Читать книгу Молния в рукаве - Сергей Самаров - Страница 4

Да, я сам высказал это предположение, но оно было лишь продолжением нашего с Радимовой разговора о преступлениях, совершаемых людьми разного пола. Признаться, мне было странно слышать, что одна женщина убила другую единственным ударом, пусть даже с применением кастета.

Кастет, конечно, оружие серьезное. Женщина в состоянии оглушить им мужчину, особенно со слабой челюстью и вообще головой. Они ведь по-разному принимают удары. Некоторые мужские черепа женский удар кастетом выдержат без проблем.

Убить одним ударом, тем более в затылочную часть головы, весьма сложно. Его результатом может стать нарушение координации движений, даже паралич конечностей, но смерть – это вряд ли. Роковой удар должен быть очень мощным.

Я знавал немало женщин, умеющих качественно бить рукой и ногой, даже профессиональных боксеров и милых дам, занимающихся боями по смешанным правилам. Но ни у одной из них не было такого убийственного удара. Чтобы лишить человека жизни, в атаке должны идеально совмещаться вес тела и резкость, профессиональная постановка удара и отработанная точность.

Вообще-то удар по затылку в состоянии проломить голову. Этот только рассек кожу. Данный факт уже сам по себе говорил о том, что у Алевтины Николаевны был крепкий череп, но, видимо, слабый к физическим влияниям мозг. После удара произошло кровоизлияние с моментальным смертельным исходом.

Конечно, я допускал, что атака была очень резкой. Этим можно объяснить, что череп не проломлен, а только рассечена кожа. Чтобы удар в заднюю часть головы был смертельным, следует бить не по затылку, а под основание черепа. Там легко откалывается отросток кости. Он может повредить базальтные отделы мозга, черепные и цервикальные нервы. Иногда при получении такого удара происходит прорыв твердой оболочки мозга.

Перелом основания черепа причисляется к ряду открытых черепно-мозговых травм. Этот удар может оказаться роковым, даже если он наносится без кастета. Даже мягкими частями руки, например основанием ладони.

Я выложил все это капитану Радимовой и сам согласился с тем, что знание таких тонкостей нам ничего не дает, не считая прояснения одного вопроса. Убийца не знает, как устроено человеческое тело. Не врач то есть и вообще не медик.

– Теперь о ранениях, нанесенных Алевтине Николаевне уже после ее смерти. Закрой дверь на ключ, – попросил я.

– Ты будешь раздеваться?

– Да.

– Совсем?

– Нет. Только частично. Зайдут, могут не то подумать.

– А уткнутся в дверь, закрытую на ключ, обязательно подумают не то. И так уже по управлению разговоры ходят.

– Все равно запри. Я стеснительный.

Она послушно встала и закрыла дверь на ключ из своей связки.

Я снял камуфлированную куртку, потом рубашку, спустил на колени штаны и показал Сане два места, где у меня были парные шрамы. На груди и на бедре.

Она начала фотографировать их на телефон и спросила:

– Что это? Очень похожи на те, которые на фотографии. Только почти заросли. Вопрос времени…

Тут по закону подлости, согласно которому бутерброд всегда падает маслом вниз, в дверь кто-то громко постучал.

– Минутку, – ответила капитан Саня.

Я стал торопливо одеваться. Радимова открыла дверь, когда я застегивал рубашку на груди.

Пришел, оказывается, не какой-то посетитель, а начальник уголовного розыска города подполковник Котов.

– Чем вы тут занимаетесь? – спросил он, удивленно глянув на нас.

Я как раз ухватился за замок-молнию на камуфлированных штанах, а он заедал и никак не хотел застегиваться.

– Мы тут, Василий Андреевич, изучаем шрамы, – ответила Радимова. – Капитан частного сыска показал мне повреждения на своем теле, идентичные тем, которые были нанесены Алевтине Соколянской. – Она пододвинула своему начальнику материалы уголовного дела.

