Читать книгу Стокгольмский синдром. Записки спасённого - Сергей Орлов - Страница 3

Далеко-далеко внизу простирался живой гигант – океан. Солнце подразнило наступающий вечер, показав ярко-оранжевый язык, только что скрылось за морским горизонтом. Огромное безоблачное небо молочного цвета. Постепенно, очень медленно в молоке растворялся черничный сок. У самой воды воздух был по-прежнему цвета раскалено-белого металла, остывая во всю ширь океана.

По морщинкам морской зыби переливались пятнышки света, мягкие мазки молочного отсвета на воде. Получилась ещё не лунная и в то же время уже не солнечная, но всё же дорожка света на зеркальной океанской глади. На ней кораблик – медленное пятнышко на светлой воде.

Огромная пароходная труба, величаво попыхивая белым дымом, проплыла мимо. Труба была такая важная в своей горделивой осанке, степенная в своей белизне, словно это она сама двигала огромный океанский лайнер по умиротворённому морю.

Сумерки шустро ужинали, поедая свет, быстро скрадывая очертания лайнера. На трубе, и на синей верхней палубе, и над окнами-иллюминаторами зажглось множество огоньков корабельного освещения, сделав лайнер похожим на рождественскую ёлку.

К пляжной безмятежности добавилось ощущение уютного домашнего праздника. В темноте на белой стене корабля лучи фонарей чертили белые треугольники. На палубе же свет фонарей рисовал синие акварельные круги.

В этих пятнах света с размытыми краями, палуба была прямо как днём ярко-синего цвета. Белые треугольники и синие круги, похожие в своём ритме на знаки азбуки Морзе, вереницей уходили в темноту наступившей тропической ночи.

Океанский лайнер, большой, живой, урчал желудком-двигателем где-то глубоко у себя внутри. Урчание расходилось по стальному телу лёгкой, чувствительной вибрацией. Железный гигант уверенно раздвигал вязкую темноту своим покатым боком. За кормой корабля чернильный воздух, тугой от духоты тропиков, резиново смыкался в материю непроглядной ночи. Снизу, из-за высокого борта, доносились шелест, всплески и тихое бульканье массивной толщи воды потревоженной мощными винтами лайнера. Это были единственные звуки в стоящей густой тишине.

Вдруг, едва слышно заиграла джазовая музыка.

На пузатых боках огромной белой шлюпки медленно закружились пятнышки солнечных зайчиков. Тонкие лучи эстрадного зеркального шара проникали сюда, на палубу, через большую стеклянную дверь.

Над дверью светилась голубым неоном надпись на английском языке: «BAR».

Иногда кругляшки зеркального шара попадали на синюю палубу.

Точки зеркального света синими «муравьями» взбирались на белоснежную шлюпку, становясь белыми, двигались выше, перемещались в небо, занимая там своё законное место в россыпи ярких, точно таких же белых точек Млечного пути. Небо мерцало алмазами звёзд, в горячем восходящем воздухе.

Сквозь блики на стекле входной двери, было хорошо видно концертную сцену с музыкантами. Молодой парень в светлой футболке с цифрами на груди «1989» пел, и в порыве вдохновения, закрыв глаза, касался микрофона губами. На лбу певца мелким бисером высыпали капельки пота. Музыканты совсем ещё подростки – явно студенты.

На время летних каникул, отправились в свой первый в жизни круиз решив подзаработать на публике океанского лайнера. Крупная, во всю грудь цифра «1989» одинаковая на всех разноцветных майках явно говорила о стремлении ребят показать, что они самый настоящий «мьюзик-бэнд» – ансамбль. Солист картинно замер в такт последнего аккорда песни. Из глубины бара в них полетели дружные аплодисменты и одобрительные реплики:

– Молодцы, парни! Чем ещё порадуете? – донёсся женский фальцет из темноты.

Солист вычурно произнёс в микрофон:

– Благодарю вас, господа и дама! Нам очень приятно, что вам нравится.

А сейчас мы исполним композицию ныне дико популярной группы «Модерн Толкинг»! Песня называется «Братец Луи».

Публика авансом зааплодировала, кто-то даже присвистнул, предвкушая удовольствие. В баре довольно людно, свободных мест немного. Оранжевые шарики маленьких абажуров на столиках едва освещают людей, сидящих в глубоких, мягких креслах.

В полумраке зала тонкие лучи зеркальных шаров пронзают слои сигаретного дыма, плывущего под потолком бара. Ярким пятном выделяется только сцена. Даже стойка бара обозначала свое местонахождение лишь мерцанием неоновых надписей алкогольных брендов. Весь бар погружен в темноту сумрака.

Очаровательное женское лицо. Ярко-красные губы выпустили тонкую струйку сигаретного дыма. Цепкий взгляд выразительных глаз эффектной молодой женщины разбирал по частям сидящего напротив собеседника. Руки, пальцы, манжеты, колени, фигура, осанка – это всё что она могла видеть. Лицо скрывала темнота.

