Читать книгу Тригорское до Пушкина - Сергей Пинчук - Страница 3

Биография А. М. Вындомского (1750—1813) могла бы быть более известной и яркой, если бы многие свидетельства эпохи, относящиеся и ко всей истории села Тригорского, не были утрачены после разорения усадьбы в 1918 году, в период Гражданской войны. Впрочем, значительная часть семейного архива все же сохранилась благодаря Вревским, потомкам Осиповых и Вульфов, а также сотрудникам Института русской литературы (Пушкинского Дома) Российской академии наук – Борису Львовичу Модзалевскому, Модесту Людвиговичу Гофману, Александру Сергеевичу Полякову, – они бывали в Тригорском и в усадьбе Вревских Голубово в 1902, 1910, 1913, 1915 и 1917 годах и каждый раз увозили с собой материалы о Вындомских, Осиповых, Вульфах и Вревских (Евпраксия Николаевна Вульф была замужем за Борисом Александровичем Вревским и жила в селе Голубово, в 18 верстах от Тригорского) с целью сохранить эти сведения для истории России. А. С. Поляков, историк литературы и театра, книговед, библиограф, был последним, кто побывал в пушкинских местах Псковской губернии в период массовых поджогов дворянских усадеб. Поздней осенью, в конце ноября 1917 года, когда в округе начались погромы, по просьбе С. Н. Вревской11 он вывез из Голубово родовой архив Вревских, включающий переписку семьи Осиповых и Вульфов12.

Однако при отборе большинства бумаг, книг или вещей из всего состава архивного материала исследователи, как правило, ориентировались все же на имя А. С. Пушкина, его современников и потомков, поэтому имя предков П. А. Осиповой редко попадало в орбиту их интересов.

В этой связи удобнее будет указать на основные даты и события в жизни А. М. Вындомского и рассмотреть их в контексте эстетических исканий эпохи второй половины XVIII века в России.

Начать же следует с родословной Вындомских, истоки которой явно прослеживаются со времен Средневековья, когда род Вындомских выделяется среди других и становится знатным, известным многим, в том числе и государям. Как писал Николай Николаевич Кашкин в «Родословных разведках», «Вындомские имеют право на внимание каждого образованного русского…»13, несмотря на разбойничьи проделки некоторых из родственников, за что те были сосланы в Сибирь, а затем помилованы и возвращены домой.

Из семейных источников известно, что во времена правления царя Ивана Грозного в период его военных походов среди участников находились Вындомские. Служили они, отдавая жизни свои за Отечество, и при царях Михаиле Федоровиче и Алексее Михайловиче Романовых и далее вплоть до Первой мировой войны. Вындомские относились к служилому сословию, представителям которого жаловали поместья на время службы или, в отдельных случаях, в наследственное владение. В основном данные поместья располагались на новгородской земле, поэтому сегодня мы можем говорить о том, что род Вындомских вышел из новгородских бояр (однако нельзя исключать и версию московского происхождения, обозначенную в слове «От автора»).

Служба могла быть не только военной. Например, о Михаиле Степановиче (двоюродном прапрапрапрадеде А. М. Вындомского) мы знаем, что тот служил в 1594 году «сыном боярским Софийским, т. е. при митрополите Новгородском, он был пожалован своим владыкою, Варлаамом, 10 обжами земли в Имоченицком же погосте»14. Языком того времени можно сказать, что он был испомещен, то есть награжден поместьем, землей с крестьянами во временном пользовании. Это отличало его от вотчинников, когда земля с крестьянами переходила по наследству. В качестве примера приведем интереснейший документ эпохи, названный в рассказе летописца рода С. Ф. Вындомского, – Жалованную царскую грамоту от 31 августа 7176 (1668) года Тихону Андреевичу Вындомскому «на пожалованные ему в вотчину 160 четвертей15 земли в Новгородском уезде в Обонежской пятине в Пречистенском Вымоченском погосте» за его «многую службу» и «особенно за промыслы и храбрость». Вотчина отдана Вындомскому и потомству его «в роды их неподвижно, чтоб наше царское жалованье и их великое дородство и храбрая служба за веру и за нас великого государя и за свое отечество последним родам было на память». <…> Подписано: «царь и великий князь Алексей Михайлович всея Великой и Малой и Белой России Самодержец», а внизу – «справил Андрюшка Соколов»16.

