Читать книгу Мои непридуманные рассказы - Сергей Прядкин - Страница 2

Однажды в ураган

Оглавление

Случилось это в мою лейтенантскую молодость в конце зимы 1974 года. Наш корабль БПК проекта 1135 «Достойный» Северного флота, на котором я служил в должности командира ЗРБ№ 1 стоял на якоре в маленькой губе Эйна, что находится в Мотовском заливе и вдается в южный берег полуострова Рыбачий. Восточный берег губы весьма высокий, а западный значительно ниже и не является препятствием для ветра западных направлений.

Надвигался ураган, ветер все усиливался, и возникла угроза срыва корабля в якоря. Поэтому вышестоящим командованием было принято решение: кораблю перейти в более безопасное место губу Териберка. К слову, на Крайнем Севере почти все вдающиеся в сушу бухты и заливы, в которые впадают реки и речки, называются губами. Как говорят северяне – губ много, а целовать некого.

В восемь часов утра по приготовлению корабля к бою и походу я заступил вахтенным офицером на ходовой пост. В соответствии с «Графиком приготовления корабля к бою и походу» подаю все необходимые команды, а в самом конце приготовления перед съемкой корабля с якоря так же даю команду по всем линиям корабельной трансляции: «Внимание всего личного состава! Выход на верхнюю палубу запрещен!»

И вот корабль снимается с якоря. Якорь-цепь и сам якорь очищены от остатков донного грунта с помощью мощной струи воды из пожарного ствола, якорь закреплен в клюзе по-походному, и баковая команда уходит во внутренние помещения корабля.

Выходим на фарватер на выход из Мотовского залива. В это же самое время с противоположной стороны из губы Западная Лица на этот же фарватер выходила атомная подводная лодка. Мы, как и положено, предоставили ей приоритет в движении, а командир корабля А.К.Ильин приказал мне постоянно докладывать ему пеленги на подлодку с перископического визира ВПБ-451.

Здесь надо отвлечься и вспомнить об одном важнейшем документе – вахтенном журнале корабля. Дело в том, что он имеет гриф секретности и на ходовом посту хранится в специальном сейфе вместе с другими грифованными документами, сигнальными ракетами и ручными гранатами для подачи сигналов подводной лодке. Сам сейф расположен на этом проекте кораблей, можно сказать, рядом с поставкой для ног командирского кресла на правом крыле ходового поста. Проектировщиками корабля, очевидно, было предусмотрено, что заполнять вахтенный журнал надлежало здесь же на маленьком столике с установленным над ним крошечным светильником. Это было крайне неудобно, так как в этом случае возникала необходимость постоянно беспокоить командира корабля, который в ночное время еще и подремывал в этом кресле во время своей командирской вахты, завернувшись в свой командирский реглан. Кроме этого, в ночное время помещение ходового поста было максимально затемнено. Все контрольные лампочки на различных приборах были заклеены синей изолентой, а подсветка шкал самих приборов и устройств выведена на самый минимум. Поэтому, единственным местом, где можно было заполнить вахтенный журнал, был отгороженный и зашторенный стол автопрокладчика позади рулевого, подсвеченный тусклым светильником на специальной поворотной штанге. Благо, что штурман корабля этим автопрокладчиком никогда не пользовался, поскольку штурманская рубка находилась за кормовой переборкой всего в нескольких метрах. Справа рядом с автопрокладчиком находилась приставка к РЛС «Волга» «Пальма», очень интересный по тем временам индикаторный прибор, который позволял совмещать радиолокационную картинку надводной обстановки с навигационной картой. Однако держать постоянно на этом столе секретный документ без присмотра лично мне было как-то не по себе. Поэтому, чаще всего приходилось заполнять вахтенный журнал непосредственно перед сдачей вахты, внося в хронологическом порядке сведения о событиях из записной книжки, записанных кое-как «на весу» в виде каракулей и пометок, а иногда, вообще по памяти.

Не помню, по какой причине, но на этот раз был как раз второй вариант ведения вахтенного журнала. Наконец, расхождение с подводной лодкой, закончилось, корабль пропустил ее впереди себя и вышел из Мотовского залива. В снежной пелене едва просматривались: справа по курсу – остров Кильдин, на правом траверзе – вход в Кольский залив, а слева – размытая сумрачная кромка горизонта разгневанного ураганом Баренцева моря. В двенадцать часов я, сделав положенные записи в вахтенном журнале, заканчивавшиеся привычной фразой: «ветер-…, море-…, видимость-…. вахтенный офицер…», сдал установленным порядком вахту молодому лейтенанту А.К.Смирнову, и спустился с ходового поста в кают-компанию офицеров.

В кают-компании, кроме меня, обедал командир нашей бригады противолодочных кораблей Г.Г.Ивков. Столы, чтобы посуда по ним не скользила, были застелены влажными скатертями, бортики столов подняты, кресла с помощью специальных талрепов надежно прикреплены к палубе. Чтобы не выпасть на качке из кресла, зацепился ногой за его ножку, и, удерживая левой рукой почти на весу в горизонтальном положении тарелку, я приступил к трапезе, попеременно меняя в правой руке то кусок хлеба, то ложку с содержимым тарелки.

