Читать книгу Чао, Феликс Вивас - Сергей Осмоловский - Страница 2

О вас, не думайте, я не забываю. Я обещал историю? Вот вам история…

Всё началась в центре Милана шесть месяцев назад. Я тогда сказал себе: "Пора ", и ночь получилось такая, что я вовек её не забуду. Помню эту ночь, как сейчас. Световая вывеска отеля имени Ангелов горела ярче луны. У входа в гостиницу тёрлась группа жеребцов из Рима: они курили, декламировали, смеялись, флиртовали с обслугой. Всё было у них хорошо, но их смех вдруг пресёкся, когда злой, как чёрт, Герман вывел из отеля пышногубую куколку ЭНЕТТУ. Она упиралась, мельтешила, чтоб не поломать маникюр, но он жёстко держал её за плечо и, словно котёнка за ухо, тащил наружу. Помню, такое обращение с синьориной пришлось жеребцам не по нраву, хотя я полагал, им не должно было быть до неё никакого дела. Они зашушукались между собой, один даже крикнул:

– Ehi tu, non potresti più gentilmente con la signora?! Bastardo!..¹

Герман пихал Энетту вперёд, на окрики внимания не обращая, не замечая препятствий и видя цель – такси, притиснутое к обочине напротив.

Жеребцы же продолжили молоть языками:

– Wow che gnocca, eh! Non resisterei.²

Герман рванул на себя дверь автомобиля и затолкал Эннету на заднее сиденье. Ей было двадцать шесть, она была хороша и покидать столицу моды явно не желала. Да ещё в каком-то такси. Да ещё для "обычных людей".

– Вещи соберёшь, ключи оставишь на столе! – бросил ей Герман вместо прощанья, а таксисту заказал: – Al’aeroporto!³

Энни была обескуражена. Она пыталась ответить Герману что-то вроде "Прости", но из щёлки меж губами выходил лишь невнятный, сухой сип на полслова. В ответ Герман с такою силой грохнул дверцею не своего автомобиля, слово разнёс бутылку шампанского о борт отплывающего судна.

Жеребцы, тем временем, позабыли обо всём, что сделало им неприятно, и общались, как и пять минут назад – легко, непринуждённо, со смехом без видимых причин. Но, как и пять минут назад, их смех опять пресёкся. На этот раз их обезмолвила София, прокатившая мимо в гостиницу свой красный чемоданчик. Вид у неё тогда был совсем не такой, как нынче. Никакого мини и никаких шпилек. Она была утомлена и ненакрашена, одета без лоска и без выдумки, а вместо укладки на боку болтался ощипанный хвостик.

– Oh Dio, – простонал один из жеребцов с тонкими бакенбардами, – c'ѐ ancora un’altra fighina! Che serata, eh!⁴

Не улыбкой, но хмурой тонкой бровью встретила София первые комплименты Ломбардии⁵. Чтоб обезопасить себя от вторых, она поспешила укрыться в холле гостиницы, но в проёме автоматической двери её оттеснил пухленький и маленький дядька – важный такой, как синьор помидор, с седыми усами и похожим на себя кожаным чемоданом на колёсах. Когда-то его учили пропускать женщин вперёд, но он сразу же забыл об этом, лишь его зарплата достигла ста двадцати тысяч евро в год. А когда она перевалила за сто восемьдесят, он забыл даже то, что шипеть и ругаться можно только на футбольного арбитра. И теперь возмущался, распушивал усы, столкнувшись чемоданами и застряв в проходе:

– Ma guarda!⁶

София тут же извинилась:

– Signore, mi scusi.⁷

– Sti russi!⁸ – сплюнул Пузач.

Извинения, размазавшись Софии по лицу, сменились обвинениями в свою защиту. Под взглядом русской соколицы дядя с седыми усами утратил баланс между важностью и пузом и стал биться об углы входной автоматической двери со своим чемоданом, недовольно бормоча:

– Solo tedeschi sono peggi. Ma quei almeno sanno fare le maсchine normali…⁹

Между тем Герман, убрав руки в карманы, смотрел мокрыми глазами, как такси увозит от него женщину с обложки журнала. Но долгие проводы – лишние слёзы, и злой, готовый без повода нарваться на драку он развернулся обратно к отелю, где очень кстати жеребцы продолжали кадрить несчастную Софию:

– Ciao, bella, come stai? Dai con noi! Sul serio, scoparei anche questa!..¹⁰

София застряла на входе, как Пятачок в норе у Кролика, которую заткнул своим задом обожравшийся Винни. Сокрыться от сальных посягательств ей никак не позволяли два чемодана и один неуклюжий шовинист, а беспардонные "шуточки" терзали её интеллигентный слух, как ледяные градины терзают бабочкины крылья. Она так торопилась укрыться за стенами отеля, что мешала сама себе – и багаж раз за разом то на спинку валился, то на живот. На её удачу в ту пору сытую, в ту пору прекрасную ещё попадались на тропинках Европы туристы, которые и чемодан слабой девушке помогут поднять и на попа его поставят заботливой рукой. София хотела поблагодарить Германа, но не успела – он вручил ей свои часы. Наручные, дорогие – на сохранение. Ибо в следующий миг его карающая десница, сжатая в никогда ещё не сжимавшийся кулак, уже месила сдобное тесто похабных ломбардийских губёшек.

София в шоке округлила глаза, но шок тут же сменился девчачьим восторгом и поглотил её на целых пятнадцать секунд, пока не подкралась полицейская сирена. Тогда и участники рукобойного замеса тоже все встали, отряхнулись, поправили физиономии и обернулись в ту сторону, откуда она исходила.

Подъехав, машина с полицейскими остановилась, и сирена заглохла, хотя сигнальные огни продолжили работать. Они мигали – то синий, то красный – и так заворожили меня, что я едва не растворился в синем, так напомнившем мне о моём родном небе, заливающим всё пространство, которое только можно охватить глазом.

