Читать книгу Новая жизнь. Книга 1. Сергей Савелов - Сергей Савелов - Страница 9

В госпитале заметно ухудшилось снабжение продуктами питания и медикаментами. Некоторые медицинские средства (обезболивающие, бинты, лейкопластыри и другие мелочи) приходилось покупать в аптеке или доставать через знакомых или родственников.

Как-то отправился в академическую аптеку. В отделении закончился новокаин и медперсонал начал разбавлять инъекции водой, а это слишком болезненно для моего измученного тела. (Люблю его, заразу и жалею!) Набрал попутных заказов от соседей по палате, и поскакал на привычных уже костылях на первый этаж.

Забирая сверток с медикаментами у симпатичной аптекарши, пошутил с намеком:

– Могу рассчитаться горячим поцелуем.

– Можно и поцелуем, но деньги вперед! – улыбнулась девчонка, понимающая шутки.

– Воронов! Андрей! – прервал многообещающий завязавшийся разговор женский возглас из-за спины.

Неловко развернувшись на костылях, вижу медсестру моего отделения. Девушка, помявшись, выпалила:

– Тебя замполит госпиталя вызывает.

Чувствую нарастающую тревогу и, кивнув головой, торопливо рассчитался с продавщицей за покупки.

Политработник с погонами майора и черными петлицами артиллериста встретил меня сочувственным взглядом.

– Присядьте, Андрей Викторович, – предложил и отвел взгляд.

«Что произошло?» – теряюсь в догадках и отгоняю непрошеные черные мысли и предчувствия.

Знаю, что замполиту госпиталя приходилось выполнять важную работу, не свойственную обычным политработникам строевых частей. Те отвечали за морально-политическое состояние личного состава и политико-воспитательную работу. Что это такое и с чем едят, наверное, не знали сами. Оценка их деятельности производилась по красочному оформлению наглядной агитации Ленинских комнат и добросовестному ведению документации с отчетами. Считалось, что войсковые замполиты отвечают за воздух, который сотрясают. Единственная полезное дело, которое возлагалось на них – быть ответственными⁴⁴ по подразделению по очереди с другими офицерами и прапорщиками и ходить в наряды по части.

Замполит госпиталя на своей должности занимался реальным делом. Поддерживал морально упавших духом, пробивал финансовую и материальную помощь нуждающимся. Систематически обходил палаты, беседовал с больными, выясняя их проблемы и записывал просьбы. Переписывался с различными инстанциями, отстаивая интересы раненых и больных.

Смотрю на майора, гадая: «Что ему от меня нужно?»

– Андрей! От соседки Вашей мамы поступила не заверенная телеграмма….

Помолчал и участливым голосом тихо продолжил:

– Ваша мама скончалась.

От полученного сообщения перехватило дыхание, все мысли сразу исчезли и усилился звон в ушах.

– Мужайтесь, Андрей. Примите наши соболезнования, – слышу сочувственный голос майора, как бы издалека.

В глазах потемнело: «Мама! Мама! Как же так?» Ты никогда не жаловалась на здоровье сама и не признавала за болезни головную боль, ангину и простудные заболевания за серьезные причины, требующие амбулаторного лечения и освобождения от работы или учебы. Даже мои ранения не восприняла всерьез – главное жив, голова, руки, ноги на месте и ладно! «Я плачущей ее не видел», – вдруг вспомнилось, хотя отец как-то признавался, что слышал от ее коллег по работе – она плакала, когда я в детстве попал в больницу с сотрясением головного мозга. Помню ее, еле сдерживающую слезы от боли, когда у нее что-то воспалилось по женской части, но мне родители причину не сообщали. Когда в раннем детстве прибежал домой с разбитой камнем головой со слезами, то она встретила меня со словами: «Чтобы тебя, сволочь, совсем убили! Нечего плакать, сам виноват! Нечего свою голову подставлять!» Я почему-то понимал тогда, что эти слова от любви и испуга за неразумное дитя.

– У вас есть родные рядом? – отвлек от воспоминаний голос замполита.

Отрицательно мотаю головой. У отца осталось много родственников в нашей области, но они родственники отца. Папа умер от рака несколько лет назад. Долго мучился от боли и сидел на обезболивающих лекарствах, потом лежал, не вставая и маме пришлось долго за ним ухаживать. Он умер, когда я служил на Дальнем Востоке. Смутно помню, как друзья, сослуживцы и посторонние люди приняли участие и поддержали меня в беде. В части быстро оформили документы на отпуск. Потом с другом судорожно собирали мои вещи и бежали километр из гарнизона к трассе, по которой ходили рейсовые автобусы. Друг, по-видимому, сообщил водителю о моей беде и тот в Уссурийске достал билет и помог мне сесть на ближайший автобус, следующий во Владивосток. Еле успел тогда на похороны.

У мамы были какие-то родственники в Ярославле, Иванове и Москве. Она переписывалась и обменивалась открытками с ними, но я никогда их не видел и не знал.

– Маму есть, кому похоронить? – вновь поинтересовался майор.

