Читать книгу Информация и человек - Сергей Сергеевич Сергеев - Страница 9

1

Вообще, данная глава несколько странная в том смысле, что в ней рассматриваются, в основном, общеизвестные вещи. Или почти общеизвестные. Но «пройти мимо» них нельзя: слишком легко наши представления «соскальзывают» в какие-то «компьютерные» стандарты, а все естественные проявления творческой сути работы мозга воспринимаются как своего рода дефекты психики.

В силу сложившихся стереотипов почти обязательно подразумевается, что наш мозг по своей сути подобен компьютеру, только «напичканному» различными «нерациональностями»: страстями, эмоциями, амбициями и просто «неповоротливостью» мышления. И как-то редко и неохотно упоминается о самом важном факте, – о том, что мозг работает со смысловой формой информации, а не с формализованной, как компьютер. Этот факт делает некорректным подобные аналогии по той простой причине, что пока ещё никто не смог вразумительно объяснить, а что же это такое – смысловая форма информации.

Но это всё присказка. Цель этой главы – «пошатнуть» представления о «компьютерности» и «ненормальности» нашего мышления. Но здесь мы сразу же сталкиваемся с естественным нюансом: само утверждение, что существуют какие-то особенности (или «ненормальности»), предполагает, что существует и норма. Ведь любая «особенность» это отклонение от нормы. Вроде бы всё ясно. Но что принять за «нормальное» функционирование мозга, если нам совершенно не понятен сам принцип его работы? Поступим просто: за норму примем наши собственные представления об этой самой норме. Понятно, что это, мягко говоря, не очень правильно, но ведь когда говорят о недостатках работы мозга, то ориентируются именно на наши представления о какой-то норме, хотя и не заостряют на этом внимания. Поступим так же.

Чтобы как-то облегчить рассмотрение данной темы, попробуем просто перечислить эти особенности по порядку. Но сразу оговоримся: такой приём явно неправомерен просто потому, что все особенности обработки мозгом информации тесно сплетены в единый узел, действуют, как правило, одновременно и разделять их нельзя. Но и рассмотреть одновременно всё сразу невозможно. Поэтому ничего не остаётся, как искусственно разделить неделимое на части и рассматривать эти части последовательно. И не в порядке степени значимости, а просто «как бог на душу положит». Иначе не получается. В большинстве случаев невозможно определить, какая особенность более важная, а какая менее. И, конечно же, в предлагаемом ниже описании этих особенностей всё заведомо сильно упрощено (а иногда даже искажено), иначе можно, как говорится, за деревьями не рассмотреть леса.

Итак, особенности.

2

Первая особенность.

Пожалуй, прежде всего, следует снова вернуться к уже рассмотренной выше особенности – способности человеческого мозга мгновенно проанализировать огромное множество информационных воздействий и воспринять их в виде чего-то единого, смыслового. Не вернуться к рассмотрению этой особенности нельзя не столько даже потому, что мы рассмотрели её уж слишком поверхностно, а потому, что все прочие особенности, которые мы рассмотрим ниже, являются, по сути, просто конкретными нюансами проявления этой «главной» особенности. Сейчас мы просто заострим внимание на некоторых её аспектах чтобы, как говорится, подготовить почву для дальнейшего рассмотрения различных нюансов восприятия информации нашим мозгом.

Ещё раз напомним, что окружающий нас мир представляет собой бесконечно огромный океан самой разной информации (этот естественный факт почему-то нередко игнорируется), которую просто невозможно логически осмыслить и полностью осознать. И лишь благодаря означенной способности человек умудряется не только ориентироваться в этом мире, но даже активно «дорабатывать» его в собственных интересах (правда, результаты этого получаются далеко не всегда такими, как хотелось бы).

Ещё раз обратим внимание, что для любого из нас кажется вполне естественным мгновенно и без всякого напряжения распознавать предметы, животных, людей, оперировать понятиями, которые никак не поддаются точному определению (как, например, в читаемой сейчас вами фразе: «ощущение», «понятие», «решение»), а также в некоторых (не таких уж редких) случаях уверенно принимать определённое решение, основываясь не на логических выводах, а лишь на каких-то уже готовых ощущениях. Это просто, естественно, и как-то не верится, что данный процесс сколько-нибудь сложен. Но вот любые попытки составить алгоритм этого процесса (то есть, попытки «научить» компьютер обрабатывать информацию таким же образом) полностью безрезультатны.

Но даже не это является самым интересным. Распознавание различных визуальных объектов никого не удивляет и не воспринимается как что-то загадочное. Но вот объединение других, «не визуальных» признаков, не имеющих для сознания чёткого определения, нередко воспринимается как что-то загадочное или даже что-то изначально «встроенное» в наше сознание помимо нашей воли и желания. Это понятия чести, совести, добра, зла и т.д. А ведь формирование этих понятий есть тоже не что иное, как объединение различных информационных признаков в единое смысловое целое. Эти явления мы подробно рассмотрим в последующих главах, а в данной главе просто заострим внимание на некоторых нюансах, принципиально отличающих восприятие и обработку информации нашим мозгом от обработки информации любым техническим устройством. А ещё заострим внимание на том факте, что далеко не всегда понятно, какая же именно информация обработана «сознательно», а какая «бессознательно». Эти процессы нельзя противопоставлять, они действуют совместно.

Обратим внимание, что вся сознательная познавательная деятельность человека направлена к этой же цели – выявлению общего в потоке самой разной информации. Примеров тому бесчисленное множество. Так, любые пословицы, поговорки, афоризмы выделяют общий, единый корень различных жизненных ситуаций. А, например, настойчивое стремление человека классифицировать всё и вся в виды, отряды, семейства, классы и т.п., – есть не что иное, как попытка объединить множество объектов (событий, явлений, свойств) во что-то одно, имеющее общее начало.

Примером сознательного объединения множества различной информации в одно целое является любой закон физики и других наук: ведь абсолютно все такие законы устанавливают взаимосвязь различных физических величин или процессов. То есть, разные явления представляются в виде единой структуры.

Известная всем периодическая таблица Менделеева представляет собой не что иное, как сознательное объединение различных химических элементов, обладающих какими-то едиными свойствами, в определённые группы. Причём, это объединение далось нелегко, путём долгих, вполне сознательных усилий.

Эйнштейн сорок лет своей жизни посвятил разработке системы уравнений, описывающих поведение буквально всего – от элементарных частиц до галактик. Этого сделать ему, к сожалению, не удалось, но сам факт, что учёный такого масштаба так настойчиво стремился решить эту задачу, очень показателен. (Правда, про Эйнштейна есть множество статей, доказывающих, что его теория относительности не гениальная, а очень даже ошибочная, содержащая явные натяжки, но в эти дебри лезть не будем: в любом случае он учёный крупного масштаба.) Это, по сути, одно из наглядных свидетельств наличия у нашего сознания потребности к выявлению в воспринимаемых воздействиях чего-то общего, системообразующего. (Можно сказать, что человек сознательно совершенствует свой мозг именно в том направлении, в котором его «бессознательно» совершенствовала природа в процессе эволюции.) Вряд ли стоит доказывать, что наше сознание, «вооружённое» различными «объединёнными» понятиями, становится за счёт этого гораздо более приспособленным к обработке поступающих воздействий и ориентировке в этом мире.