Драчунам были слышны звуки хлопающих дверей и голоса полицейских:

– Allora, cos'ѐ successo di bello?..¹¹

А я уже слышал звук самолёта, пронёсшегося мимо меня три месяца спустя. В его полупустом салоне, в ряду из трёх кресел спала, укутанная пледом, одинокая София. Глаза её были прикрыты маской для сна, а губы улыбались. Улыбались так сладко, будто встречались с мечтой, окрасившей небо и облака в иллюминаторе цветом первых солнечных лучей…

Говорят, любовь даруется людям свыше. Я уточню – не любовь, а встреча. Встреча с твоим человеком – вот, что ниспослано судьбой. А любовь – это лишь возможный результат того, как ты распорядишься данным тебе шансом. Поэтому в вопросах личного счастья не стоит слишком уповать на силы небесные. Любовь – это то, что тебе всё равно придётся делать самому…

Три месяца после мордобоя квартира Германа была ещё в порядке. В относительном, конечно, в холостяцком, но всё же. Он устроился жить на высоком этаже, откуда большие окна в пол открывали вид на весь город. Шторы были раздвинуты, занавески отсутствовали как класс. На светло-серой стене зиял большой телевизионный прямоугольник, а напротив стояла двуспальная кровать, одна половина которой холодела пустая.

Из приоткрытого окна в комнату ворвался пронзительный, по-утреннему противный автомобильный гудок. На пустую подушку, ближнюю к окну, упала мужская рука – это хозяин. Герман тихо посапывал на своей половине в маске для сна, когда сигнал его потревожил. Он помычал, ощупал соседнюю подушку, стянул маску, проморгался, будто удивлённый тем, что место рядом с ним пустовало, но быстро успокоился и отвернулся к прикроватной тумбочке с электронными часами. На табло светилось – 04:33…

04:33, 04:34 – перещёлкнул минуты электронный циферблат на панели отечественного, но амбициозного автомобиля, рискнувшего принять участие в игровом рейде по городу "Ночной дозор". Пилотировал уже знакомый нам Миша, а помогал ему ровесник СЕВА, роль которого раскроется чуть позже. У Севы в руках дрожала, как лист на ветру, самодельная карта с пробитыми на ней ориентирами для промысла игровых баллов. Оба они были немного сбиты с толку и даже ошарашены – смотрели вперёд, за лобовое стекло, выпученными глазами.

– Ты это видел? – вышел из ступора Сева.

– А я думал, мне одному это показалось, – проглотил Миша сухую слюну. – Что это было-то?

– А чёрт его знает… Может, всё-таки показалось?

Миша переключил коробку передач. Экипаж тронулся. Поехали не быстро, внимательно и живо всматриваясь в городские объекты.

– Стоп! – воскликнул Сева. – Вот они!

– Кто?

– Сорок детей!

– Где?

– Да тормози, говорю! Выходим!

Вышли, но Миша всё никак не мог уловить суть:

– Где сорок детей? Где ты их увидел?

– Блин, да не тормози, говорю! Вон они, – Сева ткнул на знак ограничения скорости, – сорок! А вон, – указал он на знак "Осторожно, дети" под знаком "40", – дети!

– А-аа, точно! Круто придумали! Ну, фоткай быстрей и – погнали!

Сева нацелил на объект камеру смартфона – щёлкнула вспышка…

Прикроватный свет зажёгся от вялой холостяцкой руки. На часах было 04:35. Гере не спалось. С прикроватной тумбочки он взял телефонную трубку, надавил на клавишу, пристроил к уху и принялся ждать ответа. Минуты полторы слушал только гудки. Наконец, с того конца проводной связи ответили хрипло и заспанно:

– И?..

Это был друг и сотрудник Германа по бизнесу – Рома.

– Ромео, привет, – пробормотал Герман. – Напомни, что там Полина говорила – когда она встречается с людьми?

Друг на разговор был не настроен.

– Бонждёрно, бль! – брякнул он. – Другого времени нет, чтоб уточнить?

– Разбудил, что ли? – обеспокоился Герман. – Ну, изви…

Из трубки Германа прерывисто запикало.

– …ни, – закончил он, вернул трубку на тумбочку, поднялся, свесил ноги и сел, упёршись руками в борт кровати.

Одет он был в трусы и лёгкую комбинацию из мускулатуры. Подбородок обрамляла двухнедельная борода, а лоб – всклокоченный ёршик. Взгляд при этом был свеж, осмыслен, сонливости не выражал и убедительно, сосредоточенно, напряжённо пялился в пол. Насмотревшись под ноги, Гера взял пульт, включил телевизор, бросил пульт на кровать, поднялся, поскрёб ягодицу и вышел из спальни.

Телевизор заработал и, странное дело, начал как будто самопроизвольно переключаться. Менял канал за каналом, пока не нашёл нужный, осветивший на экране лицо крупного итальянского бизнесмена – ДЖАНФРАНКО, аппетитного мужчины сорока двух лет в деловом костюме и тёмных очках, которого по пути из здания в автомобиль атаковали журналисты. Тут же и громкость звука увеличилась, как сама собой.

Диктор вещал:

– Вчера в Италии знаменитый архитектор и фабрикант Джанфранко Скарфоне, которого ещё называют "Мраморный король", заявил об объединении итальянской, двух германских и турецкой компаний под собственным брендом…

Поскальзываясь на паркете, в спальню влетел Герман: без трусов, но с полотенцем на шее. Капельки воды срывались с его мокрых волос и разбивались вдребезги у ног, пока он слушал комментарий, с ошалелым интересом застыв у репортажа.