Тот посмотрел на фотографии, в которые капитан Саня ткнула пальцем, и буркнул:

– Ну и?..

– Раздевайся! – потребовала Радимова. – А не то начальник нас поймет неправильно.

– Дверь закрой.

Она послушно повернула ключ в замке.

Мне пришлось снова раздеться и показать Саниному шефу свои честно заработанные бое-вые шрамы.

– На ноге уже почти полностью затянулись. На груди были глубже. Но получены в одно время, с интервалом в десять секунд.

– Что за оружие? – поинтересовался Котов.

– Самодельные сякены. Их еще сюрикенами зовут.

– Это звездочки ниндзя, что ли?

– Да. Банду мы в ущелье зажали. Пытались живьем несколько человек взять, чтобы допросить, поэтому сильно не стреляли. Пошли врукопашку. Один из бандитов и начал швырять эти штуки. Две в меня попали.

– Ты хочешь сказать…

– Что в Соколянскую бросали сякены? – вставила свои пять копеек Радимова.

– Да. Почти с уверенностью. Но нужно, чтобы патологоанатом мои шрамы посмотрел и сравнил. Расстояние между лезвиями, количество и заточка таковых может быть разным. Но главное – принцип поражения. Я ему объясню, какими сякены бывают, как бросаются, что за раны могут нанести.

– Думаешь, она оказывала сопротивление?

– Женщина погибла от удара кастетом по затылку. До того как он начал бросать.

– Тогда зачем этот тип кидал железки?

– Чтобы тело изуродовать, – подсказала начальнику капитан Саня.

– Вот-вот, точно. – Я начал одеваться. – От нелюбви ли к женщине, от зависти ли. Психопатическое проявление ненависти.

– Но такая постановка вопроса снова не несет нам даже прояснения пола убийцы, – констатировала капитан Саня. – Изнасилования нет. А Соколянская выглядела достаточно эффектно, должна была нравиться мужчинам, вызывать страсть. Сексуальная женщина. Да и одевалась соответствующим образом. Чтобы мужчин привлечь.

– Шлюха! – попросту и по-ментовски кратко охарактеризовал ее Котов.

– Можно и так сказать, хотя таких особ называют женщинами без комплексов. Но изнасилования не было. Значит ли это, что убийца – женщина? Имеем мы право так утверждать?

– Утверждать не можем, – ответил подполковник. – Но рассматривать такую постановку вопроса как версию допустимо.

– Но вот капитан частного сыска уверяет, что не встречал женщину, которая может убить человека одним ударом. Даже с помощью кастета. Хотя я лично слышала о таких дамочках. Как-то читала даже, что в Иране подготовили целое подразделение женского спецназа. Каждая из них может без проблем голыми руками уничтожить пару мужчин, не имеющих специальной подготовки.

– Это все пропаганда, – возразил я. – Природа или господь – не берусь утверждать категорично – умышленно не дали женщине тех возможностей, которые получили мужчины. Женщины должны быть хранительницами домашнего очага, но никак не воинами. Это априори. По той же причине у женщины и мужчины различная психика. Это как раз то, что мы недавно обсуждали. Природа не случайно не допустила длительного существования племен амазонок.

– Значит, убийца – мужчина? – Капитан Саня спрашивала так, словно я был готов дать категоричный ответ.

Но тут мне пришлось промолчать.

– А теперь еще использование сякенов, броски по трупу. Сделать это может как мужчина, так и женщина, – заявила Радимова. – Разница в результате вроде бы должна быть очевидна. Но мы так и не знаем, с кем имеем дело. Соперница? Однако камера наружного наблюдения показывала нам, что Соколянская пришла с мужчиной. Хотя мы не имеем оснований утверждать, что это был именно тот самый убийца. Может быть, преступление совершил кто-то другой?

– Ответы на эти вопросы мы обязательно получим. Специфичность оружия может дать конкретный след, – заметил начальник уголовного розыска и встрепенулся, словно что-то сообразил: – Александра Валерьевна, сделай-ка запрос по аналогичным преступлениям во всероссийскую картотеку.

