Читать книгу Волжане. Люди Нижегородского края - Сергей Степанов-Прошельцев - Страница 15

А теперь о самом Ступине. Колоритная это была фигура.

Отец-основатель

Сегодня в этом парке развлекается молодежь. Оттягивается пивом, покуривает. Взлетают выше ели крылатые качели, вертятся карусели, колесо обозрения, работают другие аттракционы. О том, что раньше здесь было Всехсвятское кладбище, уже мало кто помнит.

А это было именно так. Здесь хоронили людей состоятельных – арзамасских купцов, священников, чиновников, врачей, учителей. Здесь можно было увидеть мраморные склепы, гробницы из тесаного камня, братскую могилу воинов, погибших в боях с Наполеоном, золочёные надписи на граните. Была здесь и могила отца Аркадия Гайдара.

Увы, большевики надругались над мёртвыми. Сейчас их кости покоятся под асфальтом. В том числе и прах основателя Арзамасской художественной школы Александра Васильевича Ступина, унёсшего с собой в мир иной немало тайн.

Александр Васильевич родился в 1775 году. Уже не юноша – ему исполнилось 24 года, он, как значится в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, «будучи мещанином города Арзамаса из вольноотпущенных, движимый любовью к искусству, оставил в этом городе свой дом, жену и детей, прибыл в Санкт-Петербург и поступил вольноприходящим учеником в Академию художеств. Окончив курс в 1805 году с аттестатом второй степени, возвратился в Арзамас и завёл там рисовальную школу – первое и в течение долгого времени единственное частное учреждение подобного рода внутри России».

Но спустя много лет выясняется, что на самом деле Ступин — не Ступин. Как утверждают краеведы Сарова, Александр Васильевич был внебрачным сыном дворян Петра Соловцова и Борисовой, имя которой по сей день неизвестно. Борисова умерла спустя три года после рождения сына, а Соловцов передал ребенка на воспитание в семью Ступиных, у которых своих детей не было. Тем не менее, по мнению профессора Нижегородского государственного университета Андрея Седова, академик живописи знал, кто его настоящие родители. И совершенно не случайно, что, Ступин с учениками взялся расписывать иконостас в Успенском соборе Сарова, а также Никольскую церковь – именно в Сарове похоронен Петр Соловцов, который вместе с братьями пожертвовал Саровскому монастырю огромный 550-пудовый колокол.

«Мастера-маляры»

В биографии Ступина немало загадок. Такой авторитетный краевед, как Александр Гациский писал в «Нижегородском сборнике», что Ступин проучился в Академии художеств не шесть лет, а всего два года, и «за это время не мог усвоить прочно искусства по недостатку основательного образования, отсутствовавшего даже у тогдашних корифеев, каковы Акимов и Угрюмов. Таким образом, Ступин не мог внести в своё преподавание улучшенный метод и правильный взгляд на натуру, хотя, конечно, имел данные сформировать мастерскую на лучших основаниях, чем тогда существовавшие ремесленные заведения у подрядчиков иконописного и живописного дела». (Гациский А. Нижегородский летописец. Нижний Новгород, издательство «Нижегородская ярмарка», 2001).

Как только арзамасские помещики узнали о «рисовальной школе», так сразу же стали вести переговоры со Ступиным о том, чтобы отдать ему «в выучку» крепостных мальчиков, «дабы они стали мастерами-малярами по живописному и иконописному делу» (там же). Их не смущало то, что плата за обучения была достаточно солидной.

Школа просуществовала 45 лет. За это время в её стенах было подготовлено свыше ста учителей рисования для глубинки. В 1809 году заведение взяла под свою опеку Академия художеств. Александр Васильевич был удостоен звания академика, а его сын Рафаил и Иван Горбунов приняты на учебу в столицу «казенными пансионерами». Впоследствии академиком стал и зять Ступина, Николай Алексеев. А к зданию школы был сделан пристрой, где размещались «картинная и антическая галереи». Таким собранием высокохудожественных произведений живописи и скульптур, каким обладал Александр Васильевич, не могли похвастаться и губернские города.

Без опоры

Но Ступин старел, а надежного преемника у него не было. Возлагал, было, надежды на сына Рафаила, но тот стал спиваться и постепенно деградировал. Мог даже отметелить отца-старика так, что тот неделями ходил с синяками, а пальцы не держали кисть.

Дочь Александра Васильевича, Клавдия, завела амуры с одним из его учеников, Григорием Мясниковым, которого Ступин выделял среди других как наиболее талантливого. Дело шло к свадьбе, но Ступину не удалось выправить выпускнику школы «вольную» – Мясников был холопом. А помещик Гладков, хозяин так и не состоявшегося зятя отца-основателя, наотрез отказался принять выкуп и за какую-то провинность приказал высечь «мастера-маляра». Не стерпев такого позора, Мясников выстрелил себе в сердце из ружья.

