Читать книгу Швейк жив! - Сергей Степанов - Страница 5

Гашек доходит до роскошного ресторана «Золотой гусь» на Вацлавской площади. Из стеклянных дверей выходит элегантно одетая дама из тех, кому рады в любом фешенебельном заведении. Это известная писательница и редактор одной из самых популярных чешских газет Ольга Фастрова, давняя знакомая и неприятельница Ярослава Гашека. Она чем-то напоминает Ярмилу Гашекову, успевшую надеть огромную шляпу и накинуть на плечи модную накидку. На ней нет очков, зато она держит в руке лорнет. Дама наводит лорнет на Гашека и узнает его.

Фастрова. Ярусек! Пан Ярослав Гашек!

Гашек. Пани Ольга Фастрова! Знаменитая Ивонна, автор изысканных женских романов! Я всегда говорю друзьям, что из высокой литературы наибольшее впечатление на меня произвели сочинения Ивонны. Вам должно быть лестно – ведь у меня широкий литературный кругозор. Я регулярно читаю «Листы обувницке» и особенно журнал «Квас», это издание для пивоваров.

Фастрова. Если вы читаете газету сапожников «Листы обувницке», то почему на вас только тапочки? И еще русская rubashka! (это слово она произносит в нос с необычайным презрением)

Гашек. Главное, что мне удобно в рубахе, даже если она вызывает негодование у ведущей модной колонки. Кстати, вы читали мой отзыв на ваши советы о сервировке стола при званном обеде. Каков порядок блюд: суп, рыба, мясное жаркое, птица, сыр, фрукты, сладости, конфеты. Ваша газета явно пишет для спекулянтов. Вы не обиделись, когда я пожелал, чтобы все спекулянты вместе с редакцией «Народной политики» обожрались и лопнули?

Фастрова. Вам в диковинку нормальная еда, потому что вы вернулись из России, где большевики довели народ до людоедства.

Гашек. Если припомните, вы уже спрашивали меня, правда ли, что большевики едят китайцев? Я ответил вам, что и сам занимался каннибализмом, вот только с трудом переваривал толстые пятки китайских солдат. И вы, весьма образованная дама, поверили этой глупости, как верите всякой клевете, которую ваша газета распространяет о первом в мире государстве рабочих и крестьян.

Фастрова. А вы мечтаете построить в Чехословакии второе в мире государство рабочих и крестьян? Богемскую Советскую республику, да? Однако ваши мечты развеялись как дым! Напрасно заговорщики из Коминтерна надеялись, что забастовка горняков в Кладно выльется в пролетарскую революцию! Воображаю, как они досадовали, когда армия забастовщиков разбежалась раньше, чем ее возглавил народный комиссар Гашек, засланный из Москвы!

Гашек. Ивонна, я уже отошел от боевой политической деятельности. Занимаюсь мирным литературным трудом.

Фастрова. Скажите лучше, что по заданию Коминтерна взялись за очернение чешского народа, раз уж вам не удалось сделать революцию!

Гашек. Кто внушил вам столь превратную мысль?

Фастрова. Ваш вульгарный Швейк! Вы взяли натурального кретина и подаете его как воплощение чешского народного характера.

Гашек. Моей герой не более вульгарен, чем Санчо Панса.

Фастрова. Ха-ха! Кем вы себя возомнили? Автором мирового романа? Гашек-шашек! Гашек-клоун, который всю жизнь кропал заметки для «Гумористицке листов» и прочих изданий, рассчитанных на людей с самыми низменными вкусами! Их немного, слава Богу, а те, кто читает ваши опусы, упиваются похождениями кретина, потому что видят в нем самих себя.

Гашек. Не всем дано это понять, кто скрывается под личиной простака. Неделю назад я слышал, как один пан ругал другого: «Ты глуп, как Швейк!» Возможно, мне не удалось этим романом достичь того, к чему я стремился. Однако если слово «Швейк» станет новым ругательством в пышном венке бранных слов, то мне останется только удовлетвориться этим обогащением чешского языка.

Фастрова. Ярусек, послушайте старую приятельницу, которая когда-то знала вас как непутевого, но все же честного человека. Год тому назад я читала в газетах ваш некролог. Из России пришло ложное известие о том, что красный комиссар Ярослав Гашек попал в руки чешских легионеров и был ими расстрелян.

Гашек. Я храню этот некролог. Говорят, кого преждевременно похоронят, тому суждена долгая жизнь.

Фастрова. Ваш некролог был озаглавлен: «Предатель»! Вы же чех! Не будьте предателем своего народа! У вас еще есть шанс на исправление. Насколько я понимаю эти тощие брошюрки на скверной бумаги, которые распространяются по трактирам, представляют собой только первую часть вашего опуса?

Гашек. Я пишу продолжение. В романе будет несколько частей.

Фастрова. Надеюсь, не таких безнравственных, как первый выпуск? Проведите вашего героя путем страданий, которые заставят его встать на путь добродетели. Возвысьте его до честного труженика, осознающего свое скромное место добропорядочного члена общества.

Гашек. Боюсь, мне под силу исправить Швейка. Ведь это только в ваших сентиментальных романах добродетель всегда вознаграждается. Признайтесь, как на духу, Ивонна, не приплачивает ли вам правительство с целью утверждения веры читающей публики в торжество справедливого дела?

Фастрова. Прощайте, пан комиссар!

Гашек. Прощайте, Ивонна! Если вы когда-нибудь раскроете утреннюю газету и увидите посвященный вам некролог за моей подписью, то знайте – проживете долго-долго.

( Ольга Фастрова удаляется, гневно цокая каблуками. Гашек смотрит ей вслед и говорит с сарказмом)

Гашек. Какая изысканная дама! И ведь не скажешь, что ведает колонкой в «сучке» – так в народе окрестили её газету «Народная политика» Отчасти за продажность, отчасти за объявления о пропаже собачек, сучек и кобельков. А с каким необычайным удовольствием я читаю газетный раздел «Брачные предложения». Он верстается так, что тут же рядом идут объявления о сучках и кобельках. Кто-то конфиденциально предлагает патентованную жидкость для приращения бюста – и тут же продаются господа и барышни, вдовы и вдовцы, наряду с кормовой свеклой и разным скотом. «Женюсь на вдове с сахарным заводом». Явно желает подсластить жизнь. Еще один пишет: «Фотография необязательна, но желателен капитал». Забавно, что девиз при этом «Бедность не порок». Другой пан требует ни много ни мало – всего восемьсот тысяч чешских крон, крупное поместье, большую благоустроенную квартиру в Праге. Его будущая жена должна быть здоровой, красивой блондинкой, уметь говорить по-русски, по-французски и по-английски. Этот хочет выдать свою родственницу за профессора высокого роста, та свою дочь – тоже за рослого профессора. А как же быть профессорам маленького роста? Шестидесятилетняя дама называет себя невинной девушкой, хромой переплетчик ищет хромую помощницу, заика чиновник – интеллигентную заику. Просто кладезь для юморесок. Я всегда покупаю «Сучку» для вдохновения.