Вдруг корабль резко сбросил ход, куда-то повалился с курса, и начал сильно раскачиваться. И в этот момент по корабельной трансляции прозвучала встревоженным голосом команда вахтенного офицера: «Человек за бортом! Гребцам спасательной шлюпки – в шлюпку!».

Я – командир спасательной шлюпки. Бросаю обед, хватаясь за что попало на переборках, чтобы удержать равновесие, бегу в свою каюту. Сапоги, канадка, спасательный жилет, шапка – в мгновение ока на мне. Бегу на левый шкафут к шлюпке. Мои матросы с БЧ-2 и боцмана уже тоже здесь.

Боцмана вываливают шлюпбалкой Иолко шлюпку вровень с верхней палубой, а мы перебираемся в нее и занимаем свои места. Гребцы разбирают весла, я ставлю руль и на мгновение бросаю взгляд за транец вниз на воду. А там внизу – пучина! Корпус корабля имеет т. н. удлиненную полубачную конструкцию. Поэтому высота борта в районе шкафута чуть более четырех метров. Довольно прилично на тихой воде, а сейчас всё по-другому: сильная бортовая качка то приближает водную поверхность почти до киля шлюпки, то она с шумом уходит куда-то в бездну. Наша шлюпка, подвешенная на шлюпочных талях, сильно раскачивается в такт качки корабля. Гребцам правого борта приходится отталкивать шлюпку от корпуса корабля и при этом суметь не выпасть из шлюпки. Вокруг нас витает сущее светопреставление. В воздухе стоит адская смесь звуков из гула ураганного ветра в такелаже и надстройках корабля и воя газовых турбин, газоходы которых находятся всего в нескольких метрах от нас. Все это дополняется слепящими хлопьями мокрого снега, огромными волнами и водяными брызгами. На долю секунды промелькнула мысль: «Еще семь трупов!» Но дальше было уже не до этого. Вцепившись левой рукой в румпель руля, напряженно смотрю на левое крыло сигнального мостика, с которого мне должны дать направление, куда грести и спасать человека.

В этот момент через вырез в ограждении левого крыла сигнального мостика вижу, как из ходового поста выскакивает наш замполит А.И.Иваненко и, размахивая руками над головой, что-то кричит и бежит по направлению к нам. Следом за ним буквально вылетают из ходового поста командир корабля и командир бригады. Они тоже яростно размахивают руками над головой и тоже что-то кричат мне. И вот я сквозь этот адский шум различаю их голоса: «Не спуска-а-ать!» Я тут же буквально заорал боцманам, которые находятся совсем рядом со мной: «Не спускать! Завалить шлюпку!»

И вот мы снова на верхней палубе. Слышу, что по кораблю объявили боевую тревогу для проверки личного состава. Бегу в свой носовой центральный пост ракетного оружия. Мои моряки все на месте. Через какое-то время следует объявление боевой готовности номер два и команда офицерскому составу корабля прибыть в большую кают-компанию. А там узнаю, что за борт упал матрос с БЧ-5. Его увидели всего на несколько секунд сигнальщики правого борта на гребне волны, о чем немедленно доложили вахтенному офицеру на ходовой пост. Оказывается, матрос сильно укачался и в обед «траванул» в кубрике. Подобное дело на флоте совершенно не мудрёное и его товарищи без всяких насмешек и обид попросили убраться за собой. Что он и сделал. Но вместо того, чтобы вынести обрез (железный тазик с двумя ручками) с содержимым в кормовой гальюн, вышел на ют через правую наружную дверь.

А ют на этом проекте корабля очень низкий и по нему «гуляла» океанская волна. Поэтому матрос поднялся на правый шкафут и решил выплеснуть с него. Но, к его несчастью на шкафуте рядом с трубой с газоходами расположен гусак масляной цистерны, вокруг которого парами масла образовывалось предательски скользкое пятно, на которое этот матрос и наступил. И во время сильного крена на правый борт, поскользнулся и проскочил под леерным ограждением в воду. Как выяснилось потом, этот матрос был сиротой, но на родине у него осталась не зарегистрированная в браке жена с маленьким ребенком. Жалко, очень жалко моряка-североморца!

Но на этом беды того выхода не закончились.