В голове же её происходил обратный процесс. Женский мозг производил сборку из всех этих важных, для любой женщины, деталей, составляя своё собственное мнение о незнакомце, утопающем в сизом сигаретном дыме и сумраке бара. При этом красотка сидела и слушала то самое природное чувство у себя внутри. Примеряла к себе те, невидимые потоки флюидов, (психические токи) что сейчас исходили от этого таинственного мужчины, сидящего напротив.

Из всей худощавой фигуры мужчины слабый оранжевый свет абажура отчётливо выдавливал из темноты лишь только его руки с пальцами пианиста, на велюре подлокотников кресла. Очертания лица неясно проступали в полумраке, что сильно интриговало женщину. Её томило желание хоть на мгновение вытянуть его из тёмного укрытия, глубокого кресла, чтобы сравнить то, что чувствовала внутри, и то, что видела перед собой. Пока её разбирало лишь чистое любопытство, сложатся ли оба образа, витающие в её воображении в один. Женщина стремилась познать.

Красотка сидела на краешке кресла с прямой спиной, сомкнув ноги, коленка к коленке. Свет хорошо освещал её, она вся была как на витрине. Линии её изящного стана, обёрнутого в чёрное вечернее платье, отчётливо прорисованы светом настольного абажура. Она была словно тщательно вырезанной бумажной фигуркой. Только плывущие по её обнажённым плечам «зайчики» зеркального шара делали её образ объёмным и живым. Движения женщины медленны, слова она произносила неторопливо и степенно. Так нарочито говорят или светские львицы или дорогие жрицы любви. Пара сидела уже минуть пятнадцать, уже успели поговорить, пошутить и неловко помолчать.

Наконец молодая женщина кокетливо улыбнулась своими инстинктам, тому, что она почувствовала сейчас в своей очаровательной головке. Она немного разобралась сама с собою – её невидимый сосед по столику явно начинал нравиться ей. Музыканты на сцене закончили петь свою очередную удачную композицию. Всё теми же вальяжными движениями, едва слышно, красивая женщина похлопала, желая этим жестом скорее продемонстрировать свои тонкие изящные пальцы. Декольте её тяжело закачалось. Чуть помолчав, женщина наконец произнесла, растягивая слова:

– Так вы говорите, были на Кубе? Я тоже там бывала, там роскошные пляжи.

Приятный мужской голос произнёс из темноты:

– Да, я слышал об этом.

Женщина не смогла удержать взятый ею степенный тон – удивилась:

– Слышали? Как вы могли быть на Кубе и не понежиться на роскошных кубинских пляжах? Согласитесь, это довольно трудно сделать.

Мужчина всё тем же ровным голосом произнёс:

– Я инженер-строитель, мы строили в джунглях…

Неожиданно он запнулся. В повисшей паузе отчётливо чувствовалось, что там, в темноте своего глубокого кресла, он сейчас сидит и подбирает слова, желая закончить фразу иначе.

Женщина метнула в его невидимое лицо свой взгляд, в котором, соблюдая очередность, промелькнули: любопытство, вопрос и стойкое внимание. Из темноты скороговоркой донеслось:

– В общем, мы занимались строительством в джунглях, и море удалось мне увидеть, добираясь на Кубу, да вот сейчас по дороге домой.

Мужчина через короткую паузу, взяв себя в руки, всё же не совсем ровным голосом «квадратно» строя фразу, закончил:

– Я совершенно неожиданно для себя оказался здесь, на этом роскошном лайнере.

Дела мои требовали срочного присутствия дома, виза у меня заканчивалась, а мой советский теплоход ввиду поломки вынужден был зайти в порт Гонолулу. И вот, слава Богу, к огромному моему удовольствию, я здесь – трачу заработанную валюту!

Женщина, отработанным жестом подняв бровь, на этот раз ввернула шпильку довольная собою:

– Слава Богу?! – улыбнулась она одними глазами.

– Вы же коммунист, а они Бога не признают, насколько я знаю.

Одна рука мужчины растворилась в тени, по изменившейся позе стало понятно, что он упёрся подбородком в кулак. Мужчина глубоко вздохнул. Теперь вдруг его задумчивый голос выдал объёмную и от того неожиданную фразу:

– Я вырос в детдоме. Детдом наш был в стенах бывшей церкви.

Я очень хорошо помню тот восторг и чувство умиротворения внутри меня, когда лёжа перед сном в кровати, разглядывал на потолке выразительные глаза святых на истёртых ликах древних фресок. С тех «сопливых» лет и до сегодняшнего дня, пронёс я стойкое чувство, что всё-таки есть что-то и где-то, какая-то могучая и в то же время добрая и любящая сила, которая видимо и есть Бог. Чувство есть…, – он сделал паузу, вздохнул, – только вот не слышу его в себе, сколько уж ни обращался в душе к нему за помощью… тишина…

По неожиданно короткой усмешке стало отчётливо ясно, что шутить он вовсе не собирался, скорее мужчина неуклюже прятался за этот неуместный полушутливый тон. Усмехаясь, он закончил:

– А в деда с бородой на облаке я, конечно же не верю.