– Я вообще-то допускаю, что она пришла с какой-то крепкой женщиной, – заметил я. – Кадры видеосъемки, как говорит запись в протоколе, такого качества, что сказать об этом однозначно никак нельзя. У женщины, особенно спортсменки, атлетическая фигура вполне возможна.

Капитан Саня только плечами пожала.

– Вот и разбирайтесь, – сердито бросил Василий Андреевич, голос которого после назначения на должность начальника уголовного розыска быстро приобрел командные нотки. – Саня, запрос сделай и мне на подпись принеси. Да побыстрее!

Начальник уголовного розыска вышел, забыв, зачем он вообще приходил в этот кабинет. Но это было не страшно. Вспомнит, снова зайдет или позвонит. Я же постараюсь, если обстоятельства позволят, больше перед его приходом не раздеваться.

Капитан Радимова негромко застонала в унисон своим мыслям и села за компьютер.

– Чего страдаешь? – спросил я.

– Опять пальцы ломать!..

– Не напрягай их, расслабленно печатай. Ладно уж, давай помогу. Может, если с работы выгонят, возьмешь к себе секретаршей. Освободи место и диктуй. Я быстро наберу.

Печатать с чужого голоса оказалось не так удобно, как под диктовку собственных мыслей. Тем не менее я справился быстро.

На компьютер начальника уголовного розыска капитан Саня отправляла файл уже сама. Без набора она с этой техникой справлялась вполне терпимо.

Через минуту Котов позвонил и сообщил, что запрос получил, распечатал и передал секретарше для отправки.

– Бюрократия у вас. – Я покачал головой. – В основном там, где не нужно.

– Есть такая беда. А компьютеризация скоро вообще работать не даст, – посетовала Радимова. – А еще говорят, что хотят нам удобство обеспечить. Раньше напишешь от руки, передашь секретарше, а дальше уже все само собой идет. Только забежит она пару раз, чтобы непонятные слова разобрать. Ладно. Я сейчас главному судмедэксперту города позвоню. Съезди к нему, покажи свои шрамы. Пусть сравнит. Это все же след. Один из немногих. Хорошо бы сякены продемонстрировать. У тебя нет в наличии?

– Никогда ими не пользовался. Но найти, думаю, смогу. Только для демонстрации, с возвратом. Возьму на время в разведуправлении округа. В диверсионном отделе должны быть как образцы. Надеюсь, не пожадничают.

– Поезжай. – Капитан Саня сняла трубку и стала накручивать диск старого стационарного телефона.

Городское управление внутренних дел никак не могло сподобиться на покупку новых, хотя бы кнопочных. В соседних кабинетах я видел такие, но мне сказали, что офицеры приносили их из дома.

– Я поехать с тобой не могу. У меня через полчаса допрос матери убитой Соколянской, а потом – ее брата. О результатах я тебе расскажу. Алло! Здравствуйте, это капитан Радимова из уголовного розыска…

Я вытащил мобильник, позвонил в разведуправление округа и попросил начальника диверсионного отдела полковника Быковского выдать мне на некоторое время несколько разновидностей сякенов. Мол, срочно нужно для судебно-медицинской экспертизы. Просто показать, не больше. Полковник пообещал выделить эти штуки из своего сейфа, разрешил приехать прямо сейчас, сказал, что закажет пропуск.

С капитаном Саней я прощаться не стал, просто поднял руку, словно пообещал вскоре вернуться и сразу ушел. Она все еще разговаривала по телефону с главным судмедэкспертом города, диктовала ему мои фамилию-имя-отчество для получения пропуска. Я однажды уже возил туда Радимову, но сам в здание не заходил.

– Ко мне вопросы или просьбы есть? – Полковник Быковский вручил мне пакет с сякенами.

Он был занят, о чем говорило присутствие в его кабинете нескольких офицеров, в том числе и двух из моей бывшей бригады. Они рвались со мной поговорить, но не решались прервать работу. Приставной стол, заваленный картами, тоже не говорил о том, что полковник развлекается.

