Читать книгу Согласна умереть - Сергей Семипядный - Страница 5

– Ха! И он ещё спрашивает, почему Фээм скрылся с места встречи!

Чистяков выпрыгнул из кресла и побежал по дуге в направлении окна, глядя при этом на Готовцева очень странным образом, а именно – через плечо своё, полуобернувшись. И в глазах Чистякова было удивление, а также всякие другие краски, свидетельствовавшие о том, например, что он не в состоянии с полным доверием отнестись к только что услышанному.

– Михаил Петрович, вы действительно не понимаете, какую ошибку допустили? – проговорил Анатолий Иванович, которому, по-видимому, хотелось несколько смягчить ситуацию, напряжённую реакцией его коллеги на рассказ Готовцева о неожиданном срыве встречи с агентом, проходившим под псевдонимом «Фээм». – Разведчик, шпион должен быть неприметным. Неприметность, незаметность, невыразительность, типичность внешности. Лицо, одежда, манеры – всё должно быть незапоминаемым, более того, не должно привлекать внимание окружающих, задерживать чей-то взгляд. По возможности, конечно, – закончил он, бережно прикоснувшись к своим усикам.

– А вы устраиваете драку. Драку! И весь трамвай пялится на вас! Да разве ж такое допустимо?! – продолжил своё минуту назад отзвеневшее выступление Чистяков. В ритме митингового запала. – И это – во время проведения мероприятия! Ну как, скажите, вы объясните ему, для чего вы затеяли драку?

– Но это же, мне кажется, и не требует объяснения, – заупрямился Готовцев, хотя уже и осознавал вполне свою ошибку.

– В том-то и дело, Михаил Петрович, что требует, – возразил Анатолий Иванович. – Фээм скрылся с места встречи. Почему? – задаём себе вопрос. Потому, очевидно, что не хотел быть запримеченным рядом с вами. То есть он знает, как себя должны вести шпионы.

– И резиденты! – встрял Чистяков.

– Да, и резиденты.

– А вы к тому же для него начальством являетесь! – вновь вмешался Чистяков.

– Вы бы говорили как-нибудь по очереди, а то не знаю, кого и слушать! – ворчливо контратаковал «резидент», всё более злясь, так как к недовольству, испытываемому им по отношению к собеседникам, добавилось и недовольство своим собственным поведением, до недавнего времени не представлявшимся до такой уж степени предосудительным. – И почему он меня фотографировал? Лучше бы над этим задумались.

– Да, это вопрос, – согласился Анатолий Иванович и, нахохлившись, тяжело вздохнул.

Последняя неделя прошла в напряжённом ритме. Кроме производственных хлопот, шпионские эти дела. Ежевечерне он являлся к Анатолию Ивановичу, в его местное пристанище о трёх комнатах, а в дневное время даже побывал в городском отделе.

Вчера, впервые после длительнейшего перерыва, он занимался карате. Сначала же в течение целого часа искал кимоно, разнервничался, а найдя кимоно и надев его, неожиданно расчихался, да так, словно ему закапали по паре столовых ложек «доктора» в каждую ноздрю. Сняв кимоно, выхлопал его в ванной, но надеть на себя не решился и бросил в стиральную машину. Занимался в спортивных брюках и майке, начав почему-то с отработки ударов, однако потянул одну из мышц правой руки и перешёл на отработку блоков. В итоге остался собою недоволен по причине обнаружения чрезмерной скованности, заторможенности движений. И утомился неожиданно рано.

Однако сегодня, тем не менее, чувствовал себя скорее бодрым, чем взвинченным, скорее сильным и крепким, чем слабым и рыхлым. Дзасин. Это состояние постоянной психологической и физиологической готовности отразить любую возникшую опасность. И оно более чем к лицу Готовцеву в его нынешнем качестве. Вот только обусловленная волнением как бы некоторая степень нереальности происходящего делает окружающее несколько размытым, смещая фокус внимания на внутреннее, – в результате, ладони кажутся влажными, сердце излишне активным, а артерии жёсткими, словно глиняные трубки. И не удержи человек, тронутый волнением, себя в руках – заиграет ветер трагической музыки, одно за другим позахлопываются резонансные окошки, превращая человека в замкнутую энергетическую систему, изнутри разрушаемую, снаружи беззащитную.

Отрицательные импульсы зла, исходившие от этого мрачноватого типа в коричневой кожаной куртке, лысоватого, толстогубого и широконосого, достигли Готовцева, кажется, ещё до того, как этот молодой мужчина определённым образом обозначил своё присутствие в трамвае. И позднее Готовцев вспомнил, что ещё до возникновения конфликта он почему-то – возможно, виной тому энергетический след человека – обернулся и посмотрел на будущего своего оппонента.