О другом представителе рода – Андрее Афанасьевиче (прапрапрадеде А. М. Вындомского) – известно, что он составлял опись Александро-Свирского монастыря начиная с 7 апреля 1616 года, «затем служил он по Обонежской пятине окладчиком»17, т. е. ведал земельными повинностями. Был он и «грамотей» (по Н. Н. Кашкину), и собиратель древних рукописей духовно-нравственного или исторического содержания. Среди собранных Андреем Афанасьевичем рукописей можно назвать такие, как «Слово святого священномученика Евсевия епископа о создании мира и о кончине века сего» и «Слово Моисея Угрина».

И еще можно сказать об одном из примечательных лиц этого рода – Федоте Тихоновиче (двоюродном прадеде А. М. Вындомского), состоявшим в свое время (1676—1677 гг.) поручиком городовой роты полка князя И. Б. Троекурова в Пскове, о котором Н. Н. Кашкин писал, «что он, как все Вындомские, был хорошо грамотен»18. Добавим: грамотен, как и многие люди из новгородских земель с крупнейшим экономическим, политическим и культурным центром на Руси – Великим Новгородом.

С течением времени род Вындомских становится все более известным, а в XVIII веке его представители уже приближены к императорскому двору.

Со времен Петра I многие представители этой фамилии служили в лейб-гвардии Семеновского полка, а именно: сам А. М. Вындомский, его отец Максим Дмитриевич Вындомский, дед Дмитрий Абрамович Вындомский и другие. В 1770—1775 годах командиром полка был Евгений Петрович Кашки́н, на родной племяннице которого, Марье Аристарховне Кашкинόй, и женился Александр. Впоследствии Прасковья Осипова вела широкую семейную переписку, в том числе с двоюродной теткой Екатериной Евгеньевной Кашкиной.

К сожалению, на сегодняшний день мы не можем сказать, как выглядел Александр Максимович, его портрета пока не обнаружено. Ростом он мог быть выше среднего, поскольку в гвардию, как правило, отбирали мужчин рослых. Некоторые черты его характера были подмечены проницательным женским взглядом Анны Петровны Керн, которая, отвечая исследователю П. В. Анненкову на вопрос о личности ее родной тети П. А. Осиповой, указывала, что Прасковья и сестра ее Елизавета «росли и воспитывались под надзором строгого и своенравного отца господина Вындомского»19. Н. Н. Кашкин в «Родословных разведках» писал о том, что А. М. Вындомский имел явную склонность к просвещению, как впоследствии и любимая дочь его «Паша»20 (П. А. Осипова).

Службу свою А. М. Вындомский «начал» с 1756 года21 (в шесть лет!). Как не вспомнить пушкинского Петра Гринева из повести «Капитанская дочка», который «по милости близкого родственника» был записан в Семеновский полк сержантом, еще и вовсе не родившись, а находясь в утробе матери. Таков был обычай у состоятельных дворян, имеющих полковое покровительство и родственные связи, – регистрировать начало мнимой службы сыновей с раннего возраста, чтобы, пока ребенок рос, шел стаж армейской службы.

Когда же в действительности Александр надевает мундир, рассказывают официальные документы, в частности «Список находящимся в статской службе чинам. На 1795 год»22, согласно которому Александр Вындомский вступил в армейскую службу 1 января 1762 года. Скорее всего, сержантом. По крайней мере, в начале 1769 года он абсолютно точно служил в чине сержанта23.

В 1772 году А. М. Вындомский был произведен в прапорщики24, в 1773 – в подпоручики25.

В 1774 году он участвовал в продаже нескольких погостов с деревнями Новгородского уезда, принадлежащих его двоюродному брату Николаю Андреевичу Вындомскому, который служил полковым обозным в том же полку. По этому поводу сообщалось: кто желал бы купить «довольное число» пашни, леса и сенных покосов, «о цене спросить в лейб-гвардии Семеновского полка подпоручика Александра Вындомского у дворецкого его Василья Болотова»26.