Пожимаю плечами, и до меня доходит подоплека вопроса. Поднимаю взгляд на замполита. «А я?» – вопросительно гляжу на него.

– Я говорил с врачами. Тебе нельзя прерывать лечение и покидать госпиталь, – сообщает и смотрит исподлобья на меня. – Я тебе сочувствую, но не забывай – ты офицер и находишься в воинской части. Мне хочется тебе помочь. Мы можем дать телеграммы в твой город военному комиссару и в ближайшую воинскую часть, чтобы они приняли участие в организации похорон матери раненого офицера. У вас есть в городе воинские части? – спрашивает с сочувствием в голосе.

Отрицательно мотаю головой и, проглотив комок в горле глухо сообщаю:

– Сам поеду.

– Понимаю тебя, но пойми и ты – это будет считаться самовольной отлучкой с соответствующими последствиями, но даже не это главное. Ты можешь навредить своему здоровью, только пошел на поправку, а тут дальняя поездка. А если чего случится? У тебя же еще швы не сняты после последней операции! Так? – показывает знание моего состояния здоровья.

– Мне все равно! Я должен попрощаться с мамой! – упрямо возражаю и поднимаюсь, опираясь на костыли. – Разрешите идти?

Выйдя из кабинета политработника, направился к начальнику своего хирургического отделения. Там повторился почти такой же разговор, только с упором на неблагоприятные последствия для результатов лечения. Георгий Николаевич пытался отговорить меня от необдуманного поступка и предупреждал, что их работа может пойти насмарку.

Вернулся в палату. Молча передал сверток с заказанными медикаментами и сел на кровать, опустив голову. «Что же мне делать?» – задумался. Форму из кладовки, скорее всего не выдадут. Деньги при себе есть, но мало, так как основная сумма тоже хранится в чемодане. Мама работала на заводе много лет и знаю, что в таких случаях профсоюзный или заводской комитеты организуют похороны их работника. Выделяют транспорт, людей, закупают венки, роют могилу и с честью провожают усопшего в последний путь. Но я все равно должен присутствовать! Это же единственный мой родной человек.

Неожиданно чувствую, как рядом на мою кровать кто-то присел. Терехов!

– Чего решил? – спросил с сочувствием в голосе. – Прими наши соболезнования. Нам уже сообщили, – ответил на мой невысказанный вопрос.

– Надо ехать, но не знаю, во что одеться, – хриплю и оглядываю свою больничную пижаму.

– Держись, – тронул меня за плечо. – Я сейчас вернусь, – поднялся и вышел из палаты.

С надеждой смотрю ему вслед на закрывшуюся дверь. Обвожу взглядом соседей по палате и натыкаюсь на сочувственные взгляды.

– Андрюха! За деньги не переживай! Дам сколько есть, – заверил Михаил. – Я тебя …, мы все тебя понимаем. Не дай бог, чтобы у меня подобное случилось! – запнувшись, признался, посмотрев на танкиста.

– Андрей! Я могу достать спортивный костюм и кроссовки с курткой…, …ну и деньгами помочь конечно, если понадобится, – подал голос Егор.

– Спасибо ребята, – глотаю очередной комок в горле и опускаю голову.

Я искренне тронут сочувствием и желанием помочь соседей по палате, но главное – зачем ушел Терехов и с чем вернется?

Минут через сорок появился Виктор Алексеевич и кивнул мне с невозмутимым лицом:

– Иди в процедурную. Там тебя осмотрит твой врач, и сделают перевязку, потом получай свои вещи и готовься к выезду. Сколько до твоего города надо ехать на автомобиле?

Подскакиваю в удивлении, забыв о больной ноге и шиплю от боли.

– Около одной тысячи километров, а что? – морщась, нащупываю костыли глядя на волшебника.

Тот кивнул и пояснил:

– Через пару часов тебя с медбратом будет ждать машина. Поедете на ней, а теперь поспеши….

Некоторое время не могу прийти в себя от сообщения, а потом кидаюсь к двери кивая на ходу:

– Спасибо, Виктор Алексеевич!

«Какими возможностями обладает подполковник Терехов, если так, мимоходом способен решить, казалось бы, неразрешимые проблемы?» – мысленно удивляюсь.

В процедурной, недовольный врач осмотрел все мои незажившие раны. Я его понимал. Юрий Михайлович, несмотря на молодость, являлся хорошим профессионалом. Никогда не видел его улыбающимся и тем более смеющимся. Слишком ответственно он относился к своему делу. Я бы тоже был недоволен, если к моим рекомендациям или результатам труда относились легкомысленно или игнорировали. Вероятно, смерть близкого родственника не являлась для него уважительной причиной, и он бы ни за что меня не отпустил, если бы не приказ вышестоящего начальства.

«С кем говорил Виктор Алексеевич?» – опять удивляюсь.

Мне сменили повязки и проинструктировали, как вести себя в случае проблем с ранами в поездке. «Будто сам не понимаю, что ногу следует беречь, тяжести не поднимать, меньше двигаться и прочее…», – мысленно возмущаюсь, но терпеливо молчу, так как нее хочу расстраивать всех этих людей.