И раз он свёл нас с вами за этим столиком, разрешите представиться, моё имя Сергей. Сергей Крылов!

Пушистые ресницы дрогнули. В женском взгляде блеснула мысль: «Наконец-то!» Прелестная особа вальяжно подала руку. Из сумрака глубокого кресла и сигаретного дыма сначала медленно появилась грудь в белой рубашке, потом тёмная загоревшая шея. «О! Боже!» – пронеслось молнией в голове женщины: – «Наконец-то – его лицо!» – забилось её сердце. Медленно подавшись вперёд, и всё так же не спеша Сергей взял ладонь женщины, приложился к ней губами, при этом неотрывно улыбаясь взглядом, пристально смотрел в её сияющие восторгом глаза. Наконец-то он перестал мучить её! Во взгляде её прочиталась облегчение, плавно сменившись благодарностью.

Теперь она смогла очень хорошо разглядеть этого таинственного мужчину лет 35—38, худощавой фигуры, одетого со вкусом. Одежда из-за его худобы сидела на нём немного мешковато, делая его образ несколько неуклюжим. Этот небольшой недостаток компенсировала стильная стрижка. Блондинистые волосы, основательно выгоревшие под кубинским солнцем, были цвета пшеницы. Солнце не пощадило и его кожу, прокалив её до цвета хорошо прожаренного бифштекса. Делая его голубые глаза на смуглом лице ещё выразительнее.

Античное лицо мужчины было из категории женских грёз.

Он уже нестерпимо ей нравился, а когда он произнёс слова: «советский», «строительство», «Куба» и «в джунглях», на неё прямо-таки пахнуло детективной таинственностью и романтической загадочностью. Про себя она решила: «Он советский разведчик!»

От этой мысли её просто накрыла волна страсти и возбуждающее влечение к этому красавцу – мужчине.

К столику, за которым они сидели, подошёл официант, подал заказанную Сергеем пачку сигарет. Словно выполнив тяжёлую работу, голос Сергея и впрямь стал веселее, интонации расслабленные, настроение стало явно игривое.

После исключительно мужского коллектива в джунглях на острове Свободы общество женщины было для Сергея больше, чем просто милая беседа. Сергей узнал, что она француженка, имя её Мишель, здесь, на океанском лайнере, с отцом и матерью, в столь поздний час отдыхающими у себя в каюте. Они путешествуют.

Сумрак бара защищал Сергея от взгляда молодого, крепкого парня, сидевшего со своей компанией неподалёку. Теперь же, как только Сергей проявился из мрака, парень буквально вонзился в него своим колким взглядом. Метко попадая в глаза, выжигал в лице Сергея, короткие «точки-тире» какого-то своего тайного сообщения взглядом, горящим недружелюбным огнём. Расшифровать каменность непроницаемого лица его можно было по-разному. Например, что он тоже очень не прочь завладеть этой роскошной девицей – или же…

…будь этот парень офицером разведки (любой страны) он бы смотрел на Сергея именно так – словно следил за ним и не хотел упускать из виду этого неуклюжего советского красавчика. Каждый раз, когда Сергей натыкался на его колючий взгляд, парень, стараясь быть незамеченным, то и дело откидывался в тень своего кресла или скрывался за тёмными спинами своих приятелей.

Когда в очередной раз хмурый «разведчик» поспешил упрятать свой жуткий взгляд, мощно качнул массивным корпусом вперёд, резво встав со своего кресла и скрывшись в темноте бара – страх сначала ухнул в животе Сергея, а потом стремительно влетел в его мозг. И уже там, в голове, белой вспышкой разорвался на клочки тревожных мыслей. Он тут же ясно вспомнил слова офицера КГБ там, в душных тропических джунглях острова Фиделя Кастро.

Скудно обставленный кабинетик. На казённом канцелярском столе потрескивал моторчиком старинный пузатый вентилятор. Бумажные ленточки на выпуклом центре лопоухих резиновых лопастей вентилятора лениво болтались в расплавленном воздухе тесного помещения. В упор, лицо к лицу, возле Сергея стоял человек в армейской рубашке без погон и знаков отличия. Галстук, цвета хаки, душил его. Вены вздулись на его красной, потной шее. Лицо мокрое. Пот выступал на лбу большими каплями, резвыми струйками стекал по широким скулам к багровой шее, делая ворот рубахи, разбухшей от пота, похожим на тёмный собачий ошейник.

Под подмышками и на груди тоже расплылись тёмные пятна пота.

Человек буквально таял, стекал на пол в стремлении сохранить свой глупый воинствующий, как ему казалось, устрашающий вид.

Именно для этого на рубашке не было погон. Именно поэтому в такую нестерпимую духоту он был одет по форме. Хотя ничего ему не мешало надеть просторные белые шорты и рубашку «гавайку», висевшие в маленьком дюралевом шкафчике серого цвета у него за спиной.