Здесь можно возразить: очень часто не объединяют, а наоборот, «расщепляют» единое целое на составляющие части. Например, при спектральном анализе электрического сигнала делят одно целое – электрический сигнал – на отдельные синусоидальные составляющие. Это правда. Но такое деление представляет собой лишь промежуточный этап объединения: абсолютно любой электрический сигнал (а их бесчисленное множество) при таком подходе рассматривается как совокупность простейших сигналов – синусоид. То есть, опять-таки, в бесчисленном множестве различных процессов выделяется единое начало. А это позволяет применять единые методы анализа для самых разных сигналов.

Образно говоря, сознание стремится в поступающей информации найти своеобразный центр тяжести, своего рода «основную точку» к которой приложено суммарное воздействие. Это позволяет обрабатывать только часть информации (иногда совсем ничтожную часть), а вся остальная информация обрабатывается как бы сама собой. То есть, строго говоря, речь здесь идёт не об объединении как таковом, а о выявлении закономерностей образования определённой структуры, системы взаимосвязи различных информационных воздействий, порождаемых определёнными процессами. Впрочем, этого вопроса мы будем неоднократно касаться в нижеследующих главах. Пока только отметим, что «понятная» часть нашего мышления вовсе не противоречит «непонятной». Не понятен механизм этого процесса, но не его целесообразность. Но именно из-за такой вот непонятности самого процесса иногда возникает ощущение, что сформированное непонятно как мнение противоречит логике, хотя на самом деле всё очень даже логично. Этот вопрос имеет много интересных нюансов, и мы подробно рассмотрим его в отдельной главе.

3

Вторая особенность.

На этой особенности мы также уже заостряли внимание. Это способность нашего мозга к творческому мышлению.

***

И здесь снова «вылезает» один из нюансов нашего подхода к рассмотрению особенностей функционирования мозга: ведь именно способность к творческому мышлению коренным образом отличает человека не только от любого технического устройства, но и от любых живых существ на земле. Но мы всё же главной особенностью назвали способность к объединению информационных признаков в единое целое. Неправильный подход? Возможно. Но дело в том, в повседневном поведении человека способность к творчеству далеко не всегда является определяющим фактором. Например, когда мы занимаемся привычными делами, то никакого творчества здесь нет. Но вот умение объединять информационные признаки (хотя бы, чтобы просто воспринимать окружающий мир) требуется буквально ежесекундно. Без этого умения никакое творчество просто невозможно.

***

Удивительно, но о «механизме» процесса творчества до сих пор практически ничего не известно, настолько это явление загадочно и непонятно. Понятно только, что если долго-долго «ломать голову» над какой-то проблемой, то, в конце концов, находится решение. Но это вовсе не гарантировано, а просто очень вероятно. А самое удивительное здесь в том, что если даже решение находится, то потом совершенно невозможно объяснить, каким образом это произошло. Можно только констатировать, что одним из элементов процесса творчества является какой-то своеобразный перебор различных вариантов самой разной информации, иногда даже не имеющей отношения к рассматриваемой теме. А ещё понятно, что этот процесс (по крайней мере, в подавляющем большинстве случаев) крайне непроизводителен, и полностью соответствует строкам Маяковского: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды».

Из-за такого своеобразия данного процесса (из-за его непроизводительности и невозможности заранее определить, а существует ли вообще решение рассматриваемой проблемы) зачастую происходит банальное недоразумение: делается вывод о не решаемости проблемы, хотя на самом деле решение есть, и иногда довольно простое.

На эту тему есть известная притча про двух лягушек, которые случайно оказались в двух абсолютно одинаковых банках, наполовину заполненных сметаной. Одна из них, немного попрыгав, убедилась, что выбраться из банки нет никакой возможности, и прекратила всякие попытки сделать это. А вторая продолжала прыгать, несмотря на всю бессмысленность такого занятия. В конце концов, в результате её прыжков сметана сбилась в кусок масла, и она смогла выбраться. А другая лягушка погибла мучительной голодной смертью.

Притча, конечно, поучительная, но в ней есть один слишком уж явный недостаток: из этой истории очень легко сделать вывод, что для решения проблем надо действовать, а не думать. Лягушка решала проблему «в лоб»: упрямо прыгала, и всё. В данном случае ей просто повезло: тупое стремление идти напролом в большинстве случаев ни к чему хорошему не приводит. Для «безвыходных» ситуаций главное правило – настойчиво искать выход, несмотря ни на какую бессмысленность таких поисков. То есть, надо «задействовать» творческое мышление, или, попросту говоря, думать. По этому поводу очень остроумно сказал польский афорист Лешек Кумор: «Стену пробить можно только головой. Всё остальное – только орудия». В любом деле главное – это сообразить, что же именно надо делать, а не просто упрямо ломиться к заветной цели наиболее очевидным путём.

Приведённая притча по своему смыслу перекликается с известным амбициозным утверждением «Безвыходных ситуаций не бывает». Конечно, в реальной жизни безвыходные ситуации встречаются нередко, и буквально понимать подобные поговорки и притчи нельзя. Но «взять на вооружение» суть сказанного обязательно надо. Как справедливо заметил французский писатель Вовенарг: «Мало бывает несчастий безысходных, отчаяние более обманчиво, чем надежда».

***

К сожалению, здесь весьма сложно привести наглядный пример из реальной жизни, хотя таких примеров, как говорится, тьма-тьмущая. Но всё дело в том, что, во-первых, для каждого конкретного человека подобные случаи, когда просто через длительное «думанье» находится выход из безвыходной ситуации, всегда конкретны и нестандартны (для стандартной ситуации никакого творческого процесса не требуется). А во-вторых, найденное решение, как правило, выглядит настолько простым и естественным, что потом, когда снова анализируешь эту ситуацию, как-то странно говорить о каком-то там творческом процессе, всегда кажется, что первоначально это решение не нашлось из-за банальной тупости. Это выглядит парадоксом, но «самое простое понимается всегда лишь под конец, когда уж перепробовано все, что мудреней или глупей». (Ф.М. Достоевский, роман «Подросток».)

Но в какой-то степени эти нюансы процесса творческого поиска можно продемонстрировать на отвлечённых примерах. В частности, можно попробовать решить такую задачу. На листе бумаги расположите девять точек в три параллельных ряда по три точки в каждом. Причём каждая точка должна находиться на одинаковом расстоянии от соседних точек по вертикали и по горизонтали. То есть получится квадрат из точек, – каждая сторона из трёх точек и ещё одна точка в середине квадрата. Задача: соединить эти точки четырьмя отрезками прямых, не отрывая карандаша от бумаги и не проводя по одной линии дважды.

