начала какой-нибудь старенький фургон. А это закрытие ещё одной вашей стати расходов – аренда, всегда выбрасывание денег. А там не далеко и до собственной фирмы по приёмке стеклотары. А дальше…! – интеллигент зажмурился, схватил пузырь водки, плеснул, не глядя в стакан, и тут же её «бахнул», шустро выпил содержимое и занюхал обёрточной бумагой с бизнес-планом. Тяжело дыша и от водки и от собственного запала, выдохнул фразу:

– А, там не далеко, и до собственного мусороперерабатывающего заводика! Да здравствует капитализм! Ура товарищи! Всё дело в первом шаге, самое главное не сидеть, сложа руки, и не ныть что жизнь гоVно. Вам всё, ясно?

Старик ехидно осадил «Наполеона»:

– Хех… Как ты складно всё… А сам-то чего? Что ж такой умный и такой бедный?

Интеллигент внутренне споткнулся об колкость старика, и мысленно кубарем полетел со своего наполеоновского трона, вступил мрачно и высокопарно:

– Отец, понимаешь…

Старик недовольно перебил интеллигента – вспылил:

– Да какой я тебе отец! Тоже мне, нашёл отца! Я почти ровесник твой. Ты на меня лежачего не смотри, мне лет может немного больше чем тебе. Понял?! Тоже мне… Отец…, – скривил лицо в пренебрежительной гримасе старик.

На следующий день от Старика не осталось и следа – побритый, чисто одетый, возле калитки стоял крепкий мужчина лет 50-ти, за спиной у него болтался армейский вещь-мешок. Рядом с ним интеллигент всё в тех же «трениках», в пиджаке и майке с бейсболкой на голове.

– Слушай, ты на меня особо не серчай. Навалилось вон на меня.

Не в духе я вчера был. Сам понимаешь, ситуация…, – «Старик» помолчал, – Ну, так как – посмотришь за домом?

Интеллигент, абсолютно трезвый безмятежно и весело ответил:

– Да-а-а… Всё хорошо! Я всё понимаю. Конечно, посмотрю! – и вдруг добавил абсолютно не к месту: – Недавно сделал для себя открытие. Оказывается, довольно много женщин выходит замуж – на всякий случай, – довольный собою интеллигент протянул свою худосочную с длинными пальцами руку.

Старик, на эту информационную справку хмыкнул, по-доброму улыбнулся, пожал руку интеллигенту, развернулся и двинулся в путь. Его тощий армейский вещь-мешок бодро замаячил меж деревьев. Пройдя лесной дорогой, старик вышел к железнодорожной станции. На платформе его вещь-мешок снова мелькнул, скрылся в открывшихся дверях электрички.