А позднее, когда он опять бросил взгляд на этого парня, то увидел в руках его фотоаппарат-мыльницу.

– Снимаете? Меня? Почему? – удивился Готовцев.

Парень спрятал фотоаппарат в боковой карман куртки.

– Я девушку фоткал. Ты-то мне зачем? – ухмыльнулся он и кивнул на совсем юную девушку, стоящую неподалёку от Готовцева.

– Очень сомневаюсь, – сказал Готовцев.

– Отвянь! – бросил парень, затем приблизился к девушке и ухватился за ремешок её сумки. – Со мной, красотка, выйдешь.

– Молодой человек, вы бы оставили девушку в покое, – предложил Готовцев.

Он развернулся на девяносто градусов, чтобы была возможность самым непосредственным образом наблюдать за развитием событий. Возможно, пристальное его внимание удержит хулигана от излишнего проявления наглости по отношению к растерявшейся девушке. Внимательно осмотрев хама, Готовцев не мог не отметить, что внешность тот имел достаточно криминальную – из поверхностных касаний грязных граней окружающего мира вылепился внутренний мир ценностей данного субъекта. И в случае конфликта с подобным типчиком следует ожидать удара пальцами в глаза, ножом в спину или чего-то подобного. Или того, что вам вцепятся в волосы.

Именно в этом вечернем трамвае, отправляющемся с конечной после двадцати часов, была назначена встреча с Фээм, который наверняка уже узнал Готовцева по внешнему виду, а также по торчащему из-за отворота плаща журналу «Спид-инфо». И Готовцев, конечно же, понимал, что он как бы при исполнении, что он следует в этом трамвае как бы даже и по делам службы, а не просто так. И в связи с этим…

Однако не выглядит ли происходящее как проявление элементарнейшей трусости? И Готовцев проговорил:

– Молодой человек, вы бы оставили девушку в покое.

– А в чём дело? Ты-то чего западаешь? – мгновенно отреагировал «молодой человек» и агрессивным взглядом заощупывал Готовцева.

– Но комментс.

– Грамотный сильно?

– Не без того, – пожал плечами Готовцев.

– Вот и не вякай! – с вызовом бросил противник грамотности.

Готовцев хотел уже приблизиться к парню и понудить того отпустить сумку уже готовой расплакаться девушки, однако увидел, что кисть правой руки хулигана упрятана под куртку, что называется за пазуху. Уж не нож ли у него там? Парень заметил внимание Готовцева к засунутой за пазуху руке и презрительно ухмыльнулся. Хорошо, подумал Готовцев, будем действовать по-другому. Он глянул в окно и отметил, что метров через пятьсот будет остановка «Хлебокомбинат». Что ж, сделаем паузу небольшую. И посмотрим, много ли людей на выход будут готовиться. В это время, как правило, почти никого не бывает, ни на выход, ни на посадку.

И действительно, к средней двери приблизился один мужчина, а к задней и вообще никто не подошёл. Пора. Готовцев был убеждён в успехе. Главное – действовать в установленных (умозрительных, правда) жёстких пределах продолжительности и эффективности.

Готовцев подошёл к хулигану почти вплотную. На начальном этапе следовало добиться, чтобы левая рука злодея перестала сжимать ремешок сумочки. Для этого, приблизившись, Готовцев стал обеими руками теребить противника за плечи, словно был намерен вцепиться в его куртку.

И парень выпустил сумочку.

– Полегче! Руки, дядя!

– У меня – хватка, – сообщил Готовцев.

И это не было правдой, ибо именно вцепиться во врага должным образом он не особенно и умел. Однако трамвай уже остановился, и скрипучая дверь ползёт влево. На площадке остановки – никого, напротив задней двери, по крайней мере. И необходимо действовать очень быстро. Иначе оппонент пустит в ход правую руку, в которой, судя по всему, всё-таки нож или нечто похуже (а то, что рука до сих пор находится за бортом куртки, как раз подтверждает данное предположение), и задуманное осуществить станет проблематично.

Готовцев схватил противника за запястье левой руки и рванул на себя, после чего, мгновенно отпустив эту руку, шагнул вперёд и вправо, обеими руками ухватился как можно крепче за куртку в области спины и протаранил врага наискосок через проход до дверного проёма. И сильно толкнул. Не коснувшись, кажется, ногами ступенек, враг вылетел на трамвайную остановку и распластался на бетонном её шершавом покрытии. Занимая позицию напротив двери, чтобы при необходимости ногами встретить противника, Готовцев увидел финку с наборной ручкой, крутившуюся в метре от вытянутых вдоль грязного бетона рук упавшего.