Немного поэкспериментировав, легко прийти к выводу, что задача неразрешима. Действительно, соединить четырьмя линиями все точки просто, но как при этом не отрывать карандаш от бумаги и не проводить по одной линии дважды? Это невозможно. Но если продолжать упорно экспериментировать, перебирать самые разные варианты расположения линий, то задача, в конце концов, решится. И решение будет очень простое.

Или, ещё задача. Имеется десять деревьев, их надо посадить так, чтобы получилось пять рядов по четыре дерева в каждом. И снова, если взять лист бумаги и попробовать, обозначая точками деревья, выстроить их в пять рядов, и чтобы в каждом ряду было по четыре дерева, – ничего не получится. Понятно, конечно, что если деревьев не хватает, то надо как-то так расположить ряды, чтобы они пересекались, то есть чтобы некоторые деревья входили в состав двух, а может, и более рядов… Но решение не находится. И опять, если достаточно долго думать и перебирать варианты, то выяснится, что решение очень даже простое, только вот оно, почему-то, во-первых, далеко не сразу пришло в голову, а во-вторых… Как вообще протекал процесс мышления? Есть ли здесь хоть какие-то закономерности?

***

Каждому знакома такая «мудрость», как «Все мы крепки задним умом», или шуточно-юродивое изречение «Умная мысля, приходит опосля». Это обычно произносится в ситуации, когда выяснилось, что решение проблемы было совсем простым, надо было всё сделать совсем не так, как сделано, да поздно уже. Но подобные случаи далеко не всегда происходят из-за банальной нерадивости исполнителя. Просто никогда нельзя точно определить, сколько же времени надо побыть в состоянии «думанья», чтоб решить проблему, или каким-то образом выяснить, что решения нет.

И ещё на одном нюансе следует заострить внимание. Выше мы несколько раз упоминали, что конечное решение может оказаться простым. Но что означает «простое-сложное»? При всей кажущейся простоте такого вопроса, здесь не всё однозначно. В реальной жизни сплошь и рядом человек сталкивается с проблемой необходимости упрощения своих действий, но это далеко не всегда оказывается простым делом.

«Мудрено и сложно жить просто», – говорил Штольц, герой романа Гончарова «Обломов». Обратим внимание, что Штольц в этом романе показан как образец делового и рационального человека. И одной из самых сложных задач для него являлась задача нахождения наиболее простого варианта своих действий.

«Сочинять не так уж трудно, труднее всего – зачеркивать лишние ноты», – иронически заметил известный немецкий композитор Иоганнес Брамс. Очевидно, он имел в виду тот факт, что поначалу сочинённая музыка получается «сложной», несовершенной, и надо потратить массу усилий, чтобы довести её до «простоты», то есть до совершенства.

Русский поэт-декабрист Фёдор Николаевич Глинка отмечал: «Простота есть ближайшая родственница ума и дарований». Крылатая фраза из Чехова «Краткость – сестра таланта» тоже однозначно свидетельствует, что понятия «простота» и «примитивность» вовсе не синонимы. Да и расхожая фраза «Всё гениальное просто», очевидно, возникла не на пустом месте. Леонардо да Винчи сказал о простоте следующее: «Простота – это то, что труднее всего на свете; это крайний предел опытности и последнее усилие гения».

Нельзя не обратить внимания и на то, что для разных людей понятия «простое» или «сложное» могут иметь разное значение. Так, например, французский математик А. Пуанкаре удивлялся, почему так много людей не понимают самую, на его взгляд, простую и самую логичную науку – математику. Ведь жизненные ситуации гораздо сложнее математических теорий (и с этим трудно не согласиться), а в математике всё логично и однозначно.

Чернышевский о «простоте-сложности» говорил примерно следующее: «Непонятно почему удивляются гениям. Надо удивляться тому, что гениев так мало, ведь у них всё так просто и естественно. У глупых же людей, напротив, всё сложно и запутанно».

Правда, здесь следовало бы обратить внимание на то, что гениальность как раз и состоит в способности преодолеть массу сложностей, стоящих на пути достижения «простого» результата. «Некоторые из великих открытий, продвинувших науку, можно назвать “легкими”, однако не в смысле того, что их легко было сделать, а в том смысле, что, когда они совершены, их легко понять каждому», – отмечал Чарльз Дарвин.

То есть, понятия «простое-сложное» вовсе не такие очевидные, как это может показаться на первый взгляд. И оценивать через эти понятия творческий потенциал мозга никак нельзя. Можно лишь тем или иным способом сравнивать творческие потенциалы разных людей. Но и эта оценка в своей сущности весьма условна.

Итак, что же конкретно можно сказать о таком явлении, как творчество? Конкретно можно сказать только одно: это процесс загадочный и совершенно непонятный на сознательном уровне. А всё остальное пока лишь догадки и умозрительные заключения.

4

Третья особенность.

Эта особенность также всем хорошо известна и тоже, как и все другие особенности, воспринимается нашим сознанием как что-то естественное, само собой разумеющееся. Это способность испытывать такое чувство, как интерес к чему-либо. При всей кажущейся простоте и естественности, она содержит в себе такое множество загадок и неясностей, что любой её анализ весьма приблизителен, и никак не может гарантировать какой-либо объективности.

***

И снова мы столкнулись с фактом невозможности разделять особенности работы мозга на отдельные составляющие. Интерес – это, фактически, не что иное, как одно из эмоциональных состояний, а эмоции мы рассмотрим ниже, отдельным пунктом. Но дело в том, что практически любой «режим» работы мозга является определённым эмоциональным состоянием, «настраивающим» сознание на специфику решения тех или иных проблем. При желании можно в любой особенности найти признаки многих других особенностей. И если, выделяя что-то специфическое, не делать никаких допущений (возможно, не всегда корректных), то вряд ли вообще можно будет хоть что-то понять в рассматриваемой теме.

***

Обратим внимание, что в области компьютерной обработки информации нет ни малейших намёков на какие-либо аналоги этому явлению. Такой способностью может обладать только живой ум.

На первый взгляд, эта особенность несколько странная, а зачастую попросту вредная: ведь интересны бывают, как правило, всякого рода бесполезные занятия – хоккей, рыбалка, пикник на природе, развлекательные фильмы, компьютерные игры. А вот интерес к учёбе или, например, к работе не такое уж распространённое явление. В большинстве случаев учиться и работать приходиться лишь в силу необходимости, напрягая при этом силу воли и испытывая отнюдь не самые приятные ощущения.

