Читать книгу Полный курс русской истории: в одной книге - Сергей Соловьев - Страница 12

Известно, что должность главы рода, то есть вождя, не была наследной, то есть совсем не обязательно, что она переходила от отца-вождя к старшему из сыновей. Многое зависело и от личных качеств, и от выбора всех мужчин или старейшин рода. Из этого древнего обычая Соловьев выводил и более поздний – «посадить князя», то есть ввести князя через установленные нормы во власть. Не «посаженный» князь такой власти иметь не мог. Его должны были признать, принять. Вождь отвечал за всю жизнь рода, за его существование: он распоряжался всеми работами, хранил казну, вносил подати, выдавал одежду и еду, наказывал за проступки по справедливости, а также – как считал историк – был еще и жрецом. То есть в нем соединялась вся земная и небесная власть (хотя и не христианская). В более позднем обществе, которое ученый отождествлял с родовым (хотя таковым оно уже не являлось), при Рюриковичах, власть над родом стала наследной, ее принимал старший в роду. Эта особая черта передачи власти у Рюриковичей, действительно, существовала, она была причиной постоянных войн и стычек между князьями. Старший в роду Рюриковичей принимал функции отца, для всех младших братьев и родственников он считался «отцом». Скажем, это отношение к князю как к отцу (а также к любому барину как к отцу) было характерно и для крестьянства отнюдь не IX века нашей эры, а XIX. Но в среде знати такое отношение к старшему в роду благополучно исчезло вместе с родом царствующих Рюриковичей. Но в днепровской Руси родовое старшинство обязывало младших покоряться воле старших, так что не удивительно, что младшие мечтали достичь положения старшего в роду и получить право распоряжаться жизнями и имуществом других по собственному усмотрению. Русский порядок наследования в те времена, пожалуй, наиболее сложный и запутанный. Если при первых киевских князьях из варягов он был еще понятным и оправданным, то впоследствии при росте числа наследников разобраться в нем стало очень сложно. Но в начале истории днепровских славян все было предельно просто. Наследование власти было примитивным. Здесь нужно говорить о выделении из общего рода его частей, которые уходили, осваивали новые земли, расширялись, затем практически порывали со своим прежним родом (может, только помнили о своем происхождении) и становились новым племенем, часто враждебным к тому, из которого произошли. Аналогичным образом, говорит Соловьев, происходило и в разветвленном уже роду Рюриковичей, когда образовывались происходящие от одного корня, но враждебные княжеские кланы. В начальные века каждый род возводил свой город. Городом, конечно, в нашем понимании эти поселения назвать трудно. По виду это была довольно крупная деревня, но обнесенная частоколом, то есть изгородью, огороженное место – отсюда и пошло слово город. Первоначально городов было немного, на всем пространстве между Новгородом и Киевом летописный князь Олег упомянул всего два – Любеч и Смоленск. Скорее всего, их было больше, в каждом племени (кроме вятичей, радимичей и дреговичей), но Олегу они по сравнению с Новгородом и Киевом показались ничтожными. Такие «города» не спасли бы от полноценного врага вроде римлян или византийцев, но от соседних племен, стоявших на том же уровне развития, – спасали. Какая-никакая, но это была защита. Стычки были постоянными, а в силу схожести вооружения – безнадежные. Род вставал на род, кто-то побеждал, кто-то проигрывал, затем все повторялось, но победитель был другой, и так до бесконечности. Ничего, кроме разрушения и смертей, такие стычки не приносили. Конечно, существовали межплеменные и внутриплеменные собрания старейшин, которые должны были предотвратить войны и разрешить недоразумения мирным путем. Однако со временем все эти собрания или веча никакого эффекта не достигали. Вражда поднялась на тот уровень, когда потребовался третейский судья. Таким судьей и стали пришлые варяжские князья.