– Объём транзакции участниками сделки не разглашается, но эксперты говорят о сумме в несколько сотен миллионов евро…

Герман, не глядя, схватил телефонную трубку с тумбочки, но она оказалась телевизионным пультом. С какой стати? Он удивлённо скривился, ибо помнил абсолютно точно, что пульт оставил на кровати, а на тумбочке должен был лежать телефон! Или нет?.. В общем, не время было разбираться – Гера бросил пульт "на место", на кровать, судорожно схватил телефон, судорожно раздавил клавишу и стал ждать, судорожно внимая безответным гудкам. Фоном звучал голос Джанфранко:

– Sono contentissimo! Oggi il mio sogno si è avverato: le aziende di pietra europee principale sono subordinate a criteri comuni di qualità, come diceva il mio grande compatriota Michelangelo: tagliare via tutti gli eccessi. Marmo come un’opera d’arte.¹²

– Ромео, слушай! – крикнул Герман в телефон. – Да не ной ты, а слушай! Тендер, на который мы заявку отправляли, помнишь?.. Ну да, в шорт-лист которого попали, а дальше не знали, как подступиться!.. Ну и что, что месяц назад? Дело-то не сдвинулось!.. Я? Я – да, знаю, как сдвинуть. Даже больше. Я знаю, как взять его голыми руками. Го-лы-ми!.. Ага! Просыпайся! Подробности – после!

Герман сбросил звонок, стянул полотенце с шеи и вот так, ничем не прикрытый, обращённый всеми первичными половыми признаками к крупному плану итальянца, дослушал его высокопарную речь, а затем набрал ещё один номер:

– Здравствуйте, билеты до Рима на сегодня есть у вас?.. Самый ранний, да… Эконома нет, только бизнес?.. Ну, давайте бизнес…

Дверь квартиры распахнулась, и на лестничную площадку к лифту вышел повелитель тендеров, одетый в лёгкие летние штаны, подвёрнутые выше голени, тонкие спортивные тапочки на босу ногу и светлую рубашку с подвёрнутыми рукавами. Закрывал дверь он, дребезжа по телефону:

– А я высоты боюсь!.. Да, представь себе, это уважительная причина! Я не пойму: кто из нас начальник, а кто подчинённый – почему я ещё оправдываюсь перед тобой? Выперли меня из Италии на год, забыл? Это – достаточно уважительная причина для тебя?.. Ну, грацие Дио¹³! Короче, летишь ты́. Ты парень симпатичный, контактный, поговоришь там с Джанфранко, соблазнишь его… Не "хо-хо", а на сотрудничество соблазнишь! Заинтересуешь перспективами – в общем, дашь понять, какие мы бравые рагацци и как перспективно иметь с нами дело… Как? Я не знаю – как! На футбол сходи с ним!

Закряхтели двери лифта, и на площадку вышли соседи Германа: брюнетка КАРИНА двадцати пяти лет и её пятилетний сын БОРИСКА.

– Дядя Герман! – воскликнул мальчишка.

Герман приложил палец к губам, весело потрепал малыша по голове, приветственно подмигнул Карине и кивнул на лифт, когда его двери начали закрываться – мол, придержи. Та улыбнулась в ответ на просьбу и вытянула руку к фотоэлементам – двери лифта среагировали и открылись снова.

– Не дерзи старшим, – вправлял Герман телефону мозги. – Да, мысль, как всегда, гениальная, и – да, ты, как всегда, верно её угадал. Что?.. Нет, ты летишь по работе… Я говорю, па-ра-бо-те!.. Провожать? А ты что – Гагарин, чтоб тебя провожать? Хотя, знаешь, правильно – возьми Полину, пусть она тебя проводит. Нам не помешает сейчас держать её поближе…

По своей кухне в красных шортах и белой майке, с большой кружкой в одной руке и с трубкой у уха в другой шаркал двадцатишестилетними ногами РОМАН.

– Ладно, – буркнул он в трубку, сбросил звонок и задумчиво отхлебнул горячего чаю с молоком. – Разберёмся – Полина, не Полина…

После этих слов его паховый "кошель" цепко схватили когтистые девичьи пальцы.

– Мне показалось, – выдохнул ему в ухо девичий голос, – или я услышала чьё-то имя?

Роман едва не поперхнулся. Приходя в себя, он поставил кружку на столешницу, состроил игривую мину и объял попу подружечки, не разворачиваясь к ней лицом:

– Я еду в Италию. Тебя не беру. Ждать обещаешь?.. Ой!

Улыбка Романа окривела – это девушка ещё крепче захватила его срамоту. Четыре года разницы в возрасте ни моральных, ни иных преимуществ Роману не добавляли – командовала тут она.

– То есть, ты хочешь ехать без самого дорогого?

Её стройную комплекцию облегали белая майка и трусики, а ножки были одеты в гетры – невероятно сексуальные при ходьбе по дому на цыпочках босиком…

А на лифтовой площадке канючила Карина:

– Герочка, ну пожалуйста, посиди с Бориской.

– Дядя Герман, – загорелся Бориска, – а мне железную дорогу купили! Я там поиграл немного… Давайте её вместе чинить!

Герман сел на корточки перед ним, радостно стиснувшим маленькие кулачки от предвкушения.

– Обязательно, ковбой! – кивнул Герман. – И починим и ограбим с тобой все поезда Дикого Запада, но сперва надо раздобыть маски, чтобы злой шериф нас не сцапал, окей?

– Окей! – засмеялся мальчишка. Дядя Герман менял голоса, показывал на лице маски, что сильно его веселило.

Гера поднялся, а Бориска остался у его ног и с интересом наблюдал, как тот, вытягивая руку в проём лифта, раз за разом останавливал двери.

– Кариш, я рад бы помочь тебе, правда, но сегодня не могу, —сказал Гера с сожалением. – В аэропорт еду. Даже минутки нет.

– Ну а мне-то что делать? – капризничала молодая мамашка.

