Читать книгу Смерть шута - Сергей Шинкарук - Страница 2

Его не всегда называли шутом. Когда-то это был скромный, послушный мальчик Леша Соломко – радость родителей, дедушек и бабушек, а также учителей. Мама Алексея, Надежда Семеновна, рассказывала ему:

– В три года ты уже был маленьким самостоятельным человечком. Тебя, не волнуясь, можно было оставлять дома одного. У тебя были любимые кубики, и ты мог часами строить из них замки.

– Причем эти замки ты строил на полу у дверей в спальню, – добавлял отец Леши Сергей Владимирович. – Бывало, я вставал ночью, не включая свет, шел на кухню перекусить и все твои строения разрушал. Но утром ты не плакал, не возмущался. И снова начинал строить, причем на том же самом месте.

– Ты был положительным и очень спокойным, – продолжала мама, – и слушался родителей. Не пререкался, не спорил, как сейчас.

– И слово родителей для тебя было – закон, – подхватывал отец. – Об этом расскажу одну историю. Твоя школа какое-то время считалась элитной. Туда принимали детей только после собеседования. И вот тестируют тебя. Ты уже показал, что умеешь читать, писать, считать, и тут учительница спрашивает:

– Скажи, Лешенька, а кто был первым космонавтом?

– Незнайка, – отвечаешь ты.

– Неправильно! – говорит учительница. – Первым космонавтом был Юрий Гагарин.

– Нет, Незнайка!

– Гагарин!!! – кричит эта дура вместо того, чтобы выяснить, откуда у ребенка иные сведения, и нормально ему все объяснить. А дело было в том, что тогда я читал тебе книжку «Незнайка на Луне». Естественно, аксиомой для тебя были слова отца, а не истерики какой-то незнакомой толстой тетки.

Почему о Лешином детстве ему рассказывали родители? А дело в том, что Алексей себя по-настоящему помнил, начиная с шестого класса. А до этого – провал, черная дыра. За исключением месяца, проведенного в санатории, – пятый класс. Вот такая странная особенность его памяти.

Мама волновалась, переживала: как такое может быть? Тут что-то не так! Надежда Семеновна была врачом-терапевтом, работала в поликлинике. Конечно, она перерыла массу медицинской литературы, чтобы выяснить, нет ли у сына каких-либо отклонений от нормы. Оказалось, что нет. Такое часто бывает. Многие не помнят раннего детства. Более того, некоторые и школу почти не помнят.

Отец к данному вопросу подошел рационально, что и неудивительно для инженера-конструктора, закончившего «Вышку» им. Баумана.

– Давайте разберемся, – говорил Сергей Владимирович. – Леша, ты содержание «Незнайки» помнишь?

– Кое-что, – отвечал Алексей, которому на момент разговора уже исполнилось семнадцать. – Например, что Луна полая и внутри нее живут коротышки; про состояние невесомости помню, которое достигается с помощью «лунита»…

– А еще в десять лет ты прочел «Робинзона Крузо»…

– «Робинзона» я почти наизусть помню. Так же, как и «Двенадцать стульев». Правда, Ильфа и Петрова мне вслух рассказывали…

– Вот! Что и требовалось доказать! – радовался отец. – То, что необходимо, в его голове сохраняется намертво, а всякий шлак – выбрасывается за ненадобностью!

Да, очень многое было из головы выброшено, но месяц, проведенный в санатории в Апупке прочно врезался в память Алексея яркими картинками и ощущениями (Внимание! Некоторые географические названия, телепередачи, фамилии героев могут напоминать реально существующие. Но это не они! События происходят в параллельном мире, очень похожем на наш. Это важно!!!).

Леша тогда учился в пятом классе и был отличником. А еще он посещал музыкальную школу и пиликал на скрипке. Именно пиликал, потому что игрой назвать это было нельзя. Скрипку и все с ней связанное Алексей люто ненавидел, но перечить родителям, которые пытались привить мальчику «хороший музыкальный вкус», не решался. Однако музыкальную школу всячески саботировал. То у него начинал болеть живот, то голова, но чаще всего повышалась температура до 37,1—37,2. В обычной школе все было нормально, а вот после обеда подлые болезни Лешу подкашивали.

