Читать книгу Проект «Асгард». Цикл романов «Легенды Фонарщика Лун». Книга первая - Сергей Софрин - Страница 7

Сейчас колокол крематория отзвонил по прошлому тризну. Вовремя и символично. Будто прерывая некую странную, зависшую в недосказанности, утерявшую смысл театральную сцену. Новой еще не последовало, но она уже подразумевалась. Режиссер хлопнул в ладоши, актеры пришли в движение, декорации сменились. Осветители установили правильное направление и цветовую гамму своих приборов.

С последним ударом поминального набата солнце на востоке, поднявшись над утренней дымкой, вспыхнуло чистым, ослепительно ярким светом, запах ладана улетучился, повеяло живым теплом. Призрак смерти куда-то исчез, точно занявшись более существенными делами, чем личная встреча первого посетителя некрополя. Наверное, у Дамы с большой буквы, лишенной возможности всюду появляться в дежурном маленьком черном платье, ввиду ненормированного рабочего дня, пропал к Марату интерес.

Не доходя до крематория, тот свернул с Зеленой мили Шаолиня налево, пересек небольшое пустое пространство и углубился на территорию Старого кладбища, где березы, осины, ели, туи, розовые кусты и цветочные клумбы создавали атмосферу тихого задумчивого парка, украшенного витыми оградами и самыми разнообразными памятниками всем, нашедшим здесь свое упокоение. Это впечатление усиливали аккуратные скамеечки и столики внутри оград, а также кое-где видневшиеся на столиках и надгробиях стаканы, стопочки и рюмки. Стеклянные и хрустальные, граненые и со сложной насечкой, деревянные расписанные под Хохлому.

Вспомнились хохломские ложки Макарыча: большая для трапезы и маленькая для сахарного песка. Обе дешевые, затертые, с выщерблинками и трещинками, но хранимые с редким пиететом, словно дорогие сердцу реликвии. Маленькую оберегал лесной дед особенно. Кушал Макарыч помалу, а вот чай пил невыносимо сладкий, даже вязкий от набуханного в него рафинада.

– Нынче настоящего-то сахиру нет. – Сокрушался он, прихлебывая из фаянсовой кружки крутой, черно заваренный кипяток. – Раньше, бывалыча, с одним куском пиленого можно было чайник угомонить. Таперича пиленого нет. Или где есть – к нам не попадает. Брат с Тулы, когда ешшо пошта работала, слал. А без пошты не знаю, жив ли брат-то. Кабы не внуки, забыть мне вкус продухтов разных… Сельпо упразднили, автолавка не ездит, ногами за сардельками часто не набегаешься – коленки у стариков скрипучие, смазки им не хватает…

Свой век Савелий Макарыч доживал в одиночестве, коротая время между рыбалкой, охотой и возделыванием небольшого огородика с луковичными, картофельными и капустными грядками. Летом по хозяйству помогали приезжающие в гости на природу внуки, зимой старик довольствовался обществом западносибирской лайки Турки.

Когда голодный, измученный Марат на восьмой день скитаний набрел на заброшенную, затерянную в тайге деревню лесозаготовителей, Савелий Макарыч без лишних расспросов приютил скитальца, выдал ему кое-что из одежды и пристроил к делу: уборке урожая картофеля и утеплению на зиму обветшалого жилища. В тот год внуки не объявились, и дед заметно приуныл. Хозяйство его разваливалось. Завалинка осыпалась, оконные рамы «свистели», пол вдоль стен просел, из подвала по ногам несло холодом.

Две недели потратили на ремонтные работы, еще три дня копали, обсушивали и спускали в подвал картошку. Потом старик собрался и куда-то ушел, пообещав вернуться через несколько суток.

– Присядем на дорожку. – Предложил он уже перед самым уходом, опускаясь на длинную широкую лавку у печки. – Разговор к тебе есть сурьезный. Я намедни мильцанеров в тайге встренул…

– Ну…? – Напрягся Марат, моментально весь превращаясь в слух. – И чего они тут делали?

– Беглого разыскивали. Убивца.

Макарыч подвинулся на пустой лавке, приглашая собеседника занять место рядом с собой.

– Сказывали, вооруженного. Ахтоматом… Еще сказывали, будто он четверых человек в могилу свел. Особо опасный, значит. Приметы его сообщали…

– А Вы что?

Марат пристроился с краешка на отполированную штанами и юбками доску и выжидательно замер.

– А что я? Ничего. – Почесывая бороду, ответил дед. – Ты на душегубца не похож. Нету в тебе звериного… Тут много народу на моем веку перебывало. Случались лихие, отчаянные. В угаре могли ишто хош вытворить. Топориком человечка по темечку тюкнуть, да на болоте в бездонную «слепую» елань спустить. В трясину. Ищи-свищи вербованного – может он домой, аль на какие вольные хлеба махнуть сподобился. Знамо дело – лесоповал…

Помолчал и добавил:

– Это я к чему? Чтоб ты в мое отсутствие бегать не подался. Тут идти некуда, а к людям тебе нельзя. Скоро холодать начнет… Пропадешь в тайге-то. Мильцанеры в деревню заворачивали, смотрели все. Ты тогда на кочкарник за мхом конопатным ходил. Смотрели, да приговаривали, мол, убивца уже нужно в Кондопоге или в Медвежьегорске искать, а не тут. Порыскали и направились старым большаком к югу. Их там винтолет ждал…

Макарыч вновь почесал бороду и сунул руку в карман пошитой из шинельного сукна куртки.