В газете «Санкт-Петербургские ведомости» от 18 декабря 1775 года среди объявлений о продажах имеются данные о почетной должности квартирмейстера, занимаемой А. М. Вындомским: «На Адмиралтейской части против Гостиного двора со всеми службами отдается в наем каменный дом С. П. П. квартермистра г. Вындомского, о цене спросить в помянутом доме»27. Объявление повторялось в нескольких последующих номерах газеты.

В 1778 году за ним фиксируется чин капитан-поручика28.

В 1780 году Полковая канцелярия сообщила, что, среди прочих, А. М. Вындомский «выпущен» из армии «для определения к Статским делам» с пожалованием чина полковника29.

После завершения военной службы А. М. Вындомский перешел в службу статскую, числясь в 1780-е годы30 депутатом дворянства Гдовского уезда Санкт-Петербургской губернии (ныне Псковской области), имея там, в Гдовском уезде, еще одно поместье с деревнями и центром в селе Щепце с церковью Архангела Михаила (Архангельский Щепец). Возможно, он получил данное поместье в качестве награды при выходе в отставку из военной службы, поскольку в 1781 году уже назывался гдовским помещиком. Об этом говорит метрическая книга церкви Архангела Михаила Щепецкого погоста Гдовского уезда, в которой от 20 января 1781 года есть запись о рождении сына в семье крестьянина Федорова: «Помещика Александра Максимова сына Вындомского деревни Загорья у крестьянина Прокопия Федорова родился сын Ефим»31.

Что характерно, помещик А. М. Вындомский ни в Щепце, ни в Тригорском постоянно пока не живет, бывает только наездами, а сам пребывает в большом свете. Наиболее вероятное на тот момент место его проживания определяется по заявлению супруги Марии Аристарховны Вындомской в Управу благочиния (полицейский орган) в «городе Святого Петра», «Московской части в съезжем дворе», от 27 июня 1784 года. Дело касалось «польской нации вольного человека Василья Степанова сына Вишневского», которого Мария Аристарховна наняла в 1783 году в качестве служителя с оплатой 60 рублей в год. На протяжении года в ходе мошеннических действий с подрядчиками Вишневский выманивал у Вындомской деньги, а затем, под обманным предлогом забрав свой паспорт, скрылся, но «моими дворовыми людьми пойман» был. «Жительство я имею во оной части в съезжем дворе в 4-м квартале под №346»32. Именно в этой части Санкт-Петербурга и располагалась тогда Семеновская слобода с полковой церковью Введения во храм Пресвятой Богородицы. Естественно предположить, что в Семеновской слободе, может быть, родилась в 1781 году дочь Прасковья, будущая Осипова (Вульф).

Фрагмент заявления Марии Аристарховны Вындомской в Управу благочиния Санкт-Петербурга с собственноручной подписью: «К сему объявлению полковница Марья Вындомская руку приложила» (ЦГИА. Ф. 1716. Оп. 3. Д. 164. Л. 2 об.)

В свое отсутствие А. М. Вындомский в 1783 году назначает управляющего в Тригорское, отставного капитана Карпа Яковлева сына Мунтина, и в начале этого же года, 31 января, сдает Мунтину в аренду на длительный срок и усадьбу Щепец, вплоть до 1799 года, когда Вындомский неожиданно решает продать свое поместье в Гдовском уезде. В связи с внезапной продажей у Карпа Мунтина появились претензии к А. М. Вындомскому, поскольку он уже оплатил арендную плату – 500 рублей в год, а кроме того, рассчитывал на прибыль от продажи хлеба в конце года и за крестьян оброчных, а также за содержание почтовых лошадей и прочее – итого на общую сумму 3134 рубля 41 копейка с половиной. В этой связи А. М. Вындомский 19 сентября 1799 года на четырех листах гербовой бумаги писал в Санкт-Петербургское губернское правление: «Я ему, Мунтину, кроме арендных пятисот рублей ни по какой статье в платеже не обязан и не должен»33, так как продать имение позволительно в любое время года и претензии несправедливы. В качестве аргументов он приводил данные о прежних расписках Мунтина, об условиях договора аренды, об отсутствии при сдаче принятого на аренду: лошадей девятнадцать, рогового скота тридцать четыре, овец тридцать две, свиней двадцать три, гусей, уток, индеек, а также чашек, тарелок, оловянной аглицкой посуды и «прочей рухляди». О прибыли от урожая хлеба речи тоже быть не может, потому что «21 мая сего 1799 года Гдовское недвижимое имение я продал надворной советнице Елизавете Афанасьевне Березиной»34 (жене надворного советника Сергея Антоновича Березина, лужского предводителя и депутата35). Кроме того, в обозначенном деле присутствуют выразительные подробности относительно движимого имущества, которое также переходит в собственность Березиной. Новой владелице достались: зеркала в золоченых рамах больших – 6; столиков красного дерева разного рода и назначений – 8; шкафов красного дерева и простого – 6; портретов и картин в золоченых со стеклами рамках и без стекол больших и малых и разных родов, находящихся в доме – 72; живописных, что в доме над дверями – 25; винных кубов с трубами, что были на винном заводе – два больших…