Бориска жался к ноге Германа, а тот шебуршил его по головке и прикидывал: Карина – стройные, открытые ноги, тонкая талия, небольшая, но крепкая грудь, чёткий подбородок, ярко подведённые глаза, чёрные ветки наращенных волос…

– Опять на свидание? – предположил он.

Карина опустила глаза:

– Это временно.

Герман снова, вытянув руку, вернул двери в исходное положение, а Бориска снова "усвоил урок".

– Ну да. Знаешь, как твоё имя переводится с итальянского? Милая. Милая – понимаешь? Чувствуется уют душевный, теплота, мамина любовь… Ты прекращай, что ли, Карин, а. Спонсоры из интернета – не самая достойная публика для твоей красоты. Они последние, на кого стоит рассчитывать.

Герман шагнул в лифт и, подмигнув Бориске, нажал на кнопку. Бориска неуклюже подмигнул Герману в ответ.

– А на кого мне рассчитывать? – дерзнула Карина. – На тебя, может быть?

Двери лифта закрывались, и Бориска, по примеру Германа, выставил ручки, но он был значительно ниже расположения фотоэлементов, и двери, не отреагировав, продолжали закрываться и чуть его не придавили – благо дядя Герман поспешил высунуться из кабины, чтобы упасти Бориску, и в очередной раз отсрочил свой выход на первый этаж.

Карина взяла Бориску за руку:

– Это ты себе можешь позволить ровно на попе сидеть! И носом дышать! А у меня вон – сына кормить надо!

Гера хотел бы ничего не отвечать, но не смог:

– Очень скоро суть твоих свиданий станет очевидной даже для него.

Двери закрылись, и лифт повёз Германа вниз.

– Ну тогда женись на мне! – крикнула Карина в щель между дверями. – Что, брезгуешь?! Чистоплюй недоделанный…

Секунду Карина слушала, как скрежещут лифтовые тросы, а потом раздражённо стукнула ладонью по дверям. Бориска поднял на неё умную мордочку:

– Мама, двери так не откроются. Надо вот так.

Он порвался показать, как надо управляться с дверями лифта, но Карина подтолкнула его домой.

– Давай, давай, Бориска – домой.

Уже на входе прозвучал его любознательный вопрос:

– Мама, мама, а что такое чистоплюй?

– Это, сынок…

Она не успела даже сформулировать, как была атакована новым вопросом:

– А он у нас есть?

– Есть, есть, проходи.

– А у нас он тоже недоделанный?

– Тоже, тоже, проходи давай. Кушать хочешь?

Карина закрыла дверь, и голос Бориски прозвенел уже с той стороны:

– А можно мы его потом с дядей Германом будем чинить?..

Тем же утром в аэропорту, в зале прибытия, на паспортном контроле глаза КОНТРОЛЁРА внимательно выглядывали исподлобья – они сличали Софию с её фотографией в паспорте. За три месяца Италия очень на неё повлияла. Девушка из-под серого неба увидела, как живут люди под солнцем – что едят, в чём ходят, о чём говорят, чему улыбаются – и с удовольствием стала почти итальянкой. Длинные волосы теперь были распрямлены и заколоты с одного боку. Макияж присутствовал минимально – только на ресницах. Ногти были чисты от лака и аккуратно подпилены. Недорогие стильные бусы лежали на груди, которая и без них была украшена красным сердцем внутри признания "I Love Venezia" на большой белой футболке. Поясницу опоясывала летняя рубашка, повязанная узлом на пупке. Довершали наряд просторные по фигуре, укороченные брюки, безупречные щиколотки, легкие спортивные тапочки, большая и дорогая рыжая сумка на загорелом локтевом сгибе. Такие люди Контролёру не нравились. София попыталась улыбнуться, но он пресёк её попытку щелчком скул, шлёпнул ей в паспорт кирпичную, как его физиономия, печать и сунул документ обратно через стекло, откуда ему виднелась очередь из пассажиров с паспортами наготове. София отошла от окошка, развернула маленькую, порционную шоколадку, отправила её в рот и прошла дальше, под широкую надпись "Добро пожаловать в Россию", в зал выдачи багажа.

А в толпе встречающих уже выглядывала МАМА своей молоденькой копии – ухоженная женщина с именем Елена, опытом сорока пяти прожитых лет и формами, вполне ещё способными вызывать интерес. Из ворот к встречающим вышла София. Одной рукой она волочила за собой красный чемодан на колёсах, а другой – держала возле уха модненький смартфон и рыжую ручную сумку.

В фойе переминались медвежьи фигуры таксистов, хмуро оглядывающих прибывших из-под бровей и кепок и вертящих в пальцах автомобильные ключи.

– Такси! Такси в город! Такси недорого!

Маленькую Софию живо обступили двое медведей с обоих боков.

– Антикризис! – отрекомендовался первый таксист. – Девушка, такси-антикри..!

– Non parlo russo, chiaro?!!¹⁴ – раздражённо пальнула София, как только заметила их движение к себе. Она оглядела их, застывших на месте, резко убрала смартфон в сумку и прошла мимо.

Глядя ей в след, первый делился со вторым:

– Слышь, а чё – "такси" же на всех языках одинаково, вроде, не? Такси есть такси хоть на тарабарском, хоть на дуремарском. Чё тут непонятного?

– Да они вообще тупые, – поддержал его второй таксист, сочувственно провожая девушку мутными от плохого питания глазами. – Загнивают там, в Европе своей, с сыром своим плесневым. Озверели совсем. – Тут он потерял к итальянке интерес, и снова вернулся к работе: – Такси в город! Недорого! Для русских!..

А Мама всё вытягивала и вытягивала шейку, всё старалась возвысить свою голову над прочими головами и высмотреть издалека свою кровиночку. Наконец, её лицо растащило в стороны от счастья:

– Ча-ааао!

