Читать книгу Ортополис - Сергей Раджабов - Страница 4

Человек может рождаться несколько раз. Достаточно оказаться в ситуации, когда от прошлого не остаётся никаких связей, обязательств, заслуги не имеют значения, а имя никому ни о чём не говорит. Можно переживать, считать, что всё сделанное до сего момента было сделано зря. Даниель же ощущал нечто противоположное. Что находится в начале, на старте, но с огромным запасом форы, придающим ему возможность выбрать любое направление, заняться чем угодно.

С этой мыслью он шатался по платформе, наблюдал за работой других и чувствовал, что его дело, то, для чего он копит силы и то, к чему его побуждает нетерпение, совершенно не похоже на то, чем занимаются люди рядом с ним. Наверное, его состояние можно было бы назвать скукой, что само по себе было для него непривычно, а значит, могло бы стать предметом исследования.

Утром Даниель созерцал, как рассветное солнце поджигает панели стейлендов у него за окном персиковым пламенем и заметил приближающийся с их стороны катер. Катер выглядел, как мощный, однако шёл не торопясь, и в конце концов, плавно, как крейсер в бухту, вошёл в окружённую понтонами зону причаливания Вакаруру. Больше из каюты ничего не было видно, поэтому Даниель спустился на первую палубу и оказался перед запертым выходом на трап. Он прошёл в застеклённый вылет сбоку от причала, откуда всё было прекрасно видно. Если на Вакаруру доставили хоть что-то, что он мог бы использовать для работы, он не хотел этого пропустить.

На причале, рядом с отполированным, как дорогущий столик в римской лавке, катером, больше похожим вблизи на яхту без мачты, стоял человек в синей бейсболке и спасательном жилете. С ним Амир. Григор и его бригада топтались поодаль.

Амир подал знак, и бригада, – все те же, кто разгружал коптер, на котором прибыл Даниель, – принялась выстраивать муравьиную дорожку от катера до площадки, на которую была спущена люлька на кране с пятой палубы. Кто-то катил тележку, кто-то носил мешки, коробки и пакеты в руках, иногда дрожа телом под тяжестью ноши, а иногда размахивая так, будто несли что-то невесомое. Даниель сумел разглядеть мешки с почвой и удобрениями, пакеты с семенами, ящики с различной выпивкой и коробки с картриджами для опреснителей. Люльке пришлось совершить четыре рейса.

Когда разгрузка закончилась, Амир махнул Григору, который всё время только наблюдал за работой. Тот подошёл, достал из-за пазухи небольшой чёрный пластиковый пакет, перемотанный скотчем, и вручил водителю катера. Тот покачал пакет на ладони, кивнул и скрылся в чреве судна. Амир и Григор отшвартовали катер и тот налегке поскакал по ряби в сторону соседей, откуда и появился.

Лифт был занят, Даниель поднялся по лестнице и перехватил Амира на пятой палубе. Амир что-то говорил Григору и замолчал, когда Даниель приблизился.

– Я видел катер. Для меня ничего нет?

Амир помотал головой, они с Григором удалились.

Следующее отклонение от привычного распорядка случилось дней через десять или около того. Из книг, лежащих в общей зоне отдыха палубой ниже, Даниель прочитал все, кроме сказок тысячи и одной ночи на шведском языке и руководства по возведению многоярусных теплиц, написанное ещё до того, как появилась первая автоматизированная ферма. Он выудил непонятно как тут оказавшееся руководство для охотников, в котором его заинтересовало, с какой дикой отстранённостью были написаны главы о том, как правильно следует обрабатывать тушки и сдирать шкуру с пушных зверей, и на закате взял книгу в каюту.

Закат был великолепен. Солнце садилось между двух стейлендов в гряду грозных туч, из которой отбрасывало то один, то несколько острых алых лучей, пронзающих лиловую плоть. Багрянец разливался по воде, а краски густели и темнели с каждой минутой, в то время как, шлёпая по кровавым потёкам, к Вакаруру приближалась лодка с надувными бортами.

Лодка была ненагружена. Один человек на корме. Перед тем, как судно пропало из виду за вылетами платформы внизу, Даниель решил, что, кто бы это ни был, если его это касается, ему об этом сообщат. Он пролистал книгу, просмотрел несколько схем приспособлений и способов их использования и отбросил на пол. Ей место на полке «порно для убийц».

Он вышел на верхнюю палубу, чтобы поймать последние отблески заката и освежить голову ветром. Перегнувшись через край, он увидел, что лодка пришвартована рядом с баркасом Стивена, и вокруг неё ни души. Значит, теперь на платформе новый человек. Хоть что-то новое.