Такое богатое движимое имущество, несомненно, подтверждает, что гдовский Щепец мог претендовать на звание дворянского гнезда, а его владелец – на роль известного коллекционера. Возникает вопрос: почему имение продано в столь поспешном порядке вместе со всеми вещами, находящимися там? И если относительно мебели, зеркал и посуды мы можем сказать, что продажа усадебного дома нередко сопровождалась продажей всех хозяйственных построек, служб и внутреннего убранства, то почему же хозяин решил расстаться с почти сотней портретов и живописных картин, которые он собирал в течение долгих лет (это, из известных нам дат, 1781—1799 гг.)? Однозначного ответа на этот вопрос у нас нет.

Вероятно, какая-то часть вырученных от продажи Щепца средств пошла на приданое дочери Прасковье, которая как раз в 1799 году и вышла замуж за тверского помещика Николая Ивановича Вульфа. Но все же было еще одно обстоятельство, вынуждавшее А. М. Вындомского к решительным действиям. Это возвращение государственных денежных средств, выданных на капитальное строительство Казенной полотняной фабрики на территории Тригорского, и уплата годовых процентов с остающейся на день уплаты суммы. Это была своего рода аренда с правом выкупа в собственность. Позднее, в 1803 году, «фабрика перешла в полное распоряжение владельцев Тригорского»36. В 1783 году (точнее, в конце 1782 – начале 1783-го, то есть зимой, очевидно, уже начали вывозить по твердому грунту лес для строительства) изначальная сумма составляла 5000 рублей37. С учетом двухдневной барщины в Тригорском, с перерывами на посевную пору весной, заготовку сена летом и уборку урожая осенью, а также из-за сложности фабричного производства, строительство растянулось на пять лет38. Наконец, в 1788 году был заключен контракт между А. М. Вындомским и Псковской казенной палатой о содержании фабрики с условием возвращения казенного капитала по 500 рублей в год. Соответственно, в 1798 году данный контракт заканчивался, а за последние три с небольшим года деньги не были уплачены. К тому же открылись нарушения в правилах о проведении торгов Псковской казенной палатой перед сдачей фабрики в содержание, занижение процентов (два процента со ста вместо пяти), да и сам контракт должен был составляться не на десять лет, а на четыре года. В результате Псковской казенной палате было сделано взыскание и предписано привести дело в узаконенный порядок, а Вындомский был признан «неисправным плательщиком». По Указу Его Императорского Величества Правительствующий Сенат постановил, чтобы по пять процентов со ста сделано новое «исчисление о немедленном взыскании как их сколько причитаться будет, так и до остальной капитальной суммы приложить тщательнейшее старание, а о таковом оною Палатою упущении, как и положенном на нее взыскании, по силе Высочайшего Его Императорского Величества 19 января 1797 года указа опубликовать ее Указами во все Присутственные места. 21 сентября 1798 года»39.

Строительство полотняной фабрики осуществлялось за счет государственного ассигнования, но непосредственно сам трудовой процесс: порубка леса, перевозка на своих подводах с лошадьми, обработка древесины, рытье фабричного пруда40 с плотиной для вымачивания льна, фундаментные, кровельные и прочие работы – ложился в первую очередь41 на плечи крестьян вотчины, которая перешла по наследству А. М. Вындомскому в 1773 году42.