К ней, держа за ручку красный чемодан на колёсиках, семенила улыбающаяся София. Мама и дочка встретились, крепко обнялись и поцеловались по-европейски – дважды.

– Sofia, bambolina mia! Come stai?¹⁵ – выпалила Мама, точно из разговорника прочла.

– Ciao, mamma, ciao, carissima! Sto bene, grazie! Tu sia molto brava in italiano, e mi domando, chi di noi davvero stava in Italia?¹⁶

– Ну дочь! Ну дочь! – восхищённо замотала Мама головой. —Ничего не поняла!

– Я сказала, что ты у меня самая красавица и молодец!

Две родные женщины рассмеялись и обнялись снова.

– И всё же, как меняют человека три месяца жизни вдали от родины! – осматривала Мама дочурку. – И язык выучила, и без каблуков научилась ходить и сумочку носить без акрилового маникюра!

Она взяла чемодан – Софии осталась лишь её ручная сумка. Так и пошли. София дополнила:

– Ещё я разбираюсь в футболе, понимаю толк в маленьких машинках и умею делать покупки, не откладывая их на воскресенье, потому что в воскресенье у них там ничего не работает, кроме желудков.

– Значит, то, что сегодня – воскресенье, очень кстати, – заметила Мама, – тебя ждёт брусничный пирог!

– Мой любимый? – загорелась София, но взвесила объёмы мысленно проглоченных калорий, от которых не сможет воздержаться, и захныкала: – Мадонна, не-ееет!..

Из аэропорта на запах выпечки с брусничной начинкой их несла порядочная красная "немка". Мама управляла машиной, а София – языком с переднего пассажирского кресла:

– Мама, ты не понимаешь. Allora, ti spiego.¹⁷ Рим – это дух центра мира. Уже на станции: толпы, шум, гам, суета! Чуть выйдешь – древность, пласты времён! Но, знаешь, если все туристические дороги ведут в Рим, то все финансовые потоки однозначно сходятся в Милане. М-ммм!.. Ты ещё из вокзала не успеваешь выйти, как понимаешь: всё баблишко страны находится здесь.

– Ха-ха! – рассмеялась Мама. – Пусть без ногтей и каблуков, ты всё равно осталась нормальным столичным человеком!

– Постоянство – не порок, – ответила София, потянувшись к сумочке на заднем сиденье. – Без постоянства не бывает больших достижений.

Покопавшись в главном отсеке, она достала телефон, обратилась к дисплею и радостно ахнула: на дисплее висело оповещение о новой смс-ке!

Заметив реакцию дочери, Мама поинтересовалась:

– Что там?

София открывала сообщение, не дыша, но оказалось, что там лежало обычное поздравление от сотового оператора с возвращением в "домашний" регион. Радость на лице девушки тут же погасла. Сникнув, она протянула телефон Маме, чтобы та сама ознакомилась, что там, и в печали отвернулась к боковому окну. Мимо безликой, бесцветной чередой проскакивали придорожные пейзажи: полоски запущенного леса, неупорядоченные дачные посёлки, полулегальные строительные рынки, бесхозные угодья.

Мама взглянула на телефон и вернулась к дороге:

– Ничего себе! Круто!.. А что это?

Но итальянская болтливость Софии куда-то исчезла. Девушке ничего уже не хотелось – ни рассказывать, ни показывать, ни услаждаться пирогом. Ей хотелось грустить – и она грустила, бездумно перебирала пальцами телефон, явно расстроенная тем, что смс-ка пришла не от того, от кого она ожидала.

– Это миланский вокзал, мама… Centrale.

То, что увидела Мама на смартфоне, было "три-дэ" визуализацией действующего миланского вокзала.

– Чентрале, – повторила Мама и, заметив беспокойство дочери, сменила тему: – Как там Марио?

Она и предположить не могла, что из Италии София привезла ещё и темперамент. Та моментально взорвалась и проговорила тоном нетерпеливого наставника, подчёркивая произношение, выделяя ударением слоги и сопровождая их вспомогательным жестом.

– Centrale, mamma! Milano Centrale!

Чтобы успокоиться, София отправила в рот маленькую шоколадку, хрустнула обёрткой и упавшим голосом проговорила:

– В моей московской конторе я бы всё равно не смогла много заработать. Коттеджные посёлки – только звучит помпезно, а на деле – типовой ширпотреб. Да и тот теперь неизвестно, как будет продаваться. В Италии дела тоже не лучше. Особенно, когда русских покупателей недвижки не стало. Чёрта-с-два я от своих миланских кураторов приглашения дождусь: им местных архитекторов некуда девать – куда там мне ещё соваться! Вот я и занялась ерундой: реконструировала вокзал в свободное от практики время. По собственным расчетам.

– Сама? – изумилась Мама. – Вот эту хоромину – моя куколка делала сама???

Софии было приятно. И за куколку, и за хоромину.

– Мама, – ответила она треснувшим от усталости голосом, – твоей куколке уже двадцать четыре года – все хрящики уже давно обросли твёрдой костной тканью. Я придумала кое-что. Я к этим моделям русского национального колорита добавлю. Без перегруза. По-современному. В меру. Так что, комиссия, надеюсь, оценит.

– Что? Комиссия? Опять? Какая тепéрь-то ещё комиссия?

Мама испугалась, что дочь опять встанет перед умниками в белых халатах, но та поспешила её успокоить:

– Комиссия моей мечты, мама, не волнуйся. Тендер на сеть зданий для российских вокзалов объявлен – не слыхала, нет? А я в шорт-листе уже, между прочим. Буду дальше претендовать.

Мама взглянула на Софию, открыв рот:

– Ну не дочь, а бомба!