Мама встревожилась: ведь такая температура могла быть признаком ревматизма! Надежда Семеновна сама послушала Алексея стетоскопом и обнаружила шумы, которые ранее не наблюдались. Тут же повела сына к врачу, который считался светилом в области заболеваний сердца. Диагноз «ревматизм» подтвердился. И в феврале месяце Лешеньку отправили в санаторий, специализировавшийся на лечении именно этой болезни. Позже выяснится, что никакого ревматизма не было. Причиной шумов стал быстрый рост Алексея – в течение двух лет он вымахал вверх на 20 сантиметров. А температура вызывалась обычным самовнушением.

Именно период, проведенный в санатории, деформировал и навсегда испортил Лешин характер. Ну, так решат его родители…

Никакого лечения дети в здравнице не получали. Предоставленные самим себе, они ничему не учились. Не учились в смысле школьной программы, а вот всему остальному – сколько угодно.

Например, случился у Леши первый поцелуй. Девушку звали Жужа, была она венгеркой из Чужгорода. Жужа была на два года старше, но Леша был высокого роста.

Поцелуй Алексею жутко не понравился – перед этим действом Жужа курила. А еще она пила портвейн – младших угощали старшеклассники. Эта смесь запахов и вкусов на несколько лет отбила у Леши всякое желание целовать девушек. Что касается поцелуев, то потом все образуется, а вот курить Алексей не станет. И встречаться с курящими барышнями – тоже. Вот какое мощное воздействие каких-то пяти секунд на неокрепшую подростковую психику!

Стал Алексей и свидетелем разнообразного секса, происходившего между прыщавым девятиклассником и грудастой медсестричкой – те решили, что «дети уже спят»…

По приезде домой Леша все рассказал отцу. Сергей Владимирович подробно пояснил сыну биологическую природу увиденных явлений. Факт, что ранее сын подобного не наблюдал, отец прокомментировал так:

– Понимаешь, Алексей, в санаториях чувства людей обостряются…

Но не все в том санатории было так уж плохо. Отрадой для забытых и запущенных детей стала «тетя Галя» – молодая, пухленькая учительница, этакий жизнерадостный пончик на коротких ножках. Галина Петровна по задумке руководства здравницы должна была читать пятиклассникам все предметы школьной программы. Однако преподавать нудные математику-физику Галине было неинтересно. Пончик решила сосредоточиться на литературе. Причем далеко не на школьной программе.

Тетя Галя пересказывала ученикам любимые книги. Память у нее была блестящей, рассказчиком она была великолепным. Начала она со «Звездных дневников Ийона Тихого». Галина вдохновенно цитировала, дети ржали. Затем были «Двенадцать стульев», а после них – «Похождения бравого солдата Швейка». То есть преподаватель ознакомила учащихся со всеми известными ей видами юмора: от высокоинтеллектуального до «солдафонского».

Дослушать «Швейка» до конца Леша не успел. Движимая нехорошими предчувствиями, без предупреждения, приехала его мама. Пяти минут визуального осмотра сына, его палаты, а также других немытых и нестриженых детей хватило, чтобы в общих чертах понять происходящее. А может, и не в общих. Наверняка, кроме пустых бутылок, был замечен и лежащий под кроватью использованный презерватив.

Надежда Семеновна вкатила грандиозный скандал с элементами физического воздействия директору заведения, после чего забрала Алексея за неделю до окончания срока лечения.

Домой они ехали на поезде почти сутки, молча. Маме было стыдно за срыв – интеллигентная женщина, врач, дала пощечину коллеге, да еще и в присутствии сына. Сын мамой гордился и запоем читал подаренную ею красивую толстую книгу – «Горские народные сказки». Сказки Лешу поразили, особенно одна – самая длинная. Вкратце сюжет там был такой.

Высоко-высоко в горах охотник познакомился с молодой, красивой девушкой – быстрой, как лань, тонкой, как ива, свежей, как утренняя роса. И полюбили они друг друга. А как результат этой любви на свет должен был появиться их сын. И все было бы хорошо, если б не жена охотника. Однажды темной ночью эта коварная женщина пробралась в дом к красавице и, пока та спала, срезала ее прекрасные, длинные волосы. Когда обо всем узнал охотник, то хотел убить подлую жену. Однако любимая его остановила:

– Не надо, дорогой. Ничего непоправимого не случилось. Если б твоя благоверная мне волосы не отрезала, то мальчик, который скоро появится на свет, стал бы сильнее всех, даже самого Бога. А так Бог покрепче будет…

Далее повествовалось, как родившийся богатырь по очереди перебил всех своих врагов. Те, как один, были очень плохими людьми и животными. А потом герой решил выяснить, кто же все-таки сильнее – он или Бог. И вызвал Создателя на дуэль.

