Читать книгу СВО РА - Сергей Ситников - Страница 2

Туман стелился по земле, как змея, слепленная из облака. Он не летел – полз. Обволакивал корни, наползал на мешки с песком, вгрызался в одежду. Воздух был вязким, будто резина. Он не дышался – глотался медленно, как вода с ржавчиной.

Кто-то мог бы назвать это утром. Но это не было утро. Это было ожидание утра, отложенное природой – как приговор, который еще не подписан.

Лес дышал. Медленно, с паузами, с натугой. Как раненый. Над макушками деревьев ещё висела синева ночи, но под ней уже бродил ржавый свет. Всё будто выцвело: земля – серо-зелёная, трава – цвета отварного горя, лица – без цвета вовсе.

Взгляд плывёт низко. Через мокрые стебли. Мимо забытых патронов. Мимо пустой фляги, наполовину вросшей в грязь. Мимо следа сапога, в который уже залез полосатый дождевой червь.

Шестеро. Пятеро в центре. Один – чуть в стороне. Они не говорят. Даже лица – как будто поставлены в «режим ожидания».

В центре – чайник. Старый, будто из дедовской кухни. Покрыт копотью. Стоит прямо на земле. Не шипит, не булькает, только выпускает в воздух ровную, непрерывную струю пара. И этот пар – единственное, помимо тумана, что движется во всём мире.

На берёзе у входа в лес – трещина, похожая на открытую резанную рану. Из неё сочится сок. Или кровь. Неясно. В этом месте всё кажется чем-то другим.

Буря сидел на ящике от гранат и ел котлету руками – прямо из пакета. Пальцы в перчатках стали чёрными от жира, но он не замечал. Жевал не торопясь, как будто всё ещё верил, что успеет поесть до сигнала. Периодически клал пакет себе на колени, тер подбородок рукавом и смотрел куда-то вверх – в туман, как будто там должно было появиться расписание на день. Потом снова ел. Пара капель жира стекала по пластине броника блестящей дорожкой.

Пан вытащил блокнот. Вспышка синего неба, отражённого в его очках, была единственным чистым цветом в этом утре. Он писал быстро, почти нервно, прикусывая губу. Слов не слышно, но рука работала – как у человека, который боится забыть, что такое слово «жизнь».

БМВ ходил по кругу – три метра туда, три обратно. У него на голове был на шлем с намалёванным черным биткоином, который он носил словно античную корону. Мямлил себе под нос:

– …если умираешь с криптой в кармане – это считается за холодный кошелёк… да… стопроц…

На каждый поворот он делал паузу, глядел в лес, и только тогда – менял направление. Будто проверял, есть ли ещё земля под ногами.

Леший стоял, прислонившись к стволу дерева, и ел печенье «юбилейное». Он делал это так, как будто в этом был заключён ритуал жизни. Каждый кусочек откусывался строго по геометрии, а жевание шло в такт пульсу. Его винтовка – снайперка – лежала рядом, как домашнее животное, уставшее от тревоги.

Снег сидел на корточках и внимательно разливал чай. У него было лицо монаха и руки врача. Он лил кипяток в кружки, будто вливал последнюю дозу спокойствия в эту систему. Пар поднимался к лицу, касался ресниц. Он не моргал.

Всё происходящее – выглядело как сцена за секунду до снимка. Замороженное движение. Кто-то держал дыхание. Кто-то – мысли.

И в этой паузе времени все были на своих местах.

– А ты что бы выбрал? – спросил Пан, не отрывая взгляда от блокнота. – Умереть во сне или на восходе?

– Во сне, конечно, – ответил БМВ, остановившись в шаге от него. – Хотя подожди… если с утра – тогда курс ещё не успевает рухнуть. Значит, с деньгами. Значит, с достоинством.

Пан хмыкнул. Записал что-то. Потом посмотрел в небо – будто искал ответ в облаках, которых не было.

Буря чавкал. У него в руке снова оказалась котлета. Он кивнул в сторону чайника:

– Пацаны, я, если что, завещаю свой термос. Он с подогревом. Жена подогрев не вставила – ну хоть вы вставите.

Он смеялся. Один. Но его смех звучал искренне – как последнее тепло перед зимой.

Леший в этот момент поднёс к губам печенье и сказал, будто никому:

– Пахнет, как в детстве. Только тогда войны не было. Или просто я не знал.

БМВ остановился, прищурился:

– Леший, ты сейчас как NFT – сказал красиво, а никто не понял.

– Ты просто JPEG, Славик, – бросил Пан. – Говоришь громко, но веса и ценности – никакой.

Снег ничего не сказал. Он подал кружку Владу – и взгляд его на миг задержался. Как у бойца, который знает: тот, кому он наливает – может не вернуться. И всё же налил аккуратно, не пролив ни капли.

Влад взял кружку.

Поблагодарил взглядом. Отошел обратно.

Он по-прежнему молчал.

Он стоял у дерева, немного в стороне.

Руки в перчатках – опущены. Пальцы чуть дрожали от холода, но это дрожание было не нервным, а телесным – как у зверя, принюхивающегося к ветру.

Он не слушал разговоров.

Точнее – слышал их, но как сквозь плёнку.

Как будто это было кино, в котором он больше не играет, но всё ещё помнит сценарий.

Взгляд его был направлен в чащу.

Он не ждал – он считывал.

Как охотник, который ещё не видит добычу, но уже чувствует, как меняется плотность воздуха.

На поясе висели два ножа. Один – его. Второй – трофейный, взятый им у убитого врага.

Он положил руку на рукоять – не с какой-то конкретной целью, а потому что так было правильно в этот момент.

Неосознанное касание – как жест веры.

Вокруг всё было неподвижно.

Лес сжимался. Земля под ногами будто стала твёрже.

Влад чуть повернул голову – и посмотрел на небо.

Оно было мутным, как глаз слепого.

Только на миг – тонкая полоска света скользнула между ветками.

И в этот миг он подумал:

"Если солнце сегодня всё же поднимется – значит, мы тоже."

Снег поставил последнюю кружку. Пар поднимался ровной струёй, словно продолжая дыхание тех, кто сидел вокруг. Кружки – разные, помятые, обгоревшие, с облупившимися наклейками. У кого-то эмалированная, у кого-то армейский термос. У Пана – обмотана изолентой. У Бури – с логотипом "Нескафе".

Они сидели полукругом.

Не как бойцы. Как братья, которым нечего больше говорить друг другу.

Все слова были сказаны. Или отложены навсегда.

Кто-то тёр руки. Кто-то смотрел в чай. Кто-то в себя.

Влад подошел. Потом сел. Медленно. Как будто принял решение вернуться в круг, зная, что это – на время.

Снег протянул ему кружку. Влад взял. Кивнул.

Они пили молча. Только пар между ними и дыхание.

Пан, наконец, закрыл блокнот. Медленно, с чувством.

– Ну, – сказал он, не глядя ни на кого. – На случай, если это кино – пусть монтажёр не вырезает чай.

БМВ усмехнулся.

– Если это симуляция – я хочу сохраниться. Прямо сейчас.

Буря мотнул головой.

– Сохраняйся, Славик. Только не забудь, где сохранился.

Леший не сказал ни слова.

Просто ел последнюю половинку печенья. Как будто закрывал детство.

Влад пил.

Чай был тёплый. Не горячий – тёплый.

Как рука девушки, которую уже не держишь, но ещё помнишь.

Он поднял взгляд.

В небе – утро.

В чаше – пар.

Внутри – волк.