Согласно исследованию Н. А. Малеванова, дела по строительству были переданы Карпу Мунтину как управляющему вотчиной в отсутствие владельца. И с этого момента, с февраля 1783 года, в крестьянской среде начало зарождаться волнение и недовольство новым управляющим, которое к лету того же года обернулось откровенным бунтом нескольких сотен крестьян вотчины.

Как писал о подобных случаях русский историк, профессор Московского университета Василий Осипович Ключевский, «крепостные крестьяне бедствовали и разорялись, предоставленные в отсутствие помещиков произволу сборщиков податей, старост, управляющих, приказчиков, которых само правительство уподобляло волкам»43.

Давая впоследствии показания суду, участники волнений жаловались, что с приходом Мунтина начались «несносные обиды и крайнее разорение». Он потребовал собрать по три рубля оброчных денег за первую половину года, а раньше собиралось по два рубля в год. Кроме денежного, ввел оброк натуральный: «С каждого человека Мунтин потребовал по пуду льна, четверику ржи и овса, одному гарнцу круп – гречневых, житных и „толокненных“ и по фунту овечьей шерсти. Помимо всего перечисленного, с вотчины предлагалось собрать еще сто пудов масла коровьего, триста баранов, весом в три пуда каждый, две тысячи яиц, девятьсот гусей и девятьсот кур»44. Но особенное негодование крестьян было вызвано грубым, наглым поведением управляющего, который чинил несносные побои, наказывая плетьми всех без разбора: виновных и невиновных. Недовольных порядками Мунтин сажал в организованную на сорок человек домашнюю тюрьму. Крестьяне начали бежать.

В этот момент, воспользовавшись неспокойной обстановкой, бывший тригорский приказчик Василий Болотов, тот, который, очевидно, был ранее дворецким у Александра Максимовича в годы армейской службы, а теперь по каким-то причинам оказался отстраненным, начал распространять слух о том, что Александр Вындомский не имеет права на вотчину, потому что якобы она пожалована его отцу, М. Д. Вындомскому, только в прижизненное владение, а не наследственное. Поэтому нужно выгнать управляющего, которого прислал незаконный помещик. Слух быстро распространился среди крестьян.

И, когда в очередной раз собрались на сход у деревни Носово, «показывал на допросе один из активных участников волнений Федор Федосеев, – остановились подле оной и были тут часов около трех, думая, что нам делать. А потом пришел к нам крестьянин деревни Манева Трофим, прозванием же Боярин, и сказал нам, что прислан он, Трофим, от Василия Болотова с тем, чтобы нам сказать, чтоб мы собрались без сумнения и поступали смело, да и реченного приказчика45 Иванова побили б за то, что он, Иванов, над ним, Болотовым, смеется, – почему и пошли мы прямо в упоминаемое село Егорьевское»46, Тригорское тож.

После расправы над Ивановым, которого побили «принесенным с собой дубьем» у ворот47 барского дома, мужики разошлись по домам.

На последующих народных сходах решили пойти законным путем: составили официальные доношения для Опочецкого нижнего земского суда и в Петербург, куда отправили ходоков. Федосеев, хорошо знавший царские резиденции, повел своих товарищей не в Петербург, а в Павловск, так как «прежде там был 3 года на работе», намереваясь подать жалобу наследнику Павлу. «Однако, вместо того, – показывал он на допросе, – не видав его императорского высочества, подали оную Карлу Ивановичу, который, отдав ту челобитную обратно нам, сказал, что здесь подавать нам не следует, а ежели правы мы, то б просили в Псковской казенной палате»48. Вернувшись, по сути, ни с чем, ходоки, не желая сообщить правду, придумали, что скоро в местную Казенную палату, Островский и Опочецкий нижний земский суд придут указы о том, что они крестьяне дворцовые и не числятся за помещиком Вындомским, что три месяца никаких работ выполнять не нужно, а потом ходока Федосеева якобы снова вызовут в Петербург. Такой поворот дела придал крестьянам уверенности в продолжении протеста.