– Ладно, давай определимся с этим вопросом, – сказал Создатель. – Я сейчас воткну в землю большой посох. Если ты сможешь его вытянуть – значит, ты сильнее меня.

Воткнул Бог посох, богатырь тянул-тянул, но так и не вытянул. И тогда Бог приковал его к этой палке, и каждое утро к богатырю прилетал большой горный орел и клевал его печень…

Действительно ли существовала сказка с таким содержанием? Или это уже было извращенное восприятие прочитанного – Леша так и не узнал. Но очевидно, что сие произведение стало одной из причин такой черты характера Алексея, как ироничное отношение к окружающему миру. То есть ко всему, что он видел, слышал, читал…

Повторюсь: Алексей Соломко себя по-настоящему помнил, начиная с шестого класса. И одно из самых первых воспоминаний было не слишком приятным. Что и неудивительно, хорошее ведь забывается…

Итак, место действия – кухня. Леша и его предки сидят за столом. Напряженная тишина. Только что в гости приходил классный руководитель Алексея – Лидия Григорьевна и долго беседовала с родителями за закрытыми дверями. Отец и мать собираются с мыслями, дабы прочесть Леше мораль.

– Да уж, не ожидали мы от тебя такого, сынок… – как-то неопределенно начинает отец. – Ты раньше был не таким…

– Это все санаторий! – тут же подхватывает мама. – Он вернулся оттуда другим человеком! Взял и наотрез отказался ходить в музыкальную школу. А еще появились эти его шуточки, подколки. Ну, ладно если среди дебилов-одноклассников… там можно. Но он же подначивает учителей! А ведь преподавателей надо уважать. Мы же уважаем. Откуда в тебе все это? Не понимаю!

– Действительно, откуда? – поддерживает маму отец.

– Для того чтобы понять, откуда во мне все это, – отвечает Леша, – вам достаточно посмотреть в зеркало.

– Что?! – восклицает мама и, не находя слов для ответа, обращается к супругу: – Сережа, скажи ему!

– Ну это уже слишком! – говорит отец. – Ладно, учителя, их не жалко, но ты уже начал подкалывать родителей. А это недопустимо.

– Да не то ты говоришь! – вмешивается мама. – Вот Лидия Григорьевна правильно сказала: «Если он, не думая о последствиях, будет обшучивать все и всех, это для него очень, очень плохо закончится!»

Лидия Григорьевна появилась в 17-й школе в начале сентября в качестве учителя истории. Ее тут же назначили классным руководителем «самого простого» шестого «А». Молодая, но злющая, она ходила в юбке чуть выше колен, на высоких каблуках, верхняя пуговка блузки была кокетливо расстегнута. Отец Алексея как увидел ее, так сразу сказал:

– Любопытно, для кого ваша Лидка выставила это богатство? Ведь в школе всего два мужика: директор-пенсионер и физрук-алкоголик.

«Лидка» преподавала интересно. А конкретно – за десять минут до конца урока, основанного на школьном учебнике, училка говорила: «А теперь альтернативный взгляд на общеизвестные факты». После чего сжато излагала версии скандальных историков. Например, что на самом деле плавание Колумба окончилось неудачей – он покрутился в море, потерял большую часть экипажа и вернулся обратно. Но поскольку о существовании новых земель за океаном было давно известно, то решили считать открытие состоявшимся. Зачем? А для того, чтобы Испания получила возможность кричать на весь мир: земли открыл наш капитан, значит, они – наши!

Или: на самом деле никакие «монголы» на Русь не приходили. То, что принято называть татаро-монгольским нашествием, было борьбой потомков князя Всеволода Большое Гнездо со своими соперниками-князьями за единоличную власть над Русью. А под именами Чингисхана и Батыя выступают Ярослав с Александром Невским…

Соседка Алексея по парте и подружка Таня Воробей считала, что Лидка так поступает «с целью приобретения дешевой популярности». Еще для этой самой популярности она обращалась к ученикам исключительно на «вы» и в отличие от других учителей не позволяла себе оценивать вслух их умственные способности.