Нет! Нельзя! Он был на работе!

Офицерский китель всё же был снят и неряшливо валялся тут же на столе. Всем своим официальным и при этом инкогнито видом КГБ-шник стремился произвести впечатление значительности и таинственности, тем самым нагнать страху на этого белобрысого гражданского инженеришку, стоящего сейчас перед ним.

Вытаращив глаза, КГБ-шник стоял и говорил глядя прямо в лицо Сергею. Иногда капельки слюны потного человека долетали до его лица, тем не менее Сергей, стоял не шелохнувшись.

Оперативник, видя, что его спектакль удаётся, млел от удовольствия. Цель достигнута – тщедушный интеллигентик струхнул.

– Товарищ Крылов, мы находимся на враждебной нам территории. Отсутствие нашего корабля в назначенное время ввиду поломки тому подтверждение. Это наверняка провокация или диверсия! Так что очень настоятельно вам рекомендую – будьте повнимательнее там!

При этом потный офицер подался ещё больше вперёд, просунул ладонь между своим носом и носом Сергея и погрозил ему пожелтевшим от табака скрюченным пальцем.

Вернувшись снова в бар, Сергей тряхнул головой, стараясь уложить, успокоить метавшиеся внутри его ошмётки страха. Поставив на столик недопитый коктейль, предложил Мишель прогуляться по палубе, подышать свежим морским воздухом. Та, кокетливо взглянув на него, охотно согласилась.

Вставая с очень низкого и глубокого кресла, Сергей не рассчитал свои силы, и потеряв равновесие, снова бухнулся на свое место, при этом резко взмахнул рукой, задев фужер с недопитым коктейлем.

По канонам сюжета классического кинематографа – стеклянный бокал непременно упал, и почти всё его содержимое выплеснулось на платье Мишель. Оба заохали, заахали – Сергей, сильно волнуясь, инстинктивно как всегда это бывает в подобных ситуациях – тянул руки к пятнам на платье, словно мог их тут же высушить жаром своих горячих ладоней. Касаясь случайно груди и бёдер Мишель, вытаращил глаза, судорожно извинялся за свою неловкость. Мишель же это маленькое происшествие не особо расстроило. Она весело засмеялась, в переливах женского смеха слышалась неискренность.

Чувствовалось, что происшествие это – ей кстати.

Женщина явно воспользовалась, столь удачным моментом отлучиться. Мишель попросила Сергея подождать её на палубе у входа в бар, сказав, что ей нужно спуститься в свою каюту и привести себя в порядок, а может, привести в порядок свою каюту – Сергей не совсем точно понял её французского английского полного каких-то намёков и двусмысленных игривых женский взглядов.

Мишель ушла.

Сергей огляделся по сторонам. У бармена на стойке заметил цветы. Резво двинулся в сторону бара. Поравнявшись со столиком подозрительного парня, Сергей вдруг чуть замешкался. Неожиданно хмурый «разведчик», хлопнул его по загорелой руке. Из-за громкой музыки в баре, вальяжными жестами дал понять, что просит у Сергея сигарету. Этот не свойственный иностранцам поступок, окончательно убедил Сергея, что сигареты парню нужны сейчас меньше всего.

От этой мысли у Сергея снова заухало в животе, и тут же тревожно отозвалось в голове.

Тем не менее, внешне владея собой, он стал нарочито неторопливо рыться в карманах своих парусиновых брюк. Достав сигареты, обнаружил, что увлечённо разговаривая с Мишель, так и не распечатал принесённую официантом пачку. Резко выдохнув, качнул недовольно головой, принялся снимать упаковочную плёнку с пачки сигарет.

От метавшихся в голове страхов, от близости этого подозрительного типа, от волнения перед романтической встречей с красоткой – руки Сергея дрожали. Ко всему прочему ему очень хотелось успеть сделать Мишель маленький сюрприз – купить цветы до её появления. Очень уж он сомневался на свой счёт. Комплексовал от своего, как он думал, непрезентабельного вида хлюпика.

«Не то, что вот этот подозрительный здоровяк – симпатяга, сидит и сверлит во мне дырки своим злобным взглядом. Сто процентов цэ-рэ-ушник! – подумал Сергей. «Неужто КГБ-шник был прав?» – юркнула склизкой страшилкой в мозгу, и от того противная, мысль.

Прозрачная сигаретная плёнка не поддавалась, у него никак не получалось подцепить ногтём язычок обёртки.

«Цэрэушник» по-прежнему висел на нём своим взглядом, словно бультерьер мёртвой хваткой на жертве. Сергей бросил взгляд с ненавистной пачки сигарет в сторону бара, где стояли цветы. Изучая хрустальную вазу с тюльпанами, облегчённо выдохнул, почувствовав, что наконец одолел ненавистную упаковочную плёнку – вскрыл ее, хрустко смаял в кулаке.