Это всё, конечно, так, но не совсем. Если обратить внимание на поведение малолетнего ребёнка, то нельзя не заметить, что ему интересно буквально всё: как мячик подскакивает, как птичка чирикает, как автомобиль едет, как собачка бегает, как листочек выписывает в воздухе замысловатые фигуры. А потом, когда он немного подрастёт? Уже не всё. Очень многое из того, что было интересно ранее, становится неинтересным. Зато появляется масса новых интересов: интересно поиграть в лётчиков, шахтёров, танкистов, водолазов, дочки-матери (для девочек), разведчиков и т.д. Очень интересны сказки и различные детские рассказы.

То есть, даже при самом беглом анализе видно, что круг интересов, во-первых, может меняться, а во-вторых, что самое главное, – здесь просматривается простая закономерность. В чём же она? Если отбросить всякие нюансы и говорить о сути рассматриваемой особенности совсем просто, то предметом интереса бывает именно то, что не познано, что представляет собой (для конкретного человека, конечно) какую-то загадку. А интерес является, по сути, той движущей силой, которая как бы заставляет сознание познавать мир.

В принципе, это понятно. Но здесь есть и ещё одна важная и даже «странная» специфика (странная с «компьютерной» точки зрения) данной особенности: «ввод данных» в наше сознание, то есть познание мира происходит определёнными этапами, от упрощённых понятий к более сложным. В нашем представлении это настолько естественно, что даже трудно понять, а в чём же здесь странность? Требуется пояснение. Давайте снова вернёмся к примеру с интересами детей. Легко заметить, что сказки про репку, волка с козлятами, игры «во взрослых» и т.д., – позволяют познавать мир хотя и упрощённо, и даже неправильно (зайчики-лисички в сказках разговаривают, носят одежду, живут в домиках), но как-то так, что все эти «упрощённые данные», все схематичные понятия имеют особенность в дальнейшем развиваться и уточняться. Не бывает в жизни человека такого момента, когда он отбрасывает всё познанное в детстве как что-то полностью неправильное и начинает познавать мир заново, «по-взрослому». Не бывает «лишних» периодов познания, детские «схематичные» познания это очень значимый этап освоения «взрослых» понятий. Всё это понятно. Но что такое «упрощённые данные» или «схематичные понятия»? Для сознания всё ясно, но можно ли представить себе, чтобы в компьютер вводились какие-то «схематичные» и даже неправильные данные, чтобы посредством этого как-то упростить, скажем, формирование определённой базы данных? (Что вообще могут представлять собой такие данные для компьютера?)

Это один из важнейших нюансов смысловой формы информации. То есть огромный массив информации может восприниматься сознанием в каком-то схематичном виде (при всей очевидности этого понятия, невозможно дать ему чёткого определения). Для «обработки» информации в таком виде не требуется «больших мощностей», но, тем не менее, такая способность позволяет правильно реагировать на внешние воздействия. Заметим, что и у взрослых людей основная масса информации об окружающем мире представлена в каком-то схематичном, упрощённом виде. Но, во-первых, эти «упрощения» таковы, что могут, при необходимости, развиваться и уточняться, а во-вторых, такое восприятие мира вовсе не усложняет, а напротив, невероятно облегчает ориентацию во всём многообразии информационных воздействий.

***

Кстати, упрощённые детские знания о зайчиках-мишках-лошадках-коровках, получаемые через игры и сказки, хотя слишком далеки от реалий, вовсе не являются какими-то несерьёзными знаниями. Именно они создают в сознании нечто вроде определённой структуры, которая позволяет осваивать окружающий мир. Лев Толстой утверждал, что за первые пять лет своей жизни он познал больше, чем за все последующие годы.

Важность детских игр для развития человека нельзя не заметить, и на это обращали внимание многие известные личности. В частности, русский педагог и писатель Антон Семёнович Макаренко отмечал: «Каков ребёнок в игре, таков во многом он будет в работе, когда вырастет». Польский писатель Корчак утверждал: «Многие детские игры – подражание серьёзной деятельности взрослых». Известный немецкий поэт и драматург Шиллер лаконично заметил: «В игре детей есть часто смысл глубокий». То есть, детские сказки, игры и прочие забавы по большому счёту не пустое развлечение, а специфическая и очень эффективная обработка информации об окружающем мире.

***

Конечно, не только интерес побуждает сознание к познавательной деятельности, ведь, например, познание людьми законов природы это просто жизненная необходимость, которую игнорировать невозможно. Но главная особенность интереса в том, что он как бы инициирует творческую составляющую познавательного процесса. Нереально познать наш мир посредством некоего подобия последовательной записи в мозг какой-то заранее определённой информации. Мир слишком разнообразен, и ориентироваться в нём можно только посредством творческого осмысления различных, зачастую не связанных между собой информационных воздействий. Проще говоря, познание через интерес – это познание творческое, не «прямолинейное». Отсюда столько «причуд» в этой естественной особенности. И едва ли не самая главная в своей нелогичности «причуда» – это интерес к «ненужной» информации. Но ведь творчество, как мы неоднократно отмечали, невозможно «впихнуть» в какие-то жёсткие правила; при этом процессе приходится «перемалывать» много «пустой породы», и никогда нельзя заранее точно сказать, какая информация «нужная», а какая нет.

Вообще, в психологии интерес определяется как состояние, побуждающее к познавательной деятельности. И снова заострим внимание на том, что невозможно заранее определить, какая именно информация является «нужной» для «познавательной деятельности», а какая «ненужной». Разве могло бы человечество выделиться из животного мира, если бы никто не заинтересовался ненужными на данный момент способами нанесения наскальных рисунков, красотой строения растений, «магией чисел», и прочими «бесполезными» вещами? Конечно, далеко не каждый человек, занимающийся чем-то практически бесполезным, сделает в конечном итоге значимое открытие, – большинство подобных занятий действительно оказываются «пустыми». Но если бы не было самого этого явления, – интереса к познанию чего-то отвлечённого, не связанного с практической деятельностью, – то вряд ли вообще были бы возможны как научные открытия, так и само развитие человечества.

***

Русский учёный Владимир Иванович Вернадский сказал следующее: «Я вполне сознаю, что могу увлечься ложным, обманчивым, пойти по пути, который заведёт меня в дебри; но я не могу не идти по нему, мне ненавистны всякие оковы моей мысли, я не могу и не хочу заставить её идти по дорожке, практически важной, но такой, которая не позволит хоть несколько более понять те вопросы, которые мучают меня… И это искание, это стремление – есть основа всякой научной деятельности».

И такая особенность сознания – невольная склонность «увлечься ложным, обманчивым» – вовсе не является каким-то дефектом нашей психики. Нельзя забывать, что о творческом процессе определённо можно сказать, пожалуй, только одно: если этот процесс и приведёт к желаемому результату, то это произойдёт только после рассмотрения множества ложных идей, а также возникновения и выявления множества ошибок. «Нужно иметь в голове великое множество разнообразнейших идей, чтобы родить одну хорошую», – заметил французский писатель Луи Себастьян Мерсье.