– На вот. Я тебе документик припас.

Он извлек из кармана потрепанный паспорт.

– Гостевали тут прошлой осенью одни обормоты. Калачи столичные с винтарями драгоценными. Медведя стрелять желали. Больше оружия свои ненаглядные чистили, да от меня, каторжанина, патрончики прятали, чем охотились. Соседний дом едва не спалили, так гуляли «на посошок». Кое-какое имущество во хмелю позабыли. Этот анчикрист с карточки на тебя не больно похож, но все же с документом человек – вроде как житель…

– Спасибо! – Растроганно воскликнул Марат. – Вы мне просто жизнь спасли. Я, правда, никого не убивал. Сам не знаю, почему на меня облаву устроили.

– Э-э-э, ми-лай, – протянул, вставая с лавки, дед, – попасть в переплет недолго… Мне скоро семьдесят пять годков стукнет – я знаю…

Больше ни слова не говоря, он удалился и вернулся лишь спустя неделю с полным рюкзаком сахара, сумкой соли, тремя банками сгущенного молока, кружком Краковской колбасы, головкой Пошехонского сыра, пенсией за полгода и пачкой относительно свежих газет.

– Вы зачем тяжести-то такие таскаете? Мне про коленки говорите, а сами в одиночку пудов десять продуктов издалека прете. По-другому никак нельзя запастись необходимым? Меня бы носильщиком взяли, собаку позвали для компании… – Обиделся Марат.

– Тульский самовар в тайге не портится. – Польщенный замечанием про десять пудов, заважничал дед. – Его, главное, не забывай чистить, растапливать, да в сухости содержать. Тогда крепкая вещь износу не знает. Я покамест на печи поваляюсь с дорожки, а ты газетенки полистай, кое-что интересное о себе выведай. После мы вместе поклажу по местам определим да по стопарику с возвращеньицем хлопнем. Имеется у меня «беленькая» под завалинкой для особливых случаев.

Макарыч забрался на лежанку и пропал в тени потолочной балки. Предоставленному самому себе Марату, волей-неволей пришлось последовать совету хозяина дома и отдаться чтению местной прессы.

В некоторых периодических изданиях все еще писали о страшном и бессмысленном преступлении, имевшем место на берегу Онежского озера. Журналисты смаковали подробности трагедии, брали интервью у сослуживцев погибшего милиционера, и все в один голос почему-то сравнивали Марата с оборотнем. Попадались и элементарно вздорные материалчики для любителей черных комедий. Одна девица по фамилии Букасей, работавшая на Кижах официанткой, утверждала, что видела в вечерних сумерках близ острова лодку под парусом. На носу лодки она успела различить человека, одетого в полиэтиленовый дождевик на голое тело. Заметив Букасей, тот выхватил из складок дождевика здоровенный нож, и, приставив его к нижней части живота, сделал девице неприличный жест, сопровождая свои телодвижения отвратительным похотливым мычанием. Вышедшая из-за облаков луна осветила лицо ненормального. Без сомнения, это был беглый убийца Марат. Бедняжка двое суток пребывала в ступоре.

Бред Букасей не произвел на Марата разрушающего воздействия. Одним ударом больше, одним меньше – какая разница? Он в нокдауне и вполне это осознает. Да может, и нет там никакой девицы – просто журналист сам с собой поразвлекся. Деньги намыл, которые его статьей не пахнут. Положение материальное поправил, сынишке ролики купил или жене шиньон приобрел…

С тех пор беглец газет не читал. Ходил со старой двустволкой Макарыча за рябчиками, колол дрова, носил воду и настораживал в подвале мышеловки. Старался быть полезным и невозмутимым.

Потом водворилась настоящая поздняя осень, ее сменила зима, за зимой пришла весна и принесла с собой некие смутные надежды. На что – Марат не понимал и сам. Только внутри у него вдруг что-то немного отпустило, едва заметно отлегло. Точно чуток оттаял лед на выдубленной морозом ивовой коре. Следом родилась необоримая потребность к действию.

Летом он, сердечно распростившись с Савелием Макарычем, где тайгой, где шоссейными обочинами добрался до Юстозера, а там завербовался лесорубом в бригаду, работавшую на незаконных лесосеках. Шесть последующих лет валил тайгу, ждал подходящего момента и копил деньги на свое возвращение в Город.

Сны ему больше не снились. Никакие. Он засыпал и просыпался с ощущением, что время остановилось, зависнув в промежутке между «вчера» и «завтра», поместив «сегодня» под стеклянный колпак, куда не попадало извне ничего, даже сновидений. Мир сузился до размеров очередной порубочной делянки, упростился и выражался незамысловатой формулой: терпи и не высовывайся. Марат поднялся на перевал смерти без вымпела, без подведения итогов, с пустыми руками; странным попутчиком, которому однажды суждено спуститься назад в долину к живым.