– Да погоди пока, – хмыкнула "бомба", – не взорвала ещё ничего. Не ларёк ведь на обочине ставим – тут соперники будут серьёзные. И не все будут бороться честно, purtroppo¹⁸…

Но Маму трудности не волновали – в победе своей куколки она не сомневалась:

– Не важно, я уже купила шампанское!..

– Белое или красное? – задорно посверкивала девушка глазами, сидя к Роману вполоборота с руками за спиной.

Пока Елена и София подсчитывали шансы на победу в конкурсе года, их соперники мчали в аэропорт, чтобы увеличить свои. На заднем сиденье "корейца" не уставала затейничать милашка в шортиках и гетрах, которую Роман не взять с собою не смог. Он и сейчас не смог противиться ей и только делал вид, что как бы снизошёл до этого детского сада, реагируя, как влюблённый пёс, который позволяет играть с собой маленькой киске:

– Белое.

Девушка вытащила из-за спины руки, в которых были зажаты леденцы на палочке в белом и красном фантиках. Тот, что в белом, она мгновенно развернула и запихнула в рот, а красный сунула под нос Роману, откинувшись на спинку сиденья – всё, мол, шуточки кончились, теперь серьёзно.

– Отличный выбор, – ответила она. – Классный магазин белого золота есть во Флоренции. Потом скину тебе адресок.

Роман взял конфету и, тоже откинувшись на спинку, намерился её развернуть. Он иронично переглянулся с водителем через зеркало заднего вида, но взгляд водителя иронии не выражал. Он был полон недовольства.

– Зубы, смотри, не испорть! – буркнул Герман…

София ждала ответа, а пока шли гудки, пожёвывала шоколадку и разговаривала с Мамой о вкусной и здоровой пище:

– А мне всё на пользу. И пицца, и паста у меня откладываются в нужных местах. – Вдруг, дозвонившись, она радостно взвизгнула: – Mario! Ciao! – Но тут же разочарованно сбросила звонок: – Автоответчик…

– А жизненный опыт? – подмигнула Мама.

– Что?

– Опыт откладывается в нужных местах? В голове или, может быть..?

София не поняла вопроса. Её больше беспокоило, что Марио до сих пор никак не проявился, поэтому нить беседы с Мамой от неё постоянно ускользала.

– Как я понимаю, Марио плюс София равняется большая и чистая любовь. – Мама кивнула Софии на живот: – Ты не везёшь мне там, часом, никого, кто вместо пирога сейчас затребует спагетти?

Её дочь мгновенно изменилась в лице:

– Мама!

Та, ляпнув необдуманно, и сама уже испугалась:

– Милая…

– Мама!

– Милая, прости!

– Ты же знаешь, что я не могу забеременеть – зачем ты цепляешь меня за больное?!

– Дура потому что! Прости, любимая! – Маме хотелось провалиться сквозь пол с педалями за свою глупую фразу.

– Это жестоко!

– Я просто подумала, раз уж ты прошла курс…

– И – ничего! – София накалилась от ярости, но, видимо, сразу же вымоталась и упавшим тоном пояснила: – Недостаточно, как оказалось. Назначили повторный. Через год. А потом ещё один. С наблюдением регулярным. Но это надо жить там, работать. А как? Щас с этим "евро" скакнувшим и на месяц-то денег не наскрести.

– А что твои заказчики здесь?

– Заказчики выпустили газики…

Мама обернулась к дочери и ласково сжала её ладонь, виновато улыбнувшись:

– Всё будет хорошо.

– Будет. Если выиграю тендер, – и София отвернулась к боковому окну…

Сдвинув брови, Герман молча вёл машину в аэропорт. Девушка Романа держала в руках карту-путеводитель, разглядывала её, но вдруг отвела в сторону, потому что Роман потянул к карте свои ручонки.

– А ну, ручонки! – пресекла она. – Я спрашиваю ещё раз, это – твоё?

– Так, чтобы не заблудиться, – пояснил Роман, как бы снизойдя и до этого детского сада.

– Не заблудиться? – допытывалась Девушка.

– Исключительно, чтобы не заблудиться, – терпеливо повторил он.

– Запомни этот момент – ты только что поклялся мне в верности.

– Милая, – улыбнулся Рома, – слово "заблудиться" интерпретируется не только в значении корня "блуд".

– С тех пор, как я пометила территорию твоей квартиры своей зубной щёткой – только в таком.

– Я обещаю, что буду "блудить" сугубо от гостиницы до офиса Джанфранко Скарфоне.

– Все слышали? – обратилась она к присутствующим в салоне. – Пусть это обещание, как лампочка накаливания, освещает твой путь на вечерних променадах, когда свои льстивые голосовые связки ты будешь освежать вином в обществе аппетитных итальянских макаронинок.

Роман расплылся в улыбке и подмигнул Герману в зеркало, мол, каково, а! И ответил девушке:

– Да по работе я, па-ра-бо-те.

Резким движением она вырвала из путеводителя две страницы и оставила их Роману:

– Этого хватит, чтобы найти дорогу.

А остальное выбросила в окно. Роман принял листочки и довольный переглянулся с Германом. Но Герман ни на грамм не разделил его весёлость – напротив, ещё сильнее сдвинул брови:

– Страницы из паспорта тоже советую вырвать. Пока не поздно…

Тема разговора сменилась – теперь женщины говорили о мужчинах:

– Это было бы идеально. – Мама аккуратно свернула с трассы на перекрёстке влево, через полосу встречного движения. – Понятно, что от сладкоречивых красавцев поступков мужских не дождаться, но а наши-то бруталы, которые "антиперсперант" не знают что такое, и у которых из ласковых слов только "дай пожрать" – разве лучше?

– Ну и что же мне, – протестовала София, – из двух зол меньшее выбирать? Я добро хочу, мам. Только добро.