Поплакала-погоревала Клавдия, но поняла, что слезами делу не поможешь. И нашла себе другого воздыхателя. В 1833 году она вышла замуж за Николая Алексеева, ещё одного ученика Ступина. Руководители Академии, взявшей опеку над «рисовальной школой», увидев его рисунки, тут же присвоили ему звание свободного художника, что освобождало Алексеева от крепостной зависимости. Он приравнивался тем самым к тем счастливчикам, кто закончил Академию с серебряной медалью.

Алексеев дал Александру Васильевичу клятвенное обещание, причем письменно, что сделает всё для того, чтобы Арзамасская художественная школа процветала и в дальнейшем. Но это были только слова — чего их жалеть?

С того самого времени неудачи мимо Ступина не проходили. Родив четверых детей, Клавдия сильно простыла и слегла. И уже не встала. Её похоронили всё на том же Всехсвятском кладбище. А перед этим какой-то злоумышленник поджёг здание школы — чтобы восстановить разрушенное огнем, нужны были большие деньги. Александр Васильевич был буквально убит горем.

А тут – ещё один изгиб судьбы. После смерти Клавдии Алексеева приглашают в столицу для росписи Исаакиевского собора. Это предложение вскружило ему голову, и он в Санкт-Петербурге ударился во все тяжкие. Вскоре Ступин узнаёт, что его бывший зять женился вторично. И деду (бабушка, Екатерина Михайловна, к тому времени тоже умерла) пришлось воспитывать четверых малолетних внучат.

Завещание академика

Школа не приносила прибыли. Ступину приходилось искать какие-то дополнительные источники доходов. На старости лет стал ростовщиком. Давал деньги взаймы. Естественно, с процентами. Скупал у окрестных крестьян по дешевке заячьи шкурки и продавал их с выгодой. Приобрел даже имение в Елатомском уезде Тамбовской губернии.

Деньги у него имелись. И когда Александр Васильевич почувствовал близкое дыхание смерти, составил завещание. Но очень и очень странное.

Бывшему зятю не обломилось ничего. Трем внучкам полагалось «по одной четвертой капитала с процентами, в долгах находящегося», а старшей, Екатерине, ещё и «родительский дом с землей и мебелью». Младшему же внуку, Михаилу, приходилось довольствоваться до достижения им 30-летнего возраста только процентами с капитала. Ещё он становился владельцем художественной школы.

Но имение пришлось отписать в казну, поскольку внуки не имели дворянского титула, а завещать тамбовское сельцо бывшему зятю Александр Васильевич не желал. На дух его не переносил, хоть и дарование он имел бесспорное. А дом на улице Прогонной, который приобрел за год до смерти, завещал одному из своих учеников — Соколову.

Но душеприказчица завещателя, Екатерина, находилась в Санкт-Петербурге. Ступин сделал соответствующую оговорку: «До ее прибытия поручаю сохранение имущества арзамасскому мещанину Молодцову и мещанке Лысковцевой» — близким своим друзьям. И, поставив на этом, как ему казалось, точку, расписался и вскоре умер.

Дом с «усадом»

Дальше с завещанием академика стали происходить какие-то невообразимые вещи. Внучка Екатерина наследством распоряжаться почему-то не стала, Михаил, судя по всему, передал свои права на художественную школу отцу, Николаю Алексееву, а Молодцов и Лысковцева вручили охраняемое ими имущество не душеприказчице умершего, а все тому же Николаю Алексееву. Видимо, тот сумел разжалобить их, сославшись на то, что его большая семья еле-еле сводит концы с концами, что он серьезно болен и получает пенсион, на который можно один только раз сходить в трактир пообедать.

Но как только ему отдали ключи от здания школы, «больной» преобразился. Алексеев буквально отодрал наиболее ценные картины от стен и увез с собой в Санкт-Петербург. Забрал он и скульптуры, и многочисленные работы учеников Ступина. До сих пор они всплывают на аукционах и хранятся в частных коллекциях. Продано было за бесценок и здание школы с «картинной и антической галереями».

Но тайна завещания состояла в том, что «капитал», о котором шла речь в завещании, был как бы виртуальный: внуки получали только то, что занимал в долг Ступин с заранее оговоренными процентами. Все эти деньги были на руках, а никакой наличности Александр Васильевич не оставил. И когда Екатерина все-таки выколотила с заёмщиков все то, что было им выплачено, стало понятно: графа «приход» во много раз меньше, чем графа «расход», то есть, крупная сумма денег уплыла куда-то налево. Но куда?

Сейчас уже, разумеется, трудно понять, но, похоже, разгадка как раз и скрывается между строк того самого завещания. Оно составлено так, что некоторые его параграфы можно трактовать двояко — наверное, Александр Васильевич предвидел, что всё случится не по правилам. И тем самым пытался обезопасить внуков от напористого бывшего зятя. И некая сумма была припрятана.

Полтора века назад (академик живописи скончался 31 июля 1861 года) в бумагах Александра Васильевича нашли какие-то планы и схемы, но на них не обратили внимание. Да и завещание читали не слишком внимательно. А ведь в его черновике фраза «дом на Прогонной с усадом» была подчеркнута жирной чертой. И больше таких подчеркиваний не имелось. Не в этом ли «усаде» зарыт был клад?

Но где теперь «усад», где теперь улица Прогонная?