***

Как бы то ни было, нельзя не обратить внимания на то, что интерес у человека возникает, в большинстве случаев, к чему-то ещё непознанному; иначе говоря, у сознания есть потребность познавать мир. Французский поэт Поль Валери заметил следующее: «Охотнее всего мы говорим о том, чего не знаем. Ибо об этом-то и думаем. Сюда направлена работа мысли». Русский писатель Александр Грин сказал об этом в другой форме: «Потребность необычного – может быть, самая сильная после сна, голода и любви». А что может быть необычным? Только то, что не познано, что не вписывается в рамки наших представлений. Общественный деятель и писатель Древнего Рима Плиний Младший сказал об этой особенности человеческой натуры предельно ясно: «Люди по своей природе любознательны; и ничем не прикрашенное знакомство с фактами прельщает даже тех, кто с удовольствием слушает болтливые небылицы». Английский критик и философ Уильям Хеззлет отметил следующее: «Перестав быть спорной, мысль перестаёт быть интересной». Французский философ-гуманист Монтень фактически утверждал, что отсутствие интереса это ненормальное явление: «Пытливости нашей нет конца, удовлетворённость ума – признак его ограниченности или усталости».

Альберт Эйнштейн назвал стремление к познанию «бегством от удивления» (хотя, удивление и интерес это, в общем-то, одно и то же, разные оттенки одного и того же явления). Но это высказывание как-то совсем не отражает ту могучую силу, которую иногда приобретает такое стремление. Гораздо точнее его характеризует известная пословица «Охота пуще неволи». И уж, совсем круто выразил эту мысль Некрасов: «Мужик что бык: втемяшится / В башку какая блажь, / Колом её оттудова / не выбьешь…» (Напомним, что только такое объяснение своим действиям могли дать мужики, выясняющие, «кому живётся весело, вольготно на Руси».)

***

Обратим внимание, что интерес вряд ли мог бы приносить какую-то пользу в познании мира, если бы он не был достаточно «мощным» чувством, таким, которое подавляет «рациональные» влечения и заставляет человека поразмыслить над чем-то отвлечённым. Ведь, как мы отмечали в вышерассмотренной второй особенности, для достижения результата при творческом труде надо затратить уйму сил и времени. То есть, интерес просто «обязан» быть настолько сильным чувством, чтобы оно могло полностью овладеть человеком и «не отпускать» его до тех пор, пока этот интерес не будет удовлетворён. Масса научных открытий, да и просто полезных вещей, было сделано именно по причине того, что человек просто не мог «оторваться» от интересующей его темы пока не решит всех вопросов по ней. Конечно, поступок некрасовских мужиков даже при успешном исходе не мог привести к научному открытию, но нельзя не учитывать того факта, что никто заранее не может сказать, какая тема исследования перспективна, а какая нет. И бесперспективность творческого исследования какой-либо темы может быть выяснена только посредством этого самого исследования. К сожалению, многочисленные «пустые» исследования являются неизбежным побочным эффектом процесса развития человечества.

***

И всё же, говоря о полезности интереса как явления и о его мощной силе, нельзя обойти вниманием и факты его не просто «бесполезности», но даже явной «вредности», когда ни при каком раскладе такое влечение не может привести ни к чему хорошему. Например, бурно развивающаяся в настоящее время целая индустрия всевозможных игр, шоу и прочих развлечений, вовсе не предназначенных для познания чего-то полезного, породила немало проблем. В частности, проблему психологической зависимости от азартных игр. А ведь эта самая индустрия игр и развлечений существует исключительно в силу того, что у людей есть интерес ко всему этому, причём очень ярко выраженный. Но почему вообще возникает этот «вредный» для человека интерес?

Ответ содержится в самом вопросе: дело в том, что сам по себе процесс удовлетворения интереса к чему-либо является источником удовольствия. Здесь можно провести аналогию с удовлетворением чувства голода. Никто не оспаривает жизненную необходимость принятия пищи. Но никто не удивляется тому, что человек использует пищу и для получения удовольствия. В настоящее время разработано бесчисленное множество рецептов приготовления блюд, ориентированных именно на получение изысканных вкусовых ощущений, а не чего-то полезного для организма. Да и «художественное оформление» самого процесса принятия пищи воспринимается зачастую как что-то гораздо более важное, чем какая-то там польза. Приятно не просто есть, а делать это, скажем, в роскошном ресторане, где соответствующая обстановка, музыка, компания и т.д. И сама еда должна быть не просто вкусной, но ещё и внешне выглядеть красиво. А польза от еды рассматривается при всём этом, фактически, как что-то второстепенное. Это всё, конечно, издержки, своего рода побочное явление жизненно необходимого влечения. Но ведь и удовлетворение интереса, раз уж оно само по себе доставляет удовольствие, тоже не может не иметь подобных «издержек». То есть различного рода «ненужные» интересы являются, по сути, побочным явлением жизненно необходимой потребности – стремления к выработке максимально возможного количества систем обработки воздействий.

5

Четвёртая особенность.

Это способность по каким-то признакам определять, понятна воспринимаемая информация или не понятна.

Выделение этого естественного свойства как какой-то особенности может показаться странным: всё здесь вроде бы слишком просто – понятно это когда понятно, а непонятно это когда непонятно. Но действительно ли всё так просто? Попробуйте составить алгоритм определения «понятности» или «непонятности» (напомним: алгоритм – это конечная последовательность конкретных правил). Вряд ли получится что-то вразумительное.

Легко дать определение «непонятности» в случае если вы слышите совершенно незнакомое звукосочетание, которое не в состоянии отождествить ни с одним известным вам словом или выражением. Но ведь неясности возникают и тогда, когда мы слышим вполне понятные слова и предложения. Попробуйте, например, подойти к любому своему знакомому и сказать абсолютно понятную и правильную фразу: «У лошади четыре ноги». Что здесь непонятного? Но ваш знакомый наверняка станет уточнять (если, конечно, не примет это за дурацкую шутку или какой-то розыгрыш), а о чём это вы, собственно, толкуете? Непонятно. А что непонятно? Непонятно зачем это сказано, непонятно по какой причине вы завели этот разговор, непонятно почему именно ему вы это говорите, и вообще что-то здесь не то. В общем, понятно, что что-то непонятно.

Можно, конечно, сказать, что приведённый пример слишком искусственный, ведь при общении обычно затрагивают определённую тему, и все фразы должны как-то соответствовать этой теме, «вписываться» в неё. Но подобное утверждение уже само по себе свидетельствует о том, что наш мозг каким-то непонятным для нас образом определяет «понятность» или «непонятность» информации: «вписывается» она в тему или нет.