– Мне бы к начальнику шифровального отделения попасть с просьбой, – неуверенно попросил я, тоже не решаясь мешать Быковскому.

Но он и сам, как мне показалось, был рад ненадолго оторваться от дел, махнул офицерам рукой, дескать, продолжайте работать, а сам набрал номер по внутреннему телефону:

– Виктор Иванович, Быковский беспокоит. Тут к тебе сейчас заглянет с просьбой наш капитан в отставке. Ныне частный сыщик. Помоги ему, чем можешь, уважь. – Положив трубку, Василий Игоревич мотнул головой, показывая мне направление. – Где шифровальщики сидят, знаешь?

– Последний кабинет по правой стене.

– Точно так. Иди. Там звонок. Нажми кнопку, Виктор Иванович выйдет в тамбур.

Я еще по службе в бригаде знал, что вход к шифровальщикам разрешен только командиру соединения и его первому заместителю. При этом кабинете обязательно должен быть тамбур, где шифровальщики принимают посетителей, у которых возникла в них надобность. Я добрался туда, нажал кнопку звонка. Вышел подполковник Федулов.

Мы были с ним слегка знакомы. Он когда-то проверял режим соблюдения секретности у нас в бригаде, посещал мою роту и даже сделал, помнится, какое-то замечание в акте проверки.

Если мне память не изменяет, у нас в казарме в открытом виде висело расписание занятий, в котором фигурировали такие дисциплины, как блокирование радиопеленгаторной станции противника и ликвидация его поста наблюдения. Как оказалось, такие данные должны храниться в сейфе и в голове командира. Отсюда и запись в акт с требованием устранить нарушение.

Я сделал это прямо при подполковнике, не снял расписание с доски объявлений, но замазал темным фломастером строки, которые вызвали у него возражение. Я вообще всегда был человеком покладистым, и в должности командира роты тоже.

– Здравствуй, капитан! – Подполковник крепко пожал мне руку. – Или как к тебе сейчас обращаться?

– Вообще-то меня иногда дразнят капитаном частного сыска, – с усмешкой проговорил я.

– Красивое прозвище, – заметил Федулов. – Чем могу быть полезен?

– Набор на компьютере пытаюсь освоить, товарищ подполковник, – объяснил я, слегка смущаясь своим неумелым враньем. – С этим у меня проблемы. Нет ли у вас каких-то методических пособий для тренировки?

– Есть. Я тебе дам пособие по слепому методу. Обучение для работы всеми пальцами. Сначала двумя указательными, потом по одному на каждую руку будешь добавлять. Научишься, если постараешься. Тебе скорость, как у моих солдат, не нужна.

– А у них она, извините, какая?

– Лучший показывает двадцать одну тысячу шестьсот знаков в час. Это получается шесть в секунду. Быстро работает. Остальные чуть помедленнее. Но тебе это будет лишнее. Выделю, учись. Дело необходимое. Сейчас без компьютера никуда. – Подполковник ушел в кабинет, вернулся через двадцать секунд и вручил мне тоненькую книжечку.

Почти торжественно. Как награду за будущие заслуги.

– Осваивай. Первые две страницы – рекомендации по занятиям. Потом методические таблицы. Бессмысленный набор знаков. Если по полчаса каждый день заниматься, то быстро освоишь. Методичка не секретная. Можешь не возвращать.

Я поблагодарил его и удалился.

Мне опять пришлось ехать через весь город. Это меня сильно не расстраивало, поскольку к своей относительно новой машине я уже привык, а за рулем всегда себя чувствую увереннее, чем тогда, когда являюсь хроническим пешеходом, опирающимся на реабилитационную палочку.

Хотя тут я чуть утрирую ситуацию. Металлические детали в правой ноге давно уже перестали мне мешать, и палочку я с собой не ношу. Даже ту, которую выписал через Интернет. Внутри у нее кроется стилет.