На следующий день я заступил на вахту в 12 часов дня. Корабль стоял на якоре в губе Териберка. Погода улучшилась. Стоял ясный день, но с севера дул довольно сильный ветер. Как известно, одной из многочисленных обязанностей вахтенного офицера является обеспечение безопасности стоянки корабля. На корабле «адмиральский час», тишина и спокойствие. Святое время! Все, кто свободны от вахты, отдыхают. Периодически захожу в БИП, благо на этом корабле он в смежном помещении, и контролирую наше место по РЛС «Волга». Сверяю замеренные на ИКО пеленги на ориентиры с их контрольными пеленгами на штурманском планшете Ш-26Б, которые обозначил наш командир БЧ-1 «Мудрый Васильич» В.В.Сентюрин. Все скучно и однообразно. В какой-то момент решил просто еще раз уточнить место, хотя с предыдущего замера контрольных пеленгов прошло не больше 4-5 минут. Просто что-то внутри меня сказало: «Иди и проверь контрольные пеленги!». Беру контрольные пеленги, а они все за пределами допусков. Все четыре! Корабль сорвало с якоря! Но вахтенный на баке мне ничего не доложил. Удивительно, но и никаких подергиваний якорь-цепи, никакого увеличения амплитуды качки, как в таких случаях учит об этом морская практика – ничего подобного я не заметил. А из-за довольно большого удаления от берега зрительного бокового перемещения береговой линии тоже не замечалось. Бегу на ходовой пост, объявляю боевую тревогу и экстренное приготовление корабля к бою и походу. Кричу по КГС «Каштан» в ПЭЖ вахтенному механику Н.И. Дорогову: «Коля, запускай турбины быстрее, нас сорвало с якоря!». Нажимаю тангенту вызова рассыльного для приглашения командира корабля на ходовой пост, но он уже сам поднимается по трапу. И комбриг следом. Оба страшно не довольны. Понимаю причину недовольства в том, что не доложил, а сразу сыграл боевую тревогу самостоятельно. А может от того, что разбудил, я же их не спрашивал. Но оба молча, и без комментариев выслушивают мой доклад. Да, нас действительно и спокойно, этак «без шума и пыли», в относительно безопасной ситуации сорвало с якоря.

Экстренное приготовление к бою и походу закончилось, корабль дал ход и благополучно вышел в открытое море, где мы еще некоторое время проштормовали на Кильдинском плесе.

Через сутки-другие мы, наконец, пришли в базу Североморск и ошвартовались к одному из плавучих причалов. Но мои злоключения этого выхода в море на этом не закончились.

Занимаюсь корабельными работами на юте с моряками БЧ-2. Удаляем ржавчину с леерных ограждений, дельных вещей и палубы корабля. Чистим «железо» металлическими щетками, подкрашиваем зачищенные места свинцовым суриком. Командир корабля куда-то сошел на берег, старшим на борту остался старший помощник командира В.Г.Щупак. Ковыряюсь вместе с моряками с корабельным «железом» и вдруг боковым зрением вижу, что по юту в сопровождении дежурного по кораблю прошествовал какой-то не знакомый подполковник во флотской шинели с красными просветами на погонах. Какое мое дело, кто он такой! Однако вскоре ко мне подходит старпом и спрашивает, мол, я стоял вахтенным офицером по съемке корабля с якоря в губе Эйна? Отвечаю утвердительно. «А ты подавал команду по кораблю «Выход на верхнюю палубу запрещен!»? «Так точно, подавал». «А ты в вахтенный журнал записал?» – «Записал… кажется». «Ну-ка посмотри, бери вахтенный журнал – и к подполковнику из прокуратуры флота, он сидит в каюте командира и ждет тебя». Иду в рубку дежурного, поскольку вахтенный журнал во время стоянки у причала хранится у него в сейфе. Читаю свои записи той вахты и не нахожу нужной. Подумалось еще: «Все из-за той подводной лодки «промухал»! Делаю в нужном месте звездочку-сноску и делаю необходимую запись ниже полей страницы.

Приношу журнал в каюту командира этому подполковнику. Он долго читал мои записи, потом спрашивает про сноску. Объясняю ему, как было. «А как Вы можете доказать, что подавали команду по кораблю?» Уж и не помню, что я ему ответил. Тогда он вызывает через рассыльного старпома и спрашивает: «Сколько на корабле отсеков, в которых должен присутствовать личный состав по приготовлению корабля к бою и походу?». «Тринадцать», докладывает старпом. И тут работник прокуратуры дает старпому приказание: построить в командирском коридоре по одному матросу с каждого из тринадцати отсеков. А мне говорит: «А Вы стойте здесь в каюте командира».

Стою, жду. Через некоторое время перед командирской каютой выстраивается шеренга из матросов. А подполковник начинает вызывать их по одному и задавать один и тот же вопрос: «Где находился по приготовлению к бою и походу, какие команды по кораблю слышал?» Чувствую, как у меня по спине поползла струйка холодного пота. Вот тогда, в спасательной шлюпке, которую вот-вот спустят на воду в бушующее море, было не страшно, а сейчас перед этим прокурорским подполковником как-то стало не по себе. К моему душевному облегчению первый из опрошенных матросов доложил то, чего я с трепетом и нетерпением ждал. Но подполковник не отпустил матроса обратно, а отправил в командирскую спальню, которая находится в смежном помещении командирской каюты. Потом вызывал второго матроса и повторил всю процедуру, потом третьего… И таким образом он опросил всех тринадцать моряков. И все, как один, доложили, что команду по кораблю «Выход на верхнюю палубу запрещен!» слышали. После всего этого подполковник из прокуратуры обратился уже ко мне: «Благодари Бога, старлей, повезло тебе!» А я про себя подумал: три «везения» за один выход – не слишком ли много мне «повезло»!

Мои непридуманные рассказы

Подняться наверх