Бандит быстро вскочил на четвереньки, намереваясь как можно скорее достичь ножа, однако тотчас же издал стон. Вероятно, по причине ободранных при падении коленей. Под аккомпанемент мата он поднялся на задние конечности, сделал несколько шагов, подхватил нож и, перекривившись от боли и злобы, поспешил назад.

Однако дверь уже закрылась. Перед самым его носом. Бандит забарабанил в дверь, однако она не шелохнулась, трамвай же тронулся и стал увеличивать скорость. Парень побежал следом, размахивая ножом и выкрикивая ругательства, однако запрыгнуть на сцепку, чтобы доехать до следующей остановки, попыток почему-то не предпринял. Не догадался?

Трамвай спешил вперёд, а враг, уменьшаясь в размерах, становился всё менее интересен. Готовцев был доволен. Вся операция прошла без сучка и задоринки. И оба захвата удались.

Ему и в голову не могло прийти, что действия его могут быть рассмотрены в каком-то неожиданном ракурсе, когда все плюсы легко меняются на противоположный знак. Теперь это ясно вполне. Час же тому назад, осознав, что встреча всё-таки не состоялась, он несказанно удивился. И он долго надеялся, что Фээм всё же объявится. Потому, выйдя из трамвая, продолжал ждать агента. Долго, на восемь минут дольше положенного.

Вечером, когда Готовцев, с синим томом чеховского двухтомника в руках, сидел напротив работающего телевизора, рядом плюхнулась Ирина.

– Ну! – сказала она.

– Что? – скосился на неё Готовцев и увидел, что тело её обёрнуто, не полностью, конечно, банным полотенцем, глаза ласково светятся, а на губах играет улыбка. – А, ну да.

– Так ты собираешься в постель? – Ирина выхватила из рук Готовцева книгу и швырнула её в угол дивана.

– Он ещё на кухне?

Ирина нахмурилась.

– Он сидит спиной. И я жду пять минут.

– Да, я понял, – ответил Готовцев, однако с места не двинулся.

Ирина, между тем, вскочила с дивана и нетерпеливо взмахнула рукой, прогоняя Готовцева из комнаты.

– Иду-иду. – Готовцев глубоко вздохнул и решительно поднялся.

– А вот этого бы не надо, – проговорила Ирина с плохо скрываемой злостью в голосе.

Готовцев сделал невинное лицо.

– Не понимаю, о чём ты.

– Пыталась тут подслушать твои разговоры по телефону… – подступила к мужу Ирина.

– Не удивлён, – проговорил Готовцев, невольно отводя взгляд в сторону.

– Твои постоянные задержки. Якобы по работе… И эти звонки…

– Ну да. Принято, я ж говорил, решение о модернизации. В связи с проявляемым индусами интересом.

– Ты изменился, – объявила Ирина. – Требуются подробности?

– Ну а как? Если в жизни моей столько всего…

– Ты сам-то понимаешь, что это ненормально? – не стала слушать Ирина.

Готовцев нахмурился и мрачно проговорил:

– Что я всё ещё жив?

– Я тебя когда-нибудь прибью! – прорычала Ирина. – А если я тебя уже не возбуждаю, то так и скажи, скотина!

– Как так можешь говорить такое, Иринка, если только вчера… – начал Готовцев.

– О, помнишь, оказывается! – округлила глаза Ирина. – Но это опять исключительно моя заслуга. Это я вдохнула в тебя жизнь. Ротиком своим, заметь.

– Ты так говоришь, как будто если бы…

– А вот не знаю! – перебила Ирина. – Вот и сейчас… Да, стоишь и стоишь.

– Ладно, я в душ. – Готовцев сделал пару шагов по направлению к двери, затем остановился и обернулся. – Однако как это ты могла не заметить, что стоит мне прикоснуться к твоей груди… Ну, погладить всего лишь…

– Иди-иди! – Ирина вытолкала Готовцева из комнаты.

Готовцев обернулся, убедился, что дверь закрыта плотно и вслух сказал:

– Сволочь! Вот перестанешь меня возбуждать, вот уйдёт эта страсть животная…

Произнеся эти слова, Готовцев замолчал и задумался. Посылка ясна, а… Нет, это какая-то другая жизнь. Незнакомая, неизвестная и, как будто, нереальная. Впрочем, думал ли он сто лет назад о том, что когда-либо его будут возбуждать женщины под сорок, которые с морщинками, жирком, целлюлитиком да ещё и небрежно обращающиеся со средствами гигиены, бывшими в употреблении в том числе?