Утром на пятой палубе Даниель увидел незнакомца. Тот сидел рядом с Григором. Кимберли маячила неподалёку, раскладывала креветки по контейнерам и украдкой приглядывалась к новенькому. Похоже, Григор своим присутствием создавал поле, за которое Кимберли проникнуть не решалась. Незнакомец казался Даниелю больше, когда сидел в лодке, может быть от раздутой ветром куртки. Сейчас он выглядел, как уставший человек с азиатским разрезом глаз, нацеленных на еду, и мясистыми, как у фигурки Будды, ушами. На правом Даниель разглядел кафф в виде крыла летучей мыши и решил, что вряд ли это просто украшение. Незнакомец не производил впечатление человека, склонного себя украшать.

Даниель сгрузил из ячеек блинчики, сандвичи и что-то творожное, не взглянув на цены, и сел напротив новичка рядом с Григором.

– Привет, я Даниель.

– Донг, – кивнул новичок, не поднимая глаз от еды.

– Добро пожаловать на Вакаруру, – Даниель расплылся в улыбке, чем всё-таки сумел отвлечь человека от креветок с овощами, – тот поднял глаза и кивнул.

– Так может говорить только официальный представитель независимого государства Вакаруру, обращаясь к гражданину другого государства, и это Амир. А ты даже не гражданин Вакаруру, – вмешался Григор, который улыбался, возможно пародируя Даниеля, поэтому было непонятно, шутит он или всерьёз озабочен дипломатическим протоколом.

– Тогда добро пожаловать в моё личное пространство, – Даниель улыбнулся ещё шире.

Григор придвинулся поближе, чтобы прозвучать убедительнее:

– На Вакаруру ни у кого нет ничего личного, кроме как у Амира, которому здесь принадлежит всё и все. Здесь находятся только те, кто вверил себя заботам Амира и думает только о том, чтобы быть полезным ему и его стране, – Григор показал на пространство вокруг. – А кому нужно личное пространство, те валят на стейленды к либерам.

– Я турист, Амир зарабатывает на том, что размещает моё личное пространство у себя в стране, так что здесь собой распоряжаюсь я сам.

Григор закончил с едой и удалился, показывая, что не намерен продолжать разговор.

– Я сам со стейленда. Беженец, – пробормотал Донг. – Либертарианцы действительно ценят личную свободу больше всего. Настолько, что готовы удушить за неё.

– Что вас заставило бежать? – спросил Даниель.

– Как раз то, как там обходятся с личной свободой. Была у меня девушка. Мы жили на Хилле.

– А сколько всего стейлендов?

Донг показал на западное окно:

– Отсюда лучше всего виден Хайв. Есть ещё Ярд, Стар и вечно недостроенный Ферн. Каждый – отдельное государство. Хилл чуть поменьше Хайва, вон там слева, остальные гораздо ниже, поэтому за этими двумя не видны. Есть ещё Номад, бывший круизный лайнер, – тоже отдельное государство, – чаще где-то болтается, но бывает, возвращается.

– Извините, перебил. Была девушка…

– Да. Была. Завела себе любовника. Ну, это нормально, к чёрту ограничения и условности. Смотрела на закат и писала ему стихи. Неплохие, кстати. Потом он её бросил. Может стихи не понравились, или ещё что, я не выяснял, не важно. И вот она в депрессии, закаты её совершенно изводят. Прихожу как-то раз, а она стоит на столе и уже петлю себе на шею накинула. Из провода. Я её подхватил, из петли вынул, ухаживал за ней, пока она в себя не пришла. А когда пришла, да осознала, подала на меня в суд. Они там вообще любят судиться да выяснять, кто кому на что наступил, кто чью свободу своей придавил. Наверное, каждый третий там юрист, чтобы судить остальных двоих. Так вот, варианты мне оставили такие – либо изгнание, либо, как они там называют, временное ограничение личной свободы за покушение на право другого распоряжаться своей жизнью. Такие дела. Мне пора к Амиру.

– Я бы хотел узнать побольше о тех государствах. Могу платить за рассказ едой и выпивкой, – Даниель опять широко улыбнулся.

– Я не пью. Но рассказать могу. Позже.

Григор как раз вернулся за Донгом, и они ушли.