В это время уездные власти и лично псковский губернатор Алексей Никитич Кожин предпринимают несколько попыток мирных переговоров с крестьянами тригорской вотчины. Среди прочего губернатор Кожин пишет им «увещевательное письмо», в комментировании которого тем помогают священники Вревского погоста. Один из священников, «Захарий Антонов, „прочитав то письмо, сказал, что ежеле-де имеете вы почему справляться49, то хорошо, а буде не имеете, то пропали“. Второй, Михайла Иванов, дал более провокационный совет, „чтоб они стояли так, как вздумали“. Такое, до некоторой степени оппозиционное настроение духовенства вызвано было в тот период проведенной в начале царствования Екатерины II секуляризацией монастырских земель и упразднением ряда церквей и монастырей, а также известной зависимостью в материальном отношении от прихожан, что неоднократно отмечалось в литературе»50.

В апреле 1783 года губернатор Кожин в своем рапорте Сенату докладывал, что для успокоения крестьян необходимо лишь присутствие самого владельца А. М. Вындомского, «ибо он, будучи при том на месте, может все встречающиеся неудобства отвратить, сыскать и открыть выгоды как для себя, так и для крестьян»51.

В июне, несмотря на то что А. М. Вындомский уже прибыл в имение, крестьяне по-прежнему отказывались принимать сторону помещика, продолжая твердо верить словам бывшего приказчика Василия Болотова и ходоков о незаконном владении А. М. Вындомским крестьянами вотчины. Мирные переговоры закончились.

12 июня 1783 года у деревни Птицы произошло серьезное столкновение восставших и губернских военных подразделений. В результате понесли потери обе стороны: около 40 человек крестьян оказались убитыми и ранеными, были ранены 24 человека из драгун и пехотной команды, а «5 из них остаются сумнительны»52, т. е. пять человек из драгун и пехотной команды тяжело ранены и находятся при смерти. После окончания беспорядков А. М. Вындомский писал в Псковское наместническое правление:

Доныне находившиеся вотчины моей Егорьевской губы крестьяне в непослушании, состоящие в Опочецком уезде, по прибытии господина полковника и псковского коменданта барона фон Дица пришли в послушание и повиновение, какое помещик от крестьян требовать может, и все надлежащие по хозяйству работы отправляют беспрекословно, а по исполнении экзекуции над зачинщиками сего возмущения совершенно пришли о содеянном своем зле в раскаяние, то чрез сие имею об оном наместническому правлению донесть, а при том и прошу как уже ныне все крестьяне в порядке и в послушании, то уже и в команде более надобности не предвидится, и потому оную б соблаговолили возвратить.

22 августа 1783 года

К сему доношению полковник

Александр Вындомский руку приложил53

По результатам расследования Псковская уголовная палата «вынесла определение, согласно которому крестьяне Федор Федосеев, Данила Ефимов, Афанасий Васильев, Лазарь Яковлев, Осип Федотов, Иван Макаров и бывший приказчик Болотов должны были быть публично наказаны кнутом, а затем, после вырезывания ноздрей и „постановки указных знаков“, подлежали ссылке в вечную работу на Днепровскую линию»54.

Бунты крестьян в конце XVIII века происходили достаточно часто, и ситуация в селе Тригорском не была в этом смысле уникальной. Так, исследователь Н. А. Малеванов приводит статистику, согласно которой с 1777 по 1783 год в Псковском наместничестве произошло еще четыре открытых выступления и пять случаев убийства и попыток к убийству крестьянами своих помещиков. Во многом это можно объяснить как последствие крупнейшего крестьянского восстания под предводительством Емельяна Пугачева 1773—1775 годов. Потому и расправа над бунтовщиками в последующие годы была незамедлительной и бескомпромиссной. Впрочем, объективности ради скажем и о том, что императрица Екатерина II была недовольна тем, как управляет Псковской губернией А. Н. Кожин. Вскоре, в 1785 году, он был уволен с занимаемой должности «из-за каких-то служебных злоупотреблений»55.