Откинутая крышка пачки обнаружила стиснутые одна ко одной сигареты – эта новость снова вызвал у Сергея недовольную ухмылку и тяжёлое сопение. «Вот же чёрт!» – буркнул Сергей себе под нос, недовольно скривил рот – понимая, что снова будет терять драгоценное время, вытаскивая одну плотно уложенную сигарету, он вдруг воскликнул:

– Дарю, друг!

С этими словами Сергей, неожиданно для самого себя осмелев, взял ладонь парня в свою руку и, лихо размахнувшись, впечатал в неё сигареты. Добавил при этом странную, для этого момента, нелепую фразу на русском:

– У нас, у русских – душа широкая!

Внутренне вздрогнув от такой своей нахальности, неизвестно откуда взявшейся, Сергей ринулся дальше, к цветам.

Рассчитавшись с барменом, он, внимательно изучая цветок, направился к выходу из бара. Засмотревшись на тюльпан чуть подался вперёд, и совсем не заметил, что уже вплотную подошёл к стеклянному выходу на палубу. В этот момент, романтическая парочка окутанная морской свежестью тропический ночи заходя в бар, смеясь, обнимаясь и целуясь, широко распахнула стеклянную дверь.

«Бу-у-у-у-ом!» – раздался глухой, стеклянно гудящий звук. Толстое стекло входной двери смачно припечаталось к голове Сергея, размазав кожу на лбу смешной лепёшкой. Но ушиб его особо не волновал.

Всё внимание романтика в мешковатой одежде было приковано к цветку и первое, что он сделал в момент удара – резко отвёл в сторону руку, чтобы дверь ненароком не погубила его драгоценность – крупный алый тюльпан. Сергей потёр ушибленный лоб, принял испуганные извинения иностранцев и вышел на палубу.

Упругий морской воздух ласково шевелил пшеницу его волос. Небо по-прежнему переливалось мириадами звёзд, ярко сверкавших в этой части тропиков. Романтичность момента неожиданно обняла и убаюкала Сергея. Он, глядя в небо, медленно подошёл к борту, положил локти на перила фальшборта, скрестив руки с изящным тюльпаном над тёмной водой. Романтик всё ещё критически осматривал пухлый бутон, элегантные плавные линии стебля и узенькие «лодочки» зелёных листьев. Наконец, убедившись в правильности своего выбора, слегка отвёл элегантный цветок от себя, наклонив его в сторону моря.

Лицо его расплылось в мягкой улыбке. Живущий в нём художник, легко выпорхнул из растаявших страхов, и уже умиротворённо любовался тюльпаном на фоне мерцающей лунной дорожки как художественным произведением. Для полноты картины образа «Цветок и ночное море» не хватало только багета, рамы в золочёных вензелях.

В баре появилась Мишель.

Сексуальное вечернее платье сменила лёгкая, теперь и вовсе не целомудренная туника. Теперь стройные бёдра были едва прикрыты. Декольте сложно было назвать таковым. Округлости грудей прикрывали два махоньких кусочка золотой материи. Золото струйками тонких бретелек ниспадало, открывая взору голую спину, до самого неприличного места, открыто говоря, что нижнее бельё дизайнером этого «чудо-наряда» явно не предусматривалось.

Откровенный донельзя внешний вид Мишель сложно было назвать элегантным. В воздухе словно запахло прокисшим апельсином. Вся эта золотая материя кичливо блестела, искрилась светом, словно под этим маленьким кусочком ткани были где-то спрятаны батарейки. Зеркальные зайчики эстрадных шаров, медленно блуждая по залу, сталкивались с золотом миниатюрной фигурки Мишель и, отражаясь от неё, вмиг разлетались мелкими жёлтыми брызгами во все стороны, теряясь в темноте бара. Где бы она ни прошла: мимо столов, людей, стойки бара – везде она обильно и непомерно расточительно расплёскивала вокруг себя эти золотые «брызги шампанского». Молодая, красивая женщина словно собралась на пляж. Ничем не стеснённые груди вздрагивали при каждом дробном звуке её шпилек по чёрному мраморному полу.

Мишель, сосредоточенно глядя перед собой, подошла к стойке бара, зачем-то украдкой обернулась. Взгляд её говорил: «Не видит ли кто?»

Открыла такой же отделанный золотом клатч, коротким движением руки что-то подала бармену. Цветы на стойке закрыли предмет. Женщина снова как-то подозрительно робко оглянулась. Музыканты на сцене заиграли какую-то серьёзную мелодию.

«Бу-у-ум! Бум-бум! Бум!» – солирующий контрабас выдавал ритм, полный напряжения и тревоги. Мишель что-то сказала бармену, тот с непроницаемым видом коротко понимающе кивнул, бросив тяжёлый взгляд, прямо в глаза Мишель. Набирающий темп суровый контрабас заглушил слова женщины, она что-то ещё быстро произнесла. Бармен блеснул глазами, словно услышал от женщины слово-пароль. Точёными ноготками своих изящных пальчиков Мишель отстучала по стойке ритм вслед за жутким контрабасом – напряжение мелодии передалось и ей. Бармен ушёл. Женщина снова воровато оглянулась.