А если всё-таки «вписывается», то означает ли это, что она понятна? Такое, конечно, возможно, но вовсе не обязательно. Так ли редко в повседневной жизни мы сталкиваемся с ситуацией, когда наш собеседник (преподаватель, лектор, диктор, комментатор, начальник, подчинённый, корреспондент, случайный прохожий) говорит что-то «по теме», а нам не понятно? Таких ситуаций, к сожалению, больше, чем хотелось бы. И зачастую даже сформулировать трудно, а что же именно непонятно. То есть, само по себе «вписывание» информации в тему ещё не свидетельствует о том, что она для сознания понятна. Определённо можно сказать только одно: любое воздействие может быть воспринято сознанием как информация только в случае, если оно ассоциативно связано с другой, уже имеющейся в памяти информацией. Иначе это будет просто отвлечённое воздействие, никоим образом информацией не являющееся. Этот вопрос мы разберём более подробно, когда будем рассматривать такие понятия как «фигура» и «фон». Сейчас пока просто отметим, что если воздействие вписывается в какое-то представление (набор знаний), и составляет с ним определённую, законченную структуру, то возникает ощущение понимания, если нет – то ощущение непонимания.

При достаточно богатом воображении и некоторых допущениях здесь можно усмотреть определённые аналогии с компьютерной обработкой информации. Ведь когда между двумя компьютерами в сети идёт обмен информацией, то этот обмен происходит блоками, а в состав каждого блока обязательно включаются специальные служебные сигналы, которые однозначно определяют его начало и конец, размер, структуру и т.д. По этим служебным сигналам компьютер определяет, всю ли информацию он принял и «понял». Да и при передаче информации между узлами компьютера она обязательно проходит различные проверки: проверка на чётность-нечётность, проверка правильности с помощью кодов Хемминга, проверка контрольных сумм и т.д. Компьютер может даже исправлять некоторые ошибки, если он «понял», что информация «неправильная». А также выдавать сигнал, если он что-то «не понял». Разве здесь нет аналогии с человеческим мышлением?

Но так прямолинейно сравнивать обработку информации человеческим мозгом и компьютером нельзя. Прежде всего, ошибки обнаруживает не компьютер, а программа, написанная человеком. Компьютер, в отличие от человеческого мозга, совершенно не способен накапливать опыт при обработке информации, то есть создавать какие-то свои представления о правильности-неправильности. (Некоторые исключения из этого правила есть в области нейронных сетей, но сути это не меняет.) И если в программе заложена ошибка, то никакой компьютер не сможет сам по себе выдать сигнал, что он чего-то «не понял». Он может принять к обработке самую абсурдную информацию и, соответственно, получить самые абсурдные результаты, но при этом не обнаружить ничего «непонятного».

С тем, что воспринимаемая сознанием информация проходит ряд различных проверок, мы ещё неоднократно будем сталкиваться ниже. Сейчас пока просто заострим внимание на этом факте.

6

Пятая особенность.

Пятой особенностью назовём способность и стремление нашего сознания находить смысл и логику в событиях, в различных наблюдаемых процессах, вообще в окружающем бытии.

По своей сути эта особенность является прямым продолжением предыдущей особенности, ведь найти логику это как раз и означает понять какую-то информацию. Но здесь есть некоторые нюансы, которые как-то не вписались в рассмотрение предыдущей особенности, поэтому мы рассмотрим их отдельно.

Обычно под понятием «логика» подразумевают какие-то логические выкладки и рассуждения, но вообще-то это не совсем так: логика присуща любому отдельно взятому слову или словосочетанию, если оно обозначает какое-то законченное (вполне определённое) понятие. Конечно, подобное утверждение как-то не очень очевидно, но, тем не менее, это так. Дело в том, что сам процесс восприятия абсолютно любой информации является не чем иным, как процессом нахождения логики взаимосвязи этой информации с самой разной другой информацией. Можно даже сказать, что логика это такая же неотъемлемая характеристика информации, как, например, масса или объём для физического тела. Причём, эта «другая информация» тоже воспринимается через взаимосвязь с различной «другой» информацией, в том числе и через первоначально определяемую информацию. Чтобы убедиться в этом, достаточно рассмотреть определение значения какого угодно слова в любом толковом словаре. Возьмём, для примера, толковый словарь русского литературного языка С.И. Ожегова и посмотрим, как в нём определяется, скажем, понятие «дом». Читаем: «Жилое (или для учреждения) здание…». (Для краткости цитируем не полное определение, а отдельные его фрагменты.) То есть «дом» это, прежде всего, «здание». А что такое «здание»? Это, согласно тому же словарю, «архитектурное сооружение, постройка, дом». Выходит, что «дом» это «здание» (помимо того, что оно «архитектурное сооружение, постройка»), а «здание» это «дом».

***

Процесс восприятия информации нашим сознанием можно образно сравнить с процессом определения местоположения какого-либо космического тела во Вселенной. Это местоположение можно определить только относительно других планет, звёзд, галактик. То есть, эти «другие» космические объекты являются точками отсчёта для определения местоположения рассматриваемого тела (и чем их больше, тем точнее определяется местоположение). А местоположение самих звёзд, в свою очередь, определяется тоже относительно других планет и звёзд, для которых само рассматриваемое в данный момент космическое тело тоже является одной из точек отсчёта. И вся эта совокупность точек отсчёта является для сознания самой сутью рассматриваемого информационного воздействия, то есть его смыслом.

***

Итак, любое слово или понятие воспринимается сознанием только совместно с различной другой, логически связанной с этим понятием информацией. Эта «другая» информация называется фоном, и о ней мы будем говорить в отдельной главе. Сейчас пока просто отметим этот нюанс.

Известно, что все логические рассуждения опираются на элементарные, очевидные понятия. И эта очевидность элементарных понятий вроде бы свидетельствует о том, что в простейших случаях никакой «логики взаимосвязи» между различной информацией выявлять не требуется, что всё изначально ясно. Ведь никакого опыта не требуется, чтобы понять, например, что большое не уместится в маленьком, а тяжёлое перевесит лёгкое. Эти и многие другие утверждения понятны изначально. Но факты говорят о другом. В частности, любой, вполне взрослый и опытный человек, сталкиваясь с чем-то непознанным, может считать логичными самые абсурдные утверждения. Так, например, многие учёные прошлого длительное время не хотели признавать наличие земного притяжения. (В самом деле, ведь все физические тела падают вниз и без всякого притяжения.) И даже такой очевидный факт, что свет днём исходит только от солнца, не был признан сразу. (Действительно, днём светло и без солнца.) А что все тела, независимо от их массы, падают с одинаковым ускорением, пытались опровергнуть даже тогда, когда всё было подтверждено многочисленными и очень наглядными опытами. И таких примеров множество. «Всякая великая истина первоначально воспринимается как богохульство», – заметил Джордж Бернард Шоу.

И всё-таки как-то не верится, что даже очевидные вещи познаются лишь благодаря опыту, позволяющему увидеть какую-то там взаимосвязь между различной информацией. Разве совсем ещё юный мальчишка, приступая к изучению азов геометрии, когда-нибудь ранее задумывался о том, что, например, через две точки можно провести только одну прямую? Однако такое утверждение принимается без доказательств и не вызывает возражений. Оно очевидно, и никакого опыта для понимания этого факта не требуется. И что прямая есть кратчайшее расстояние между двумя точками, тоже очевидно. И многое другое тоже.