Возвратился в палату со всем своим имуществом и завис над открытым чемоданом. По требованию кадровиков перед отправкой в Афганистан мы с собой брали почти весь комплект военной формы, включая сапоги. А сапоги у меня по-армейски стильные индивидуального пошива, как в Роте Почетного караула с гладкими и твердыми голенищами. Зачем они мне теперь? Что мне надеть на похороны? В офицерской форме на костылях…?

Мои сомнения разрешил все тот же Терехов:

– На похоронах ты должен быть в военной форме со всеми наградами, чтобы окружающие видели, что мать родила и воспитала достойного сына! Давай примеряй, а мы оценим.

– Капитанскую звездочку надо прикрепить, – намечаю, глядя на свои старые погоны старшего лейтенанта. – Может обойтись наградными колодками? Все-таки это повседневная форма! – в сомнении поворачиваюсь к заинтересованным соседям.

О присвоении капитанского звания по сроку мне объявили еще прошлым летом. Моя должность в Афганистане – начальник разведки батальона соответствовала капитанскому званию. После визита сослуживцев мне вручили орден «Красная звезда» с медалями «За боевые заслуги» и юбилейную «70 лет Вооруженных Сил СССР». С имеющимися – «От благодарного афганского народа» и «За отвагу» набирался достойный «иконостас».

– Ничего. Никто в нюансы вникать не будет, а достойно выглядеть на людях, как боевой офицер ты должен. Давай спарывай колодки со старыми погонами, пришивай новые капитанские и крепи награды. Миша помоги ему, – распорядился Виктор Алексеевич. – Не стой! Времени уже почти не осталось – скоро машина уже подойдет. Собирайся. Ехать лучше в спортивном костюме. Форму пусть отгладит сестра-хозяйка и повезешь отдельно. Переоденешься перед мероприятиями и, если придется ходить по учреждениям, – продолжил планировать мои действия опытный офицер.

Я чувствовал туман в голове и мешанину от мыслей, поэтому растерянно отдал инициативу Терехову.

– Мы тут собрали вам кое-что в дорогу и в помощь тебе, – положил на мою тумбочку пакет и сверху положил тонкую пачку купюр.

– Денег не надо, у меня есть! – возразил.

– Не дури. Деньги и продукты всегда пригодятся в дальней дороге. Неизвестно, как у вас там с продуктами, а тебе троих содержать надо и на бензин тратить. К тому же -поминки ведь будешь организовывать? Останутся деньги – хорошо, привезешь назад, – логично пояснил он.

Брюки не застегивались на поясе. За время службы в Афганистане я скинул с привычных шестидесяти семи килограммов веса, килограммов пять-семь из-за жары и постоянных физических нагрузок. Как-то примерил эту форму и ужаснулся. Китель висел, как на вешалке, а брюкам требовался ремень или подтяжки. В госпиталях снова поднабрал вес, даже превысив свою норму и к тому же на животе – наложены плотные повязки.

Терехов и тут решил проблему. Принес свои подтяжки и порекомендовал не застегивать верхние две пуговицы на брюках. (Все равно под кителем не видно!)

Через час с небольшим вышли за территорию ВМА к машине. Нас ожидала новенькая синяя «шестерка» с молодым коротко стриженым парнем за рулем. Рядом топтался нескладный очкарик с двумя сумками. Познакомились. Водителя звали Вадим, а медбрат назвался Олегом.

Терехов на прощание напомнил, протягивая забытое мною Удостоверение личности офицера:

– Едешь неофициально. Для всех ты находишься на излечении после ранения, поэтому старайся не попадать в комендатуру.

– У нас только военкомат и комендатуры нет, – успокоил его.

– Ну, давайте ребята! С богом! – напутствовал он.

Обнявшись со ставшими родными соседями по палате, загрузил свой кейс в багажник, подвесил свою выглаженную форму в салоне и разместился с костылями на заднем сиденье «Жигулей».

Махнув провожающим, тронулись в путь. В машине познакомился с попутчиками ближе. Вадим оказался компанейским парнем. Тоже офицер. Закончил два года назад Киевское ВОКУ⁴⁵, а в настоящее время командовал взводом в воинской части под Ленинградом. Его командир сегодня предложил ему прокатиться в мой город на личной машине.

– Мне не трудно, тем более мою «ласточку» (хлопнул по рулю) надо обкатать. Купил недавно, – улыбаясь, сообщил.

«Новая машина! В народе «Жигули» называют ведром с гайками. Стоило ли рисковать, отправляясь в дальний путь, не выявив и не избавившись от «детских» болезней?» – размышляю скептически. «Если машина встанет в дороге надолго, то доберусь «автостопом». Главное из госпиталя вырвался!» – успокаиваю себя.

Успеть бы взглянуть в последний раз на родное лицо! Достал в очередной раз телеграмму и вчитался в текст на телеграфной ленте, наклеенной на бланк:

«АНДРЕЙ ПРИЕЗЖАЙ ТВОЯ МАМА УМЕРЛА ТЕТЯ МАША СОСЕДКА»

Телеграмма даже не срочная, когда похороны не указано. Что произошло?