Лунный свет очерчивал тёмный силуэт Сергея тонким мягким контуром. Светлая голова светилась шариком белого одуванчика на тонкой шее. Подушечкой пальца он тронул капельку воды на зелёном срезе стебля. Медленно провёл пальцем вверх до красных упругих лепестков, размазывая влагу. Собираясь взять цветок пальцами этой же руки, Сергей ещё не дотронулся до стебля, но уже разжал пальцы той руки, что держали тюльпан.

В этот самый момент пухлый красный бутон выскользнул из рук Сергея. Видя это как в замедленной съёмке – он, смешными движения рук, словно мартышка, старался аккуратно подхватить, а затем понимая что промахивается, и вовсе просто, грубо ухватить нежный цветок.

Его жонглёрских ухищрений хватило лишь на то, чтобы тюльпан не упал в море, а приземлился тут же, у ног Сергея, только по ту сторону борта, на самый край водосточного желобка палубы. Высокое корабельное ограждение фальшборт, доходило – ему почти до солнечного сплетения. «Эх, высоко!» – блямкнула мысль в голове. Сергей стоял и в оцепенении смотрел, на лежащий по ту строну жизни тюльпан. Лепестки бутона дробно подрагивали на ветерке.

Цветок словно испуганно дрожал, натерпевшись жути от своих акробатических кульбитов, и той чёрной бездны, что была сейчас под ним.

Вставшие домиком брови на лбу Сергея в мольбе к небесам говорили о том, что человек принимает какое-то сложное для себя решение. Сергей страдал!

Казалось бы, чего проще, пойди и купи новый цветок.

Но желание очаровать Мишель тюльпаном, как маленьким сюрпризом, вынуждало его ум метаться бешеной обезьяной в клетке в принятии решения. «Лезь!», «Лезь!», «Лезь!» – зажужжала в мозгу какая-то чужая, навязчивая, липкая мысль.

На мгновение замерев, Сергей всё же перегнулся через борт и медленно протянул руку. Увы, борт слишком высок! Всё ещё сомневаясь в правильности своего решения, оглянулся, посмотрел через стеклянную дверь, на барную стойку с цветами. Подумал: «Так… плохо дело. Интересно, успею я купить ещё цветок?»

И снова это настойчивое: «Лезь!», «Лезь!», «Лезь!» – Сергей поморщился, отгоняя эту противную «мысль-муху». Взгляд его блуждал по вазе с цветами на барной стойке. Среди бутонов цветов увидел лицо Мишель. Он понял – чтобы его маленький сюрприз получился – нужно перегибаться за борт.

Мишель, ожидая бармена, вертела очаровательной головкой по сторонам. Каждое её движение отзывалось в её теле. Ничем не стеснённое, оно всё целиком соблазнительно покачивалось, колыхалось, подрагивало. В проёме входной стеклянной двери бара она заметила Сергея, стоящего к ней спиной. Почувствовав взгляд Мишель, он обернулся, улыбнулся, но улыбка тут же сошла с его лица и превратилась в мину млеющего идиота. Мишель поняла – цель достигнута, её наряд окончательно лишил разума её жертву.

Сергей, очнувшись от магически полуодетого тела Мишель, резко взметнул руку, призывно помахал ей. Она ответила ему своей медленной, чопорной улыбкой – кивнула. Через секунду Мишель вдруг метнула взгляд в сторону того, столь недружелюбно настроенного «разведчика». Они встретились какими-то секретными взглядами всего лишь на мгновение. «Ударная волна» её наряда, нацеленная на одного, имела в разы большую мощь поражения. «ЦРУ-шник» пялился на неё своими красивыми глазами с таким же лицом, как секунду назад это делал Сергей, вмиг потеряв всякий разум и превратившись в этакого большого глупого медвежонка. Взрывная волна «Секс-бомбы» снёсла голову с плеч и этому бедолаге.

Мишель подумала: «Сегодня у меня выходной. Буду сегодня отдыхать и делать то, что хочется – мне!». Утвердительно кивнув своим мыслям, она резво отвернулась, голой спиной чувствуя похотливый взгляд «животного» в модной рубашке, сверкающего золотыми часами на руке «ЦРУ-ушника».

Помахав Мишель, Сергей сражённый её «золотым откровением», с ещё большей уверенностью взялся за дело. Слева, в шаге от себя на фальшборте он заметил спасательный круг, висящий со стороны моря, за боротом. Неожиданно он воодушевлённо хмыкнул. Отчего-то этот предмет индивидуального спасения на воде придал Сергею уверенности. Он чуток подпрыгнул, чтобы заскочить на борт, навалился животом на отполированное дерево перил. Носки его туфель слегка оторвались от палубы, он висел перпендикулярно борту, став похожим на живые весы. Аккуратно балансируя, попеременно перевешивали то туфли, то голова.

Соображал он сейчас плохо.