Внезапно что-то ударило машину сзади, и женщин по инерции бросило вперёд. Открыв от ужаса рты, Елена и София обернулись, а там – корейская марка! Как и почему она съехала сюда – непонятно. В её салоне – адский переполох, все трое пребывали в шоке от случившегося. Юля и Роман вскочили со своих сидений, а Герман, отдёрнув руки от руля, оправдывался с выпученными глазами, что это сделал не он. Впереди, у самого капота, брезгливо ёжилась задняя часть кузова немецкого автомобиля.

– Ты чё творишь, а? – негодовал Ромка.

– Я не знаю! – истово клялся Герман, прижимая правую руку к левой груди.

– Ты чё творишь, убийца, блин?! Я, можно сказать, только жить начинаю!

– Ром, это не я! Я говорю – я вообще не знаю, как это…

Звучало до возмущения нелепо. Девушка Ромки закатила глаза:

– О, майн гад!

– Да клянусь, не я это!! – продолжал отнекиваться Герман.

– Пушкин это! – догадался Роман. – Алексан-Сергеич! Он за рулём сидит! Трасса – вон она, ты на кой чёрт вообще сворачивать стал?!

С трассы донёсся жуткий визг автомобильных покрышек от резкого торможения на развороте. Герои обернулись и увидели через окно, как слева на перекрёсток с визгом и дымом из-под колёс вылетел внедорожник с флагами ЦСКА, а за ним с пьяным улюлюканьем через открытые окна – второй, с флагами "Спартака". Они маневрировали на скорости с таким пренебрежением к безопасности и правилам движенья, что героям стало очевидно: если бы они продолжили двигаться по трассе и не свернули бы неожиданно для самих себя, то неминуемо попали бы в автокатастрофу.

Молодые люди переглянулись, открыв рты, но через секунду начали снова:

– Я понятия не имею, как это произошло, веришь – нет?! Ты мне веришь?!

– О, майн гад!

– Да харэ уже, а! Верю – не верю! Совсем за идиотов тут нас принимаешь!..

Тем временем в другой машине готовились к разборке. Взбешённая София, оглядываясь назад, щёлкала замком ремня безопасности, словно затвором автомата:

– Вэлком ту Рашша, называется! Ни минуты без хамства! Ну, я его сейчас научу ласковым словам! Мамма мия, заткни ушки – твоя бомба говорить будет!

Она открыла дверь и решительно двинула на выход…

А в салоне "корейца" продолжался сыр-бор. София надвигалась как угроза, как туча, как ураган, но там все были слишком увлечены друг другом, чтобы это заметить.

– Ну, потому что не я это, сколько можно повторять! – стоял за себя Герман. – Не я! У меня руки – вот, на без десяти два были!

– Ага! Были на без десяти два, а сплыли на полшестого!

– Мужчины, – кивнула им в окно девушка Романа. – Объединяйтесь.

София уже подошла к водительской двери. Она дёрнула за ручку, но та оказалась заперта. Дёрнула сильнее, ещё сильнее – Герман сглотнул, опустил стекло, и София выплеснула ему на голову всё, чего понабралась в Италии:

– O, Dio! Ma guarda questo! Cos’altro si poteva aspettarsi – certo che un’uomo sta al volante!

Девушка Романа заметила с кресла:

– Хы! Если гора не идёт к Орнелле Мути, то Орнелла Мути сама идёт к горе.

– Non sai guidare, ma ti metti! Buongiorno, cretino, dai fuori!¹⁹

– Хы… Чую, разговор будет долгим, – заметила девушка Романа.

Рома похлопал друга по плечу. Тот обернулся, словно попрощался, открыл дверь и вышел. Он слушал Софию, будто силился её понять, она же тараторила без умолку, горячо и страстно, активно помогая себе жестами и тем нарочно сбивая противника с толку. Ну и выпуская, разумеется, пар за эту сволочь Марио, который до сих пор не сподобился даже на смс-ку.

– Guidi come un deficiente! Non hai le mani, o gli occhi ti mancano?! Che idioto ti insegnava a pilotare una macchina?! Ecco, guarda, cos’hai fatto – hai rotto tutto!²⁰

София красноречиво указала на расцелованный бампер. Герман понимающе выпятил губу, потёр лоб, кивнул…

За происходящим внимательно следила парочка с заднего сиденья:

– О чём кричат нерусские? – спросила девушка своего Романа.

– Тщщ! – шикнул тот, вслушиваясь в софийские эскапады.

– O, Madonna, non sopporto questo! Inoltre, anche sta annuendo. Ѐ incredibile! Ѐ impossibile! Ha sottoportato ai pericoli due donne carine, rotto la macchina e ancora sta ritto e fa la finta di capisce qualcosa!²¹

Герман подумал-подумал да и ответил:

– Signorina, calmati, sci-sci, tranquilla! Capisco tutto che vedo e sento. Era la colpa mia, ma poi, questo vale per gridare contro me a squarciagola?²²

Говорящих на итальянском языке мы каждый день в булочной по несколько встречаем, а тем паче тут, на подмосковной трассе – просто некуда плюнуть, верно? София же настолько отвыкла от российской действительности, что так и застыла на месте с открывшимся для ругани ртом.

– О чём говорят-то, спрашиваю? – не унималась девушка в гетрах.

– Да тише ты! – не выдержал Роман. – Не видишь, знакомятся!

Между тем, экспрессивная итальянская поза Софии заменилась сдержанной русской. Смутившись, она лёгкими оборками привела себя в порядок и растянулась в певучей улыбке.

– Sofia, – протянула она Герману руку.

– Ermanno, – ответил пожатием тот.

Из автомобиля Германа высунулась девичья голова.

– Да говорите ж вы по-человечьи, Дольчегаббана вас побери! Номера-то российские у обоих!

Только здесь София и Герман осознали всю анекдотичность ситуации, расслабились и разрядились в непринужденном смехе.

– Гера по-нашему, – поправился Эрманно.