Честно говоря, протезы мне, может быть, прежде и мешали, но я так старательно убеждал себя в том, будто этого не происходит, что порой забывал про них напрочь. Но я отдавал себе полный отчет в том, что могу не выдержать стандартный пятидесятикилометровый марш-бросок. Просто одна нога у меня была значительно тяжелее другой, поскольку кость и металл имеют различный удельный вес. Где-то к середине дистанции я начал бы заметно хромать. Это портило бы строй моей роты. Командиру несолидно первому выпадать в осадок. Потому я и не рвался на перекомиссию.

По пути я заехал в почтовое отделение, где за минимальную плату мне сделали ксерокопию методического пособия. Я хотел оставить ее себе, а оригинал презентовать капитану Сане.

На городских дорогах я чувствовал себя уверенно, даже в безопасности, хотя знал, как ездят в наше время многие из тех, кто только что получил или купил права. Меня многократно спасала от аварий отработанная реакция боевого офицера спецназа. Однако я не расслаблялся, не терял внимания. Самоуверенность как раз и приводит к невнимательности.

Капитан Саня не стала объяснять мне, где искать судебно-медицинскую экспертизу, поскольку всего-то около двух месяцев назад я отвозил ее туда. Она знала, что я запоминаю такие вещи, нисколько не утруждая себя, и не ошиблась в моих скромных способностях. Я не блуждал в поисках и сразу приехал точно, даже не прибегая к помощи навигатора.

За дверью стоял полицейский сержант с дубинкой в руках. Настолько тощий, что мне захотелось пальцем его проткнуть, чтобы услышать характерный треск рвущейся бумаги. Я с большим трудом удержался от этой невинной шалости. Я молча, не выпуская из рук, показал ему свое удостоверение частного сыщика. Сержант нашел пропуск, выписанный на меня, и показал на лестницу, ведущую в подвал.

Я молча двинулся на запах, типичный, присущий, наверное, всем моргам мира. Тонкий, изысканный аромат формалина непобедим.

Уходя от ментовского сержанта, я по звуку за спиной догадался, что тот снимает трубку телефона и набирает номер. Хотелось надеяться, что он не вызывает для меня расстрельную команду. Оказалось, дежурный предупредил патологоанатома.

Навстречу мне из какого-то кабинета вышел кучерявый худощавый блондин неопределенного возраста в темно-синем халате из плотной байковой ткани. Наверное, постоянно работать в этом холодном подвале без такой одежды – это значит обречь себя на хронический насморк.

– Страхов? – спросил человек.

– Он самый.

– Мне Александра Валерьевна звонила. Я Владимир Владимирович. – Он протянул руку.

Я вынужден был назвать свое имя-отчество, поскольку не видел смысла скрывать эти данные:

– Тимофей Сергеевич.

– Заходите ко мне в кабинет. Там не так прохладно.

Я шагнул туда вслед за ним, удержался и не сказал, что не заметил разницы в температурном режиме между кабинетом патологоанатома и коридором морга. Однако запах формалина здесь был сильнее.

– Вы мне что-то принесли?

Я положил на стол пакет с сякенами, которые сам еще и не рассмотрел. Владимир Владимирович вытащил эти штуковины и принялся их разглядывать. Потом он достал линейку из ящика стола и измерил расстояние между зубцами.

– Можно этого не делать, – объяснил я. – Расстояние произвольное. Одинаковых сякенов не бывает. Разве что где-нибудь на базаре китайские игрушки продают. Боевые же делаются каждым, кто их применяет, самостоятельно, из подручного материала. Обычно используются диски от циркулярной пилы малого диаметра. Надо просто отрезать «болгаркой» лишнее, а оставшееся заточить. Кто имеет возможность, заказывает кузнецу. Такие предпочтительнее. Особенно те, которые выкованы из опасных бритв. Там металл мягче и тяжелее, хотя сами сякены чаще всего мельче. Еще они прекрасно затачиваются.