В голове яркими вспышками раздевался и одевался золотой силуэт Мишель. Временами возбуждённый мозг подкидывал и такую картинку: «Мишель, абсолютно обнажённая, сама вся из золота, медленно пританцовывает, сверкает в ярких лучах золотого света». Именно эти мысли, будоражащие сейчас его голову и не только – загнали его в столь нелепую и для его дела явно неэффективную позу. Сергей висел головой вниз, на большой высоте, в ночной черноте.

И снова эта противная трель в голове, явно какая-то чужая, посторонняя мысль-команда: «Лезь!», «Лезь!», «Лезь!»

– Да, лезу же я! – огрызнулся вдруг Сергей неизвестно кому.

Левой рукой он уже опирался не на фальшборт, а на висящий чуть ниже спасательный круг. Пальцы же правой руки почти коснулись цветка. Трясущийся, скрюченный от напряжения палец прошёл совсем рядом, в сантиметре от зелёного листика тюльпана. Сергей, шумно выдохнув, свесился за борт ещё ниже. И вот, наконец, лицо его осветилось радостью победы – пальцы Сергея коснулись стебля цветка, он взял его в руку.

Спасательный круг, как колесо, провернулся на своём креплении, слетел со своего места и полетел в воду. Вслед за ним в кулаке со злополучным тюльпаном, мелькнув подошвами туфель, полетел в чёрную морскую воду Сергей. С классическим «киношным», удаляющимся звуком падающего с большой высоты человека:

– «А-а-а-а!»

Бармен положил на стойку холёную ладонь с запонкой на манжете. Медленно убрал руку. На стойке лежала пачка японских презервативов. Мишель, чуть кивнула, прикрыв лукавые глаза, взяла «резинки» и направилась к выходу из бара, на палубу к Сергею.

Двигаясь по залу, приподняв правую бровь, Мишель бросила через плечо короткий взгляд в сторону «ЦРУ-шника». Тот уже вставал со своего места, двигаясь ей навстречу. В своей манере, поймав в прицел своего внимания золочёную мишень, парень цепко держал её своим немигающим змеиным взглядом. Поравнявшись с Мишель, он вплотную подошёл к ней, уверенно взял её за локоть. Без улыбки, процедил сквозь щель своего рта на английском:

– Детка, на кой тебе этот слащавый пижон? Останься со мной, поверь, я сделаю тебя счастливой!

Мишель, глядя в упор на парня, молча улыбнулась, показав ряд своих жемчужных зубов всё той же своей фирменной улыбкой «светской дамы». Медленно освободила свою руку. Отвернулась от большого животного с золотыми часами. И не торопясь, давая хорошенько рассмотреть свой зад, пошла прочь от него.

Пока двигалась к двери, скосив глаза – сканировала тёмное пространство бара – снова этим своим вороватым, полным осторожности и напряжения взглядом. Переступив порог и закрыв за собой дверь, облегчённо выдохнула, прилепилась к стеклу обнажённой спиной. Мгновение, другое постояла – сделал шаг, второй. Посмотрела направо, глянула налево. Сергея на палубе не было.

Слегка нахмурилась, прошептала сама себе:

– Ну как же так? Он же только что стоял здесь?!

Она немного постояла.

Потом ещё немного. Подбоченилась, выставив роскошное округлое бедро. Недовольно сменила позу, колыхнув всеми своими прелестями.

Стояла, переминаясь с ноги на ногу. Зайчики от её туники бегали по синей палубе кругом золотых искорок. Обернулась через плечо в темноту, нахмурила бровки. Губки сложились в недовольную гримаску. Выходить самой из освещённого лампочкой круга почему-то не очень хотелось, она позвала его по имени, на французский манер:

– СерЖ-ж-ж!

Растягивая слова, она промямлила:

– Я не хо-очу в темноту-у! Тут у меня зайчики и тут красиво-о-о…

Снова ничего. Она в полной уверенности, что он там, стоит в темноте, издевается над ней. Уже по-настоящему обидевшись, серьёзно прокричала:

– Ну и шутки у вас… у русских! – прогневалась современная «Ева».

Капризно топнула ножкой, свободное тело встрепенулось в ответ.

Резко крутанулась на носке туфли, коснулась дверной ручки – остановилась. Не оборачиваясь, повела глазами чуть в сторону и вверх – подождала. Снова всё та же тишина. Красный рот искривился в капризной гримасе, брови сильно нахмурились, нервно толкнула от себя дверь, зашла в бар. С порога вскинула ладошку, приветствуя парня с пронзительным взглядом, махнула изящной линией руки. Сильно вихляя золотым задом, процокала шпильками к его столику. Подойдя к здоровяку, с ходу уселась к нему на колени, подставив свои бултыхающие груди прямо ему под нос.

Мишель, а может быть вовсе и не Мишель, сменила амплуа «Светской дамы с несуществующими престарелыми родителями в каюте», стала играть теперь свою следующую роль. На этот раз – роль «доступной подружки» из своего личного репертуара продажной женщины.

Глядя масляно в глаза «бультерьеру» в голове красотки звуком кассового аппарата дзынькнула мысль: «Чёрт с тобой – сегодня поработаю!»