И они ещё долго смеялись, как будто нарочно затягивали весёлость момента, чтобы подольше рук не размыкать. И не размыкали…

У столкнувшихся машин, где кучкой топтались Роман, его девушка и мама Елена, суетились представители двух конкурирующих страховых компаний: вёрткий тридцатилетний мужчина, молодость которого уходила корнями в Одессу, и Инна, уже знакомая вам по порядку изложения, но ещё не знакомая Софии по порядку действий. Инна фотографировала, Одессит записывал в блокнот.

– Ну, что – всё понятно, – подвела итоги Инна. – Обычный страховой случай. У вашего клиента предусмотрен, так что платите вы́.

Одесситу долг велел сопротивляться:

– Мадам, я таки извиняюсь!

– Что? – откинула чёлочку Инна, готовая сражаться.

Одессит высказался:

– Ах, мадам, я вас так уважаю и в вашем марафете нахожу вас просто рыбой, но шо, позвольте, извиняюсь, значит – будете платить? Тут же, как божий день, нарушение правил дорожного движения у мамочки – то есть, вашей, на минуточку, клиентки.

Инна набычила лоб, собрала его в гармошку, плюнула на пальцы и этими пальцами взлохматила стопку печатных листов договора.

– Что ж, – со значением сказала она, – может, вы там у себя напрочь забыли русский язык – ну так я вам напомню…

Страховщики продолжали спорить, а София и Герман прогуливались на удалении, говорили о вкусах, чуть ли не о поэзии и почти об искусстве. Герман поинтересовался:

– А почему Италия, кстати?

– Ну, я закончила архитектурный, и решила закрепить знания на практике. Теперь у меня сертификат из страны, в которой в архитектуре понимают, как нигде.

Она не стала открывать всей правды первому встреченному италофилу, но тот всё равно протянул ей руку. София посмотрела на этот жест иронически, с непониманием:

– Так вроде знакомились уже.

– Но мы тогда не знали, что мы ещё и коллеги! – задорно пояснил Герман. – Я тоже архитектор.

– А-аа, – воскликнула София и ответила на рукопожатие, подмигнув. – Или конкуренты…

– Ха-ха! – кривлялся Одессит. – Ну, мадам! Я этого не хочу, я прямо всеми силами этому сопротивляюсь, но вы меня натурально умиляете! Шобы наша фирмочка платила да такие деньги ни за шо?! Это смешно, как стакан чаю в школьном буфете!

– Знаете что! – откинула чёлочку Инна. – Не хамите мне! Не хамите! Я не мадам вам никакая – мне тридцати даже нет!..

Герман и София, меж тем, прошлись до лесочка:

– Приятно знать, что есть ещё на свете девушки, способные потратить три месяца в Италии не только на шопинг и шезлонг у моря.

– Ну, не без этого. Но, когда жизнь так опьянительна, что делает тебя способной на нечто большое, что никогда прежде не было тебе по плечу – как-то само собой становится не до безделья. Не хочется сидеть сиднем, понимаете? Хочется порхать! Я не знаю, подарить букет одинокой старушке, назначить свидание незнакомцу, влюбиться! Срочно хочется влюбиться! И двигаться, словно танцуешь под музыку. И отключить в телефоне часы, чтобы не следить за временем!..

София говорила, и как иллюстрации к её словам мелькали яркие картинки воспоминаний из вчерашнего прошлого: вот София дарит букет одинокой итальянской старушке, вот на неё оглядывается МАРИО, вот София кормит Марио хлебом на песке у воды, помазывая его губы оливковым маслом, а вот в антураже вечерних огней и бокалов с красным вином она отключает звонящий мобильник…

Герман улыбнулся, а, улыбнувшись, вздохнул:

– Знакомо. Месяца три назад у меня было точно такое же настроение.

– Так это же прекрасно. А, если не секрет, что случилось потом?

Герман закинул голову и посмотрел в небо, как в картинки своих воспоминаний…

– А потом, – начал он, но откровение момента разрушил телефонный звонок. Гера поморщился, увидев имя абонента. – Простите, – сказал он Софии и обратился к трубке: – Да… Да… Я прошу у вас три недели. Всего три недели отсрочки. Пожалуйста. Да. Ну что это – срок разве для вас? Мы же добросовестные плательщики, вы знаете – у вас нет повода нам не доверять… Договорились? Спасибо большое, спасибо.

Герман выдохнул, как после раунда на боксёрском ринге. Он изменился: стал деловым, занятым, исключающим трату времени впустую.

– Так вот, – поспешил он закончить, – потом я стал жить так, чтобы настроение больше не менялось. По крайней мере каждые три месяца. И избавил себя от зависимости и доверия кому бы то ни было. Поверьте, это тоже неплохо. Ну, что там, страховщики эти уже разобрались, наверное – пойдёмте посмотрим?

Он ушёл вперёд, держа руки в карманах – София погрустила да и двинула следом…

На месте ДТП Инна, доведённая до исступления пререканиями с Одесситом, резко вырвала блокнот из его рук, вписала туда что-то, чуть не разорвав пером бумагу, оторвала и сунула листок Одесситу за воротник, а блокнот швырнула в кусты.

– Заплатите, я говорю, не разоритесь! До конца месяца!

– Мадам! – сделал Одессит шаг к обороне.

– И говорить мне – мисс! – Инна яростно дёрнула дверь своей машины. – Месье! – Она прыгнула за руль и газанула, а Ромке с Одесситом осталось наблюдать, как её машинка исчезала в пылевых кучеряжках.

– Прошу простить великодушно, – промокнул Одессит лоб, – я тут у вас человек новый, вы мои первые клиенты… но мисс такая деловая мадам, шо аж вспотел.

За политическую позицию и праведные труды Роман поощрил Одессита леденцом в красной обёртке:

– Молодец. Старался…