Примечательно, что основанием для устройства полотняной фабрики в Тригорском послужило распоряжение Екатерины II во время пребывания в Пскове в мае 1780 года. В данном распоряжении в частности говорилось о необходимости организовать в Псковской губернии казенную полотняную фабрику, чтобы и рабочие места предоставить для вольнонаемных людей, и пример показать частным предпринимателям для заведения подобных мануфактур, используя «своепосевной лен», «и чтоб по приведении ее в действие могла она или продана или в содержание отдана за умеренную цену»56.

Вид на плотину у фабричного пруда перед зданием

перестроенной под жилой дом Полотняной фабрики

в Тригорском (фото автора, июль 2021 г.)

Так развивалось и расширялось дворянское предпринимательство во многих российских губерниях.

Дворянство постепенно начало превращаться в элиту с собственным мировоззрением, культурой, совершенно особым образом жизни.

Впоследствии во времена правления Екатерины II был создан Институт уездных предводителей дворянства. Предводитель дворянства – выборная должность, одна из основ государственности. Известно, что Александр Максимович был несколько раз избран на пост предводителя уездного дворянства Опочецкого уезда Псковской губернии, то есть современники оценивали его как достойного человека и выбирали представителем своего сословия57. Как свидетельствует Большая российская энциклопедия, «предводитель дворянства участвовал в составлении родословных книг, осуществлял контроль за поведением и „нравственностью“ дворян, выдавал им характеристики при поступлении на гражданскую и военную службу. Проверял соглашения между помещиками и крестьянами, воспользовавшимися Указом о вольных хлебопашцах 1803. Выступал в качестве третейского судьи в конфликтах между помещиками, а также вел разбирательство по жалобам крепостных крестьян на злоупотребления помещиками своей властью, участвовал в производстве следствий по делам об убийствах крепостными своих помещиков, а также в принятии решения об установлении опеки над имением помещика за жестокое обращение с крепостными, расточительство и „отпадение от православия“»58.

С 1792 года А. М. Вындомский поселился на постоянное жительство в Тригорском. За год до этого он потерял жену, от которой у него осталось трое детей (было пятеро (?), две старшие дочери, Анна и Елена, умерли в младенчестве в 1780-м)59. В скором времени владелец имения понес еще одну утрату: в 1795 году в возрасте десяти лет умер единственный сын, наследник рода, Григорий Вындомский. После этого А. М. Вындомский проживал в Тригорском с двумя дочерьми: Елизаветой и Прасковьей, которые в скором времени вышли замуж и покинули родовое гнездо, периодически навещая отца.

Немало выпало испытаний и утрат на долю А. М. Вындомского. Нужно было иметь силу воли, твердость натуры, оригинальное философско-религиозное мышление и то, о чем говорила Анна Петровна Керн, – строгость и своенравие в характере, – чтобы не пасть духом под тяжестью пережитого. Хозяин Тригорского искал силы в сельском труде, искусствах и Божьем слове, стремился воспитать свою душу, исправить недостатки:

– писал он в одном из своих стихотворений.

«И винокур, и хлебосол» читал журналы, книги, сочинял стихи, увлекался рисованием и воспитывал внуков. Его по-прежнему, из года в год, избирали предводителем уездного дворянства.

Помимо прочего, он активно торговал лесом в «заморские страны» через Нарву и содержал винокуренный и кирпичный заводы60.

Покосные угодья в селе Тригорском

(фото автора, 30 июня 2012 г.)

Согласно данным одного из контрактов от 1786 года, Вындомский должен был поставлять в новоладожские винные магазины по три тысячи ведер вина в год на протяжении четырех лет. За исполнение контракта и, судя по всему, производство отвечали служители Назар Морской и Зиновий Сафронов. Также они просили разрешения у казенной палаты на поставку вина в Опочецкий и Новоржевский уезды Псковской губернии – по три тысячи ведер вина в 32 бочках в каждый из уездов. Кроме этого, владелец Тригорского договаривался по винным поставкам в казну вместо Петра Абрамовича Ганнибала, двоюродного деда А. С. Пушкина из села Петровского. П. А. Ганнибал дал верящее письмо, разрешавшее А. М. Вындомскому участвовать вместо него «при торге и поставке в казну вина из завода при селе Тригорском», свидетельствуя о том, что и «впредь в поставках прекословить не будет»61