Тем не менее, школьники Лидию Григорьевну жутко боялись. Бывало, матерые отличники, выходя к доске, не могли и слова вымолвить, потому что «она как зыркнет своими большими зелеными глазищами – все из головы вылетает». Даже Алексей, который из отличников сознательно перешел в отряд пофигистов, вздрагивал, когда «классная» произносила его фамилию. Дети чувствовали, что металл в голосе Лидии – это не строгость, не требовательность, а глубокая внутренняя неудовлетворенность, злоба, обида на весь мир.

Мама Леши, познакомившись с Лидкой, в разговоре с отцом сказала:

– Она такая фурия, потому что у нее мужика хорошего нет. У тебя среди подчиненных нет нормального здорового парня? Девушке явно нужна серьезная гормональная поддержка.

В голове Алексея тут же мелькнула мысль: «И эти люди учат меня уважать старших?!», однако вслух ее не озвучил.

Свой страх перед «классной» Леша простить ей не мог. Ну и хотелось отомстить за то, что наябедничала родителям.

Удар Алексей нанес на уроке литературы, написав сочинение на вольную тему. А тема называлась: «Идеальный учитель». Татьяна, с которой он поделился идей, умоляла – «пожалуйста, не надо, не делай глупостей». Однако Леша не послушался.

Сочинение Соломко было посвящено Лидии Григорьевне. В целом Алексей хорошо об учителе написал: и о высоком профессионализме, и о прекрасном знании предмета, и о нестандартных методах преподавания, о строгости, которая просто необходима. Также отметил, что ее манера одеваться – прекрасный пример для девочек, которым надо еще учиться, как следить за собой. Но в финале была фраза: «И все-таки у Лидии Григорьевны есть один маленький недостаток, всего один… Она не любит детей»…

Сочинение было прочитано в учительской, и директор школы пожелал видеть родителей Алексея в своем кабинете. Однако Лидия предложила другой вариант – она сама пойдет в дом Соломко и побеседует в неформальной обстановке. Директор сказал: «Если вы считаете, что так будет лучше… Ну, как хотите».

Второй визит классной дамы привел маму в шок, а папу в бешенство. Поэтому мать молчала, а отец, как настоящий мужчина, орал и топал ногами.

– Как?! Как ты додумался такое сотворить?! – возмущался Сергей Владимирович. – Ну вредная она, ну противная, но это еще не повод писать об этом во всеуслышание.

– Смешно, – сказал Леша.

– Что «смешно»?! – не понял отец.

– Фраза смешная – «писать во всеуслышание».

– Так, Алексей, я с тобой серьезно!

– И я серьезно. Вы же сами меня учили всегда говорить правду.

– Ты из себя дурачка не корчь! Ты прекрасно понимаешь, что можно говорить, а что нельзя! Кому можно, а кому нельзя. Неужели тебе надо объяснять элементарные вещи?! Человеческие отношения невозможны без определенной доли лицемерия.

– Иногда, папа, мне кажется, что они на этой доле построены.

– Не утрируй! Не нравится тебе учитель – держи дулю в кармане, но промолчи. Вот ты своим сочинением обидел человека. Зачем?!

Зачем? Леша и сам не понимал зачем. Но что-то толкало его. Какой-то маленький бесенок, сидевший внутри. Бывало, бесенок внушал: «Леша, давай, так нужно!» Часто Алексей испытывал щенячий восторг: «Я сказал вслух то, что другие не решаются! Никто не посмел, а я сказал, написал!..»

– А знаешь еще что? – включилась в разговор мама. – Лидия Григорьевна нам рассказала, что твоими шуточками недовольны абсолютно все учителя и называют тебя Лешкой-дурачком. Вот!

Надежде Семеновне казалось, что она привела железный аргумент.

– Эту кличку Лидка нарочно придумала, – ответил Леша. – А учителя сами меня задевают. Им почему-то нравится со мной пререкаться. А насчет дурака… Я-то знаю, что не дурак.

– Ну если не дурак, – строго сказал отец, – то перед классным руководителем должен извиниться.

– Ни за что!