Из пяти разных сякенов, выделенных мне полковником Быковским, я пальцем отодвинул в сторону три, именно кованые. Тоже, конечно, самоделки, но для моей руки они всегда были удобнее.

– Вы таким оружием часто пользовались? – поинтересовался Владимир Владимирович.

– Нет, только обучался броскам.

– Продемонстрировать можете?

– Повесьте на дверь мишень.

Владимир Владимирович нарисовал фломастером несколько кругов, наложил на них жирный крест и кнопкой прикрепил лист к деревянной двери.

Он еще отойти не успел, только-только руку от мишени убрал, как я взял четырехконечный сякен и с разворотом через плечо бросил его в цель. Одно лезвие вошло точно в перекрестье мишени. Инерция вращения, созданная во время полета, провернула оружие, и второе острие тоже воткнулось в дверь. Только чуть выше.

Патологоанатом вытащил сякен из двери и сразу сунул в отверстие выпрямленную канцелярскую скрепку. Он измерил глубину проникновения, стремительно вернулся к столу и приложил к проволочке линейку.

– Ваш сякен проник в дверь на три миллиметра глубже, чем раны на теле убитой женщины. А дерево крепче, чем тело человека.

Его, видите ли, совершенно не заинтересовала точность моего броска! Надо же! А вот меня самого она весьма впечатлила. Не каждый раз так получается. Я вообще никогда не отличался умением метать сякены точно в цель, хотя и проходил обучение, тренировался упорно.

Такой бросок можно было отнести к случайности. Но Владимир Владимирович этого знать не мог. Любой человек на его месте высказал бы хоть какую-то оценку моим действиям. А он заинтересовался только глубиной проникновения лезвия в дерево. Этот человек явно не мог понять, что такое работа спецназа.

– Тут есть несколько факторов, – попытался я объяснить. – Первый из них таков. Когда вы производили замеры проникновения лезвий в тело, раны уже частично заросли. На живом организме они затянулись бы сильнее, но и на мертвом, пока кровь не остыла, это обязательно происходит.

– Вы меня учить пришли, молодой человек? – спросил он, и по его мутным глазам я понял, что этот человек намного старше, чем показался мне вначале.

Но Владимир Владимирович все же объяснил мне, хотя и с большим недовольством в голосе:

– Я делал поперечный разрез раны, чтобы определить глубину проникновения. Это дало бы точный результат даже в том случае, если женщина дожила бы до утра.

– Я не учу вас, просто высказываю свою точку зрения. Следующий фактор – сами сякены. Они, как я уже сказал, бывают разные – колющие, рубящие, рассекающие ткани тела, – говоря это, я пальцем показывал на острые железки, предоставленные мне Василием Игоревичем Быковским. – Каждый человек затачивает их на свой манер. С одной стороны, с двух, вручную или на станке. Одни могут проникнуть в тело глубже, другие нанесут только поверхностное повреждение. Но сякен в любом случае не смертельное оружие. Он только наносит раны, которые могут помешать человеку вести рукопашный бой. Летальный исход может последовать, если только сякен удачно попадет в горло. Но хорошие специалисты бросают, например, так, чтобы перерубить у противника сухожилия на вооруженной руке. Этого может оказаться достаточно для захвата противника без жертв со своей стороны. Наконец, третий фактор. Человек, который вооружен сякенами. Боксеры наносят удар с разной силой, резкостью, мощностью и точностью. Точно так же с сякенами. Боец сам выбирает их для своей руки – колющий, рубящий или рассекающий. Каждый, кто пользуется таким оружием, знает, что у него получается лучше. Это как талант. Один писатель создает громадные эпопеи, другой, не менее мастеровитый, предпочитает короткие рассказы.

– В ваших словах есть доля правды, но вариант с сякенами вызывает у меня большое сомнение. – Владимир Владимирович, кажется, вообще не желал считаться с моим мнением. – Я не знаю, какое оружие применял убийца, и соглашусь с тем, что оно должно быть экзотическим. Но мне все же кажется, что это не такие вот, как вы говорите, сякены.