Головы своей Сергей не чувствовал, её разметал на невидимые осколки ужас! Он превратился в одну огромную, пустую дыру. Его вмиг не стало. Сергей исчез, испарился, растворился!

Не было рук, не было ног, туловища, головы – он исчез, как существо. Всё, что теперь было – это один, стерильной белизны страх.

Сводящее всё нутро, тягостное ощущение полёта, с тошнотным привкусом состояние невесомости. При этом вязкое, стискивающее чувство центра себя.

Стало вдруг горячо-горячо! Неожиданно резко накал жара обратился в обжигающий мороз, лихорадочно затряс всё ощущение себя. То, что обжигало пеклом, теперь жгло жутким морозом. Снова огромная, скрывающая всё-всё целиком, белая, всепоглощающая вспышка. И всё тот же смертельный холод, от которого вмиг закоченело всё и вся.

И вдруг снова жара!

Постепенно, очень медленно белый цвет превратился в зыбкую пелену белого света. Выжигающий жар огня стал постепенно тонким чувством тепла. Вот и пелена, мерцая, становясь то снова плотной белой, то едва заметной, сошла на нет. Тепло постепенно стало прохладой. Ещё через мгновение эта прохлада стала мокрой, противной, холодной солёной морской водой – сознание вернулось.

Захлёбываясь, отплёвываясь, Сергей хрипел, хрюкал, харкал.

Солёная до горечи морская вода раздирала всю носоглотку. Горло свело жутким спазмом.

Так бывает, когда получаешь резкий удар под дых. Невозможно не вздохнуть и не выдохнуть. Вот и Сергей, сейчас широко разевая рот, сипел и шипел, как старинный паровоз. Только вместо пара изо рта у него вылетал фонтан солёных брызг.

Прочистив горло от соли, он, что есть силы, закричал, заорал диким, страшным голосом, звал на помощь. Водяные водовороты то отталкивали тело Сергея от борта лайнера, то сильно прижимали его к нему, стараясь утянуть в глубину, под корабль. Сергей что есть силы грёб, то уплывал от корабля, то снова стремился к нему.

Безмолвный борт теплохода, оставляя ярко-жёлтые блики света на чёрной воде чередой иллюминаторов, проплывал мимо него в полном своём железном равнодушии. Внутри круглых окошек было так светло, тепло, сухо и так уютно, что красивое лицо Сергея перекосило в жуткой гримасе отчаяния от невозможности вернуться туда, в этот корабельный рай, обратно. Весь этот комфорт и «парадайз» молчаливый гигант увозил сейчас от беспомощно бултыхающегося в темноте Человека.

Как бы прощаясь с Сергеем, лайнер издал протяжный выворачивающий наизнанку душу, вой-гудок. Свет из последнего иллюминатора лизнул перекошенное от ужаса лицо, ставшим сейчас уродливой маской с вытаращенными белками глаз, оскаленным ртом и острыми чертами скул и носа. Жёлтый свет яркими «бликами-издёвками» заплескался на чёрной морской зыби, стал удаляться в темноте. Сергей что есть силы начал грести, дабы угнаться за этими крохотными кусочками жизни на чёрной воде.

Мощный водный поток, раскрученный винтами корабля, подхватил его и с силой потащил, увлекая за собой, прочь от океанского лайнера. Темнота вдруг показалась ему огромным ощерившимся монстром, который вот-вот проглотит его навсегда. А звук пароходной трубы воем этого ужаса – торжествующим, полным предвкушения знатной трапезы.

Как бы ни желал Сергей всем сердцем, чтобы всё происходящее как-нибудь благополучно закончилось, реальность оставалась реальностью – он один! Совершенно один, ночью – в открытом океане и без единого шанса спастись!

Упавший вместе с ним спасательный круг, словно став живым как потерявшаяся собачка, испугавшись темноты, никуда не уплыл от человека. Увлекаемый течением воды ткнулся ему в затылок, словно сам искал у него защиты от зева непроглядной тьмы.

Шелест и бульканье водного потока стали утихать.

В расползающейся вокруг тишине вдруг послышалось как переливается или растекается огромное количество воды, словно невидимый гигантский кашевар стремительно вынул свою огромную поварёшку из такого же здоровенного чана. Следом за звуками плещущейся тоннами воды, разнёсся глухой ухающий вой-гул вперемешку с шипением. Вызывая из глубин человеческого нутра тянущее, скручивающее, противное чувство тошноты в животе.

Неподалёку, в черноте ночи – вынырнул кашалот.

Это сейчас он так угрюмо прозвучал. Это его вой перешёл в звук детского рёва, визга и плача – и грустно затих, шелестя потоками воды по своей огромной чёрной спине. В непроглядной тьме Сергей не видел, откуда идёт этот раздирающий его душу звук. Всё его существо, затрепыхалось, завибрировало от ужаса заполнившего каждую клеточку его бренного тела.

Душа взметнулась ввысь, прочь…