– Нет, ты извинишься! Может, она и не очень хороший педагог, может, не нам судить… Но я вижу, что она молодая, одинокая, несчастная женщина, а ты сделал ей больно. Пожалуйста, будь мужчиной. Наберись мужества и попроси прощения. Это будет правильным поступком.

Леша набрался мужества, и как ему ни было противно, на следующий день до уроков подошел к учительнице и начал:

– Лидия Григорьевна, я хочу сказать, что…

– Достаточно, Алексей, – прервала классная, – ты поджал хвост.

А ведь Леша знал, откуда эта фраза! Его отец несколько раз смотрел по видику старый итальянский фильм «Следствие окончено, забудьте». В фильме был такой эпизод: тюремная камера, убийца приставил нож к горлу человека, который попал в тюрьму случайно.

– Извинись! – говорит убийца, хотя сам виновен в ссоре.

– Извинись! – просят соседи по камере. – Он убьет тебя! Ему все равно, у него уже и так пять пожизненных…

– Я… – говорит человек.

– Достаточно! – прерывает его убийца. – Ты поджал хвост.

После этого случая Алексей твердо для себя решил: «Все! Я никогда, ни перед кем, ни при каких обстоятельствах извиняться не буду!»

Трудно сказать, чего добивалась классный руководитель. Может, желала видеть Лешу униженным. А может, хотела сломать парня, считая, что сломанным ему будет легче в жизни. Но результат был обратным: Алексей еще больше укрепился в мысли, что если ему хочется что-то сказать или написать, значит, так и нужно делать. Несмотря ни на что.

Естественно, были у Алексея из-за длинного языка конфликты с одноклассниками. Но у него была поддержка – Таня Воробей, которая неоднократно порывалась «дать в рыло» врагам Леши. Внешность Татьяны в большой степени соответствовала ее фамилии – явно не акселератка, худой цыпленочек на тонюсеньких ножках. Черты лица тоже мелкие, зато большие серо-голубые глаза – так и сияют! Таня была в Лешу влюблена, чего он, озабоченный исключительно собой, не замечал.

Алексей продолжал шутить, находясь в центре всеобщего внимания.

Урок биологии. У доски матерый двоечник Валера Гарин. Училка продолжает его пытать:

– Ответь хотя бы на такой вопрос: у жены первая группа крови, у отца четвертая. Какая группа крови может быть у ребенка?

– Пятая?! – пытается угадать Валера.

– Не поняла… – говорит биологичка.

– Ну, четыре плюс один ведь будет пять?

Класс ржет. Громче всех Леша.

– Соломко! – строго говорит учительница. – Может, ты ответишь?

– Знаете, Ольга Петровна, смешнее, чем Гарин, ответить уже невозможно.

– Соломко, я жду правильный, а не дурацкий ответ!

– Чтобы ответить на этот вопрос правильно, мне не хватает данных.

– Каких еще данных?!

– Группы крови любовника.

– Вон из класса!

Химия:

– Менделеев изобрел таблицу периодических элементов во сне. Соломко, может, ты тоже что-то хорошее изобретешь? Вот что тебе снится?

– Если изучить содержание моих снов, то я мог бы изобрести секс. Но боюсь, его уже кто-то изобрел до меня.

Алексей острил не потому, что хотел как-то выпендриться. Вовсе нет. Это было в крови и приносило удовольствие. А как именно в его голове рождались шутки, каков механизм – Леша понять не мог. А как тут понять, если вначале сказал, а потом уже понял, что именно сказал?!

Часто его остроты «шли в народ», и через какое-то время Леша с радостным удивлением слышал их в виде анекдотов.

А более всего Соломко любил уроки литературы. Здесь он действовал уже с заранее обдуманными намерениями и отрывался по полной. Особенно в письменных работах. В сочинении, посвященном поэме «Евгений Онегин», Алексей, например, рассуждал так:

«Александр Сергеевич Пушкин, с его глубоким знанием людей, а особенно женщин, не мог написать: «Но я другому отдана и буду век ему верна». Тут какая-то досадная ошибка, какое-то недоразумение. Скорее всего, изначально было: «Но я другому отдана, и буду год ему верна».

Сочинение на тему «Что такое счастье» Леша начал с эпиграфа:

«Счастье – это когда тебя понимают… сочувствуют, но ничем помочь не могут»…

Свое отношение к творчеству Толстого Алексей сформулировал так:

«Если б Лев Николаевич писал покороче, то роман „Война и мир“ вышел бы гораздо сильнее».