Известно, что все математические выкладки строятся на строгих доказательствах, которые базируются на аксиомах, то есть на математических утверждениях, не нуждающихся в доказательствах в силу своей очевидности. Но что это значит – «очевидно»? Это понятие чисто субъективное, и невозможно строго установить, где кончается эта самая очевидность и начинается «неочевидность». Существует великое множество самых разных математических и логических софизмов, в основе которых лежат вполне, вроде бы, очевидные постулаты, но получаемые результаты при этом явно абсурдны. И наоборот, некоторые «очевидные» умозаключения, ясные без всяких доказательств, могут оказаться абсурдом. В качестве примера можно рассмотреть следующую задачу.

Допустим, футбольный мяч опоясали обручем. Затем этот обруч нарастили ровно на один метр. Между обручем и поверхностью мяча образовался зазор. А теперь представим себе, что обручем опоясали земной шар. Затем этот обруч тоже нарастили ровно на один метр. Между этим обручем и поверхностью земного шара также образовался зазор. Вопрос: в каком случае зазор будет больше?

Ответ очевиден: конечно же, в случае с мячом. Ну, разве может сыграть какую-то роль один лишний метр в такой огромной окружности как окружность с диаметром земного шара? Воображение подсказывает, что этот обруч чуть-чуть ослабит своё натяжение, и всё. (Вообще-то это лишь игра воображения, по условиям задачи предполагается, что обруч не может растягиваться, а следовательно, и не может ослаблять своё натяжение.) Но если не полагаться на интуицию, а решить эту задачу используя известные ещё со школьной скамьи формулы, то можно легко убедиться, что зазор в обоих случаях будет одинаков.

***

Для тех, кому лень вспоминать формулы, а решение знать хочется, приведём это решение. Допустим, диаметр мяча равен r. Первоначальный радиус обруча, естественно, тоже равен r. Радиус обруча, после того, как его нарастили, обозначим через R. Тогда зазор равен R‑r. Именно эту разность нам и надо определить.

Обозначим первоначальную длину окружности как L. Тогда длина наращённой на один метр окружности равна L+1м. Известно, что длина окружности равна длине её радиуса умноженного на 2, то есть L=2r, а (L+1м)=2R. Отсюда r=L/2, а R=(L+1м)/2. Соответственно, искомую разность можно определить так: (R‑r)=(L+1м)/2 – L/2 =1м/2. То есть зазор между поверхностью мяча и обручем будет равен одному метру, поделённому на 2, а именно 15,9 см.

А какой зазор будет в случае с земным шаром? Посмотрите на приведённые выкладки для мяча. Там нигде не потребовалось указывать конкретную длину радиуса. То есть эти выкладки применимы для любой окружности, в том числе и такой, какую образует опоясавший земной шар обруч. (В нашем случае в приведённых рассуждениях достаточно заменить слово «мяч» на слова «земной шар», всё остальное – то же самое.) И увеличение длины любой окружности на один метр вызовет увеличение её радиуса на 15,9 см. То есть ответ для нашей задачи будет такой: зазор в обоих случаях будет одинаков. А это, согласитесь, не очень-то очевидно.

***

Подобных задач, когда очевидное оказывается абсурдом, существует очень много. Выпускаются даже специальные книги с набором таких задач и разного рода софизмов. (Заметим, что цель этих книг – удовлетворение интереса, то есть того, что мы рассматривали в третьей особенности.) Только ни в коем случае не следует вышеизложенное понимать так, что ничего логичного в мире не существует, и нечего заморачиваться всякими рассуждениями. Просто всегда надо иметь в виду, что любое, даже, казалось бы, самое очевидное утверждение может оказаться ложным. И такое положение дел определяется тем простым фактом, что для сознания не существует какой-то изначальной информации, любое понятие может быть воспринято сознанием только через взаимосвязь с другой информацией (через логику). А «очевидность» это что-то лишь кажущееся чем-то «изначально понятным». Джебран Халиль Джебран (ливанский писатель, художник и философ) определил это понятие так: «Очевидное – это то, чего никто не видит, пока кто-нибудь не выразит его наипростейшим способом».

Но не всё так плохо в этом явлении. По крайней мере, сейчас речь не идёт о каких-либо принципиальных недостатках нашего мышления. Напротив, именно способность восприятия мозгом информационных воздействий как совокупности логических взаимосвязей самой разной информации делает возможным для нашего сознания воспринимать не только «чёткую» информацию, но и такие понятия, которым нельзя дать сколько-нибудь чёткого (а иногда даже приблизительного) определения. Действительно, как определить такие широко используемые понятия, как «мысль», «ситуация», «аналогия», «восприятие», «условие» и т.д.? Даже такое простое и, на первый взгляд, абсолютно ясное по смыслу слово, как «время», – что это такое? Речь здесь даже не о том, что невозможно дать чёткое определение этому понятию, а о том, что совершенно непонятно, что же это вообще. Все мы, конечно, прекрасно представляем себе смысл этого слова, но лишь до той поры, пока не задумываемся над этим.

***

Именно так сказал об этом христианский теолог и церковный деятель Августин Блаженный: «Что такое время? Если никто меня об этом не спрашивает, я знаю что такое время; если бы я захотел объяснить спрашивающему – нет, не знаю».

***

То есть, за счёт восприятия логики информации (за счёт постоянных переключений внимания и восприятия как бы «местоположения» этой информации среди другой информации) сознание может свободно оперировать различными неопределяемыми понятиями. Здесь следует обратить внимание на интересный нюанс: если эти «неопределяемые понятия» являются «составными частями» более сложных понятий, то эти «более сложные понятия» воспринимаются сознанием как что-то более понятное, чем сами «составные части». Так, например, понятие «скорость» определяется как отношение пройденного расстояния к затраченному времени. Любому из этих понятий («расстояние» и «время») невозможно дать даже приблизительного определения (хотя, если не задумываться над этим, то всё кажется ясным), но понятие «скорость» неясностей не вызывает. Обратим внимание, что если эти «неясные» понятия рассматриваются просто в составе какого-нибудь выражения, – например, «время суток» или «расстояние между двумя точками», – то их «степень неясности» резко снижается. То есть, чем больше связей имеет рассматриваемая информация с самой разной другой информацией, тем она яснее для сознания (тем она «логичнее»).

Никак нельзя не обратить внимания и на то, что способность находить закономерности в наблюдаемых процессах и явлениях является исключительно важной с точки зрения безопасности существования человека. Ведь когда человек находит логику в каких-либо событиях, он прогнозирует их дальнейшее развитие, в результате чего имеет возможность предпринять профилактические меры против возникновения опасного процесса. То есть в значительной степени осуществляет заветное желание, выраженное в пословице: «Знал бы где упасть, соломки бы подостлал».