К середине дня на всех коммуникаторах появилось видео с церемонией принятия гражданства Донгом Кваном. Амир, похоже, решил сделать себе рекламу, а заодно пнуть соседей. Донг почти слово в слово повторил то, что рассказывал Даниелю утром в столовой. У Даниеля даже мелькнула мысль, что тот перед ним репетировал речь. В том же сообщении Амир приглашал всех на вечерний приём в общей зоне на седьмой палубе в честь нового гражданина Вакаруру.

В назначенное время Даниель был на седьмой палубе в кают компании. Посередине стоял стол с той же самой едой, что была в столовой, только здесь она была разложена не по контейнерам, а по тарелкам. Донг стоял у стола с видом гостеприимного хозяина, рядом вилась Яника, выхватывая трофеи и складывая их в свою тарелку, при этом энергично поддевая то Донга, то Стивена, который смотрел на стол, не решаясь что-нибудь выбрать, поскольку на столе не было ничего из того, что ему ещё не надоело.

Яника отнесла тарелку Ивану, который сидел в кресле, запрокинув голову, улыбаясь, вслушиваясь в чужие разговоры. Четверых Даниель узнал не сразу. Это была бригада Григора без своей спецодежды. Те стояли у стены с руками за спиной, оперевшись на стену ладонями и время от времени заражали друг друга смехом, комментируя что-то, понятное только им.

Даниель подошёл к Кимберли. Та сидела на полу в дальнем углу. Сел рядом. Он ещё не придумал, о чём заговорить, как вошла Марина в своём белом кителе и попросила всех встать. Кимберли неохотно подчинилась.

Вошёл Григор, держа перед собой ящик виски так, будто тот ничего не весил, и поставил в центр стола. Бригада заметно оживилась. Даниель узнал ящик – один из тех, что привёз человек на катере. За Григором вошёл Амир и поднял руку. Разговоры стихли. Марина встала с одной стороны от Амира, Донг с другой. Амир дождался полной тишины.

– Сегодня мы счастливы. К нам присоединился Донг Кван. Так? Тем более радостно, что Донг предпочёл нас нашим соседям, которые возомнили себя лучшими странами на Земле.

– И на воде, – тихонько пробубнила Кимберли.

– Мы создавали государство Вакаруру таким, каким видим его мы. Так? Приятно, что кто-то ещё разделяет наше видение. Этот праздник в честь вас, граждане и гости нашей страны.

Амир нашёл глазами Даниеля. Даниель кивнул. Из гостей здесь был только он один, при этом удостоился обращения во множественном числе.

– Помимо всего прочего, Донг будет нам здесь полезен. Так? Расскажи, чем ты раньше занимался.

– Работал на производстве, затем в ремонтном бизнесе оператором ремонтных роботов.

Григор перевёл взгляд на Амира, тот медленно кивнул.

– Об остальном, – завершил Амир, – вы сами расспросите Донга. Так? И последнее, что я хотел сказать. Виски сам себя не выпьет!

Со стороны бригады Григора раздалось негромкое «ура».

Амир с Григором удалились. Марина осталась у стола разливать выпивку. Стол исчез за спинами. Кимберли тяжело вздохнула: «Какая пошлятина», – прихватила из ящика бутылку и, удаляясь, поманила Марину за собой. Та ответила одними губами: «Иди, я скоро приду». Кимберли пожала плечами и ушла.

Стивен попытался было стащить бутылку тем же манером, но получил от Марины по рукам. Сделав вид, что не очень-то и хотелось, Стивен прибился к компании рабочих, оставшихся без присмотра бригадира, молчал, отхлёбывал виски и одними глазами посмеивался над чужими шутками, сам в разговорах не участвовал.

Даниель дождался, когда Яника отлипнет от Донга и с обречённой пьяной улыбочкой вернётся к Ивану, и решил, что теперь его очередь общаться с новеньким. Он подошёл к Донгу. Марина предложила им налить. Оба отказались.

– Мне интересно, почему всё-таки Вакаруру? Почему было не попросить убежища от идиотского преследования на соседнем стейленде, если каждый из них независим?

– Они независимы в том плане, что у каждого своё правительство, но при этом, поскольку они организованы схожим образом, плотно друг с другом взаимодействуют. Трудно представить себе беженца на стейленде, при том, что сами их жители в каком-то смысле беженцы.

– В каком смысле?

Заслышав интересный разговор, к ним приблизились Яника с Иваном.

– Это состоятельные люди, которые считали, что их страна с её законами и порядками устроена не лучшим для них образом, поэтому они предпочли купить себе место и гражданство на либертарианском стейленде. Это беженцы, которые в складчину купили себе страну. Поселиться на самом дешёвом, Хайве дороже, чем в Беверли Хиллс.

– Вы тоже такой состоятельный? – спросила Яника.