Апофеозом деструктивной деятельности Алексея стало письмо в Министерство образования, под которым Леша собрал более ста подписей. В письме говорилось:

«Мы, учащиеся 17-й школы для особо одаренных детей, хотим честно признаться, что не въезжаем в гениальное произведение Достоевского „Преступление и наказание“. К сожалению, до понимания „классика“ мы еще не доросли. А посему просим исключить этот роман из школьной программы. И вообще, какой идиот решил, что дети обязательно должны прочесть „Идиот“?!»

В старших классах литературу преподавал Наум Исаакович Бронштейн, относившийся к Лешиным художествам благожелательно. У Алексея даже возникало ощущение, что они с учителем состоят в каком-то тайном заговоре против человечества. Однако письмо в Министерство Наум Исаакович изъял, пояснив Алексею следующее:

– Понимаете, Алексей Сергеевич, если вы хотите добиться успеха в условиях нашего достаточно консервативного общества, вам необходимо иногда придерживаться общепринятых взглядов и норм поведения… – учитель сделал паузу. – Но дулю в кармане, конечно, можете держать! – добавил он.

– Об этой дуле мне уже говорил мой отец.

– Ну и правильно! – обрадовался Наум Исаакович. – Ваш папа – умнейшей души человек!

«Умнейшей души человек»,  – тут же отметил фразочку Алексей. – Надо будет запомнить».

– А папа плохого не посоветует! – продолжил учитель. – Тем не менее, если вы в глубине души, так сказать неофициально, хотите и дальше культивировать здоровый нигилизм, советую вам, батенька, почитать Вольтера…

Алексей почитал, и Вольтер доставил ему огромное удовольствие. Впоследствии французского классика Алексей Соломко любил цитировать – как к месту, так и просто так. Особенно Леше нравились фразы:

* Делать то, что доставляет удовольствие, – значит быть свободным.

* Оптимизм – это страсть утверждать, что все хорошо, когда в действительности все плохо.

* Торжество разума заключается в том, чтобы жить в мире с теми, кто разума не имеет.

В общем, школьное время Алексей проводил в кайф, за исключением уроков истории, которые по-прежнему вела Лидия Григорьевна. Надо отметить, что после скандального Лешиного сочинения Лидка в меру своих сил исправилась – стала чуть мягче, добрее. Однако на истории Алексей даже не пытался хохмить. И с этих уроков ушла жизнь – не хватало столь привычных для класса «глупостей». Классный руководитель понимала, что детям скучно, и пыталась как-то зацепить Лешу:

– Ну что же вы, Соломко, не шутите? Что с вами случилось?

– Да вот, Лидия Григорьевна, почему-то не хочется. Наоборот, в вашем присутствии хочется быть исключительно серьезным.

Однажды после уроков Лидка остановила Лешу и сказала:

– Алексей Сергеевич, надо поговорить, – и после трехсекундного молчания продолжила: – Ну все, Леша, мир?.. Да?..

– Но я вам войну и не объявлял, – ответил Алексей, а про себя подумал: «Достаточно, ты поджала хвост».

Больше в «неформальной обстановке» они не общались. Даже когда на выпускном вечере Лидия Григорьевна пригласила Лешу танцевать, он отказался, сказав, что не умеет. А через пять минут уже обнимался в «медляке» с Таней Воробей.

– Отказал женщине, не стыдно? – начала разговор Таня.

– Совершенно не стыдно!

– Понятно, продолжаешь мстить ей за Лешку-дурачка?

– Да не мщу я! Просто я до сих пор ее боюсь. А во время выпускного хочется испытывать только приятные ощущения.

– А со мной рядом ты какие ощущения испытываешь?

– Я… – растерялся Леша.

– Ладно, замнем. Не знаю, увидимся ли мы еще, поэтому хочу сказать сейчас: я всегда считала, что ты – яркая самобытная личность.

– Яркая, самобытная личность должна получать хорошую наличность, – попытался пошутить Алексей.

– А у тебя все впереди, – на полном серьезе сказала Таня. – И квартиры и машины, и куча красивых баб…

«Интересно, – подумал Алексей, – сбудется ли это замечательное пророчество?»