«…Устроены так люди … желают знать что будет», – из этих слов популярной когда-то песни напрашивается мысль, что желание «знать что будет» это просто какая-то причуда человеческой природы. Просто люди «устроены так» без всякой на то необходимости. С этим никак нельзя согласиться. Обладание информацией о грядущих событиях, хотя бы самых ближайших, – это, прежде всего, дополнительная возможность избегать различные опасности. И даже возможность влиять на события. Как заметил французский математик Блез Паскаль: «Предвидеть – значит управлять». Именно поэтому случайность чужда человеческому сознанию. Человек ищет логику даже в таких заведомо случайных явлениях, как выпадение выигрыша на тот или иной номер, «счастливых» приметах и т.п. Не секрет, что даже образованные люди зачастую охотно читают гороскопы и предсказания различных прорицателей. Каждый знает, что это ерунда, но чем чёрт не шутит. Можно смело утверждать, что гадалкам, астрологам, ясновидящим и иже с ними вымирание не грозит.

***

Обратим внимание: люди обращаются к гадалкам и прорицателям потому, что им интересно узнать определённого рода информацию. То есть мы столкнулись с тем, что рассматриваемая нами особенность напрямую связана с третьей (при нашей произвольной нумерации, конечно) особенностью. А ниже мы столкнёмся с тем, что эта же особенность напрямую связана и с другой особенностью – способностью определённым образом запоминать информацию. И ещё с одной особенностью – постоянной «пульсацией» внимания. То есть, сейчас снова проявляется факт, что все особенности мозга действуют во взаимосвязи и разделять их нельзя.

Рассматривая третью особенность – проявление интереса к чему-либо, – мы отмечали, что человек использует эту особенность и просто для получения удовольствия. Именно для этой цели придумываются различные игры, кроссворды, пишутся детективы и т.д. Но ведь то же самое можно сказать и про рассматриваемую сейчас пятую особенность. Например, детективы пишутся с таким расчётом, чтобы в сознании читателя из разрозненных фактов выстраивалась какая-то логическая цепочка. И сам процесс выявления логики в описываемых событиях доставляет человеку своеобразное удовольствие. Трудно сказать, где начинается удовлетворение интереса, а где потребности к выявлению логики. Как, впрочем, трудно определить, а не одно ли это явление?

***

Разумеется, говоря о том, что любое слово или словосочетание, обозначающее определённое понятие, само по себе содержит логику, мы вовсе не опровергаем «обычное» толкование понятия «логика» как процесс построения логически взаимосвязанных рассуждений. Особенности «обычной» логики мы рассмотрим в главе «Мышление и речь». Сейчас пока просто отметим, что построение логических рассуждений это процесс, чаще всего, длительный, требующий творческой работы. И далеко не всегда есть возможность проанализировать всё на сознательном уровне. Очень часто человек каким-то образом определяет логичность-нелогичность с помощью так называемой интуиции («озарения», «шестого чувства» и т.д.). Как заметил французский писатель Вовенарг: «Мы многому верим без доказательств и это естественно». Это действительно естественно, и подобное явление мы подробно рассмотрим в главе «Сознание, подсознание и что-то ещё».

7

Шестая особенность.

Эта особенность заключается в том, что у любого нормального человека основная масса мыслей «крутится» вокруг реальных проблем (конечно же, его, этого человека, проблем).

На первый взгляд, это просто одна из разновидностей третьей особенности (способность к проявлению интереса). На самом же деле здесь есть коренное отличие: реальная проблема может быть не просто не интересна, а даже противна, но мысли всё равно постоянно возвращаются к связанным с ней вопросам. Если у вас есть проблемы на работе, в быту, во взаимоотношениях с родными-близкими-знакомыми и т.д., – то мысли будут постоянно возвращаться именно к этим проблемам. Вряд ли стоит доказывать, что это вполне рационально. Есть реальная проблема – над ней надо думать, и чем больше думаешь, тем больше вероятность того, что найдётся решение. Об этом мы говорили, рассматривая вторую особенность. «У кого что болит, тот о том и говорит», – гласит русская пословица. И этим, фактически, всё сказано.

Правда, здесь возникает вопрос: а разве можно назвать подобное положение дел «особенностью»? Всё здесь, напротив, естественно, всё именно так, как и должно быть. (Напомним, что «особенностями» мы условились называть такие проявления функционирования мозга, которые противоречат нашим представлениям о рациональности.) Всё верно. Всем известно, что само мировоззрение человека формируется сообразно существующим реалиям. Всем знакомо утверждение известного классика «бытие определяет сознание», и никто против этого не возражает. Да и обсуждать-то тут нечего: всё естественно, всё рационально, какие тут особенности? Но дело в том, что по каким-то причинам отношение человека к этому естественному и рациональному свойству нашего сознания весьма своеобразно. А именно: оно очень часто просто не учитывается, а это само по себе порождает различные мифы о всяких причудах нашего сознания, которых в действительности не существует. И в дальнейшем будем обсуждать не само это свойство (здесь просто обсуждать нечего), а те мифические «причуды» сознания, которые являются таковыми только если не учитывать рассматриваемой сейчас особенности.

Один из самых глупых и, в то же время, самых живучих мифов – это миф о постоянно растущих потребностях человека. Якобы человек, имеющий поначалу малые и вполне рациональные потребности, в процессе их удовлетворения вдруг начинает чувствовать резкое увеличение этих самых потребностей, а удовлетворяя эти возросшие потребности, он вдруг ощущает, что они сразу же начинают ещё более возрастать. И так до бесконечности.

Например, нередко можно услышать простую историю о том, что кто-то (обычно, сам рассказчик) когда-то имел доходы совсем мизерные, но на всё вроде бы хватало, а вот сейчас, когда доходы стали несравненно выше, постоянно ощущается острая нехватка денег.

Можно услышать и такую историю. Какой-то человек, не имея собственной квартиры, страстно хотел иметь её, причём любую, пусть даже однокомнатную, в самом нехорошем районе города. Конечно, он понимал, что лучше большая квартира в престижном районе, но об этом как-то не мечталось. Да и вообще, это, по большому счёту, не существенно, главное – иметь своё жильё. И вот он, наконец, получает предмет своих мечтаний, бурно радуется и наслаждается жизнью. Но проходит какое-то время, и он замечает, что его однокомнатная квартира слишком тесная, вот если бы ещё одну комнату, то было бы в самый раз. Он как-то незаметно перестаёт радоваться тому, что имеет, начинает мечтать о двухкомнатной квартире, и через какое-то время его мечта опять сбывается. Всё снова повторяется. Сначала радость, а затем снова мечты о дополнительной жилплощади. А ещё через какое-то время оказывается, что и трёхкомнатная квартира тесновата.