– Нет. Я шёл прицепом к дурной бабе, из-за которой я здесь. И не просто дороже. Если соседи будут против, вам просто не дадут заселиться. Живут там компактно, поэтому стараются минимизировать дискомфорт. Так что, хотя они и декларируют превосходство свободы, но на деле более зарегулированное сообщество ещё поискать.

– Смотря, как понимать свободу, – заметил Иван.

– В первую очередь они ценят свободу личности. Это сборище индивидуалистов, которые вынуждены взаимодействовать друг с другом и стараются, по крайней мере на словах, не наползать на свободу друг друга. По мне, получается у них так себе. Отсюда армия юристов, а демагогия – национальный вид спорта. Не удивлюсь, если скоро начнут строить стейленды для тех, кто захочет сбежать со стейлендов. Вот умора! Останутся одни юристы, будут судиться друг с другом от нечего делать.

– Я бы пообщался с кем-нибудь из них, – сказал Даниель.

– Зачем? – Яника обожгла горло глотком виски. Вышло хрипло.

– Это интересно. Как люди, сбежавшие к свободе, стали так несвободны? Хотелось бы узнать подробности, детали.

– Я не юрист, деталей не знаю. Да и общаться с ними у меня лично нет никакого желания.

Донг начал заметно утомляться от разговоров и расспросов. Казалось, ещё немного, и он схватит стакан, лишь бы занять чем-нибудь рот. Даниель решил, что на сегодня ему тоже хватит общения и насыщенного алкогольными парами воздуха и поднялся на девятую палубу. Подобранный Мариной костюм прекрасно сопротивлялся прохладному вечернему бризу. Даниель сунул руки в карманы и, чуть раскачиваясь и привставая на носках, чтобы укрепить связь с твёрдой поверхностью, вглядывался в освещённые холодным светом снаружи и тёплым изнутри грани на обитаемых кристаллах соседних государств.

Похожее чувство свободы уже было у него однажды, когда он вышел на улицу после защиты диссертации много лет назад. Но, если тогда он ощущал себя в некоторой нулевой точке, из которой мог выбрать направление движения, то сейчас ноль был абсолютным. Если свобода – это чувство возможностей, которые открывают различные пути, из которых можно выбрать наиболее привлекательный, то сейчас ему казалось, что выбирает он не свой путь, а направление, в которое лучше сдвинуть весь этот мир вокруг, оставаясь самому неподвижным. Существует ли свобода? Его, Даниеля свобода в форме иной, нежели чувства? Как выглядит та модель, та часть его реальности, которая называется свободой? Если представить собственный запас времени жизни в виде пространства, сколь угодно большого, но всё же конечного, ограниченного со всех сторон, то свобода – это пустота внутри него. И ценит свободу тот, кому есть, чем её заполнить. А кому нечем, тот отдаёт свою свободу в пользование, как сдают лишние комнаты в обмен на плату. Незаполненное пространство ноет, тревожит. Иногда его заполняют всяким хламом, лишь бы не оставлять пустым. Способный распорядиться свободой заполняет пространство с выгодой для себя. Свободный жених ищет подходящую невесту, чтобы перестать быть свободным. После реализации свобода исчезает, пространство заполнено, человек больше не свободен. Каждый выбирает себе рамки, строит себе такую тюрьму, в которой ему, как он надеется, будет хорошо. Но рано или поздно в ней становится тесно, а инерция, тяжесть выстроенных прежде рамок и выставленных, пусть и добровольно, ограничений сопротивляются переменам. Можно их разрушить и начать заполнять пространство заново, при этом неизбежно, скорее всего, будет разрушено то, что ещё не потеряло ценность, но слишком плотно вписалось в старую планировку. И следующий вариант заполнения пустоты ждёт со временем та же участь.

Можно внушить себе, что теснота и неудобства – это плата за то, что тебе даёт то, чем пространство заполнено. Надоела работа? Ну, что ж? Не считать же годы учёбы ради неё выброшенными зря. Зато за неё платят деньги. Надоела страна своими налогами, бюрократией или ещё чем? Так сменить её может быть себе дороже, а другая так же может испортиться со временем. И начинаются мечты о свободе.

Но раз ценность не в самой свободе, а в гибкости и эффективности, с которыми можно ею распоряжаться, то выход в гибких стенах и раздвижных панелях, в возможности адаптировать пространство всякий раз, когда это необходимо.

Даниель щёлкнул пальцами, содрогнулся, потому что за размышлениями не заметил, как похолодало, и вернулся к себе в каюту.